Горелов выполнил поставленную задачу, взял село, но остановился на берегу Сухой Верейки: на минах подорвалось несколько танков, оказалось, что немцы оставили на местах, удобных для переправы, сплошное минное поле.
В течение ночи саперы занимались разминированием берегов реки, сняли более ста мин. И все же потери были ощутимы. Горелов потерял 12 танков, 6 из них подорвались на минах, 6 - подбиты противотанковой артиллерией противника.
Только в 13 часов на следующий день танковые части переправились на другой берег и совместно с мотострелками завязали бои с противником у села Лебяжье.
Медленно продвигалась вперед и 49–я танковая бригада. Слабо поддержанная частями 340–й стрелковой дивизии, она переправилась через Сухую Верейку в половине одиннадцатого 22 июля, сразу же повела наступление в южном направлении. Противник упорно оборонялся, стягивал с других участков фронта резервы, в воздухе постоянно висело до 30–40 немецких самолетов.
Корпус продолжал наступать. Катуков торопился завершить операцию: авиационная разведка сообщала, что противник перебрасывает в район Касторной крупные танковые и пехотные силы, до 17 эшелонов прошло в северо-восточном направлении.
На командный пункт позвонил Кравченко:
- Противник повсеместно оказывает ожесточенное сопротивление. Считаю, Михаил Ефимович, пора вводить в действие наш резерв, 89–ю танковую бригаду.
- Согласен, генерал. Но одну роту все же придержи. Немцы из Ломова могут нанести неожиданный удар.
Начальнику штаба в эти дни было присвоено звание генерал-майора танковых войск, вскоре он станет командовать крупным танковым соединением, а пока он прилагал усилия по организации наступления в районе Высочино, Хрущево, Гремячье, Сомово, Большая Трещевка.
Несколько дней подряд на степных просторах Придонья шли тяжелейшие бои, по масштабам своим несравнимые ни с мценскими, ни с подмосковными. Катуков инстинктивно чувствовал, как противник вырывает у него инициативу наступления, сдерживает его, вводит в действие свежие части. Прорвав оборону стрелковых дивизий, немцы к исходу дня 25 июля вышли на рубеж Суриковы Выселки - Ломово, одновременно повели наступление на Сомово, Большую Трещевку, Лебяжье, Хрущево. Стрелковые части уже дрались в полуокружении.
Для парирования удара противника Катуков бросает в бой все имевшиеся в его распоряжении резервы. Когда и это не помогает, он принимает решение под покровом ночи 26 июля вывести из села Лебяжьего 1–ю гвардейскую и 1–ю мотострелковую бригады, оставив там небольшое прикрытие. О принятом решении было сообщено командующему 38–й армией Н.Е. Чибисову.
Михаил Ефимович, забыв о своей болезни, практически не покидал КП, пока не получил донесение о выводе из-под удара танковых и мотострелковых частей. Обнаружив уход наших войск, противник усилил нажим на 49–ю и 89–ю танковые бригады, которые, прикрывшись арьергардами, прорывались на Большую Верейку.
В этот день все части 1–го танкового корпуса по приказу штаба фронта были выведены из района Лебяжье и заняли оборону на рубеже Крещенка - окраины Фомино-Негачевка.
Неудачу Катуков переживал особенно остро. Были невосполнимые потери людей и техники. Потери могли быть во сто крат больше, не прими он решение об отводе войск до того, как оно последует свыше. О причинах неудачного наступления говорилось потом много - в приказах по корпусу, армии и фронту. Были сделаны и соответствующие выводы, суть которых сводилась к следующему: наступление не было как следует подготовлено, танки оказались без артиллерийской и авиационной поддержки, пехотные части не обеспечили прорыв обороны противника.
Что это - просчеты командования? Да. Иначе как можно объяснить, что прорвавшимся вперед частям 1–го и 2–го танковым корпусам не была оказана поддержка другими соединениями, скажем, действовавшими рядом 7–м танковым корпусом генерал-майора П.А. Ротмистрова и 11–м танковым корпусом генерал-майора И.Г. Лазарева. Их роль при прорыве противника сводилась лишь к его сдерживанию.
В докладе о ходе боев 1–го танкового корпуса 21–27 июня Катуков писал: "В результате невыполнения задач прорыва обороны стрелковыми дивизиями, самостоятельного прорыва танковыми бригадами переднего края, темп наступления был замедлен, противник, закрепившись на новых рубежах, подтянул резервы, нащупал слабое место в обороне 284–й и 540–й стрелковых дивизий, нанес решающий удар во фланг ударной группировке, создал угрозу окружения вклинившимся частям. Парирование контрудара было организовано поздно, а резервы ударной группы были втянуты в бой".
Противник на этот раз одержал верх, но война на этом не заканчивалась, 1–й танковый корпус готовился к новым боям: приводились в порядок стрелковые и танковые части. Дынер со своими ремонтными службами поистине творил чудеса, восстанавливая разбитую технику. 20 июля начальник штаба Кравченко убывал к новому месту службы. Кому передать должность? Из штабных работников наиболее подходящей кандидатурой был майор М.Т. Никитин, начальник оперативного отдела. Незаменимый Никиток, так дружески называл его Катуков. Именно ему, Никитину, офицеру грамотному, превосходно разбирающемуся в тонкостях штабной и оперативной работы, человеку во всех отношениях порядочному, командир корпуса приказал принять дела, а оперативный отдел временно возглавил майор П.И. Шевяков.
25 августа Матвею Тимофеевичу Никитину было присвоено звание "подполковник". Этот человек стоял во главе штаба корпуса, а затем оперативного отдела армии, которой командовал Катуков. О своем выборе Михаил Ефимович никогда не жалел.
И снова наступление. 8 августа был получен приказ командующего 38–й армией генерал-лейтенанта Н.Е. Чибисова, в котором говорилось:
"Оперативная группа генерал-майора Катукова (1–й тк, 157 сд, 104 сбр, 1112 ал РГК, 124 сап РГК, 65 гмп) наносит главный удар в направлении Каверья, прорывает фронт на Большую Верейку и к исходу дня 10.08.42 г. выходит на рубеж Чуриково, Каверья, Скляево, в дальнейшем развивает удар в направлении Русская Гвоздевка".
На этот раз командование Брянского фронта замыслило широкомасштабную операцию, привлекло к участию в ней достаточно большое количество войск. Кроме группы Катукова, в наступлении участвовала и группа И.Г. Лазарева, которой предстояло овладеть рубежом Гремячье - Лебяжье, развивать успех на Сомово, Чистую Поляну, Малую Верейку. 38–я армия прорывала оборону противника на участке Ивановка - р. Дон, уничтожала землянскую группировку немцев.
Наступление планировалось начать в час ночи 10 августа по особому распоряжению, но артиллерийский обстрел позиций противника начался уже 8 августа.
Перед наступающими войсками стояла нелегкая задача. Было известно, что противник с целью обеспечения своих операций на юге использовал заранее подготовленные позиции Воронежского обвода на рубеже Козинка, Лобановка, Ивановка, Спасское, Малая Верейка, Большая Верейка, Нижняя Верейка - сел у реки Дон. Перед фронтом 38–й армии немцы ввели в первом эшелоне четыре пехотные дивизии, во втором эшелоне, в районе Малой Верейки, Землянска, Большой Трещевки и Гремячьего, 9–ю и предположительно 11–ю танковые дивизии. Войскам приказано было держаться до последнего солдата.
Перед началом общего наступления Катуков решил провести силовую разведку переднего края противника, выяснить его огневые точки. После ранения А.Н. Гагаринского корпусную разведку возглавил майор П.Г. Лихошвай, смелый и энергичный человек, не раз уже добывавший ценные сведения о противнике. Его пригласили в штаб. Катуков и Никитин объяснили поставленную задачу, указали на важность и сложность ее выполнения.
Когда все детали были уточнены, начальник штаба спросил:
- Кому, Петр Григорьевич, поручим это ответственное дело?
Не задумываясь, майор ответил:
- Поручите мне.
Как прошла операция, говорит документ: "В ночь с 10 на 11.08 проведена силовая разведка с задачей: уточнить начертание переднего края обороны противника, уничтожить боевое охранение и выявить расположение огневых точек противника. В результате операции было уничтожено до 150 немцев, захвачены трофеи и 4 пленных. Разведотряды закрепились на отбитых у противника позициях. Руководил операцией Лихошвай".
Пленных, ефрейтора и троих солдат, доставленных в расположение корпуса, Катуков допрашивал сам. Их вводили по одному, задавали вопросы. Переводчица Ольга Дмитриевна Модина едва успевала переводить показания разговорившихся фашистов, подтвердивших номера дивизий - пехотных и танковых, известных уже нашей разведке. Немцы подтвердили также сведения о том, что в первом эшелоне у них достаточно сильные огневые средства - артиллерия, танки. Прикрытие будет осуществлять авиация, базирующаяся на аэродромах вблизи Воронежа.
Сопоставляя разведывательные данные и показания пленных, можно было заключить: оперативной группе предстояло прорывать хорошо подготовленную противником линию обороны.
12 августа в 5 часов утра после тридцатиминутной артиллерийской подготовки пошли в атаку стрелковые и мотострелковые части, за ними - танковые. К 16 часам 167–я стрелковая дивизия, сломив сопротивление врага, вышла к северной окраине Большой Верейки, к Чурикову и Верейским Выселкам, где прочно закрепилась. Успешно продвигалась и 1–я мотострелковая бригада, преодолевшая минные поля у западной окраины Скляева–1. У Скляева–3 уже находилась 104–я стрелковая бригада.
Катуков, медленно меряя шагами расстояние на командном пункте, ждал донесений от командиров танковых бригад. Когда они стали поступать, Михаил Ефимович оживился. Приятную новость сообщил Горелов, командир 1–й танковой. Своими силами он построил переправу и форсировал реку Большую Верейку. Катуков не удержался, передал по радио:
- Молодец, комбриг. Закрепляйся!
Трудно пришлось 89–й танковой бригаде. Комбриг А.В. Жуков доложил о том, что его танки достигли северного берега Большой Верейки, но дальше продвинуться не могли из-за сильного противотанкового огня и минных полей. Потеряно уже 11 машин. Только на следующий день танкисты Жукова ворвались в Чуриково.
В течение нескольких дней на реках Большая и Малая Верейки шли тяжелые бои с переменным успехом. 17 августа противник предпринял восемь атак на Скляево–1, бросал танки, артиллерию и авиацию. К сожалению, наша авиация появлялась только в первые дни наступления. Потери в людях и технике были довольно ощутимы.
Самое разумное, что можно было теперь сделать, - прекратить наступление, закрепиться на занятой территории, прочно удерживать позиции. Для развития наступления в глубине обороны противника сил уже не хватало. Это поняло и командование фронта. Оно отдало приказ приостановить наступление.
1–й танковый корпус, не выходивший из боя почти три месяца, выведен был теперь в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Его части расположились южнее Тулы, в 9 километрах от Ясной Поляны, знаменитой усадьбы Льва Николаевича Толстого, и начали восстанавливать свою боеспособность.
Штаб корпуса разместился в селе Горюшино. Там подводились итоги июльско-августовских боев. В результате ударов корпуса противник потерял: танков - 122, орудий разных калибров - 326, противотанковых орудий - 152, минометов - 12, автомашин - 173, повозок с грузами - 119, самолетов - 12, пулеметов - 264, зенитных орудий - 6, складов боепитания - 6, радиостанций - 14, броневиков - 6, тягачей - 6.
В журнале боевого пути 1–го танкового корпуса отмечалось: "В результате героических действий, смелости и отваги всего личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог".
Возвращаясь к только что закончившимся боям, Катуков вместе со своими соратниками - командирами бригад анализировал успехи и неудачи в период наступательных и оборонительных операций, задавался вопросом - почему так неэффективно использовались танковые силы на Брянском фронте? 5–я танковая армия и несколько танковых корпусов находились в распоряжении командующего фронтом, но ни разу они не вводились в бой для одновременного, массированного удара по врагу.
Пожалуй, ответ на этот вопрос дал позже А.М. Василевский. Он писал: "Тех сил и средств, которым он (Брянский фронт. - В.П.) располагал, было достаточно не только для того, чтобы отразить начавшееся наступление врага на курско-воронежском направлении, но и вообще разбить действовавшие здесь войска "Вейхса". И если, к сожалению, этого не произошло, то только потому, что командование фронта не сумело своевременно организовать массированный удар по флангам основной группировки противника, а Ставка и Генеральный штаб, по-видимому, ему в этом плохо помогали".
Недостатки в использовании танковых сил были вскрыты в специальном приказе Народного комиссара обороны за № 325 от 16 октября 1942 года.
"Этот приказ, - писал позднее М.Е. Катуков, - сыграл большую роль в дальнейшей судьбе танковых войск. Он, по существу, стал важнейшей теоретической основой их боевого применения".
Вскоре командир корпуса был вызвал в Москву на прием к Верховному Главнокомандующему.
Сталин принял Катукова 17 сентября 1942 года на ближней даче, недалеко от Кунцева, куда привез его А.Н. Поскребышев, незаменимый долгие годы помощник генсека, забрав из приемной Председателя Совета Народных Комиссаров. С Верховным Главнокомандующим Михаил Ефимович ни разу не встречался, лишь разговаривал по телефону, когда его бригада находилась под Мценском.
В небольшой комнате, в которой оставил его Поскребышев, открылась боковая дверь и вошел Сталин.
- Здравствуй, товарищ Катуков! - произнес он глуховатым голосом с заметным кавказским акцентом.
"У меня все мои заготовленные слова рапорта пропали из головы, и я только мог сказать: "Здравствуйте, товарищ Сталин!" - вспоминал Катуков об этой встрече в 1947 году.
Верховный предложил сесть, разрешил курить. Потянулся к трубке и сам.
Разговор, к счастью, наладился сразу. Сталин поинтересовался, как воюет корпус, как показывают себя наши танки в бою. Когда-то такого рода вопросы задавал ему нарком танковой промышленности В.А. Малышев. Отвечал Катуков тогда прямо, ничего не утаивая. И перед Сталиным решил не кривить душой. От Верховного много зависело. Может, прислушается к мнению фронтовика и окажет влияние на выпуск нашей промышленностью более нужных для фронта танков.
- Что касается танков "Т–34", они превосходны, в бою показывают себя с наилучшей стороны, - Михаил Ефимович следил за Сталиным, медленно, почти неслышно ступавшим по мягкому ковру. - Иное дело - тяжелые машины "KB" или легкие "Т–60" и "Т–70". Первые фронтовики недолюбливают из-за того, что они неповоротливы, с трудом преодолевают препятствия, и пушка у них слабовата, вторые - из-за слабой брони и никудышной пушки. Двадцати или сорокапятимиллиметровым снарядом прошибить броню немецких танков нельзя. Практика боев в Подмосковье показала, что легкие танки трудно, почти невозможно использовать в распутицу или по глубокому снегу. Их приходится таскать на буксире.
Сталин слушал доводы Катукова, морщился, ему явно хотелось другой аттестации машин, выпускаемых нашей танковой промышленностью. Возражал, доказывал, что тяжелые и легкие танки не так уж плохи, фронтовики просто не успели оценить их или плохо использовали на поле боя. Катуков стоял на своем, хотя и знал, что Верховный не любит, чтобы ему противоречили.
- Любой танкист, товарищ Сталин, отдаст предпочтение "тридцатьчетверке". Но если "KB" вооружить более мощной пушкой, тогда, пожалуй, машина будет использована с большей эффективностью. И еще одна существенная деталь, - добавил Михаил Ефимович, - радиосвязь. Не только командирские, но и линейные машины должны быть оснащены радиостанциями. На поле боя часто возникает необходимость осуществить быстрый маневр взводом, ротой, батальоном. Пока сработает зрительная сигнализация, уходит время, противник успевает принять контрмеры…
О многом, что хотелось бы изменить в танковых войсках, говорил командир корпуса. Для него все это было важно, существенно. От этого часто зависела судьба техники, людей.
Когда Сталин спросил, как на фронте награждают отличившихся бойцов и командиров, Катуков высказал свое несогласие с существующей практикой. Ведь как было. Пока списки отличившихся в боях пройдут все армейские инстанции, попадут в Москву, пока появится Указ Президиума Верховного Совета СССР и все вернется на круги своя, проходит месяц, а то и два. Бои между тем продолжаются. За это время одни по ранению попадают в тыловые госпитали, другие погибают, третьи при различных обстоятельствах переводятся в другие части - на фронте всякое бывает. Приходят награды и не находят своих владельцев. Катуков высказал пожелание, чтобы право награждать предоставлено было фронтам, армиям, соединениям.
На заключительном этапе беседы Сталин вновь вернулся к танковым войскам, видимо, хотел знать все о нашей бронетанковой технике, о ее слабых и сильных сторонах, о причинах неудач некоторых операций на Дону. Получив от фронтовика нужную информацию, он вдруг сказал:
- Вот что, товарищ Катуков, вы назначаетесь командиром механизированного корпуса. Он будет посильнее танкового.
И тут же показал на карте, где мехкорпусу предстоит воевать. Это были районы Калининской области.
Предложение неожиданное, и все же приятно было почувствовать доверие, которое оказывают сам Верховный и Ставка. В то же время Михаил Ефимович понимал и о грузе ответственности, который ложился на его плечи. Он будет нелегкий. Утешал себя тем, что в жизни ничего легкого не бывает, и уж тем более на войне.