29
"Птицы за работой"? Что бы это значило? И какое отношение это имеет к моей маме?
Уместно будет напомнить, меня саму пару раз похищали. И если вы думаете, что состояние похищенного можно описать выражением "полный швах", должна вас разочаровать - вы ошибаетесь. А теперь с моей мамой происходит тот же кошмар, который я сама уже испытала. Одна мысль об этом приводит меня в содрогание.
За первым слайдом замелькали мутноватые кадры фильма.
- Съемка проводилась вчера вечером в девятнадцать ноль-ноль. Координаты места съемки: двадцать один градус, тридцать минут северной широты; сто пятьдесят семь градусов сорок семь минут восточной долготы, - сообщает крахмальный Командующий, а адмиральша поясняет для нас, невежд, ничего не смыслящих в военно-морских расчетах:
- Это в Тихом Океане, неподалеку от Гавайских островов.
На экране меж тем появляется общая картина с воздуха, точно съемку ведут с вертолета. Постепенно она увеличивается и увеличивается, точно камера снижается все ближе и ближе к воде. Непонятное мелькание и мельтешение постепенно превращается в зрелище птичьего столпотворения. Сотни тысяч чаек, альбатросов и еще всяких других морских птиц, о которых я никакого понятия не имею, зависли в двух футах над морем. Да так плотно друг к другу, что даже воды не видно. То и дело ныряют вниз - то ли кормятся, то ли бешено атакуют кого-то. По фильму понять трудно.
- Похоже на раздачу бесплатных креветок, - обалдело комментирует Газ.
- Что там происходит? - Мне не сдержать нетерпения. - Не пора ли наконец перейти к тому, где моя мама.
- Нам о ней пока ничего не известно, - отвечает крахмальный. - Смотрите дальше.
Камера сдвигается, и в кадр попадает небольшой рыбацкий корабль, примерно в сотне ярдов от птичьей суматохи. Команда высыпала на палубу, и все смотрят на птиц. На лицах людей написано полное изумление. А кое у кого - страх. Читаю на борту название корабля: Nani Moku.
Вдруг мощный толчок из-под воды - корабль переворачивается, раскалывается пополам и в мгновение ока тонет. Матросы отчаянно барахтаются, стараясь уцепиться за обломки. Те, что выносливее, пытаются помочь теряющим силы. Один моряк из последних сил держит товарища на плаву, но внезапно понимает: он мертв.
- Командующий, вы полагаете, это был кит? - спрашивает адмиральша.
- Неизвестно. Возможно, кит, а возможно, подводная лодка. Судить трудно. Мы сотни раз прокручивали эти кадры, но так и не пришли ни к какому заключению.
Он снова поворачивается к экрану.
Фильм закончился, и на экране проступило зеленоватое мутное изображение. Я чуть не закричала:
- Мама!
Она смотрит прямо перед собой. Карие глаза испуганы, но полны решимости. Рук не видно. Похоже, они связаны за спиной. Рядом с ней человек в маске держит газету "Нью-Йорк Таймс" и показывает на вчерашнее число. Хотелось бы знать, где они взяли эту газету?
Меня замутило. Клык под столом придвигает свою ногу к моей - мол, держись. В нормальной ситуации - я имею в виду наши повседневные преследования и погони, потому что ничего нормального в нашей жизни нет, - так вот, в нормальной жизни меня бы его поддержка вполне успокоила. Но сейчас от его прикосновения стало только больнее. Я вдруг понимаю, как помогает мне в трудную минуту Надж. A ее-то рядом как раз и нет.
- Обратите внимание, камера жестко сфокусирована на докторе Мартинез, - продолжает командующий. - Задний план практически неразличим. Разве что вот здесь.
Он кивает техническому ассистенту, и изображение увеличивается. Мамин локоть становится белым пятном, и в конце концов рассмотреть на экране вообще ничего невозможно.
- Смотрите сюда. - Командующий ведет по экрану красным пятнышком лазерной указки. - Нам кажется, что вот здесь просматривается отверстие окна. - Он показывает на какую-то совершенно неразличимую серую муть. - А точнее сказать, не окна, а иллюминатора. А теперь смотрите вот здесь, видите?
Он взмахивает лазерным лучом, и я замечаю, как болезненно дернулась голова у Тотала. Мысленно даю себе обещание ни за что не давать в руки Газзи и Игги лазерных указок.
Красная лазерная точка соскользнула внутрь того, что командующий называет иллюминатором, на расплывчатое пятно потемнее.
- Будьте добры, увеличьте резкость на сто процентов.
В следующую секунду все в зале замерли. Мутные и расплывчатые, но все же вполне отчетливые, внутри иллюминатора видны слова: Nani Moku.
Свет зажигается, и командующий поднимается во весь рост:
- Мы полагаем, этот снимок сделан на подводной лодке. По всей вероятности, это она перевернула рыбацкий траулер, хотя полной уверенности у нас в этом нет. Единственный достоверный факт - это то, что фотография зафиксировала под водой обломок траулера. Следовательно, преступники держат доктора Мартинез под водой. Далее. Поскольку нам известно, что место кораблекрушения - в Тихом океане, в районе Гавайских островов, значит, доктор Мартинез находится где-то неподалеку.
Я уже готова вскочить и сорваться лететь на Гавайи. Мгновенно вычисляю: от Сан Диего это займет у меня часов шесть-семь.
- А почему ваш первый слайд дает это странное заглавие "Птицы за работой"? Что это значит? - интересуется адмиральша.
- Это пока непонятно. Но у нас имеется видеозапись с поверхности воды. Вы видели ее в начале презентации. Именно эту фразу мы услышали, прокрутив пленку с пятисотпроцентным ускорением.
- Макс, сядь, пожалуйста, - тихо просит меня доктор Абейт.
Поворачиваю к нему голову и только тут понимаю, что я уже поднялась со своего места. Однако командующий не обращает на меня никакого внимания и продолжает:
- Мы разработали план, и нам требуется ваша помощь. Правда, это отнюдь не означает, что кому-то надо срочно срываться с места и нестись туда сломя голову.
Я вспылила:
- Я вовсе не срываюсь и никуда не несусь.
- Максимум Райд срывается вперед по-максимуму, - бормочет себе под нос Тотал.
Скрипнув зубами, сажусь на свое место:
- Давайте скорей. Излагайте свой план. В вашем распоряжении минута.
30
Привожу список того, что в настоящий момент отравляет мне жизнь.
1. Мы сидим в самолете, предоставленном нашим старым приятелем Нино Пьерпоинтом, или, иначе говоря, самым большим толстосумом из всех мировых толстосумов. Т. е. нас доставляют самолетом на Гавайи.
2. Я никого не трахаю по башке и ни из кого не вытрясаю никакую информацию.
3. Клыковская красавица по-прежнему ошивается с нами, и она по-прежнему рыжая.
4. Надж по-прежнему торчит в своей долбаной школе.
5. Мама по-прежнему в плену.
6. Клык как был Клыком, так Клыком и остается.
Джон Абейт присел со мной рядом. А я, развалившись в шикарном кожаном кресле, небезуспешно пытаюсь вздремнуть. Совсем недавно моей койкой была бетонная лавка в заброшенном туннеле Нью-Йоркской подземки. А теперь вот растянулась в роскоши частного самолета, укрытая мягким мохеровым пледом. А толку? Если выбирать, так, может, и у подземки свои преимущества найдутся.
Главное из них, что на бетонной лавке я спала как убитая. И стая была вместе. Мамы у меня тогда не было. А уж тем более такой, которую я люблю до смерти. Не говоря уже о такой маме, которую похитили, так что теперь "любовь до смерти" - никакая не метафора, а реальность нашей с ней жизни. Потому что и ей грозит гибель, и я готова спасти ее даже ценой собственной смерти.
Открываю один глаз:
- Мы что, собираемся торпедировать подводную лодку с воздуха? А подводные противолодочные ракеты у нас имеются?
По губам Джона пробегает слабая улыбка:
- Нет, мы летим на другую военную базу, на Гавайи. Командование военно-морского флота согласилось помочь нам с освобождением Валенсии.
- А КППБ согласилась оставить в покое крупные корпорации? - в лоб спрашиваю я у него. Именно это условие ставил мне мистер Чу. Если они согласились, может, тогда он и сам освободит мою маму?
Джон отводит глаза:
- Нет. Как узнали о похищении Валенсии, в партии только это и обсуждается. Мы уверены, что Валенсия нас не простит, если узнает, что мы сдались и отступились. Особенно из-за нее. Ведь она один из основателей КППБ. Вот и получается, распусти мы партию ради ее свободы - погибнет дело всей ее жизни.
Я задумалась и в конце концов вынуждена была признать:
- Да, ты, наверное, прав.
- Джон? - По соседству с нами Газзи прижался носом к стеклу. - А что случится, если большая птица, типа гуся, влетит в мотор самолета?
С чего это Газзи гуси так озаботили?
- Думаю, хорошего будет мало.
- А что будет, если кто-нибудь прямо перед взлетом запихает в мотор самолета футбольный мяч? - подозрительно задумчиво продолжает допытываться Газ.
- Что-то ты больно странные задаешь вопросы.
- Нет, это я так… Интересуюсь… - Голубые глаза Газмана принимают исключительно невинное выражение. Я даже не подозревала, что он на такую мину способен.
- Ни за что бы не подумал, но мне ужасно не хватает трепотни Надж. - Игги неожиданно меняет тему разговора.
- Я тоже без нее скучаю. Мы всегда с ней хихикали. - Ангел играет с Бриджит в покер и поднимает голову от зажатых в руке карт. Бриджит, видно, не научил ее горький опыт, что с Ангелом в карты играть бесполезно, - все равно ни за что не выиграть.
- Она у нас настоящая шоколадка. - Игги смотрит в иллюминатор невидящими глазами.
- Да что вы завелись, честное слово! Перестаньте. Уверена, что с ней все в порядке. - Я бодрюсь, стараясь заглушить боль в сердце. - Она же сама захотела остаться.
- И смеется она заразительно… - грустно добавляет Газзи, явно игнорируя мой притворный оптимизм. - И ее закидоны девчоночьи тоже очень смешные.
Да уж, всем известно, что за девчонку меня никто не считает. На мне в этом отношении давно жирный крест поставлен. Надж мне даст сто очков вперед. А уж по сравнению с Бриджит я просто какая-то груша боксерская.
Тут к нам подходит Клык. Джон улыбается, встает, уступает ему место, а сам пересаживается к Ангелу и Бриджит.
Клык откидывается в кресле, как бы невзначай глянув вокруг, пробирается рукой ко мне под одеяло и сжимает мою руку. Чувствую, как щеки у меня становятся пунцового цвета. Надеюсь, на меня никто не смотрит.
- Жаль, что с твоей мамой все так хреново. - Голос у него такой тихий, что кроме меня его никому не слышно. Я киваю и чувствую под одеялом его сильную руку, каждый ее мускул, каждый шрам, каждую мозоль. - И с Надж тоже фигня какая-то получилась.
Я снова киваю и вспоминаю ночь с Клыком в пустыне, когда мы, вернувшись домой, застали там разорение, скандал и хаос. А на следующее утро Надж от нас откололась… Внезапно чувствую, как у мне пересохло в горле, а веки отяжелели.
- Я здесь, с тобой. - Голос у него такой мягкий, что я не уверена, будто его слышу. Или, может, я ослышалась? Вроде нет.
Вот так всего в четырех словах Клык сказал все, что я думала и что чувствовала. Все, что между нами было и еще только будет.
Он твой родной человек.
Глаза у меня сами собой раскрылись. Голос? Ты? Вернулся?
31
- Думаю, это займет у вас по крайней мере семь дней. - Тетка в хорошо пригнанной форме цвета хаки равнодушно смотрит мимо нас.
- Нет, - запротестовала я, угрожающе скрестив на груди руки, а Бриджит чуть не хором со мной пытается ей объяснить:
- Но у нас такого времени нет.
- Тогда они вообще никуда не поедут, - отрезала тетка.
Значит так. Мы на Гавайях. Вот мои первые впечатления: прибыли на рассвете. Выходим из самолета - как будто попали на киностудию, с искусственными пластиковыми пальмами и невозможно красивой голубой водой. Я сразу вспомнила, как Клык хотел найти для нас необитаемый остров, где бы мы жили спокойно и счастливо. И чтоб никакого спасения мира и никаких сражений с подводными лодками. Только мы, мягкий желтый песок и синее-пресинее море.
А здесь нас приветствовал нежный морской бриз, экзотические ароматы неведомых растений, пальмы с настоящими кокосами и… этот бульдог в юбке, которая уже успела здорово меня завести.
Джон и Бриджит предостерегающе на меня смотрят.
- Это мы еще поглядим, кто поедет, а кто нет. - Надеюсь, все слышат в моем голосе стальную решимость и волю, потому что тон, которым я это произношу, я обычно приберегаю для исключительных обстоятельств. Как, например, когда Газзи оставил в кармане коробку с фломастерами, в один из тех редких случаев, когда я запихнула все наши шмотки в стиральную машину, так что нам потом пришлось несколько месяцев ходить раскрашенными во все цвета радуги.
Но бульдог в юбке, видать, не напрасно была военной закалки. Она встретилась со мной глазами. Надо сказать, когда ее взгляд скрестился с моим, поединок был практически на равных. Судите сами, что написано на ее лице, если я готова хорошенько разутюжить ее танком.
- Присутствие на любом корабле флота Соединенных Штатов запрещено всем, не прошедшим с удовлетворительным результатом БТКНС, базовый тренировочный курс навыков самообороны. - Лейтенант Хаки чуть ли не оскалилась. - Этот курс обычно занимает три недели. Учитывая ваши исключительные обстоятельства, мы согласились провести недельную ускоренную интенсивную подготовку. Весьма маловероятно, что вы эту неделю выдержите. Но если выдержите, через неделю будете допущены на корабль военно-морского флота США для попытки обнаружения местонахождения доктора Мартинез, а при благоприятных обстоятельствах и ее спасения под руководством, наблюдением и командой военно-морского флота США.
Боже! Как у нее только дыхания хватило всю эту тираду без остановки выпалить!
- Вам, кажись, нравится произносить эти слова: "военно-морского флота США". Нравится, да? - жизнерадостно спрашивает Газзи.
Ее серые глаза злобно сверкнули в его сторону.
- Лейтенант, я очень надеюсь, вы понимаете, что поиск жизненно необходимо начать как можно скорее, - твердо заявляет Джон. - Адмирал Беллоуз уверила нас, что нам будут предоставлены все возможные ресурсы.
- Никто вам в ресурсах не отказывает. Как только вы пройдете БТ…
- Мы уже слышали про ваш БТ, - перебиваю ее я. - У нас есть все необходимые навыки самообороны. И не только необходимые. Поверьте мне, ничему новому вы нас не научите.
На секунду всем показалось, что бульдожица сейчас рассмеется. Но вместо этого она как-то странно хрюкнула и махнула стоящему в дверях рядовому, тоже с головы до ног облаченному в хаки:
- Рядовой, проводите наших посетителей и их собак в отведенное им помещение.
- Слушаюсь, мэм! - Здоровенный солдат вытянулся в струнку и лихо приложил руку к пилотке.
Тотал глухо зарычал в негодовании, а я посмотрела на Джона. Он выглядит ужасно расстроенным, усталым и угнетенным - сразу понятно, как важно ему спасти маму. Жестом он подозвал нас поближе:
- Ребята, делайте пока, что вам велят, а я пойду попробую кое-кому позвонить. Что бы мы ни делали, а жизнь или смерть Валенсии зависит от их согласия нам помочь.
Жизнь или смерть моей мамы.
- Без их ресурсов у нас совершенно связаны руки, - продолжает Джон, - и, скажу вам честно, у нас недостаточно связей и влияния. Так что, боюсь, нам вряд ли удастся заставить их изменить правила. Но я все же попробую кое с кем связаться.
Во мне эмоции борются с разумом. Вот только какого хрена мой чертов Голос вечно пропадает как раз тогда, когда он мне больше всего нужен? Вроде он недавно в самолете опять прорезался. А может, это был не он? Может, это Ангел свои мысли мне в голову натолкала. Или, может, это я сама с собой разговаривала и желаемое за действительное выдавала?
Так или иначе, но никакой Голос мне сейчас не помог. И правильное решение опять оказалось на моей ответственности.
Как же я это все ненавижу! В какую гадость ни вляпаемся, мне всегда приходится самой нас из нее вытаскивать. Никогда в жизни я еще ни одному чиновнику не позволила в наши проблемы вмешаться. Но здесь - другое дело. То, что мне самой, даже с помощью стаи, маму не вызволить, это мне как дважды два ясно. Тихий океан слишком велик и слишком глубок.
От этой удручающей реальности у меня происходит раздвоение личности - очевидный признак моей полной неспособности к командной игре. Где они, те золотые дни, когда все, что от меня требовалось, - это спасти мир. Ни о чем другом мне думать было не нужно. Мир спасать - дело пустяковое. Не то что маму.
Минуту подумав, я напряженно кивнула:
- Ладно. Но пусть только попробуют не взять нас на корабль, как только мы их курс пройдем. Даже если нам на него меньше недели потребуется.
Джон облегченно кивает. Скрежеща зубами, с головной болью, поворачиваюсь идти за солдатом.
- А где здесь столовая? А танк нас водить научат? А оружие ваше посмотреть можно? А взрывчатки у вас здесь много? - теребит его Газман.
Солдат уже смотрит на него совершенно затравленно:
- Столовая есть. К оружию доступ строго запрещен. Никаких танков. А про взрывчатку вообще думать забудь. Все понял, шкет?
Газзи страшно разочарован.
Ни к черту этот военный рай не годится.
32
Зная нашу историю, нетрудно предположить, что всяческие ужасы, катастрофы и катаклизмы в нашей жизни - дело обычное. И все же, когда на следующее утро будильник настойчиво зазвонил в пять утра, я поняла, что перед нами разверзлась новая, еще неизведанная страшная бездна.
Ночь мы провели в здоровенной перевернутой трубе, распиленной вдоль на две половины. Джон объяснил, что это называется Куонсет Хат. Внутри было похоже на длинный гостиничный номер с низким потолком. В одном конце стояли восемь узких железных коек. Тотал мгновенно облюбовал одну из них для себя и Акелы. Я только отвернулась. Пускай. Все равно Надж теперь ее койка не потребуется.
Мы только-только спустили с кроватей ноги, как железная дверь загромыхала под чьими-то кулаками и тут же раздался басовитый крик:
- Рядовой Чад Воркман прибыл для исполнения обязанностей.
Раздраженно открываю дверь:
- Что надо?
На меня ошарашенно смотрит молодой, стриженный под горшок солдатик, проверяет номер на двери и так же бодро повторяет:
- Рядовой Чад Воркман прибыл для исполнения обязанностей. - И, подумав, решается объяснить. - Здесь должны находиться временные призывники. Мне велено отвести их в столовую, к кастеляну, а потом в комплекс БТКНС.
- Ребята, пора на БТ, - кричу я в темноту и бросаю через плечо рядовому Воркману: - В столовую мы готовы, а с БТ сам разбирайся.
- Вы голодные? - не понял он. - Столовая уже открыта.
Стая кое-как приковыляла к двери, и один за другим, взъерошенные и заспанные, ребята построились за мной. Бриджит и Джона приходится дожидаться: с их старомодными понятиями о том, что нельзя спать в одежде, они еще минут пять натягивают на себя штаны и рубашки.
- Тотал, не волнуйся, мы сюда принесем тебе поесть, - успокаиваю я пса, глядя, как он понуро семенит от двери.