Что питало эти стремления, порывы и надежды? Что рождало их у людей, как можно заметить, весьма различных по своим характерам, воспитанию, образованию и мировоззрению? Здесь упоминается о представителях искусства только потому, что их творчество, как результат душевной и интеллектуальной жизни, продукт этой жизни, особенно наглядно и открыто для всех, тогда как жизнь человека науки протекает изолированно от общества, а его внутренние переживания претворяются (или откладываются) в реалиях, требующих специальной подготовки и знаний.
На первый взгляд, весьма распространенный в предшествующие десятилетия, эти искания форм и смыслов явились непосредственной реакцией на окружающую действительность, на события мировой и гражданской войн, на годы революции, на перестройку жизни общества и "переоценку ценностей". Другими словами, творящие откликались на требование времени, выполняя некий "социальный заказ". Однако внимательное рассмотрение общей картины происходившего убеждает в обратном: время и общество отнюдь не требовали таких формалистических опытов и символического прочтения реальности.
Но все же, какую бы форму ни принимали эти группы, как бы ни соединяли теософию с православием, индийский мистицизм с анархистской этикой, а современную науку – с антропософией, в них проявилась последняя, достаточно серьезная волна духовного сопротивления русской интеллигенции "всеобщему оскотнению", как выразился тогда о советской действительности И. А. Бунин.
Что же подвигло Булгакова на столь радикальный шаг, как создание своего шедевра "Мастер и Маргарита"? Однозначных ответов нет. Учитывая нонконформизм, присущий великому писателю, можно утверждать, что одна только мысль преподнести для читающей публики нечто совсем новое, из ряда вон должна была показаться Булгакову пленительной. И все то социально-критическое, что было заложено в "Днях Турбиных", "Беге", "Кабале святош", "Зойкиной квартире", "Собачьем сердце", нашло здесь свое яркое и язвительное продолжение. К поиску оптимального решения Булгаков шел мучительно и долго – это хорошо известно всем. Роман создавался в течение десяти лет. Ну а в случае с "Мастером и Маргаритой" сюжет романа в буквальном смысле упал с небес.
Испытание огнем и водой – это уже последняя стадия земной жизни великого писателя, происходит с его гибелью и кремацией. Здесь выбрана что ни на есть превосходная степень драматизма, богатства содержания: испытание огнем и водой, по регламенту 18-го градуса посвящения – "Igna Natura Renovatur Integra" (INRI), или по-русски: "Природа обновляется возрождающим пламенем". Кстати сказать, испытание огнем и водой поразительно вторглось и в жизнь самого Булгакова: перед его кончиной уремия – отравление организма собственными токсинами и сжигание в крематории. Публикация через 26 лет "Мастера и Маргариты" и громкий успех – это посвящение чисто египетского толка: обожествление мертвого! Вот и конец – круг замкнулся!
В заключение хотелось бы процитировать известного английского музыковеда Э. Дента:
"Умереть и стать посвященным – равно и в значении, и в слове. На пороге смерти и посвящения все являет свой ужасный лик, все – уныние, трепет и страх. Но если это преодолено, то неофита приветствует удивительный, божественный свет. Его принимает нива чистоты, где на цветущих лугах гуляют и танцуют под сладостные песни и божественные видения. Здесь посвященный совершенно свободен; увенчанный, он беззаботно пребывает в кругу избранных и блаженных".
Я убежден, что Булгаков зашел туда и достиг всего этого. Булгаков – помазанник Божий, пророк на этой земле, и он должен быть вознагражден.
Вот куда пришлось зайти!
Вот куда необходимо было зайти!
Вне сомнений, "Мастер и Маргарита" в окружении этих событий предстает теперь в совсем ином свете, так что дошедшие до нас слухи, будто Булгаков был отправлен на тот свет из-за разглашения неких тайн "королевского искусства", теперь вовсе не кажутся безосновательными. Только вот кем – вопрос вопросов?! И не стоит с легкостью кивать на Сталина, тоталитарный режим или ложи тамплиеров и братьев масонов. Это, как нам кажется, пустое занятие.
Так что же это – "Его Величество случай"? С трудом верится, для простого случая что-то многовато. Скорее всего, особенно в конце жизни писателя, перед нами произошел суперслучай!
Остается открытым вопрос: оттого умер Булгаков, что создал роман "Мастер и Маргарита", или, создавая его, был уверен, что умрет?
Здесь сможет внести ясность всезнающий великий Гете, который 11 марта 1828 года сказал своему неразлучному секретарю Иоганну Эккерману:
"Вообще вдумайтесь, и вы заметите, что у человека в середине жизни нередко наступает поворот, и если смолоду все ему благоприятствовало и удавалось, то теперь все изменяется, злосчастье и беды так и сыплются на него. А знаете, что я об этом думаю? Человеку надлежит быть снова руинированным! Всякий незаурядный человек выполняет известную миссию, ему назначенную. Когда он ее выполнил, то в этом обличье на земле ему уже делать нечего, и провидение уготовляет для него иную участь. Но так как в подлунном мире все происходит естественным путем, то демоны раз за разом подставляют ему ножку, покуда он не смирится. Так было с Наполеоном и многими другими. Моцарт умер 35 лет. Почти в том же возрасте скончался Рафаэль, Байрон был чуть постарше. Все они в совершенстве выполнили свою миссию, а значит, им пришла пора уйти, дабы в этом мире, рассчитанном на долгое-долгое существование, осталось бы что-нибудь и на долю других людей".
Мы только добавим к этому списку наших гениальных поэтов Пушкина, Лермонтова, Есенина и великого писателя Булгакова.
И этот пассаж именитого поэта Германии Гете заставит призадуматься каждого, кто еще раз окинет мысленным взором события, сопровождавшие смерть Булгакова. Лучше, если об этом будет знать как можно меньше "посвященных"! Факты не должны всплыть на поверхность. Именно поэтому кончину Булгакову нужно было повернуть так, чтобы читатель знаменитого романа "прозрел" сам и определил: Булгаков, дописывая и шлифуя свой роман "Мастер и Маргарита", работал буквально себе на погибель. И не только поэтому! Главное: этот человек был загублен при помощи тайных языческих обычаев. Православный человек сошел в могилу по дохристианскому ритуалу! Его сожгли в крематории, даже не соборовали перед смертью, а безымянную горстку пепла захоронили под камнем-голгофой на Новодевичьем кладбище.
За три дня до смерти Булгакова, как записала в блокнот жена Елена Сергеевна: "6 марта 1940 г. Был очень ласков, целовал много раз и крестил меня и себя – но уже неправильно, руки не слушаются…" Мучительно метался от веры к безверию под напором жизненных обстоятельств, добавим мы. "Бог и сатана, по Булгакову, – две части одного целого, сатана – выразитель и оружие справедливости Божией… Он наказал подлецов, а романтическому мастеру воздал вожделенный вечный покой". Исследователь написал даже, что булгаковский Воланд – "это первый дьявол в мировой литературе, который наказывал за несоблюдение заповедей Христа".
Чувствовал ли эту диавольскую справедливость Булгаков на себе? Достаточно успешный драматург и журналист…
Когда же он взялся за роман о диаволе, все переменилось: к концу 1929 года у Булгакова не стало средств к существованию: его произведения не печатали, пьесы не ставили, постоянной работы не было. Куда бы он ни обращался, ему вежливо отказывали. И Мастер Булгаков отчаялся!
28 марта 1930 года Булгаков отправил письмо в правительство, в котором поставил принципиальный вопрос: если его не печатают, его пьесы не ставят, работы не дают, то, может, ему позволят уехать за границу? Он может и хочет творить, но не получает за свой труд никакого вознаграждения, и ему не на что существовать. Через три недели, 18 апреля, в коммунальной квартире Булгакова раздастся звонок. Через несколько дней после этого телефонного разговора со Сталиным Булгакова примут на должность помощника режиссера во МХАТ…
Булгаков, видимо, ощущал на себе власть силы, которая способна его раздавить, но почему-то не делает этого; она (власть) позволяет его подвергать критике, но не допускает его окончательного уничтожения. Может быть, особое отношение к нему Сталина и спасало Михаила Афанасьевича от окончательной расправы? А после того как Сталин, любивший посещать театры, поинтересовался во МХАТе судьбой пьесы "Дни Турбиных" (которую, как говорят, он посмотрел не менее 17 раз!), ее в скором времени восстановили.
Казалось бы, торжествовала справедливость. Причем тот же Boланд пекся о том, чтобы восстановить справедливость. Он действовал по закону морали: наказывал негодяев и помогал тем, кому эта помощь нужна.
Справедливости автор ждал и к себе самому. Что ж, масонская "богиня справедливости" Астрея все-таки дала добро.
Можно смело утверждать, что речь тут шла, скорее всего, о крупнейшем скандале на религиозной почве, какой только случался в XIX столетии в области изящных искусств!
Таким образом, любыми средствами, при любых обстоятельствах все это просто необходимо было как-то "замять".
Но об этом попозже…
Часть третья
Извергаясь из непостижимых разумом глубин, неведомая сила управляет всем живым в мире, и даже, возможно, стихиями. Кто может сказать, что ей неподвластно и где предел ее влияния? Скорее всего, это несущественно! Подобно провидению, она олицетворяет собой связь и единство, проникая во все, что окружает нас. Эта сила, похоже, полностью распоряжается жизненно важными элементами нашего существования, по своей прихоти сжимая время и расширяя пространство. Она творит энергию, которая если и не противостоит нравственному закону мира, то пронизывает его насквозь, как уток – основу.
И.В. Гете
Хронология убийства
Правильно высказался один из героев А. Чехова: "Ржа ест железо, а лжа – душу". Поэтому ложь опасна и вредна. Несмотря на это, мы истребляем правду и создаем виртуальное подобное ей, все это не бросает вызова идолам и ни у кого не вызывает страха. Так было сделано и с образом Булгакова. С 1921 года он вел несколько лет дневник, который был конфискован НКВД, и далее Михаил Афанасьевич даже не пытался возобновить начатое, даже тогда, когда ему вернули дневник, а он его попросту сжег (хорошо еще, в НКВД сохранилась копия дневника). Далее мне пришлось обращаться к записям и дневникам жен писателя, которым порой не хотелось бы верить так безоговорочно, как это было сделано с эпистолярным жанром Елены Сергеевны, третьей и последней жены Булгакова. Что же касалось близких людей, как вторая супруга Любовь Евгеньевна Белозерская, то они, без сомнения, унесли тайны Булгакова с собой в могилы.
Как следовало поступить мне?
У меня, конечно же, была фора: в мои руки попали рукописные документы, дневниковые заметки, вырезки из советских газет, статей и даже некоторые артефакты. Благодаря неутомимому сыскарю из Петровки, 38 -Эдуарду Хлысталову. В особенности меня заинтриговала доставленная им на автомобиле пачка из семи "амбарных книг" с пожелтевшими от времени обложками, но с хорошо сохранившимися чернильными записями-хрониками домашнего врача, знаменитого писателя Н. А. Захарова, которые он вел с сентября 1939 года по март 1940 года. К этим бесценным дарам полковника МВД я обратился в самую последнюю очередь…
По натуре своей и специализации я – "следак", профессиональный дознаватель правды и, кроме того, давал клятву хранить государственные тайны. Мне, как говорится, и карты в руки…
Из домашнего архива доктора Н. А. Захарова,
лечащего врача М. А. Булгакова
Тут сошлось все вместе. Смерть подошла вплотную, стоит с косой у меня за плечами. Больше не могу молчать. Докопаться до голой правды мне, конечно, уже не хватило бы времени. И если в течение ближайших нескольких дней мне удастся ускользнуть от страшной тени смерти, я сделаю все возможное, чтобы изложить на бумаге то, что знаю. Я обязан это сделать. Мы переживаем дьявольское время, время, когда всем заправляют продажные шкуры, творящие зло под маской благочестия и набожности. Я знаю, Булгаков не оставит меня в покое до тех пор, пока я не исполню свой долг. Итак, по порядку…
Прошлой ночью он вновь пришел ко мне.
Уверен, сна у меня не было ни в одной клеточке моего мозга. И Булгаков явился мне точь-в-точь таким, каким был при жизни. С тщательным "булгаковским" пробором, с моноклем в правом глазу он стоял посреди комнаты – той самой, в которой скончался, широко расставив ноги и подбоченясь. Небольшая голова его была откинута назад. Булгаков щедро смеялся, почти что хохотал. А я купался в каком-то странном серебристом свете, струящемся от круглой луны за окном, и мог до мельчайших деталей разглядеть помещение, которое и без того знал прекрасно: письменный стол, на котором сгрудились пачки бумаг с начатыми произведениями, черновики, какие-то выписки; сбоку скромно утвердилась только что присланная из-за океана американская печатная машинка. Шторы по-прежнему закрывали окно лишь на две трети, чтобы яркий свет не раздражал Булгакова.
Внезапно смех оборвался. Серо-голубые глаза Булгакова вдруг налились мраком, руки, ноги и туловище будто усохли до размеров истощенного голодом узника концлагеря. Он цепко ухватился своими сильными руками за грудки и закричал с надрывом:
– Выслушай меня! Иначе ты не узнаешь всей правды!..
Я вздрогнул, закрыл глаза и попытался оторвать его руки от себя. В следующее мгновение он исчез, будто испарился. На его месте возник отвратительный тип в кожаной куртке; его мощные руки и плечи не давали мне шанса выбраться из сложившейся ситуации. Он неотрывно смотрел на меня. Потом на его глаза навернулись слезы, он сдвинулся с места и начал биться головой о стену. Брызнула кровь и все окропилось кровью, красные вязкие ручейки медленно стекали на пол. Я хотел убежать, но подошвы намертво приросли к полу, залитому кроваво-липкой жидкостью…
Подобные видения стали являться мне спустя тридцать три года после кончины Булгакова. И ведь, что интересно, именно через столько же лет поднялась информационная волна в советской и зарубежной прессе о преждевременной гибели Булгакова. Третья жена Булгакова Елена Сергеевна, не написавшая ни строчки в последние месяцы ухода мастера из жизни (с этим прекрасно справилась ее сестра О. А. Бокшанская, секретарь Немировича-Данченко, подробно изложив печальную хронологию смерти писателя в своих письмах к матери, урожденной Нюренберг, жившей тогда в Риге)… расписалась только через 33 года после скоропостижной гибели Булгакова.
Позвольте мне начать повествование о болезни, смерти и последующей кремации тела Булгакова. Ибо, с одной стороны, этим все закончилось, а с другой – только началось.
Привожу вырезку из "Литературной газеты" (15 марта 1940 года) с фотографией и некрологом: "Умер Михаил Афанасьевич Булгаков – писатель очень большого таланта и блестящего мастерства…" И подпись "Президиум Союза советских писателей". Некролог вполне официален, написан А. Фадеевым сердечно, не казенно. Но в тогдашней литературе давно уже не существовало такого писателя. Булгаков молчаливо считался явлением "незаконным". Высокопоставленные чиновники из секретариата СП старались его не замечать, избегали встреч. И вдруг такая храбрость… Непонятно… Хотя в предсмертном письме застрелившегося в середине пятидесятых годов Александра Фадеева о себе было сказано горестно: "И нет никакого уже стимула в душе, чтобы творить…" А вот и великолепный панегирик Булгакову: "Лучшие люди литературы умерли в преждевременном возрасте".
Тогда же дипломатично отсутствовавший на похоронах А. Фадеев написал вдове Булгакова неожиданно смелое прочувствованное письмо.
A. А. Фадеев – E. С. Булгаковой
Москва, 15 марта 1940 г.
Милая Елена Сергеевна!
Я исключительно расстроен смертью Михаила Афанасьевича, которого, к сожалению, узнал в тяжелый период его болезни, но который поразил меня своим ясным талантливым умом, глубокой внутренней принципиальностью и подлинной умной человечностью. Я сочувствую вам всем сердцем: видел, как мужественно и беззаветно вы боролись за его жизнь, не щадя себя, – мне многое хотелось бы сказать вам о вас, как я видел, понял и оценил вас в эти дни, но вам это не нужно сейчас, это я вам скажу в другое время.
Может быть, и не было бы надобности в этом письме: вряд ли это может облегчить твердого и умного человека с сердцем в период настоящего горя. Но некоторые из товарищей Михаила Афанасьевича и моих сказали мне, что мое вынужденное чисто внешними обстоятельствами неучастие в похоронах Михаила Афанасьевича может быть понято, как нечто имеющее "политическое значение", как знак имеющегося якобы к нему "политического недоверия".
Это, конечно, может возникнуть в голове людей очень мелких и конъюнктурных, на которых не стоит обращать внимания. Уже в течение семи дней я безумно перегружен рядом работ (не по линии Союза писателей, а работ, место и время которых зависит не от меня) – не бываю в Союзе, не бываю и часто даже не ночую дома, и закончу эти работы не раньше 17–18. Они мне и не дали вырваться, о чем я очень горевал, – главным образом, из-за вас и друзей Михаила Афанасьевича: ему самому это было уже все равно, а я всегда относился и отношусь равнодушно к форме.
Но я не только считал нужным, а мне это было по-человечески необходимо (чтобы знать, понять, помочь) навещать Михаила Афанасьевича, и впечатление, произведенное им на меня, неизгладимо. Повторяю, – мне сразу стало ясно, что передо мной человек поразительного таланта, внутренне честный и принципиальный и очень умный, – с ним, даже с тяжело больным, было интересно разговаривать, как редко бывает с кем. И люди политики, и люди литературы знают, что он человек, не обременивший себя ни в творчестве, ни в жизни политической ложью, что путь его был искренен, органичен, а если в начале своего пути (а иногда и потом) он не все видел так, как оно было на самом деле, то в этом нет ничего удивительного. Хуже было бы, если бы он фальшивил.
Мне очень трудно звонить вам по телефону, т. к. я знаю, насколько вам тяжело, голова моя забита делами и никакие формальные слова участия и сочувствия не лезут из моего горла. Лучше, освободившись, я просто к вам заеду.
Нечего и говорить о том, что все, сопряженное с памятью М. А., его творчеством, мы вместе с вами, МХАТом подымем и сохраним: как это, к сожалению, часто бывает, люди будут знать его все лучше по сравнению с тем временем, когда он жил. По всем этим делам и вопросам я буду связан с Маршаком и Ермолинским и всегда помогу всем чем могу. Простите за это письмо, если оно вас разбередит.
Крепко жму вашу мужественную руку.