И все это еще не самое страшное. Быть связанной, видеть всю стаю побитой и бессильной, скрученной по рукам и ногам, отсутствие Макс и Клыка - все это ни в какое сравнение не идет с тем, что она обнаружила, когда очнулась.
Самое страшное - это то, что, очнувшись и пересчитав головы на полу грузовика, она увидела только троих.
Ангел исчезла.
24
Когда-то давно доктор Мартинез и Элла, скорее всего, спасли мне жизнь. Может быть, я бы и без них выжила - теперь сказать трудно. Но все равно это не главное. Самое главное - они показали мне, какой может быть Нормальная Жизнь с большой буквы. И с тех самых пор это знание и этот опыт неотступно меня преследуют.
Какой сегодня день недели? Убей меня Бог - не знаю. На работе сегодня доктор Мартинез или нет?
Концентрируюсь на этих простых вопросах, только бы не думать о другом, большом и страшном: захотят ли они меня снова видеть?
И еще один вопрос, которого я так же старательно избегаю: а вдруг с ними что-нибудь случилось за то, что они меня защитили и спрятали?
Как и в первый раз, я как вкопанная стою за их калиткой, не в силах заставить себя сделать ни шага вперед, не в силах подойти и просто постучать в дверь.
Макс, - начинает Голос. Но я обрываю его и мысленно парирую его еще не прозвучавшие доводы: "Не ты ли говорил мне о важности связей с миром, связей в мире и связанности всего в мире. Так вот я теперь здесь для установления связей. Понял?"
- Что мы, в конце концов, здесь делаем? - едва слышные ноты любопытства в голосе Клыка означают, что он так ошарашен, что едва держится на ногах.
Надо ему отвечать. А что я ему отвечу, если у меня и самой себе нет ответа.
И тут, как и в первый раз, судьба сама все решила. Точнее, судьбой оказалась доктор Мартинез. Она вышла на порог. Сощурилась на яркое солнце. Повернулась запереть за собой дверь. Помедлила, словно к чему-то прислушиваясь.
За моей спиной Клык инстинктивно попятился обратно в лес, туда, где его не видно в тени деревьев. Меня трясет и колотит, но я продолжаю стоять, ухватившись за забор.
Доктор Мартинез медленно поворачивается. Ее темные карие глаза внимательно оглядывают двор. Останавливаются. И она почти беззвучно шепчет:
- Макс!
25
Мы бежим навстречу друг другу, и мне кажется, что это происходит в замедленной съемке. Думала, я подойду и между делом как ни в чем не бывало скажу: "Привет! Что новенького?" Но что я думала - это одно. А что сучилось - со-о-овсем другое. Никаких "между делом" не вышло. Я крепко прижалась к ней всем телом, стараясь не плакать и как можно дольше стоять неподвижно - только бы она продолжала меня обнимать подольше.
Она гладит меня по голове и шепчет:
- Макс, Макс, ты вернулась.
Голос у нее осел от волнения, а я вообще не могу говорить: и слов нет, и вот-вот расплачусь.
Потом я вспоминаю, что весь этот постыдный выплеск эмоций происходит прямо на глазах у Клыка. И неизвестно еще, что он на эту тему думает. Поворачиваюсь и смотрю в лес. Только с моей птичьей зоркостью можно различить его смутные очертания.
Я поднимаю руку подать ему знак, и доктор Мартинез настороженно всматривается в направлении моего жеста, не понимая, почему я вдруг от нее отшатнулась.
- Макс, что-нибудь случилось?
Я в полном замешательстве:
- Ничего. Все в порядке. Я просто… не собиралась возвращаться. Но я… мы… были неподалеку…
Глаза у доктора Мартинез расширяются. Из леса с напряженным лицом выходит Клык. Как будто тень ожила, обретя форму тела. Как тебе, дорогой читатель, нравится мощь моих поэтических сравнений? Скажи теперь, что у меня недюжинный дар слова.
- Это мой… брат, Клык, - бормочу я и почему-то спотыкаюсь на слове "брат". Наверно, потому что мы целовались.
- Клык? - переспрашивает доктор Мартинез и широко ему улыбается. От этой улыбки у меня гора с плеч свалилась. Она протягивает ему руку. Он подходит к ней, такой же прямой, такой же напряженный, каким, я знаю, делают его непонятные, незнакомые ситуации. Его как будто на аркане тянут.
Останавливается в двух-трех шагах от нас и не берет протянутую ему руку.
- Клык, ты такой же, как Макс? - спрашивает его Эллина мама.
- Нет, я умный, - отвечает он и наигранно зевает от скуки.
Если бы только могла, я бы его сейчас с удовольствием хорошенько треснула.
- Что же мы здесь стоим? Заходите, заходите оба скорее! - зовет нас в дом доктор Мартинез. Она и рада, и возбуждена, и удивлена… Все сразу. - Я собиралась за продуктами съездить, пока Элла из школы не пришла. Но это подождет.
Внутри я сразу узнала дом. Как, оказывается, я его хорошо помню, лучше, чем дом Анны Валкер. Хотя у Анны я прожила два месяца, а здесь давным-давно провела всего два коротких дня. Наверно, потому я так его хорошо помню, что это первый увиденный мной в жизни настоящий дом.
За моей спиной Клык стоит вплотную к двери, регистрируя каждую деталь, отмечая входы и, главное, все возможные выходы. Составляя планы действий на любые сценарии развития событий. С нами они обычно развиваются только по одной схеме: нападение - защита.
- Ребята, вы голодные? - спрашивает доктор Мартинез, снимая кофту и откладывая в сторону сумку. - Есть хотите? Могу быстренько сделать вам бутерброды.
- Хотим, голодные! - оглушительно бурчит мой живот, а я даже забываю сказать "спасибо".
Клык принюхивается:
- Что это… так вкусно пахнет?
Мы с доктором Мартинез переглядываемся и смеемся:
- Это пирожки с яблоками… - хором отвечаем мы Клыку.
26
- Значит, и тебя можно купить, - задираю я Клыка. - Душу продал за пирожок с яблоками?
Убедившись, что доктор Мартинез отвернулась, Клык шутя дает мне по носу и снова от души кусает пирожок, смакуя ванильный вкус теста и привкус корицы в хорошо пропеченных яблоках.
Доктор Мартинез налила себе кофе, тоже отрезала пирога и села с нами за стол.
- Макс, я ужасно рада тебя снова видеть! - Она так ласково гладит меня по руке и говорит так искренне, что я от смущения краснею. - Вы знаете, что в последнее время в газетах много писали о летающих детях-мутантах?
Я киваю:
- Ага, мы все время забываем приводить в исполнение наш план сидеть тихо и не высовываться.
- А еще какой-нибудь план у вас есть? - спрашивает она обеспокоенно. - Что вы теперь делаете? Сколько вас всего? Вас ведь больше, чем двое?
Какого хрена она задает лишние вопросы? Все мои в плоть и в кровь въевшиеся инстинкты самосохранения резко приходят в действие. Чувствую, что лицо у меня резко напряглось и внутри что-то захлопнулось. Рядом со мной точно так же, даже не успев проглотить пирог, напружинился Клык.
Доктор Мартинез прекрасно понимает выражение наших лиц:
- Это я напрасно спросила. Не хотите, не отвечайте. Считайте, что я вам вопросов никаких не задавала. Я только… помочь вам хочу как-нибудь…
Доктор Мартинез ветеринар. Когда-то в своей клинике она лечила мои пулевые ранения. Тогда-то она сделала тот рентген, который обнаружил вшитый мне в предплечье чип.
- Я думаю, ты вполне можешь кое-что сделать… - нерешительно начинаю я. - Помнишь мой чип?
- У тебя в руке? - доктор Мартинез нахмурилась. - Он еще там сидит?
- Сидит. И я по-прежнему хочу от него избавиться.
Мне невооруженным глазом видно, как, допивая кофе и доедая пирог, она сосредоточенно размышляет:
- Знаешь, с тех пор, как ты улетела, я сотни раз возвращалась к твоему снимку. - Она улыбнулась. - Не потому что надеялась, что ты когда-нибудь вернешься. Просто он не давал мне покоя. Хотелось понять, что же это такое. И еще хотелось выяснить, возможно ли его вытащить, не повредив нервов и не лишив тебя руки.
- Ну… ты нашла какое-нибудь решение? - я прямо дрожу от нетерпения.
Она слегка ссутулилась:
- Не знаю. Я не уверена. Может быть, можно достать его микрохирургическим путем. Но…
- Сделай! Пожалуйста, сделай это!
Я чувствую, что Клык на меня пристально смотрит, но нарочно не свожу глаз с доктора Мартинез.
- Я не могу больше с этим чипом жить. Мне необходимо от него избавиться! - Я ненавижу свой умоляющий голос. - А на последствия мне плевать.
Ты совсем с ума сошла! Не понимаешь что ли, что рукой рисковать нельзя, - в панике вмешивается Голос.
До чего же меня раздражают его вечные непрошеные вторжения. А сегодня - особенно. Интересно, можно ли голову затопить ядом, чтобы он в нем захлебнулся.
Думаешь, одной рукой мир не спасти?
Доктор Мартинез явно колеблется. Осторожность в ней вот-вот возьмет верх. Ей тоже не хочется рисковать.
Внезапно Клык хватает мою левую руку и, засучив мне рукав, кладет ее на стол. Острая ракушка, которой я пыталась себя разрезать, чтобы выколупать чип, оставила красные уродливые рубцы. Кровь бросилась мне в лицо. Стараюсь вырваться, убрать руку, спрятать шрамы.
- Это ничего… Я только так… - смущенно лопочу я, глядя на перепуганные глаза Эллиной мамы.
- Она пыталась сама его вырезать, - коротко отрезает Клык. - Чуть от потери крови не померла. Достаньте чип. А то она, того и гляди, еще что-нибудь в этом духе выкинет. Выкрутасам ее и так конца-краю не видно. Но хоть не это, - закончил он свое прошение в своей обычной реалистической манере.
Я сурово на него набычилась. Очень надо было все это доктору Мартинез выкладывать. Наконец решаюсь посмотреть на нее - пусть только попробует меня пожалеть! Клянусь, я их обоих головами столкну, если…
- Ладно, я постараюсь.
27
- Где Ангел? - Шепот Газзи почти неотличим от легкого дуновения ветра.
- Не знаю, - выдыхает в ответ Надж.
Грузовик останавливается. Задняя дверь открылась, и ехавшие вместе с ними в кузове флайбои выскочили наружу. Тяжелая дверь снова сразу захлопывается, и ее грохот еще долго звенит у Надж в ушах.
Оказывается, уже день…
Спустя некоторое время дверь опять приоткрывается. Один из флайбоев бросает на пол несколько кусков черствого хлеба и пару полусгнивших яблок. И снова чернота. Только снаружи доносится зловещий хохот.
Как бы темно здесь ни было, и Надж, и Газзи в темноте хорошо видят. Извиваясь, они подползают к хлебу. У Надж от голода свело живот и к горлу подступила противная тошнота. Даже со связанными за спиной руками они ухитрились проглотить весь хлеб до последней крошки, а от яблок остались только самые гнилые куски.
- Дай мне только отсюда выбраться - я каждого из этих роботов так искусаю… - хорохорится Тотал. Лапы его накрепко связаны липкой лентой.
- Нам отсюда никогда не выбраться, - говорит Игги. - От роботов этих вырваться невозможно.
Надж не помнила, чтобы Игги когда-нибудь так отчаивался. Он один из старших, наравне с Макс и Клыком. Он отличный боец, сильный и ловкий. Она даже забывает, что он слепой. Слышать сейчас, что он потерял надежду, совершенно нестерпимо. Будто сердце ей сжали холодной беспощадной рукой.
В сотый раз Надж представляет, как двери открываются и им победоносно улыбаются Макс и Клык.
- А я говорю, выберемся.
Игги понуро молчит.
- И надо найти Ангела, - шепчет Газман. - Нельзя же позволить им делать с ней… то, что они делали в прошлый раз.
В прошлый раз, когда они вырвали Ангела из Школы, их младшенькая несколько недель была не в себе, изможденная, дерганая. Она и до сих пор какая-то не такая. Безрадостнее, печальней, тише.
- Нам нужен план, - тихо настаивает на своем Надж. - Макс и Клык обязательно бы придумали план. Давайте думать.
- Думай, не думай, ничего не выйдет. А про план лучше Санта-Клауса спросить. Или Микки-Мауса, - горько язвит Игги.
- Я же говорю, их надо искусать, - настаивает Тотал. - Они откроют дверь. Тут я на них наброшусь, клыками, когтями… И тому подобное. Или я кинусь им под ноги. А наброситесь вы.
- У нас нет клыков, - терпеливо объясняет ему Газ усталым и безнадежным голосом.
- Зато у нас есть зубы, - говорит Надж. - Надо было не тратить времени, а сразу перегрызть веревки. Поздно я додумалась. Ладно, лучше поздно, чем никогда. Смотрите, Тотал перегрызет их мне, я - Газзи, а Газ - Игги. Тогда еще можно будет хоть одного флайбоя угробить.
С новым приливом надежды Надж поползла к Тоталу по грязному железному полу, чтобы он мог достать ее связанные за спиной руки.
Но едва она почувствовала прикосновение его усатой мордочки, как дверь снова загромыхала, и пятеро флайбоев влезли в кузов. Они тяжело топают через головы пленников вперед поближе к кабине, и им плевать, на кого они наступают.
Надж замерла, вжавшись в пол. Похоже, ее плану конец.
28
- Он что, твой бойфренд? - увидев меня, Элла страшно обрадовалась. Мы долго обнимались, пока Клык не потерял терпение и не начал демонстративно тяжело вздыхать. Зато теперь мы, наконец, уединились в Эллиной комнате под предлогом того, что ей надо переодеться из футбольной формы в нормальную одежду. А Клык внизу в гостиной ведет неуклюжий, неловкий разговор с доктором Мартинез. Так ему и надо.
- Что? Клык? Нет, нет, нет, - я торопливо отнекиваюсь. - Нет. Я имею в виду, мы выросли вместе, он, скорее, мне как… брат… и все такое.
- Он ужасно симпатичный, - замечает Элла как бы невзначай. Она скинула футболку и натягивает джинсы и кофту с капюшоном.
Спины обыкновенных людей без крыльев выглядят совершенно голыми и… плоскими. Это так, наблюдение к слову.
Я все еще раздумываю, как мне на "бойфренда" реагировать, а она уже улыбается и снова тараторит:
- Но не такой симпатичный, как Шо Акерс в моем классе.
Она прыгает на кровать рядом со мной. Мы похожи на двух сестер или лучших подружек. И все это так "нормально", обыденно, обыкновенно, что в горле у меня встает комок.
- Шо удивительный! Он настоящий красавчик. Но нисколько не зазнается. - Глаза у Эллы мечтательно поднимаются к потолку. - Он меня на рождественскую дискотеку пригласил. Но я уже другому обещала. Ну, ничего, там потом весенний бал будет. - Она кокетливо повела плечами, и мы обе расхохотались.
- Давай, давай, не теряйся.
В моей книжке свиданий нет ни дискотеки, ни бала. Там, главным образом, написано: "поддать ирейзеру", "взорвать Школу", "спасти мир и человечество" и всякое такое прочее.
Но тут осторожный стук отвлек нас от размышлений о танцах и наших бойфрендах.
- Ты готова? - Эллина мама открывает дверь и смотрит на меня. И я бодро отзываюсь:
- Готова! Я всегда ко всему готова.
29
Доктор Мартинез отвезла нас в свою клинику. Прием пациентов уже кончился, персонал разошелся по домам, и она сказала, что никто не узнает, что мы там и что там делаем. Чтобы не привлекать внимания, она даже припарковалась на заднем дворе за клиникой, а не на общей парковке.
Мы входим, и она, не зажигая света, запирает за нами двери.
- Мы животных на ночь не оставляем, так что у нас даже ночного дежурного нет, - объясняет она и ведет нас в операционную.
Напомню тебе, дорогой читатель, клиника эта ветеринарная. Поэтому операционный стол предназначен для животных. Размером он приблизительно с большого сенбернара, и мои ноги с него свешиваются. Стол металлический, и спине холодно. От слишком яркого света я закрываю глаза.
Макс, я запрещаю тебе извлекать чип. - Мой внутренний Голос звучит необычно сурово.
"Давай-давай, запрещай, - устало думаю я. - Запреты со мной всегда проходят особенно успешно".
- Сначала я введу тебе валиума, чтобы ты расслабилась, - говорит доктор Мартинез и ставит мне капельницу в правую руку, ту, где нет чипа. - Еще сделаем рентген грудной клетки и возьмем анализ крови. На всякий случай, чтобы убедиться, что ты совершенно здорова.
Сам знаешь, дорогой читатель, как пахнет в поликлинике или в больнице. В результате моего малопривлекательного детства, проведенного в руках живодеров-белохалатников, у меня исключительно острая реакция на все медицинские и лабораторные запахи. Мне даже пластиковые трубочки воняют, а уж от спирта и дезинфекторов просто тошнит по-черному. Когда доктор Мартинез поставила мне капельницу, я только неимоверным усилием воли удержалась, чтобы не сорваться, не побежать прочь и не звездануть по дороге первого встречного.
Сердце бьется как сумасшедшее, дыхание сбитое и неглубокое, в глазах всполохи света. Но знаешь, дорогой читатель, как только валиум начал действовать, все как рукой сняло.
- Клево, - бормочу я в счастливом опьянении, - мне так… спокойно.
- Все хорошо, Макс, - гладит меня по плечу Элла.
- Ты все еще хочешь от него избавиться? - снова спрашивает Клык. - Если "да", гавкни один раз.
Я показываю ему язык. Мол, сам дурак.
Если повезет чуть-чуть и я избавлюсь от чипа, кто бы ни заменил ирейзеров, им нас больше не выследить. Может, даже Голос навсегда сгинет. Очень было бы неплохо от него избавиться. Не уверена, что Голос и чип как-то связаны, но полностью такой возможности я не исключаю. Он, конечно, временами давал вполне полезные советы, но я все равно не хочу никого лишнего в моей голове.
Согласись, дорогой читатель, это последнее предложение звучит абсолютно нелепо и ужасно абсурдно. Но что поделать, если это моя жизнь такая, нелепая и абсурдная.
И тут доктор Мартинез вытягивает мою "очипленную" руку и закрепляет ее на операционном столе.
30
Итак, доктор Мартинез закрепляет мне руку на операционном столе. Что повергает меня в панику. Ничего не поделаешь, инстинкт. Но - спасибо валиуму - паника быстро проходит.
Кто-то берет мою правую руку в свою, мозолистую и сильную. Клык.
- Как хорошо, что ты здесь, - язык у меня заплетается, но у меня еще достало сил сонно ему улыбнуться. Вижу, как нервно подергивается его лицо, но это неважно. - Клык, если ты рядом, все будет в порядке.
По-моему, он покраснел. Но теперь я уже больше ни в чем не уверена. Пара едва ощутимых уколов в руку все-таки заставляет меня вяло вздрогнуть:
- Больно.
- Не волнуйся. Теперь немного подождем. Это местная анестезия, - объясняет доктор Мартинез. - Она скоро подействует.
Мечтательно улыбаюсь, глядя, как у меня над головой танцуют розовые, желтые и голубые огоньки. Как это я их раньше не заметила?
- Ой, смотрите, какие огни красивые, - сонно бормочу я, чувствуя, как что-то давит мне на левую руку. Надо бы посмотреть, что там происходит. Но и эта мысль быстро растворяется в блаженном пофигизме. Как таблетка аспирина в стакане воды - одни пузырьки остались.
- Клык?
- Я здесь.
С трудом концентрирую на нем взгляд:
- Я так рада, что ты здесь…
- Хорошо-хорошо, я уже слышал.
- Не знаю, что бы я без тебя делала? - Стараюсь разглядеть его лицо. Зачем здесь этот яркий свет? Он мешает мне смотреть на Клыка.
- Не бойся. С тобой все будет в порядке.
- Не будет. - Мне вдруг становится отчетливо ясно, что ничего хорошего меня не ждет. - Клык, ты понимаешь, со мной все будет в полном беспорядке. Все будет ужасно. Абсолютно ужасно.
Мне категорически необходимо, чтобы он все это понял.
В руке опять что-то тянет. Что же это такое? Когда же Эллина мама, в конце концов, начнет делать мне операцию?