Впервые они заговорили друг с другом во время занятий. - Оказалось, что мы оба близорукие, - говорит Синтия. - Мы обсудили это. Джон совершенно забыл наш первый разговор. Нехорошо с его стороны. Но я все помню. После этого я обнаружила, что прихожу в класс раньше всех, чтобы сесть рядом. И после занятий я поджидала его во дворе, в надежде перекинуться с ним словечком. Он и не думал ухаживать за мной. Не подозревал, что нравится мне. Естественно, я никак не проявляла свои чувства, я и не могла. Думаю, ему и теперь в голову не приходит, сколько времени я тратила/чтобы увидеть его.
Настоящее знакомство Синтии с Джоном состоялось во время Рождества, в 1958 году, на втором курсе.
– Я пришел на танцевальный вечер, - говорит Джон, - злой был как черт и пригласил ее танцевать. Джефф Мохамед все уши мне прожужжал: "Ты нравишься Синтии". Во время танца я предложил ей пойти на завтрашнюю вечеринку. Она сказала, что не сможет. Она занята.
– Так и было, - говорит Синтия. - Почти так. Я уже три года встречалась с одним мальчиком, и мы должны были пожениться. Джон расстроился, когда я отказалась. Тогда, сказал он, пойдем и выпьем после танцев. Сначала я отказалась, а потом пошла с ним. Я ведь на самом деле все время хотела этого.
– Я был в восторге, - говорит Джон, - что сумел ее уговорить. Мы выпили, а потом пошли домой к Стюарту, по пути купили рыбу с жареной картошкой.
После этого они стали проводить вместе все вечера, да и днем ходили в кино, вместо того чтобы посещать лекции.
– Я боялась его. Грубиян. Никогда ни в чем не уступал. Мы все время ссорились. Я думала: если я уступлю сейчас, так будет всегда. Оказалось, он просто меня испытывал - я не имею в виду секс, - выяснял, можно ли мне доверять, я должна была доказать ему, что можно.
– Я был в истерическом состоянии, - говорит Джон. - И в этом заключалась вся беда. Я ревновал ее абсолютно ко всем. Я требовал от нее абсолютной верности, в особенности потому, что сам не соблюдал ее. Я срывал на ней все свои разочарования и огорчения, был полным неврастеником. Однажды она ушла от меня. Это был ужас.
– Я не выдержала, - говорит Синтия, - никаких нервов не хватало. Он пошел и поцеловал другую девушку. - Но я не мог без нее. Я позвонил ей. - Я не отходила от телефона, ждала его звонка. Синтия не спешила представить Джона своей матери. Ей хотелось подготовить мать к такому удару.
– Он никогда не блистал хорошими манерами и выглядел неряшливо. Мама, однако, отнеслась ко всему спокойно. Просто молодец. Я уверена, что она, конечно, надеялась, что все это как-нибудь рассосется само. Но мама не стала ничему мешать. Преподаватели предостерегали меня: не надо с ним встречаться, пострадает моя учеба. И действительно, вся работа пошла насмарку, а преподаватели продолжали приставать ко мне. Молли, уборщица, однажды увидела, как Джон бил меня, действительно колошматил будь здоров. "Глупышка, - сказала Молли. - Зачем ты с ним связалась?"
– Целых два года я находился в какой-то слепой ярости, - говорит Джон. - Либо я был пьян, либо дрался. Точно так же я вел себя со всеми знакомыми девушками. Что-то неладное творилось со мной.
– Я все надеялась, что это у него пройдет, но не была уверена, что смогу долго выдержать. Я валила все на его прошлое, на Мими, на колледж. Просто ему не надо было учиться в колледже. Учебные заведения не для Джона.
8. От "Кворримен" до "Мундогз"
К концу 1959 года название "Кворримен" перестало существовать. Пол и Джордж учились в "Институте" и уже давно не имели никакого отношения к средней школе "Кворри Бэнк"; Джон посещал Художественный колледж. Группу называли то так, то сяк, не ломая голову, брали первое попавшееся название. Однажды объявили себя "Рейнбоуз" ["Rainbows" - "Радуга" (англ.)], потому что вышли на сцену в разноцветных рубашках.
Джордж играл в группе уже около года, и, по его воспоминаниям, "Кворримен" не сделали за это время заметных успехов, хотя сам Джордж справлялся с гитарой все лучше и лучше.
– По-моему, в первый год нам даже не платили. В основном мы играли на вечеринках у наших приятелей. Куда бы нас ни позвали, мы брали гитары, шли и играли там за бутылку кока-колы, тарелку фасоли, и, пожалуй, все. Деньгами запахло, когда мы начали участвовать в конкурсах скиффла. Мы проходили первые туры и старались продержаться как можно дольше, мечтали победить. Но ведь за участие не платят, платят только за победу, а эти туры казались нескончаемыми. Выглядели наши выступления, надо сказать, странно: ни одного ударника и человек пятнадцать гитаристов.
Миссис Харрисон болела за Джорджа и его группу, но мистер Харрисон очень беспокоился. Он продолжал, хоть и безуспешно, бороться с длинными волосами Джорджа, с его манерой одеваться; он проигрывал эти сражения главным образом из-за миссис Харрисон, которая держала сторону Джорджа. "Это его волосы, - заявляла она. - Почему кто-то должен распоряжаться собственностью другого?"
– Я очень хотел, чтобы он как следует учился в школе и получил потом хорошую работу, - говорит мистер Харрисон. - Я страшно расстроился, когда понял, что парень просто помешался на этой группе. Я-то прекрасно понимал, что такое шоу-бизнес, каким надо быть ушлым, чтобы пробиться, добраться до вершины, а потом стать еще во сто крат более ловким, чтобы удержаться на ней. Я совершенно не мог понять, на что они рассчитывают. Двое других моих сыновей были при деле: Харрис стал хорошим слесарем, а Питер столяром. Я мечтал о том, чтобы и Джордж вышел в люди, овладел бы настоящей профессией, но Джордж заявил, что собирается бросить школу. Он не желает быть канцелярской крысой. Хочет работать руками. Оказывается, они с матерью давно уже все решили, а я об этом и понятия не имел. Он не стал сдавать переводные экзамены. Просто ушел - и дело с концом.
Джордж начал работать летом 1959 года, в шестнадцать лет. - Мне было совершенно ясно, что я не освою никакой профессии. При всех стараниях я в лучшем случае одолел бы два экзамена уровня "О". Без них даже в дерьме не дадут копаться. Не больно-то они мне были нужны. Я пробыл в школе до конца семестра, прогуливая все занятия, чтобы проводить время с Джоном в его Художественном колледже. Мы с Полом болтались там целыми днями. Потом я бросил школу и долго не мог найти работу. Понятия не имел, что делать. Отец очень хотел, чтобы я пошел в подмастерья, поэтому я попытался сдать экзамены на ученика в Ливерпульской корпорации, но провалился. Наконец инспектор по трудоустройству молодежи нашел мне место в большом универмаге - я должен был украшать витрины. Я пошел туда, но место оказалось занятым. Вместо этого мне предложили учиться на электрика. Что ж, с удовольствием. Все лучше, чем ходить в школу. Наступала зима, в просторном цехе было тепло, и большую часть времени мы играли в стрелки. Тем не менее я начал подумывать, не эмигрировать ли мне в Австралию. Во всяком случае, я стал всячески склонять к этому отца. "Давайте уедем все вместе", - говорил я ему, так как был слишком молод, чтобы решиться на такое в одиночку. Потом меня заинтересовала Мальта, потому что мне попались на глаза туристические проспекты. Потом Канада. Я достал нужные анкеты, но, обнаружив, что подписываться за меня должны родители, бросил это дело. Меня не оставляло чувство, что все равно что-нибудь да подвернется.
Джим Маккартни изо всех сил старался вырастить своих сыновей серьезными людьми. Во всяком случае. Пол, к радости Джима, продолжал ходить в школу. Но так как все остальное время он проводил с Джоном и Джорджем, играя на гитаре, у него, по существу, не было возможности выполнять домашние задания.
И все-таки Пол умудрился остаться в группе "В", где изучались английский и иностранные языки. С экзаменами уровня "O" было слабо, ему удалось сдать только живопись.
Пол задумался, не бросить ли все это, но где он будет работать? Отец по-прежнему настаивал, чтобы Пол продолжал ходить учиться в колледж. Проще всего было как раз его послушаться. В школе ничто не мешало заниматься музыкой сколько душе угодно. Пол остался на второй год, поскольку не набрал достаточно баллов, чтобы перейти в шестой класс. Он вновь прослушал курс по уровню "О", сумел сдать еще четыре экзамена и перешел в шестой класс.
– В школе я подыхал от скуки, но один преподаватель, по английскому, был просто потрясающий, Дасти Дорбанд. Только он мне и нравился. Дасти Дорбанд любил современную поэзию и рассказывал нам про "Леди Чаттерлей" [Полное название - "Любовник леди Чаттерлей" - роман английского писателя Д. Лоуренса (1885-1930)] и "Рассказ мельника" ["Рассказ мельника" - входит в цикл "Кентерберийские рассказы" английского поэта Дж. Чосера (1340?-1400)] задолго до того, как все заговорили об этих книгах. "Все считают их порнографией, а это вовсе не так", - утверждал он.
Искорка заинтересованности, зажженная учителем, удержала его в шестом классе, хотя юноша все равно бездельничал. Официально Пол готовил два предмета - английский и специальность, чтобы сдать экзамены по уровню "А" ["А" - "Advanced". Следующая после "Ordinary" ("О") ступень образования, дающая право поступления в высшее учебное заведение (англ.)]. Предполагалось, что по окончании колледжа он поступит в педагогический институт и станет в дальнейшем преподавателем. Все знали, способностей у него более чем достаточно, и Джиму это было очень приятно.
– Вся эта музыка, которой он так увлекался, никогда не интересовала меня, - говорит Джим. - И Билл Хейли мне ни капли не нравился, - никакой мелодии. Но однажды я вернулся домой в половине шестого и услышал, как они играют. И тогда я понял: они научились! Это уже не шум - они научились играть по-настоящему.
Джиму хотелось теперь сидеть с ними, давать советы, подсказывать, намекать, как он бы сыграл это на их месте в доброе старое время, когда существовала группа Джима Мака. Почему они не играют прекрасные старые мелодии, действительно прекрасные. Например, "Stairway to Paradise"? "Stairway to Paradise" - это же прекрасный номер! Джим рассказывал, как он руководил группой, как они преподносили свои номера.
Они отвечали: "Спасибо большое, нет, не надо, лучше сделай нам чаю, а, папа?" Конечно, сделаю, соглашался Джим. Но если им не по душе "Stairway to Paradise", то как насчет настоящих джазовых номеров, таких, как "When the Saints"? Он бы подсказал им, как исполнять их по-настоящему. "Нет", - сказали они, на этот раз более твердо.
В конце концов Джим ограничился приготовлением для них еды. После смерти жены он научился вполне сносно готовить. К своему большому удовольствию, Джим обнаружил, что если двое его сыновей, Пол и Майкл, были привередами и всегда ели плохо (Пол, когда был занят, вообще отказывался от еды), то Джон и Джордж с отменным аппетитом поглощали любое блюдо в любое время дня и ночи.
– Я скармливал им все, что оставалось после Пола и Майкла. Кончилось тем, что я прямо говорил им: вот остатки, будете доедать? Я по сей день делаю для Джорджа крем. Он говорит, что мой десерт - самый вкусный в мире.
Группа вводила усовершенствования, ребята собрали несколько усилителей, добиваясь мощного звучания ударных в отличие от мягкого постукивания в скиффле. - Но каждый год, - замечает Пол, - равнялся пяти. Теперь они большей частью играли в рабочих клубах и на церковных церемониях, отказываясь обслуживать вечеринки. Выступали в "Уилсон-холл" и в автобусном депо на Финч-лейн. Все чаще и чаще участвовали в конкурсах, как и все начинающие группы.
– Нас все время обходила одна женщина, она играла на ложках, - вспоминает Пол. - Еще мы уступали группе "Санни Сайдерс", у них был сильный номер, с лилипутом.
К нам пришел парень, пианист, его звали Даф. Одно время он играл с нами, но отец не разрешал ему поздно возвращаться домой. Посреди номера Даф мог ни с того ни с сего вскочить, и только его и видели.
Во время выступлений они одевались как "тедди"-ковбои: черно-белые ковбойские рубахи, черные галстуки-шнурки, к карманам прикреплены белые висюльки.
Однако гораздо больше времени, чем на сцене, они проводили дома у Джорджа или Пола.
– Мы возвращались домой и курили травку, пользуясь трубкой моего отца, - говорит Пол. - Иногда приводили с собой девчонок. Или сидели и рисовали портреты друг друга. Но больше всего играли на гитарах и сочиняли песни.
За два года совместной работы Джон и Пол написали пятьдесят песен. Только одна из них вошла в их репертуар: "Love Me Do".
Принимаясь за работу, они начинали с того, что выводили: "Еще одна оригинальная композиция Джона Леннона и Пола Маккартни".
Оба они приобретали все большее мастерство в игре на гитарах, причем не без помощи телевидения, благодаря которому осваивали приемы звезд того времени.
– Однажды я наблюдал, как группа "Шздоуз" аккомпанирует Клиффу Ричарду. Я слышал, какое отличное вступление они записали к пластинке "Move It", но никак не мог взять в толк, как это у них получается. - Посмотрел по телевизору - и все понял! Я опрометью бросился из дома, вскочил на велосипед и помчался к Джону, захватив с собой гитару. "Понял!" - закричал я, и мы, не мешкая, начали заниматься. Так мы научились придавать некоторый блеск началу наших номеров. В "Blue Moon" я уловил и интересные гармонии.
Ребята принимали участие во всех конкурсах, даже самых захудалых, поэтому они страшно разволновались, когда в Ливерпуль приехал известнейший организатор такого рода состязаний. Объявление в газете "Ливерпул эко" гласило: "Известный "открыватель звезд" мистер Кэррол Левис прибывает в Ливерпуль искать таланты". Его телевизионное шоу будет записываться в Манчестере, но он устроит прослушивание в Ливерпуле в театре "Эмпайр", чтобы выяснить, есть ли в Ливерпуле таланты, достойные участия в манчестерской программе.
Джон, Пол и Джордж, как и большинство ливерпульской молодежи, отправились на прослушивание. Когда оно закончилось, ребята получили приглашение участвовать в манчестерском шоу.
Миссис Харрисон помнит их восторги по этому поводу. - Джордж чуть с ума не сошел, когда в один прекрасный день получил по почте письмо. Я совершенно не понимала, в чем дело. Письмо было адресовано некоей группе под названием "Мундогз" ["Moondogs" - "Лунные собаки" (англ.)].
Это название было придумано с ходу для шоу Кэррола Левиса. На афише значилось: "Джонни и Мундогз". Тогда в каждой группе обязательно был лидер, как, например, Клифф Ричард в "Шэдоуз". Они поставили первым имя Джона. Тем более что, если уж на то пошло, он и был лидером.
"Мундогз" выступили в манчестерском шоу с умеренным успехом. Представление Кэррола Левиса было построено таким образом, что по окончании каждая группа выходила снова и исполняла несколько тактов из своего номера, и публика либо аплодировала как сумасшедшая, либо не выказывала никакого одобрения. Именно эти аплодисменты и выявляли победителя.
Но поскольку "Джонни и Мундогз" были бедными ливерпульскими парнями и у них не было машины, на которой они возвратились бы в Ливерпуль, они не смогли ждать. Шоу заканчивалось очень поздно, еще чуть-чуть - и они пропустили бы последний поезд в Ливерпуль. Денег, чтобы заплатить за ночлег в гостинице, у них тоже не было, поэтому, когда наступило время решающих аплодисментов, их уже и след простыл.
Естественно, это выступление не принесло им победы. Их даже не заметили, не обратили на них внимания, они не услышали ни слова одобрения от местных "открывателей талантов". Для Джона, Пола и Джорджа это было большим разочарованием. Возможность соприкосновения с настоящими профессионалами, померещившаяся им, оказалась упущенной.
9. Стю, Шотландия и "Силвер Битлз"
В Художественном колледже Джон и Стюарт очень подружились. В свободное время Стюарт разъезжал вместе с группой и наблюдал за их репетициями. Вместе с Джоном им удалось уговорить совет колледжа купить магнитофон, нужный якобы всем студентам. Джон забрал магнитофон и стал записывать на нем группу, чтобы слушать себя со стороны. Они купили также усилители - "для танцев в колледже". На самом деле они использовали их для своей группы.
Стю по-прежнему увлекался живописью, хотя все его время поглощали Джон и группа. Он представил несколько полотен на выставке Джона Мурса, одной из самых представительных не только в Мерсисайде, но и во всей Британии. Джон Мурс был выходцем из богатой ливерпульской семьи, нажившей состояние на футбольном тотализаторе и владевшей фирмой по доставке товаров почтой. Стюарт Сатклиф, учащийся Художественного колледжа, получил премию в шестьдесят фунтов - огромная сумма и серьезный успех для столь юного художника.
Джон, его лучший друг, оказывавший на Стюарта самое большое влияние, немедленно нашел прекрасный способ распорядиться этими деньгами. Стю постоянно жаловался, что лучше бы он играл на каком-нибудь инструменте, вместо того чтобы днем и ночью околачиваться возле группы. Джон сказал, что теперь у Стю появился шанс играть вместе с ними. Пусть купит на свои шестьдесят фунтов бас-гитару, неважно, что он не умеет играть, они его научат.
Пол и Джордж горячо поддержали эту мысль, так как группе не хватало одного участника. Насколько помнит Джордж, Стюарт выдвинул альтернативу - он хотел бы купить или бас-гитару, или ударные. Группе нужно было и то и другое, потому что при трех солирующих гитарах им бы подошли в качестве сопровождения и бас-гитара, и ударные.
– Стю совершенно не умел играть, - говорит Джордж, - мы показали ему все, чему научились сами, и он довольно быстро освоился и стал подыгрывать нам во время выступлений.
В эти первые дни, как явствует из фотографий, Стю чаще всего становился спиной к зрителям, чтобы никто не подглядел, как мало аккордов он знает.
Они получали все больше приглашений, но по-прежнему зарабатывали гроши и играли в рабочих клубах и на танцах. По мере того как бум вокруг бит-групп охватывал весь Ливерпуль, повсюду плодились клубы для подростков. В основном ими стали наводнившие страну сотни и сотни кофейных баров, где можно было выпить чашечку кофе-эспрессо под сенью бамбука и прочих растений, типичных для такого рода заведений. Ливерпульские клубы иногда устраивали шоу для подростков, во время которых могли найти себе применение многочисленные бит-группы.
Бит-группы никогда не выступали в таких респектабельных клубах, как "Кэверн" ["Cavern" - "Пещера" (англ.)], предоставлявших свою сцену исключительно джазовым музыкантам и джазовым оркестрам, - джаз считался более высоким искусством. Непрезентабельные, любительские, состоящие из "тедди-боев" бит-группы котировались несравненно ниже. Бит-группы зачастую состояли из монтеров, чернорабочих - словом, искусство рабочего класса. А на него принято смотреть сверху вниз.
– Мы всегда были антиджазистами, - говорит Джон. - Это не музыка, а дерьмо, еще глупее, чем рок-н-ролл, для студентов в пуловерах от "Маркса и Спенсера". Из джаза ничего путного нигде не вышло, везде одно и то же: сидят и поглощают под него пинты пива. Мы возненавидели его, потому что в самом начале именно из-за джазистов нам не давали играть в приличных клубах. Нас даже не хотели прослушать, раз мы не джаз.
К этому времени бит-группы старались напичкать электричеством все свои инструменты, обзаводились электрогитарами, усилителями, чего никогда не бывало в скиффле. Вслед за Элвисом появились и другие рок-певцы, такие, как Литтл Ричард и Джерри Ли Льюис, породившие тьму подражателей в Великобритании.