Есть актёры, которые отказываются от дублёров, и все опасные трюки исполняют сами. Очевидно, что ебля воспринимается актёрами, не только как опасный трюк, но и как смертельный. Смертельный для их карьеры. Любому понятно, что актёры отшатываются от боли и страданий – пойти на отрезание клитора ради полного вхождения в роль – это чистой воды безумие, но почему они с таким же неприятием относятся к совокуплению? – Оно же, чёрт подери, приятное!
Есть фильмы, в которых актёры блюют, мочатся, пердят – это ещё допустимо для их карьеры, а вот самим без дублёров показывать свои личные половые органы – это та граница, которая является Рубиконом допустимого. Есть порноактёры, которые хотят стать приличными актёрами, чтобы никогда больше не показывать свои пизды и хуи на экране. Но путь для них пока заказан, и прежде всего потому, что они плохие актёры. Однако, мне неизвестно и было бы интересно узнать, были ли хорошие драматические актёры, которые ушли в порнографию.
Как бы там ни было, но ебля считается позорной, недостойной истинного художника, актёра да и любого известного в обществе человека. Ебля на экране – это порнография, а участие в порнографическом фильме мораль считает недостойной приличного человека.
Занимаясь еблей, актёры перестали бы быть актёрами, а стали бы обыкновенной ебущейся парой. Вид их гениталий сравнял бы их с миром людей, тогда как они хотят быть над людьми, изображая жизнь, но не живя ею.
Смерть и оргазм – это то, что нельзя слицедеить – они уничтожают актёрство: смерть – навсегда, оргазм – временно. Они – это чистая реальность, а мир искусства в остервенении отгораживается от реальности частоколом мечты и гонит от себя всё, что опасно для искусства и, прежде всего, зрительные образы половых органов и их совокуплений. Вот почему знаменитые актёры тщательно прячут и боятся показать собственные, ибо вместе с их половыми органами, искусство выгонит и их самих.
Lars von Trier нагородил две тянущиеся жевательной резинкой серии собственных сексуальных фантазий, нашпиговав их якобы философским подтекстом. Философию Триер вкладывает в уста нимфоманки, и не дай бог поверить, что это философия женщины, ибо это мысли вовсе не женщины, а самого Триера, написавшего сценарий. Поэтому неудивительно, что он, известный психопат и депрессант, навешивает на нимфоманку ненависть к себе и угрюмое чувство вины за её жажду ебли.
По убеждению Триера, счастливой нимфоманка быть не может. Что, разумеется – обыкновенная и назойливая чепуха.
К слову сказать, если мужчина в художественном произведении берёт на себя смелость говорить от имени женщины в первом лице, то это ни что иное как его припадок транссексуальности. И это не придаёт достоверности его посягательствам на внутренний мир женщины.
Несомненно, этот фильм производит грандиозное впечатление на тинэйджеров, монашек и монахов, и прочих, чей сексуальный опыт исчерпывается полным отсутствием или парой партнёров и основан на консервативном воспитании.
Я отношусь к иной группе зрителей, которых визуальное перечисление сексуальных полуизвращений лишь смешит или клонит в сон.
Фильм Нимфоманка не документальный, в нём Триер красноречиво врёт, какой ему видится нимфоманка, а прекрасные актёры ему в этом подыгрывают. Но не сами (показа своих гениталий они боятся), а с помощью проституток и муляжей половых органов, которые взяли на себя самое интересное, оставив знаменитых актёров как бы ни при чём, позволив им спрятаться от разящей порнографии в безопасном искусстве.
Сюжет фильма прост как простак: мужчина лет шестидесяти натыкается в пустынной дождливой улице на лежащую избитую женщину. Он её берёт домой отхаживать, а та, придя в себя, рассказывает ему о своей ебливой жизни с самого детства до нынешнего дня. Эпизоды перемежаются глубокомысленными разговорами с мужчиной, который оказывается книжником и девственником-асексуалом. Когда же в самом конце фильма нимфоманка решает покончить с сексом как с классом, а приютивший её мужик, распалённый её россказнями, решает похерить свою девственность с помощью нимфоманки, она, уже ступившая на путь асексуальности, убивает своего нового друга.
Как видите, сюжет – заебись.
Одна из главных мыслей Триера состоит в том, что нимфоманка не может быть хорошей матерью. Эта карающая женщин философия тянется из его фильма Antichrist, в котором маленький мальчик разбивается насмерть, упав из окна, в то время как мать в соседней комнате увлеклась еблей с мужем. А в этом фильме нимфоманка-мать оставляет маленького сына ночью одного в квартире, устремляясь, нет, не ебаться, а быть избитой наёмным садистом. На этот раз маленький мальчик не прыгает в окно, а лишь стоит зимней снежной ночью на балконе, пока его не спасает вовремя явившийся из отлучки отец.
Зритель, извольте сделать вывод, что нимфоманка – это бяка. Да и она сама себя такой считает.
Такой основополагающий вывод подминает под себя все остальные мелкие выводочки из прочих эпизодов.
Остановлюсь я лишь на эпизодах особо трогательных. Асексуальный мужик стал рассказывать избитой нимфоманке о полифонии из трёх голосов. Разумеется, полифонию без всяких усилий привязали к ебле. А привязка может быть только одна, когда бабу ебут трое ОДНОВРЕМЕННО, ибо полифония – это одновременное исполнение нескольких музыкальных тем. Однако нимфоманка, испечённая Триером, занимается только последовательным использованием мужчин – штук по десять в день. Один ебёт, и уходит, затем краткий перерывчик и в дверь стучится следующий с цветами и хуем наперевес. Где же, спрашивается, самый эффективный метод для нимфоманки – конечно же, длящийся gang bang?
Тем не менее из всех сексуальных эскапад, продемонстрированных в фильме для удовлетворения нимфоманки, упущен этот – самый главный метод. Единственный проблеск "одновременности" мелькает, и то неумышленно, а в качестве сюрприза. Нимфоманка возжелала чёрного кобла, который не говорил по-английски, чтобы только ебал, а не разговаривал. Но тот привёл своего родственничка с таким же внушительным чёрным хуем. Однако этим сюрпризом нимфоманка так и не воспользовалась. Два чёрных кобла, стоя голыми с раздетой нимфоманкой рядом на кровати, стали спорить друг с другом, кто в какую дырку будет её ебать (два буридановых осла) – изящный ход действия, придуманный хитрожопым Триером спор, – и вместо того, чтобы мирно меняться дырками, наслаждаясь то той то этой, коблы устроили такой гвалт, что даже не заметили (ещё одна дурацкая сценарная выдумка) как разочарованная спором нимфоманка оделась и ушла, оставив их продолжать свои препирательства. Причём чёрные коблы даже не заметили, что нимфоманка ушла и продолжают спорить о предпочтении той или другой дырки, когда все они уже безвозвратно исчезли.
Вся эта дурь накручена вместо того, чтобы сделать акцент именно на множественных одновременных партнёрах – панацее для нимфоманки: Триер трусливо от этого ушёл, вполне возможно, самодовольно полагая, что ушёл с юмором. И это при том, что нимфоманка в течение фильма не раз восклицает свою мантру: Fill all my holes! (Заполни все мои дырки!), что возможно только тремя мужчинами, ублажающими одновременно. То есть Триер этого вожделеет и в то же время почему-то боится, заставляя нимфоманку уйти от двух хуёв, как застеснявшуюся девушку.
Отсутствие этого радикального исцеления нимфоманки Триер старательно заменяет её систематическим избиением молоденьким садистом, до которого она становится падка. Там и плети, и кулак с кастетом и без, причём удары ими многократно и продолжительно смакуются. Вот они – истинные сексуальные предпочтения Триера, которые он хочет присобачить к святому образу нимфоманки.
А ведь нимфоманка – это святая женщина, удовлетворяющая огромное количество мужчин бесплатно и с наслаждением, мало заботясь как о внешности счастливцев, так и о понятия вины и греха.
В фильме можно найти только одну истинно поэтическую, высокохудожественную гиперболу: переспав с сотнями или даже с тысячами мужчин, нимфоманка ни разу не подхватила венерическую болезнь. Одно это можно, несмотря на финальное убийство, посчитать в фильме за happy end .
Секс на рассвете
Доисторические истоки современной сексуальности
Sex at Dawn. The Prehistoric Origin of Modern Sexuality by Christopher Ryan and CacildaJetha. HarperCollins Publishers,
New York. 2010. 400 p. ISBN 978-0-06-170780-3
Эта книга вовсе не о ебле по утрам, как уточняет подзаголовок. Эта книга о том, как наши подавляемые сексуальные мечты и чаяния, лишь иногда воплощаемые в действиях, являются не извращением, а генетическим "воспоминанием" сексуальной сладкой жизни наших дальних предков и близких родственников – человекообразных обезьян.
Тем, кому лень читать толстенную книгу и даже мою утончённую рецензию, я советую посмотреть десятиминутную весёлую лекцию одного из авторов книги Christopher Ryan: Are we designed to be sexual omnivores? (Правда ли, что мы созданы сексуально всеядными?: http://www.ted.com/talks/christopher_ryan_are_we_designed_ tobesexualomnivores).
Именно эта лекция зажгла мой интерес почитать его книгу.
Кристофер Раян не только замечательный писатель, остроумный и смелый, он весьма опытный мужчина – повидал (поебал) в жизни много (многих). Кем он только ни работал до своей психологическо-антропологической карьеры: от потрошителя сёмги на Аляске до учителя английского языка для проституток в Бангкоке. Кроме того, он с середины 90-х живёт не в США, а в Барселоне, там, где отношение к сексу диаметрально противоположно американскому.
Касилда Джета, врачиха, которая с ним живёт, родилась в Мозамбике от эмигрантов из Индии, и тоже навидалась и напробовалась всякого, да ещё к тому же красивая баба.
Суть книги сводится к следующему:
Мы не произошли из обезьян – мы сами обезьяны. Метафорически и фактически: мы генетические родственники с бонобо и шимпанзе. Наш DNA отличается от бонобо и шимпанзе лишь на 1,6 процента, что делает нас более близкими родственниками, чем собака и лиса, чем африканский слон и слон индийский. А раз мы так близки с бонобо и шимпанзе, то при изучении человека нельзя пренебрегать такой близкой родственной связью.
Самое характерное для бонобо – это обильный и повсеместный секс, который для них является не только средством наслаждения и размножения, но и социального сплочения и снятия стресса. Именно эти обезьяны – самые миролюбивые и радостные. Можно смело считать, что именно от них пошёл лозунг Make love, not war (см. их сексуальные забавы на youtube). А вот люди с недавних времён заменили существовавший мир между полами на войну полов (миров).
Если шимпанзе решают сексуальные проблемы силой, то бонобо решают проблемы силы – сексом.
К счастью, биологически и анатомически люди находятся ближе к бонобо, чем к шимпанзе, ибо бонобо совокупляются в различных позах, у них существует гомосексуализм, самки ебутся в процессе менструации, беременности и кормления грудью. Человеческие и бонобовские младенцы развиваются медленнее, чем шимпанзовые. Бонобо смотрят проникновенно друг другу в глаза, когда целуются засосом.
Нравится нам это или нет, но мы являемся похотливыми потомками гиперсексуальных бонобо, – факт, который должен не скрываться, а осознаваться всеми само собой разумеющимся.
Радикальное изменение человеческой сексуальности, которая была подобна сексуальности бонобо, началось всего десять тысяч лет назад. А ведь homo sapience существует двести тысяч лет. То есть 95 % времени своего существования человек жил сексуальной жизнью, принципиально отличающейся от сексуальной жизни, происходящей в недавние 5 % времени.
В те золотые тысячелетия люди жили небольшими группами среди тропических деревьев и трав, которые давали им нескончаемые и легкодоступные плоды, и в дополнение к ним охотились. Никакой борьбы за существование не было, поскольку бороться за еду и женщин не требовалось. Не было войн, ибо людей было мало и всего было много. Подобно своим близким родственникам бонобо, люди совокуплялись множество раз в день, женщины давали всем с великой радостью и мужчины, всегда имеющие доступных женщин, были лишены ревности и агрессивности друг по отношению к другу. Секс объединял человеческое общество, а не разделял, как теперь. Детей воспитывали всей большой семьёй, и жизнь состояла из вкусной еды, сладкой ебли, радостных родов и увлекательной охоты.
Подобные отношения можно наблюдать и у современных так называемых дикарей, живущих на Амазонке, и кое-каких племен в Африке, не тронутых цивилизацией.
В одном из таких племён существует очаровательное заблуждение, что забеременевшей женщине необходимо продолжать активно совокупляться, так как для роста плода требуется постоянная подпитка новой спермой. Более того, если женщина хочет, чтобы её ребёнок родился смелым, она должна получить сперму от смелого охотника, если она хочет, чтобы ребёнок был также красив, то в неё должен добавить сперму красивый мужчина. Так вот женщина и даёт тому, другому, третьему, чтобы слепить из семени разных мужчин одного ребёнка, который будет обладать качествами всех тех, с кем она еблась. То, что цивилизованное общество считает развратом недостойной женщины и, тем более, будущей матери, в нормальном племенном обществе является образцовым поведением. Причём все мужчины, которые влили свою сперму в эту женщину, будут считать себя отцами и заботиться о ней вместе, тогда как в цивилизованном обществе подчас даже единственный спермоноситель (папашка) часто отказывается от заботы о своём ребёнке.
И вот около десяти тысяч лет назад начало появляться земледелие, а с ним образование собственности, тяжёлой работы, конкуренции и прочих неприятностей, связанных с накоплением и частной собственностью. Люди стали отторгаться друг от друга, завидовать, ревновать. Даже женщину и детей сделали частной собственностью. При аграрном обществе стали приручать не только животных, но и самих людей. И на них пахать и ездить.
Переход к аграрному обществу был по сути изгнанием человечества из рая в ад. А в аду тут как тут появились эпидемии ортодоксальных религий, из которых выделились и обрушились на людей чума иудаизма, рак христианства и СПИД ислама. Лёгкий понос буддизма был эффективно излечим не проклинаемой, а допустимой еблей, закрепляемой камасутрами и тантрой.
Таким образом, наши сексуальные основы – моногамия и ревность, – есть аберрация последней десятки тысячелетий. Обособленная и изолированная семейная ячейка: муж + жена с одним-двумя детьми, – является для людей лишь надетыми культурой оковами, подобно тому как были навязаны вредные для человека корсеты, пояса верности или неповоротливые металлические доспехи. Уж не втиснуты ли матери, отцы и их дети в прокрустово ложе, которое никому не подходит?
Если представить, что моногамия действительно была уделом людей все двести тысяч лет их существования, то как же эволюция состряпала таких разных по сексуальным нуждам и возможностям мужчину и женщину?
Свободный секс объединяет людей, а моногамия разделяет и властвует – так действует общество по отношению к половой жизни индивидуумов и народов. Люди, составляющие общество, являются его врагами, а потому общество разделяет людей на моногамные семейные ячейки и властвует над душами супругов.
Люди, протестующие против рабства, накладываемого обществом, прежде всего прибегают к ебле вне брака, а если этого не удаётся или плохо удаётся, то – к разного рода жестокостям и убийствам.
На резонной вопрос: "Откуда может быть известно, как люди жили сто тысяч лет назад?" – авторы рассказывают многозначительный анекдот.
Идёт суд над человеком, который откусил у другого палец. Вызывают свидетеля обвинения.
Судья спрашивает его:
– Видели ли вы, как обвиняемый откусил палец у истца?
– Нет, – отвечает свидетель, – я не видел.
– Как же вы можете утверждать, что обвиняемый откусил палец истцу?
Свидетель ответил:
– Я не видел, как обвиняемый откусил палец, но видел, как он выплюнул откушенный палец.
Вот таких выплюнутых пальцев в книге увидено и выложено немало. Я не буду всех их описывать – иначе рецензия превратится в патологоанатомическое изложение.
Наше представление о жизни древних людей является проекцией в прошлое морально выгодных для нас сегодняшних представлений: мол, предки были в состоянии постоянной вражды друг с другом, бились на смерть за женщину, которую победитель не давал никому, люди голодали, страдали от болезней и жили до тридцати лет. Как оказывается, всё это – абсолютная хуйня. Всё было вовсе не так. Женщины выбирали мужчину за мужчиной, жили весело и дружно, ревность считалась оскорбительной и неуместной, жили подолгу, роста были они значительно больше, чем, например, люди средневековья.
В древности мужчины вовсе не бились за женщину, так как женщина не заставляла себя упрашивать – параллельно шли множественные сексуальные связи с соплеменниками или соседними племенами. Это была большая община любовников и любовниц, которые обменивались друг другом и воспитывали общих детей. Предпочтения, конечно же, имели место, и хотя люди еблись не беспорядочно, но много и одновременно со многими. Последнее касается в особенности женщин.