Индивидуалистический социализм Белинского. Против Гегеля, за личность человека. Ср.: Письма Боткину: "Судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира и здравия китайского императора (то есть гегелевской Allgemeinheit)".
Он же: "Кланяюсь вашему философскому колпаку (Гегелю). Но со всем подобающим вашему философскому филистерству уважением честь имею донести вам, что если бы мне и удалось влезть на верхнюю ступень лестницы развития, – я и там попросил бы вас отдать мне отчет во всех жертвах условий жизни и истории, во всех жертвах случайностей, суеверия, инквизиции, Филиппа II и пр., и пр.: иначе я с верхней ступени бросаюсь вниз головою. Я не хочу счастия и даром, если не буду спокоен насчет каждого из моих братий по крови – костей от костей моих и плоти от плоти моея..."
"Говорят, что дисгармония есть условие гармонии; может быть, это очень выгодно и усладительно для меломанов, но уж, конечно, не для тех, которым суждено выразить своею участью идею дисгармонии".
Нечаев и катехизис революционера (централизованная партия, прообраз большевизма).
"Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единою мыслью, единою страстию – революцией".
Все, что служит Революции, нравственно.
Сходство с Дзержинским, создателем ЧК.
Бакунин: "Страсть к разрушению есть творческая страсть".
Он же: Три принципа человеческого развития:
человек животный
мысль
бунт.
70-е годы. Михайловский, индивидуалистический социалист. "Если бы революционный народ вторгся в мою комнату и пожелал разбить бюст Белинского, то я боролся бы с ним до последней капли крови".
Проблема перехода. Должна ли была Россия пройти стадию буржуазной и капиталистической революции, как того требует логика истории? В этом пункте только Ткачев (и с ним Нечаев и Бакунин) – предшественник Ленина. Маркс и Энгельс были меньшевиками. Они предвидели только наступление буржуазной революции.
Постоянные разговоры первых марксистов о необходимости развития капитализма в России и их готовность приветствовать это развитие. Тихомиров, старый народоволец, обвиняет их в том, что они превратились в "рыцарей первоначального накопления".
Предсказание Лермонтова:
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел.
Ср. Бердяев, с. 107.
Духовный коммунизм Достоевского – это ответственность всех за всех.
Бердяев: "Не может быть диалектики материи, диалектика предполагает логос, смысл, возможна лишь диалектика мысли и духа. Но Маркс переносил свойства мысли и духа в недра материи".
В конце концов мир преобразует лишь воля пролетариата. Значит, в марксизме действительно содержится экзистенциальная философия, изобличающая ложь объективации и утверждающая победу человеческой активности.
По-русски воля означает и "волеизъявление", и "свобода".
В России существует свобода коллективная, "тотальная", но не личная.
Но что такое тотальная свобода? Люди свободны от чего-то – и по отношению к чему-то. Кажется, будто предел – свобода по отношению к Богу.
Но совершенно очевидно, что она означает порабощение человека.
Бердяев сближает Победоносцева (обер-прокурора Священного Синода, главного идеолога Российской империи) и Ленина. Оба нигилисты .
Всякий член "Народной воли" торжественно клялся отдать все силы революции, забыть ради нее кровные узы, личные привязанности, любовь и дружбу...
Сколько человек входило в "Народную волю"? 500. А сколько было подданных в Российской империи? Более ста миллионов.
Софья Перовская, поднявшись на эшафот вместе со своими товарищами по борьбе, обнимает троих (Желябова, Кибальчича и Михайлова), но сторонится четвертого, Рысакова, который действовал храбро, но затем, чтобы спасти свою жизнь, выдал один из адресов и погубил трех человек. Рысаков гибнет на виселице в одиночестве.
Бомбу в царя Александра II метнул Рысаков. Царь, оставшийся невредимым, сказал: "Слава Богу, все хорошо". "Посмотрим, хорошо ли", – ответил Рысаков. Вторая бомба, брошенная Гриневицким, убила императора.
Напомнить христианам. "Христианское братство". Призыв "ко всем, кто почитает святое учение Христово". "Нынешнее правительство, все законы, основанные на лжи, угнетении и запрещении свободного поиска истины, – все это следовало бы считать незаконным, противным божественной воле и христианскому духу".
Вера Фигнер: "Я должна была жить; жить, чтобы быть на суде – этом заключительном акте деятельности активного революционера".
Приговоренный к смерти: "За всю мою короткую жизнь я не видел ничего, кроме зла... Разве можно в таких условиях, при такой жизни любить что бы то ни было, даже добро? "
В 80-е годы был казнен солдат, убивший унтер-офицера. Перед смертью он поклонился всем четырем сторонам света со словами: "Прощай, Север. Прощай, Юг... Восток... Запад".
Никто не был так уверен, как я, в возможности завоевать мир честным путем.
А теперь... В чем же была ошибка, что же внезапно дало слабину и привело к краху все остальное...
Мелкая деталь: люди часто утверждают, что "где-то меня уже видели".
Париж – Алжир. Самолет как одна из составных частей современного отрицания и абстрагирования. Природа исчезает; ни глубокого ущелья, ни рельефа местности, ни бурного потока – не видно ничего. Остается чертеж – план.
В общем, человек начинает смотреть на мир глазами Бога. И замечает, что Бог видит все лишь абстрактно. Ничего хорошего в этом нет.
Полемика как составная часть абстрагирования. Когда в человеке хотят увидеть врага, его начинают представлять абстрактно. Его отодвигают вдаль. Никому уже не интересно, что он оглушительно смеется. Он превращается в силуэт . И проч., и проч. ...
Если для того, чтобы преодолеть нигилизм, следует вернуться к христианству, можно пойти еще дальше и, преодолев христианство, возвратиться к эллинизму.
Платон переходит от бессмыслиц к вещам разумным, а от них к мифу. В нем есть все.
Ослепительное утро в Алжирском порту.
Ультрамариновый пейзаж врывается через окно и заполняет всю комнату.
Упреки в том, что я пишу свои книги, не уделяя должного внимания политике. Иными словами: они хотят, чтобы я писал о партиях. Но я пишу только о личностях, противостоящих государственной машине, потому что я знаю, что говорю.
Объяснение большевизма – в христианстве. Сохраним равновесие, чтобы не стать убийцами.
Современная литература. Оскорблять легче, чем убеждать.
Р.Ш. Во время оккупации, ранним утром в поезде. Немцы. Женщина роняет золотую монету. Ш. наступает на нее ногой, поднимает и подает владелице. Женщина: спасибо. Предлагает ему сигарету. Он берет. Она предлагает сигареты немцам.
Р.Ш.: "Я передумал, сударыня, и возвращаю вам сигарету". Один из немцев смотрит на него. Тоннель. Чья-то рука сжимает его руку. "Я поляк". Когда поезд выезжает из тоннеля, Р.Ш. смотрит на немца. Глаза у того полны слез. На вокзале немец на прощанье оборачивается к нему и подмигивает. Ш. с улыбкой отвечает.
"Сволочи", – говорит француз, наблюдавший эту сцену.
Форма и бунт. Придать форму тому, что ее лишено, – цель всякого творчества. Следовательно, здесь налицо не только созидание, но и исправление (см. выше). Отсюда важность формы. Отсюда необходимость особого стиля для каждой темы, хотя все они будут иметь нечто общее, ибо у каждого автора – свой язык. Но язык этот обнажает не единство той или иной книги, а именно единство всего написанного этим автором.
Справедливости нет, есть только пределы.
Анархист-толстовец во время оккупации. Он написал на двери: "Кто бы вы ни были, добро пожаловать". Пожаловали полицейские-фашисты.
Трагедия. Его подозревают в предательстве. Этого подозрения оказывается довольно, чтобы он покончил с собой. Это единственный возможный ответ. Лейзен. Вся долина сверху донизу – в снегу и облаках. Над неподвижными ватными просторами летают стаи галок, похожих на черных чаек, и снежные брызги попадают им на крылья.
Толстой: "Сильный западный ветер поднимал столбами пыль с дорог и полей, гнул макушки высоких лип и берез сада и далеко относил падавшие желтые листья" ("Детство").
Там же: "Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку (матери), я бы не знал, что такое горе".
Я удалился от мира не потому, что имел врагов, а потому, что имел друзей. Не потому, что они вредили мне, как это обычно бывает, а потому, что они считали меня лучшим, чем я есть. Этой лжи я вынести не смог.
Высшая добродетель, заключающаяся в том, чтобы задушить свои страсти. Добродетель более глубокая, заключающаяся в том, чтобы привести их в равновесие.
Все, что ценит сегодняшний ум, принадлежит сфере иррационального. А между тем все, что берет верх в политике, проповедует, убивает и властвует именем Разума.
Покойнее всего было бы любить молча.
Но в дело вступают сознание и личность; приходится разговаривать. И любовь превращается в ад.
По египетским верованиям, праведник – тот, кто может сказать после смерти: "Я никому не причинил зла". Иначе его ждет кара.
Итак, история может достичь своей цели, лишь истребив духовные завоевания. Мы дошли до края...
Для христиан история начинается с Откровения. Для марксистов она им кончается. Две религии.
Маленький залив близ Тенеса, у подножия горной цепи. Идеальный полукруг. Когда наступает вечер, тихая водная гладь вселяет в душу тревогу. В этот миг понимаешь, что греческие представления об отчаянии и трагедии сложились на основе красоты и всего того гнетущего, что она таит в себе.
Красота – кульминация трагедии.
Современный же ум толкают к отчаянию уродство и посредственность.
Именно это, без сомнения, хочет сказать Шар. Для греков красота – исходная точка. Для европейца она – редко достигаемая цель. Я – человек современный.
Истина нашего века: пройдя сквозь суровые испытания, мы становимся лжецами. Покончить со всем прочим и высказать самое сокровенное.
<Апрель 1948>
В конце XIX века Антуан Орли, нотариус из Периге, внезапно покинул родной город, отправился в Патагонию и поселился там. Он сумел войти в доверие к туземцам и через несколько лет, исключительно благодаря своей дружбе с ними, получил титул Арауканского императора. Он чеканил монету, выпускал почтовые марки, одним словом, пользовался всеми правами законного монарха. Весть об этом достигла Чили, в чьем подчинении находились далекие патагонские владения; Антуан Орли предстал перед судом и был приговорен к смерти. Смертную казнь заменили десятью годами тюрьмы. Через десять лет он выходит на свободу и возвращается в Патагонию; подданные по-прежнему видят в нем императора, и он снова соглашается принять этот титул. Но, чувствуя приближение старости, решает позаботиться о преемнике и завещает арауканский трон своему сыну Луи Орли, которому предстоит стать императором под именем Людовика I. Но Луи Орли отказывается. Тогда Антуан отрекается от престола в пользу своего племянника, Ашиля Орли, живущего в Периге; затем Антуан умирает, и подданные хоронят его с большими почестями. Однако Ашиль I не намерен переселяться в свои владения. Он перебирается в Париж, заводит светские знакомства, живет на широкую ногу, устраивает приемы с королевской щедростью. Деньги он добывает, раздавая за взятки посты арауканских консулов в разных странах. Поскольку потребности его постоянно растут, он организует сбор средств на строительство христианских церквей и соборов. Под этим предлогом он собирает настолько крупные суммы, что встревоженные иезуиты жалуются папе римскому. Выясняется, что в Патагонии не построено ни одной церкви, и Ашиль I предстает перед судом, который выносит ему суровый приговор. Разорившийся император кончает свои дни на бульваре Монпарнас, проводя время всегда в одном и том же кабачке, где, по слухам, с ним встречалась королева Ранавало.
Всякое самопожертвование – мессианство. Доказать, что можно возвыситься и до самопожертвования обдуманного (то есть не сводящегося к мессианству).
Трагедия равновесия.
Современное искусство. Они возвращаются к вещам, потому что не знают природы. Они вновь создают природу, и ничего другого им не остается – ведь они ее забыли. Когда она будет воссоздана, начнется великая эпоха.
Лондон. В моей памяти Лондон – город садов, где по утрам меня будили птицы. Лондон совсем другой, и все-таки память моя не ошибается. Целые фургоны цветов на улицах. Потрясающие доки.
N. Gallery. Чудесный Пьеро и Веласкес. Оксфорд. Аккуратно причесанный табун. Оксфордское безмолвие. Что там делать людям?
Раннее утро на шотландском побережье.
Эдинбург: каналы и лебеди. Город, располагающийся вокруг лжеакрополя, таинственный и тонущий в туманах. В Северных Афинах нет ничего северного. Китаец и малаец на Принсесс-стрит. Это – порт.
Германия: несчастье, причинившее слишком большие муки, рождает предрасположенность к несчастью, из-за которой мы губим и себя, и других.
По мнению Ришелье, бунтовщики, пусть даже они ни в чем не уступают защитникам господствующего строя, всегда вполовину слабее. Из-за нечистой совести.
Писатель обречен на понимание.
Он не может быть убийцей.
Страсть к тюрьме у тех, кто борется. Чтобы избавиться от привязанностей.
Ответственность перед историей освобождает от ответственности перед людьми. В этом ее удобство.
Звезды мерцают в том же ритме, в каком стрекочут цикады. Музыка сфер.
Мы слишком долго живем.
В "Критоне" диалоги Законов и Сократа напоминают московские процессы.
Наш век помешался на добродетели.
Отвратив лицо от скептицизма, в котором немало смирения, человечество напрягло все силы в поисках истины. Оно расслабится, когда общество вновь отыщет жизнеспособное заблуждение.
Художники хотят быть святыми, а не художниками. Я не святой. Мы мечтаем о всеобщем согласии и не достигаем его. Как же быть?
Мучительное ощущение: думаешь, что служишь справедливости, а на самом деле преумножаешь несправедливость. По крайней мере признаем это – и тем самым усугубим мучение; ведь это все равно, что признать: всеобщей справедливости не существует.
Отважившись на самый страшный бунт, в конце концов признать свое ничтожество – вот что мучительно.
Удача моей жизни заключается в том, что я общался только с существами исключительными, любил (и разочаровывал) только их. Я узнал, что такое добродетель, достоинство, естественность, благородство – у других. Зрелище великолепное – и горестное.
Радость жизни рассеивает внимание, рассредоточивает, останавливает всякое стремление ввысь. Но жить без радости...
Значит, выхода нет. Разве что черпать жизнь из великой любви, не опасаясь наказания рассеянием.