Но может попробуем в последний раз уточнить то, о чем говорю и пишу десять месяцев. Обещаю, что в последний. Какими церковными постановлениями запрещено православным христианам одной епархии молиться в каком-нибудь храме соседней епархии? Какой Собор запретил священнику, просто православному человеку строить или ремонтировать своими руками храм? Допустимо ли за то или другое, или за оба прегрешения по совокупности (ибо ничего иного в своих указах и письмах Вы не назвали) запретить в священнослужении хотя бы на один день?
Висят ли все же колокола на месте? Обогревают ли калориферы Никольскую церковь? Приходится ли топить ее ворованными дровами и платить истопнику 960 рублей в год? (Это - десятая часть годового дохода храма.) Давало ли областное управление культуры предписание перенести иконы? Имеется ли это предписание у церковного совета, в УВД, в РОВД, у уполномоченного Совета по делам религий П.А. Воронина? Губил ли мой предшественник на приходе в Ламанихе лучшие иконы своей безумной "реставрацией", описанной в том же акте областного отдела культуры, и понес ли он за это какое-либо взыскание, квалифицировалось ли Вами это варварство как вмешательство в хозяйственную деятельность? Удостоился ли он похвалы от Вас за эти свои мерзопакостные, сполна оплаченные приходом, труды? Отремонтирована ли и окрашена ли мною крыша Никольского храма без единой копейки затрат для прихода? Застеклены ли все окна во всех ярусах? Отремонтирована ли бесплатно баня-прачечная? Можно ли за все эти работы выдать людям, которые их выполнили, книги, имеющиеся в свободной продаже, на общую сумму, не превышающую 400 рублей? Возвращены ли остальные книги, за которые Вы требуете с меня плату, в епархиальное управление? Известно ли Вам, что моя зарплата за декабрь 1986 года и январь с. г. перечислена в епархиальное управление, и что таким образом эти книги оплачены вторично? Сделано ли на Никольском приходе в 1986 году втрое больше, чем в любой иной
139год, когда "непроизводительных расходов" там не было? Действительно ли бесполезным оказался купленный, как Вы писали в указе, "в запас" тес (точнее - половые доски и вагонка, которые за этот год хранения отлично просохли)? Не этот ли строительный материал планирует использовать для ремонта нынешний настоятель, не за эти ли доски он мне больше всего благодарен? Утомились от вопросов? Я тоже. Только поэтому прервусь, а мог бы значительно продолжить.
Почему Вы так застенчивы, почему стыдливо замолкаете, как только дело доходит до фактов, почему намеренно уклоняетесь от полемики, отворачиваетесь, не хотите смотреть в глаза собеседнику? Почему позволяете себе лгать и клеветать исподтишка, что *я или кто-то из моих гостей разворовал десятки икон в Церкви? Скажите мне об этом прямо, а еще лучше - подайте в суд. Если это окажется правдой - поделом вору и мука, если ложью - Вы извинитесь, а я, обещаю, прощу. Только не надо за спиной, только не надо отводить глаза, только не надо купаться в грязи, не надо клеветать на собрата своего, кому несколько лет говорили: "Христос посреди нас".
Я не намерен притворяться, что случай со мной - уникальный в мировой истории, что мне неведомы подобные случаи осуждения человека по односторонним лживым наветам и доносам, в угоду властям предержащим, в угоду КГБ. Так было, так будет. Таких осуждений только за последние семьдесят лет только в одной, правда, очень большой, стране - миллионы. Но самое главное - кто так судил, а не как судил. Что дозволено ЧК или тройке ОСО, руководствующимся исключительно "революционной совестью", не дозволено православному епископу. Согласитесь, что суд такой - не из благороднейших и не из справедливейших изобретений человечества, что некто негде уже давно категорически осудил и отверг его: "Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он девает" (Ион. 7, 51). Задумайтесь, ведь я даже не прошу Вас вести себя по-христиански, не прошу о милости и снисхождении к моим слабостям и недостаткам, не взываю о милосердии, я прошу о чепуховине - о верности своему слову, о ветхозаветной справедливости, прошу только о соблюдении закона. И только. А Вы упорно ищете лжесвидетелей на меня. Неужели Вы забыли, Кто осудил этот путь? Забыли, каковы плоды лжесвидетельства и суда неправедного?
140
Вы отлично осведомлены о том, что с января с. г. Вашими неусыпными заботами я лишен всяких средств к существованию. I Вы отлично осведомлены и о том, что власть имущие безбожни-f ки в первые же месяцы после хиротонии в 1979 году постарались I выгнать с работы мою жену - доцента Костромского пединститута. Ныне вы совокупными усилиями с известными внецерковны-ми ведомствами пытаетесь взять меня измором, возвращаете к I гражданской деятельности. Не соблаговолите ли пояснить, кто в I этом постыдном дуэте играет первую скрипку? Чиновники Совета по делам религий скромно протягивают пальму первенства Вам. Обличите их, смойте с архиерейского саккоса это пятно.
Вы хорошо знаете, что в нашем обществе священника не станет защищать никто, что священник начисто лишен всех тех прав, которые закон гарантирует, а административные органы | частично представляют любому гражданину нашего государства, и что, следовательно, измываться над попом можно всласть без ограничения во времени и пространстве по всем городам и весям и совершенно безнаказанно всякому. Перечитайте на досуге коротенькую, в две-три странички, автобиографию епископа Афанасия "Даты и этапы моей жизни". Способы смягчились, но сущность беззаконной расправы осталась неизменной. Стоит ли епископу так широко и свободно пользоваться теми преимуществами, которые в потенции предоставило ему государство воинствующих безбожников, при условии, что он, епископ, социальный заказ понимает и выполняет? Стоит ли епископу реализовать эту потенцию?
Вы также отлично знаете, что своими действиями выполняете угрозу, которую я не менее десяти раз слышал по разным поводам из уст чиновников Совета по делам религий, угрозу, что если я не перестану проповедовать Евангелие "в неположенных местах", если не перестану безотказно ходить и ездить по требам в любую глухомань, не перестану носить в общественных местах нелепое в их глазах духовное платье и особенно ненавистный им наперсный крест, если не перестану требовать от самих уполномоченных и их безбожного актива неукоснительного соблюдения их же собственного "законодательства о культах", то мне не служить. "Не было еще случая, - заверяли они меня, - чтобы уполномоченный не нашел способ справиться с непокорным священником". Памятуя о судьбе епископов-исповедников Павла, которого с таким отменным аппетитом скушали наши собратья
141священнослужители в Вологде, и Ермогена, я ничуть не сомневался, что действительно, не было. Но и выхода у меня иного не было: я не мог наняться на работу ко второму господину. Как управились с архиепископом Павлом, Вы отлично знаете, сами ведь тогда в Вологде были, с теми, кто управлялся, ежедневно беседовали. Нет сомнения, что только одним этим славным подвигом своим они и останутся в истории Русской Православной Церкви. На Ермогена всем миром навалились. На меня - мелкую сошку - Вас нашли.
В первый месяц после запрещения, в феврале, я высказал Вам свое мнение, что Вы не были свободны в своем решении, что Вы подвергли меня запрещению под давлением внецерков-ных сил. Сейчас, побеседовав несколько раз с тружениками Совета по делам религий, узнав их мнение обо мне лично и о всех прочих потомках Авраама, Исаака и Иакова, заслушав фрагменты из своего тамошнего досье, любезно оглашенные В.Г. Подши-бякиным (сплетни о священнике, клевету и доносы на него коллекционируют не только в епархиальных управлениях,в Совете, надо полагать, тоже есть наши "личные дела"), собранные его неустанными трудами и заботами, я еще тверже укрепился в своем предположении. Вы так упорно обвиняете меня не потому, что честно заблуждаетесь, не потому, что намерены восстановить справедливость или исправить меня и наставить на путь истинный, а лишь потому, что твердо положили в сердце своем, по рекомендации соответствующих инстанций, во что бы то ни стало осудить меня, заслужить право оставаться выездным1 и правящим архиереем. Какие против приказа КГБ контрдоводы приведешь? Чем их резоны опровергнешь? Будь ты хоть семи пядей во лбу, против лома нет приема, а тут именно ломом орудуют. Чем неоспоримее и яснее твои доказательства, тем хуже для тебя самого: этого сопротивления в священнике никто не потерпит, это только осложняет задачу обвинителей и безмерно сердит их, показывает твое нераскаянное упорство в заблуждении, подтверждает насущную необходимость сугубо жестких мер воздействия. Поэтому и не принимались Вами в расчет все мои доказательства, потому и вопил я словно в пустыне, потому и росли, будто грибы после дождя, все новые чудовищно нелепые, бесстыдные и бездоказательные обвинения и по ним тут же, ДО всяких объяснений, принимались скоропалительные решения: ведь решение было уже готово даже ДО того бездоказа-
142
тельного обвинения, его, обвинение это нелепое, только неуклюже прилаживали к тому априорному решению и выдвигали всякий раз лишь как в басенке: "делу дать хотя законный вид и толк", тут любая нелепица и клевета, любой лжесвидетель - вполне годится. Только того не так уж благородного, но всякому понятного оправдания - "хочется мне кушать" - обвинитель-архиерей в моем деле лишен, он не ради куска хлеба насущного трудится.
Может, "юридическая тога" чуть честнее? Может, отложите на секундочку бармы архиерея и примерите тогу? Но и облачившись в нее, безмерно спустившись до уровня холодной бездушной юриспруденции, придя на выучку к жестоким язычникам Рима, Вы услышите незыблемое правило любого правосудия любого цивилизованного народа, если только оно правосудием дерзает именоваться: "Auditur et altera pars".
Чем же Вы, Владыко, руководствуетесь в своей деятельности, в своих указах и циркулярах? Какие законы чтите? Если Соборные правила устарели и утратили силу, как Вы многократно меня пытались убедить, если Кормчую пора забыть (это Ваши слова), что помнить, что силу приобрело? На каком камени утверждаемся мы с Вами?
Позволю себе напомнить Вам, что до 19 декабря прошлого года у меня не было ни одного взыскания или замечания ни от духовных, ни от светских административных органов. Вы сами не менее десяти раз по различным поводам объявляли мне благодарности и поощрения "За усердную службу во славу Бо-жию", "За максимальный в Вологодской епархии рост числа крестин", "За ревностные труды по окормлению болящих на приходе", "За окончание Московской духовной семинарии первым учеником", и, дважды, уж совсем за сущий вздор - "За образцовое составление годового отчета" и т. д. Эти благодарности и поощрения - мишура, как мишура и недостойная детская забава почти все церковные награды - два креста, какие-то неведомые ордена, "кресты с украшениями" (!). Покойный генсек и лауреат всех премий, четырежды Герой Советского Союза мог таким цацкам радоваться, у христианина они вызывают только недоумение и жалость. Священника нельзя наградить ничем, как нельзя украсить крест, священник сполна награжден всеми высочайшими наградами при хиротонии, выше не бывает, пото-
Очевидцы
143му и нет среди нас, священнослужителей, достойных такой награды - стоять у Св. Престола. Кстати, награждение орденом означает, что награжденный становится членом данной группы, данного ордена. В какие группы и ордена дозволено вступать священнослужителю? Может ли он вступить в Орден Красного Знамени? Я говорил Вам о своем отношении к "наградам", здесь нет ничего оригинального. Удивляюсь только, как же можно после четырехлетнего славословия в указах, не спросив и не выслушав, без всякой паузы, по первому телефонному звонку из общеизвестной "конторы" вдохновенно мешать священника с органическим удобрением?
Мы слишком далеко зашли, боюсь, в нашей полемике. Вер-немся-к ее истокам, вспомним, что четыре года мы могли в чем-то не соглашаться друг с другом, но относились к оппоненту с уважением, честно смотрели в глаза друг другу, стояли у одного Св. Престола, причащались из одной Св. Чаши.
Памятуя о тех четырех годах, еще раз покорнейше прошу Вас забыть и простить все мои прегрешения, не требуя при этом, чтобы я отказался от того, что признаю существенным элементом служения на приходе. Если соблаговолите, прошу вызвать меня сослужить Вам в любой день на любом приходе, от всего сердца, от всей души, от всего помышления нашего произнести великие слова, которые мы друг другу говорили: "Христос посреди нас". - "И есть, и будет". Нам нечего делить. Нас ничто, кроме день ото дня растущего непонимания и недоверия, не разделяет. Но ведь объединяет нас Нечто несравненно большее.
Я знаю и не скрываю, что письмо это написано в раздражении, что оно - грубое и резкое, но иное, если честно, не получилось, а льстить и лгать, унижая себя и Вас, не нахожу нужным. Я готов принародно, в кафедральном соборе, на коленях испросить у Вас прощения за все прегрешения лично против Вас, за все огорчения, которые Вам за этот год причинил.
Вашего Высокопреосвященства
смиренный послушник
священник Г. Эделыитейн
16 октября 1987 г.
144
Высокопреосвященнейшему Михаилу, архиепископу Вологодскому и Великоуспгюжскому
Ваше Высокопреосвященство!
Мы признательны Вам за быстрый ответ на наше письмо. Однако, по нашему общему мнению, Ваш ответ являет собой вопиющий пример бездушного бюрократизма, за повсеместное осуждение которого борются сегодня здоровые силы нашего общества.
Как горько, что бюрократизм, защита своих позиций, сво-J их, очевидных для всех, ошибок (вместо подобающего нам, хрис-I тианам, покаяния) нашел себе пристанище в Вашей епархии, как печально, что вместо того, чтобы разобраться в существе дела, Вы | стали обвинять нас, стали подозревать о. Георгия Эдельштейна в подлоге, намекая на то, что он сам, якобы, а не мы, написали письмо в его защиту!
Вы квалифицировали наши слова о том, что мы намерены предать широкой гласности факты клеветы и незаконное изгнание Вами священника Георгия Эдельштейна, "как угрозу дерзкую и нелепую".
С каких пор гласность в Русской Православной Церкви является дерзостью и нелепостью?
Кто отменил призыв Христа оповещать на кровлях то, что I слышим на ухо (Мф. 10, 27)? Кто отменил евангельский смысл I "правящего" в Церкви: "тот, кто хочет между вами быть боль-I шим - да будет вам слугой" (Мф. 20, 26)? Не Господь ли наш заповедал Своим апостолам, а вслед за ними - и епископам, да и всем нам, "умывать ноги друг другу" (Ион. 13, 14), почитая себя I меньше другого? Кто отменил апостольские слова о необходимости обличать бесплодные дела тьмы (Еф. 5,11)? Неужели это может стать для епископа метафорой, символом, а не реальностью, не повелением Господним?
Господь не разделяет Свою Церковь на правящих архиереев и мирян, Церковь - не партия, и в ней господствует не дисцип-1 лина, а любовь. "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если I будете иметь любовь между собою" (Ион. 13, 35).
Канонические правила, которыми Вы хотите оградиться, не могут Вас никак оградить от Евангельских повелений и установлений. Но именно против канонических правил Вы больше всего
145погрешаете, отнюдь не случайно Вы не сослались ни на одно из них в своих указах. Какие каноны и правила повелевают епископу запретить священника в служении, изгонять из Церкви, лишать средств к пропитанию за то, что в храме, где он служит, присутствуют православные христиане, прописанные в другом месте, и за то, что эти люди по собственному желанию поселились вблизи храма? Вот что самое главное.
Вы ведь не ответили на этот вопрос.
Неужели сотни и тысячи паломников, которые испокон веку совершали паломничества к святым местам и монастырям России, шли на богомолье в храмы, становились поводом для запрещения в служении священников, не изгонявших их? Кто и когда возмущался, что паломники доставляют неудобства и хлопоты? Где, когда, кто допустил подобный произвол?
А ведь именно так и обстоит дело с запрещением в служении и изгнанием о. Георгия. Это засвидетельствовано Вами в характеристике, собственноручно написанной Вами в Вологодское областное управление милиции, когда там заводили фальсифицированное дело против о. Георгия. Мы полагаем, что Вам известно, что дело это закрыто и, как утверждает в ответе на наш запрос министру внутренних дел начальник УВД генерал-майор Л.А. Мильков, о. Георгий никогда не привлекался как подозреваемый или обвиняемый, а допрашивался только как свидетель.
К сожалению, нам придется напомнить Вам о той характеристике, которую Вы отправили в областное управление милиции. Вы пишите в ней: "В течение лета Георгий Эдельштейн принимал и расселял в церковных помещениях села Ламанихи большое число людей, главным образом из Москвы, устроил в приходе своего рода лагерь летнего отдыха, причиняя тем самым множество неудобств и забот церковному совету. По свидетельству многих прихожан церкви с. Ламаниха, отъезжавшие гости были нагружены мешками и рюкзаками, по внешнему виду которых можно было предположить наличие в них икон или книг, пропажа которых впоследствии подтвердилась".
Невозможно без сожаления о Вас читать эти строки. Однако их необходимо прокомментировать.
Вы пишете в милицию о слухах и сплетнях, ни разу не ссылаясь при этом ни на конкретные факты, ни на свидетельства конкретных людей. "Можно было предположить", - пишете Вы,
146
повторяя чью-то клевету. Да, КЛЕВЕТУ. Ведь Вы понимаете, что Вы пишете. Зачем же?
В этом случае нельзя сказать, что Вы не ведаете, что творите. Вы пишете, что пропажа икон и книг впоследствии подтвердилась, но сами-то хорошо знаете, что именно НЕ ПОДТВЕРДИЛАСЬ. Специальная комиссия, составленная из членов ревизионной комиссии этой церкви, работников милиции и искусствоведа, провела тщательнейшую ревизию и зафиксировала в акте, что ни одна икона, ни одна книга НЕ ПРОПАЛА. Результаты ревизии доведены до Вашего сведения, акт подшит к уголовному делу.
Да и как можно было до тех пор, пока велось расследование, пока пропажа не была кем-то юридически удостоверена, писать с чьих-то непроверенных слов по сути дела ДОНОС на священника в милицию?
Почему Вы забыли сообщить в милицию, что когда эти православные люди ехали из Москвы в Ламаниху, у них было в четыре-пять раз больше коробок, мешков, рюкзаков? Все их вещи тогда в грузовое такси еле поместились.
Позволительно Вас спросить, Владыко, возможно ли канонически подозревать своих собратьев, священника ли, мирянина ли, в воровстве, пользуясь исключительно слухами? Возможно ли канонически Вам, правящему архиерею, в характеристике, адресованной в милицию, обвинять священника в "недобросовестном отношении к церковным суммам", если Вы отлично знаете, что священник этот ни рубля в церкви не получал, что книги, о которых Вы говорите, получены рабочими, которые три месяца без устали трудились в церкви (ремонтировали и красили крышу, стеклили окна, перестаивали баню-прачечную, не получив с прихода ни копейки!), как договорная плата. Кстати, Владыко, Вы сами беседовали с этими людьми и сами причащали их. Наконец, Вы знаете, что этот священник полностью, даже с лихвой, вторично погасил задолженность за эти книги, отдав епархии свою двухмесячную зарплату? Вы забыли, по-видимому, обо всем этом, Владыко, как забыли в июле, когда писали характеристику, о результатах ревизии, которая была проведена и о которой Вас известили в апреле.