"Глупыш, - сказала я ему. - Ну что ты от меня хочешь?" Мы тогда оказались с ним вместе в Лондоне по случаю премьеры первого фильма. Он спустился завтракать и сказал: "О’кей, я еду искать тебе дом. Где ты хочешь жить?" "В Борнмуте", - ляпнула я, просто чтобы сказать что-нибудь. Он, не сходя с места, тут же позвонил своему шоферу Энтони и сказал, чтобы тот достал карту Борнмута, поскольку мы сейчас туда поедем. "Ну что же, - подумала я, - забавно будет прокатиться". Список домов мы взяли в фирме "Рамзей". Ездили-ездили, но все дома стояли далеко от моря и поэтому мне не нравились. "Вот и хорошо, - подумала я, - сейчас поедем домой". А потом вдруг агент, который сопровождал нас, вспомнил, что только что освободился один особняк около моря. Хозяева еще не выехали из него, и я стеснялась входить в дом, особенно из-за того, что Джон был в потертых джинсах с дырками и старой замшевой курточке, которую я купила ему в незапамятные времена, она ему теперь на нос не налезала. А на макушке у него торчала нелепая фуражка для занятий парусным спортом. "Джон, - попросила я, - неудобно, давай уйдем". Но Джон возразил, что это самый что ни на есть обыкновенный буржуйский дом. "Будь осторожна, Мими, - сказал он мне, - а то и ты станешь такой же обыкновенной буржуйкой". Потом он независимой походкой вошел в этот дом и спросил: "Как ваше здоровье? Можно посмотреть дом?" - Хозяева оторопели. Джон сказал: "Тебе нравится, Мими? Если нет, то я беру его себе". Он позвонил своему бухгалтеру, и дело было сделано.
Мими въехала в особняк в октябре 1965 года. Она продала свой старый дом в Ливерпуле за 6000 фунтов, - ей дали хорошую цену, хотя Мими говорит, что прекрасный дом в хорошем районе и не мог стоить дешевле.
Дом в Борнмуте записан на имя Джона, но будет принадлежать Мими столько времени, сколько она захочет. Джон оплачивает все счета. Пусть она тратит свои шесть тысяч на что хочет, заявил он, но Мими ответила, чтобы он не валял дурака.
– Я здесь блаженствую. Когда-то я мечтала, как Джордж уйдет от дел и мы переедем на южное побережье. С тех пор как я здесь поселилась, я забыла, что такое зима. Для соблюдения приличий мне пришлось выпить по рюмочке кое с кем из соседей, но у меня нет желания заводить новые знакомства. Я много гуляю, читаю. День кажется мне слишком коротким.
Сыновья резко изменили материальное положение родителей, которые реагировали на это по-разному. Мими, наверное, оказалась единственной, чье отношение к Джону нисколько не изменилось. Она обходится с ним как и прежде, в то время как другие едва ли не преклоняются перед своими сыновьями-героями. Мими все так же недовольна манерой Джона одеваться, его видом, как и в те времена, когда ему было четырнадцать лет. Она выговаривает Джону, если он слишком поправляется, и не позволяет сорить деньгами. "Он совершенно бесхарактерный в отношении денег. Любой может обобрать его. Щедр до глупости. Я ему всегда об этом говорю".
Другие родители никогда не осмеливаются критиковать своих детей.
Мими недовольна речью Джона. "Бормочет что-то невнятное, - утверждает Мими, - никогда не заканчивает фразу. И при этом говорит все хуже и хуже. Я вообще иногда не понимаю, что он хочет сказать. Перескакивает с одного на другое".
Она видит его нерегулярно, но он всегда присылает ей из-за границы смешные письма с маленькими рисунками на конверте, специально для нее. Она бережно хранит их в письменном столе. Когда Джон навещает ее, он перерывает все вверх дном, просто чтобы посмотреть, что она делала, пока его не было. У нее хранятся все книжки, которые он сочинял в детстве, и Мими часто перечитывает их.
– Это совершенно то же самое, что он потом издавал. Всякие каракули, как я их называла. Раньше-то он лучше писал. Я до сих пор умираю со смеха, когда читаю некоторые его стихи.
Окружающая роскошь почти не повлияла на образ жизни Мими. Она говорит, что с удовольствием отказалась бы и от этого шикарного дома, и от славы Джона, лишь бы только он снова стал ее малышом.
– Я отдала бы 2 миллиона фунтов, если бы можно было вернуть прошлое. Конечно, я эгоистка. Мне он всегда представляется маленьким мальчиком. Я знаю, это глупо. Но ничто не сравнится с теми радостями, которые он приносил мне в детстве.
Мими, конечно, хотелось бы видеть Джона чаще, но она никогда в этом не признается, никогда не будет "виснуть на нем".
– Он не виноват, что я вдова. Для молодого человека нет ничего хуже, чем чувствовать на себе какую-то обузу. Он должен жить своей жизнью. Ему надо думать о своей жене и своей семье. Он знает, что я здесь, и навещает меня, когда может. Летом он просидел у меня на крыше четыре дня. Я только и делала, что бегала вверх и вниз с разными напитками. Джон не выставляет своих чувств напоказ. Никогда. Но однажды вечером он сказал, что хоть и не приезжает ко мне каждый день или даже раз в месяц, но всегда думает обо мне, где бы он ни находился. Для меня это очень важно.
Когда в 1964 году Пол сообщил Джиму Маккартни, что тот может бросить работу, это был самый счастливый день в его жизни. Джиму не надо было повторять предложение дважды. Ему перевалило за шестьдесят, до пенсии оставалось протрубить еще три года. Он работал все в той же хлопковой фирме, где начал трудиться в четырнадцать лет, и службой своей был сыт по горло. Жалованье Джима, несмотря на огромный стаж и опыт, составляло 10 фунтов в неделю. Падение цен на хлопок в последние годы сделали его положение неустойчивым. Он все время боялся, что его выгонят, а на его место возьмут более молодого человека.
Пол подыскал отцу дом стоимостью в 8650 фунтов в Вирэл, в Чешире. А еще через год Джим после десятилетнего вдовства женился во второй раз.
Прежде чем сделать Анджеле предложение, он виделся с ней всего три раза. Она была вдовой, гораздо моложе его, воспитывала пятилетнюю дочь Рут. Ее муж погиб в автомобильной катастрофе, и Анджела жила в одной комнате в Керби. "Мы оба были очень одинокими людьми".
Джим и Анджела очень счастливы. Джим обожает Рут, удивительно умную юную леди, которая считает, что те девчонки в школе, которые постоянно пристают к ней с расспросами о ее знаменитом сводном брате, ужасно глупые. Энджи - бодрая, остроумная, пылкая натура. Она великолепно руководит жизнью большого дома и водит машину, поскольку Джим этому не научился. Анджела подарила ему вторую молодость. Он носит модные, плотно облегающие свитера-водолазки и брюки-дудочки, точно такие, из-за которых в свое время ополчался на сына.
Майкл, брат Пола, по-прежнему живет дома.
– Я только что отнесла Майклу надувной матрац и три листа копировальной бумаги, - говорит Энджи.
– Очень благородно с твоей стороны, - отвечает Джим.
– Он хочет еще несколько трехфунтовых мешков муки. Он роняет мешок на доску для хлеба и записывает этот звук на магнитофон. У него потрясающая спальня, но не дай бог увидеть, что там творится. А как ты думаешь, зачем это все ему надо? Что он записывает?
– Звук, раздающийся при падении трехфунтового мешка муки на доску для резания хлеба.
После того как Пол купил этот дом, на него пришлось потратить еще 8000 фунтов, чтобы провести центральное отопление, сделать ремонт и заново его обставить. Дом стоит в просторном саду с изумительным видом на реку Ди, впадающую в море. И хотя все в этом доме новое, здесь почему-то очень уютно и каждый уголок полон жизни. Джим и Энджи совершенно не боятся получать удовольствие от свалившейся на них роскоши.
– Конечно, я скучаю по Ливерпулю, некоторым из моих старых друзей, но не слишком сильно. Мне уже порядком надоело постоянно слышать один и тот же вопрос: "Ну как, вы, наверное, очень гордитесь, что у вас такой знаменитый сын? Это, должно быть, здорово?" Больше меня ни о чем не спрашивали - все одно и то же, снова и снова. Я порвал с такими людьми. Но близким друзьям и родным я часто звоню, и они ко мне приезжают.
К своему врачу Джим обращается по имени, а иногда даже называет Пипом - такое у него прозвище. Он делает это совершенно естественно, без натуги. Как только звонит Пип, Джим немедленно достает виски. У него два садовника, которые работают неполный рабочий день, но Джим и сам с большим удовольствием ухаживает за зимним садом. Он выращивает виноград, делает домашнее вино; всегда может похвастаться большим выбором напитков; берет в библиотеке книги по орнитологии и доподлинно знает, какие птицы поют у него в саду. Он стал также экспертом по белкам.
Если не считать легкого ливерпульского акцента, то, наблюдая его образ жизни, манеру одеваться и излюбленные развлечения, трудно поверить, что более сорока лет этот человек прожил в жалких комнатушках убогого муниципального строения, зарабатывая около 10 фунтов в неделю. Чаще всего его можно встретить на скачках. Он выглядит как настоящий джентльмен.
Возможность оставить работу, жизнь в прекрасном доме, но более всего удачный брак сделали Джима совершенно счастливым. Однако самая большая радость ждала его в день рождения, когда ему исполнилось шестьдесят два года. Именно в этот вечер, 6 июля 1964 года, состоялась премьера первого фильма "Битлз". - Мы все потом отправились в Дорчестер. Там была принцесса Маргарет. Я видел, как Пол помахал кому-то и ему передали какой-то пакет. Пол сказал: "Это тебе, отец, с наилучшими пожеланиями". Я развернул пакет и увидел фотографию лошади. "Спасибо, - поблагодарил я, - очень мило", а про себя подумал: на кой черт мне эта фотография? Пол будто угадал мои мысли и добавил: "Это не просто фотография. Я купил тебе эту чертову лошадь. Она теперь твоя, понимаешь, и в субботу участвует на скачках в Честере".
Эта лошадь, знаменитый рысак Дрейкс Драм, обошелся Полу в 1050 фунтов. Пол оплачивает также его тренинг - 60 фунтов ежемесячно. В сезоне 1966 года Дрейкс Драм выиграл более 3000 фунтов, включая приз в 1000 фунтов в Ньюбери, а также скачки, состоявшиеся в Эйнтри непосредственно перед знаменитыми скачками "Грэнд Нэшенл".
Жизнь Джима теперь - сплошное наслаждение. Как и у всех родителей "Битлз", у него есть счет, с которого он в любой момент может взять любую сумму денег. Он не хвастается богатством и не кичится своим благосостоянием, но, пожалуй, получает от них больше удовольствия, чем все остальные.
– Конечно, все это свалилось на меня нежданно-негаданно, ведь мне уже исполнилось шестьдесят два года. Понадобилось время, чтобы я привык к новой жизни. Теперь-то я себя чувствую как рыба в воде. Я не стал говорить на манер аристократов: не растягиваю слоги, не произношу "О-о-о-о, не-е-ет", но получаю от жизни колоссальное удовольствие. Кажется даже, что так было всю жизнь.
Брату Пола, Майклу Маккартни, потребовалось больше времени, чтобы привыкнуть к коренным переменам в жизни. Пол и Майкл всегда были очень близки, и по возрасту, и по вкусам, - больше, чем, скажем, Джордж со своими братьями, - и это осложняло жизнь Майкла. "Наверное, я не мог не испытывать влияния нашего мальчика. Он всегда имел успех. Во всем был первым, самым красивым, ему доставались все девушки, а потом и вся слава".
В Ливерпуле фанатики уже несколько лет гоняются за его автографами только потому, что он младший брат Пола. Майкл же решительно подписывается "Майкл Макгир", к полному разочарованию поклонников Пола. Обычно он вообще отказывается признавать свои родственные связи с Полом. "Ну что ты, милый, хотел бы я быть его братом. Я бы тогда купался в деньгах, а?"
Теперь Майкл Макгир становится все более известным; для этого ему потребовалось немало потрудиться. "Макгиром" он стал, когда вступил в группу "Скэффолд" в 1962 году. Начало было бурное, они снялись в телевизионном сериале, длившемся двадцать семь недель, а потом вдруг все застопорилось, остались лишь редкие приглашения участвовать в местных театральных постановках. Так длилось до 1967 года, когда они выпустили пластинку "Thank U Very Much", которая попала в первую десятку хитов. Это повлекло за собой новые шоу и новые пластинки. Майкл хорошо поет, умеет сочинять, но считает все это второстепенным, пытаясь придумать что-то совершенно необыкновенное.
– Я не стремлюсь стать знаменитым - просто хочется добиться успеха самому, в своем собственном деле. Мне всегда меньше всего хотелось оказаться в положении брата Сина Коннери, брата Томми Стила - словом, брата, следующего по стопам своего брата.
Семья Харрисон живет на окраине Уоррингтона. Они переехали сюда из Ливерпуля в 1965 году, когда мистер Харрисон перестал работать водителем автобуса. Добившись успеха, ливерпульцы, как правило, переезжают не в Уоррингтон. Они предпочитают оказаться на другой стороне реки ("переехать через воду", как они выражаются), в фешенебельных районах Чешира, как это сделал, например, Джим Маккартни. Уоррингтон, расположенный в пятнадцати милях и от Ливерпуля, и от Манчестера, представляет собой один из бесчисленных промышленных городков Ланкашира, где даже в самый солнечный день все серо.
Харрисоны, однако, живут не в самом Уоррингтоне, а в местечке Эплтон, в трех милях от него. Их дом стоит особняком посреди полей, вдали от всякого жилья, - настоящий деревенский оазис. Дом Харрисонов - самый недоступный из всех, принадлежащих родителям "Битлз", - до него труднее всего добраться.
Он имеет форму буквы "L", с садом площадью в три акра, которые еще совсем недавно были обычным полем. Теперь здесь два раза в неделю работает садовник, приводя землю в порядок. Новые хозяева называют свой дом "бунгало", но в нем есть комната и на втором этаже. "Комната" тянется во всю длину дома, то есть на тридцать два фута. Этот зал Харрисоны используют для вечеринок или показывают в нем кинофильмы.
Джордж заплатил за дом 10 000 фунтов. Вместе с разными усовершенствованиями, такими, например, как новая открытая лестница или солярий, он стоит теперь 20 000 фунтов. А если бы такой же дом находился в Борнмуте, рядом с Мими, то наверняка его цена потянула бы на все 40 000.
Дом обставлен современной мебелью, пол застлан толстыми коврами; стены украшены яркими безделушками, привезенными со всех концов света. Но эти сувениры прислал Харрисонам не сын, как в других домах родителей "Битлз", а многочисленные поклонники Джорджа. В отличие от других домов здесь вас также не поразит количество Золотых и Серебряных дисков, присужденных группе "Битлз". Вместо них на стенах красуются всякого рода грамоты, присужденные Луизе и Харолду Харрисон.
На одной из стен висит большая золотая пластина с выгравированными на ней словами: "Подарено Харолду и Луизе Харрисон в благодарность за постоянную бескорыстную помощь, которую они всегда и повсюду оказывали поклонникам "Битлз". Объединение поклонников "Битлз". Помона, Калифорния, 1965г".
Родители Джона, Джорджа и Пола считают, что у миссис Харрисон не все в порядке с головой. Они никак не могут взять в толк, зачем она тратит столько времени на болельщиков "Битлз", когда в этом нет никакой необходимости. Но миссис Харрисон фанатична, когда речь заходит о болельщиках, - она, если угодно, болельщица болельщиков.
Она пользуется каждой свободной минутой, чтобы отвечать на их письма. Сидит и пишет до двух часов ночи, по двести штук в неделю, - не какие-то отписки, а подробные письма на двух страницах каждое. И это не считая фотографий, которые она тоже рассылает. На почтовые расходы у Харрисонов уходят внушительные суммы.
– Я отвечаю на все письма сама, если только они не от явных психов. Если письмо на испанском языке, то я внимательно изучаю его и выбираю такие слова, которые мне понятны, например "admiro". Благодаря этому слову я могу сделать вывод о содержании письма и высылаю в ответ, например, подписанную фотографию.
Мистер Харрисон каждый месяц ездит в штаб Клуба болельщиков "Битлз" в Ливерпуле, чтобы забрать оттуда новую кипу фотографий, - не меньше двух тысяч в месяц.
– С самого начала я получала такие милые послания от поклонников, а чаще даже от матери какого-нибудь из почитателей "Битлз". "Дорогая миссис Харрисон, вы даже не представляете себе, что означает для нас ваше письмо. После того как мы столько лет писали по каким-то несуществующим адресам в несуществующие клубы и ни разу нам никто не ответил - получить письмо от самой мамы Джорджа! Моя дочь прыгала до потолка". Так что, понимаете, я должна продолжать это дело. Конечно, было время, когда я просто физически не могла ответить на все письма. В 1963 и 1964 годах мы получали по 450 писем в день со всего мира. В день рождения Джорджа, когда ему исполнился двадцать один год, пришло 30 000 открыток, а вокруг дома шумела тысячеголосая толпа поклонников. Пришлось вызвать полицейского, который чуть в обморок не упал, когда увидел, что подростки целуют ручку двери. "Неужели у вас постоянно такое творится? - спросил полицейский. - Я бы сошел с ума". В течение многих лет почта отправляла нам письма в специальном фургоне, сейчас все немножко пошло на спад. Мне кажется, что 200 писем в неделю - это вполне достаточно, и я могу с ними справиться, если не дам себе поблажки.
От поклонников, с которыми переписывается миссис Харрисон, можно ожидать любых неожиданностей. Только недавно, например, пришлось оказать гостеприимство одному американскому семейству, приехавшему специально, чтобы повидаться с ней.
– Они совершали двухнедельный тур по Европе и заезжали в Священный город. Британия не входила в их маршрут, но они решили из Парижа отправиться самолетом в Манчестер, а уж оттуда добрались до нас на такси, и все это с единственной целью - познакомиться с нами. Да, у нас здесь не соскучишься.
Миссис Харрисон всегда любила писать письма, она пристрастилась к этому занятию задолго до того, как Джордж стал членом группы "Битлз". У нее есть две корреспондентки, с которыми она переписывается уже тридцать лет. Она узнала их имена и адреса через журнал "Уимензкомпанион". Одна из корреспонденток живет в Барнсли, другая - в Австралии. Миссис Харрисон обменивается с ними всеми семейными новостями начиная с 1936 года. Когда "Битлз" оказались в Австралии, на страницах газет стали появляться фотографии маленького Джорджа. Никто не мог понять, как они сюда попали. Сам Джордж отродясь их в глаза не видел. Конечно же, их дала корреспондентка миссис Харрисон, которая выкопала фотографии Джорджа, посланные ей его матерью много лет тому назад.
– Многие думают, что из-за Джорджа мы сильно изменились. Недавно мы побывали на свадьбе одного из поклонников "Битлз", и там нас спросили: "Вам, наверное, скучно с такими, как мы?" Наверное, они иначе как в норковых шубах нас не представляют. Мне кажется, они даже хотят, чтобы мы стали другими, не знаю почему. Когда Харри еще работал, он постоянно слышал: "Только не говорите мне, что вы все еще работаете". А теперь, когда он не работает, они убеждены, что мы просто обязаны перемениться. Никак не угодишь.
Мистер Харрисон ушел на покой в 1965 году, проработав водителем автобуса тридцать один год. "Я водил здоровую махину, экспресс. Он пересекал Ливерпуль на большой скорости, - важно было не попасть в заторы. "Сколько же ты получаешь за то, что водишь "пятисотку"?" - спросил меня однажды Джордж. "Десять фунтов и два шиллинга", - ответил я ему. "В день?" - спросил Джордж. "Нет, в неделю". Джордж выругался. "Я заплачу тебе втрое, чтобы ты ничего не делал. Продлишь себе жизнь по крайней мере на десяток лет".