Итало-американская газета "Корьере дель пополо", выходящая на западном побережье США, заняла позицию, отличную от газеты "Прогрессо". "Цензурой ничего добиться нельзя, - подчеркивалось в одной из статей. - Честным итало-американцам нечего бояться откровений Валачи. В США ими завоевано столь прочное социальное и моральное положение, что Валачи никогда его не пошатнуть".
В целом средства массовой информации отнеслись к борьбе за право издания книги с сочувствием. Как ехидно прокомментировал действия Министерства юстиции журнал "Ньюсуик", отличить хороших ребят от плохих очень трудно".
Теперь я получил возможность открыто выразить свои взгляды в зале суда - несмотря на перспективы продолжительной юридической баталии, я твердо решил публиковать воспоминания Валачи. Первый раунд я проиграл, тщетно попытавшись опротестовать предварительное постановление суда о запрете публикации - окружной суд Вашингтона постановил, что Министерству юстиции "будет нанесен непоправимый ущерб", если издание книги не будет запрещено. Апелляционный суд подтвердил правомерность запрета, подчеркнув, что "обычная практика заключается в том, чтобы не отменять запрет суда первой инстанции, за исключением "явно ошибочных решений", и предложил назначить проведение судебного заседания.
Далее я планировал сделать всю историю достоянием гласности и брать при этом быка за рога - в подготовленном Министерством юстиции меморандуме о взаимопонимании ясно говорилось, что уважаемое ведомство не только само предложило издание рукописи Валачи, но и особо подчеркивало ее значение в деле поддержания законности.
В целях выяснения всех подробностей в связи с изменением Министерством своего подхода в суд были вызваны повесткой для дачи письменных показаний Ник Катценбах, ставший к тому времени заместителем госсекретаря, и другие официальные лица, непосредственно связанные с делом. Реакция была мгновенной - министерство обратилось в суд, чтобы заблокировать дачу показаний. В ходе дебатов судья Александр Хольцофф неожиданно обратился к адвокатам министерства со следующими словами:
- Одно дело - иметь право на издание, и совершенно другое - запрещать человеку издавать книгу. Довольно странный подход, не так ли? Хотелось бы просить вас дать ответ на этот вопрос. Сначала они разрешают ему (Питеру Маасу) работать с рукописью. Возможно, это было недальновидно. А теперь они говорят, что издавать нельзя.
В ответ Министерство заявило, что обошлось оно со мной не так уж несправедливо, что мне "была предоставлена возможность беседовать с Валами и изучать его преступное прошлое", а также что, несмотря на запрет на публикацию самой рукописи, мне дозволяется использовать все материалы для издания книги, написанной от третьего лица. Так была открыта дорога книге "Исповедь Джо Валачи".
"Исповедь Джо Валачи" основана на записях наших бесед, его письменных ответах на мои вопросы, интервью с людьми, связанными с Валачи, на нескольких сотнях страниц протоколов допросов, к которым у меня был доступ, а также на ряде других официальных источников и документов.
Я был единственным собеседником Валачи, помимо сотрудников Бюро по борьбе с наркотиками и ФБР. Я продолжал встречаться с ним и во время затянувшихся переговоров с Министерством юстиции. Я часто задавал ему вопросы, которые он ранее уже освещал в письменном виде или на открытых заседаниях. Во многих случаях я просто проверял его память по таким малозначащим эпизодам, как католический реформаторий, полицейские погони, инциденты на ипподроме. Это был не человек, а магнитофон - все детали совпадали слово в слово.
Единственное, что я себе позволил, - освободить речь Валачи от некоторых жаргонизмов, чтобы текст был легче для чтения.
А в остальном это та самая книга, которую они хотели похоронить.
Глава 1
Около 7.30 утра 22 июня 1962 года в тюрьме Атланты, штат Джорджия, заключенный № 82811 по имени Джозеф Майкл Валачи, отбывавший срок за торговлю героином, схватил лежавший около кучи строительного хлама кусок металлической трубы длиной два фута и, прежде чем окружавшие смогли сообразить, что он задумал, набросился сзади на другого заключенного, буквально за несколько секунд превратив его тело в окровавленное месиво.
Несмотря на исключительную жестокость преступления, сначала оно показалось всем не более чем одним из обычных убийств, которые периодически совершаются за тюремными стенами в результате тягот тамошней жизни. Да и в самом Валачи тоже не было ничего особенного: 58 лет, коренаст и хорошо развит физически, 5 футов 6 дюймов ростом, 184 фунта весом, густая шевелюра с благородной сединой, невыразительные карие глаза и неприятный гортанный голос, одним словом, самый заурядный бандюга, посвятивший всю свою жизнь карьере на ниве преступности.
Однако это, казалось бы, бессмысленное убийство, совершенное столь малоприметным типом, привело к появлению первого в истории разоблачителя "Коза ностры", само существование которой было предметом ожесточенных споров даже в правоохранительных органах. И вот буквально в считанные часы имя Валачи стало известно не менее, чем имена Капоне, Лючиано, Костелло или Дженовезе. Валачи заполонил все газеты, журналы и телеэкраны после того, как люди узнали кое-какие детали быта Вито, Джо Банана или Громилы из Чикаго. Огромнейшую славу принесли ему и комики, которые напропалую принялись шутить на счет раскаявшегося преступника.
Смеяться, правда, было нечему. В США организованная преступность - самый крупный из всех видов бизнеса. По оценкам Министерства юстиции, претендующего на обладание методикой для подобных расчетов, общая сумма доходов этой "отрасли" составляет более 40 миллиардов долларов в год. Даже если эта цифра завышена вдвое, все равно конкурентов у этого конгломерата и в помине быть не может. Преступные картели, конечно, не платят налогов, но зато охотно выделяют средства на подкуп бесчисленных чиновников всех мастей. Помимо незаконных операций, они все глубже проникают в законные виды деловой деятельности и в профсоюзы, привнося в них свои этические нормы. Хотя "Коза ностра" и не охватывает всю организованную преступность, она является ее основным звеном, буквально государством в государстве - "вторым правительством", как метко выразился Валачи. Она обладает прекрасно отработанной структурой. Подобно паутине пронизали всю страну ее преступные группы, связанные между собой мистическим ритуалом, который смотрится как жуткая пародия на ритуалы университетских обществ, в веренице жестокости, измены, судилищ и неожиданных смертей.
Валачи прожил в этом мире более 30 лет, верный кровавому обету молчания. Цепочка событий, в конечном итоге вынудивших его нарушить клятву, началась в Атланте.
На протяжении многих недель Валачи жил в страхе. Бывшие товарищи осудили его на смерть, и он знал, это. Один заключенный, также член "Коза ностры", обвинил его в том, что он выдал все тайны мафии Федеральному бюро по борьбе с наркотиками, после чего Валачи был мгновенно подписан смертный приговор, исполнением которых ему самому не раз приходилось заниматься в прошлом. Хотя он и дал сотрудникам Бюро но борьбе с наркотиками кое-какую информацию о наркобизнесе, что для смягчения наказания дело вполне обычное, по иронии судьбы, о самой "Коза ностре" он даже не обмолвился. Почему он был объявлен "стукачом", так до конца и не выяснено. По одной версии, ход информации дало само следствие, чтобы доконать Валачи, которому, с его точки зрения, было что рассказать о распространении героина по территории США. Согласно другой версии, под которой Валачи был готов поставить личную подпись, его обвинитель, проходивший по тому же делу, сделал это, чтобы отвести подозрение от себя.
В июне 1962 года тучи над Валачи сгустились. К тому времени ему уже удалось пережить три покушения. Сначала ему отравили пищу. Во второй раз его чуть не прижали в душевой. И, наконец, его попытались втянуть в драку во время прогулки, чтобы потихоньку прикончить во время разгона толпы.
Дело осложнялось тем, что жаловаться тоже было некому. "Коза ностра" подразделяется на несколько крупных группировок, называемых "семьями". Валачи входил в одну такую "семью", возглавляемую Вито Дженовезе - наиболее кровожадным "капо" или боссом "Коза ностры". Именно Дженовезе, также отбывавший в Атланте срок за торговлю наркотиками, отдал приказ о казни Валачи. Поначалу отношения между двумя заключенными выглядели вполне дружескими, поэтому Валачи не мог поверить, что Дженовезе, который не только пригласил его переехать в свою камеру и устроил побег, но и был в свое время шафером на его свадьбе, мог повернуться против него. Однако впоследствии информация от друзей и враждебное отношение к нему со стороны любимчиков Дженовезе убедили Валачи, что их дружбе конец. Вот как он сам рассказывает о том, что произошло:
Однажды поздно вечером Вито завел со мной такой разговор: "Знаешь, бывает, что в бочке с яблоками заведется одно гнилое. Если его вовремя не убрать, то сгниют и остальные".
Я попытался его перебить, но он жестом остановил меня. Наконец, я больше не мог этого терпеть. "Если я сделал что-то не так, - сказал я, - то скажи мне и принеси пилюли (я имел в виду яд). Я их выпью у тебя на глазах".
Он ответил: "Кто говорит, что ты сделал что-то не так?"
Крыть мне было нечем.
Потом он говорит, что мы, мол, давно знакомы, и он хотел бы поцеловать меня во имя прошлого. "О'кей, - говорю про себя, - давай поиграемся". Хватаю Вито в охапку и сам целую его.
После этого Вито спрашивает: "Сколько у тебя внуков?"
Я отвечаю: "Трое. А у тебя?" По-моему, он сказал шесть. Тогда я говорю: "Хорошо, буду знать". Другими словами, если он собрался заняться моими внуками, я дал ему понять, что я займусь его наследниками.
Когда я улегся в койку, мой сосед Ральф пробормотал: "Поцелуй смерти". Я притворился, что не слышу, но разве тут заснешь?
Я не очень-то верил в эту ерунду насчет "поцелуя смерти", но знал, что если кого-нибудь собираются кокнуть, то все вокруг начинают проявлять дружеские чувства, чтобы не спугнуть жертву. В старые времена такая традиция, правда, была, но Счастливчик Чарли с этим покончил и заменил поцелуй рукопожатием.
"В конце концов, - сказал Чарли, - если целоваться в ресторанах и вообще на людях, то обязательно засыплемся".
16 июня Валачи отважился на последний шаг - попросился в одиночку. Когда охранник спросил его об основаниях, он ответил: "То ли меня вот-вот пришьют, то ли я кого-нибудь. Тебе этого мало?" В одиночной камере Валачи поведал тюремным властям, что требует свидания с Джорджем Гэффни, заместителем директора Бюро по борьбе с наркотиками и бывшим руководителем его нью-йоркского отделения. Информацию Валачи о готовности к сотрудничеству никто так и не передал. В ходе последовавшего расследования офицер, ответственный за досрочное освобождение заключенных, показал, что поскольку Валачи отказался дать необходимые разъяснения, он воздержался от передачи просьбы Валачи, полагая, что Гэффни без этого в Атланту не поедет. Потом Валачи написал письмо жене в надежде, что она даст знать об этой истории Томасу Люччезе (Трехпалому Брауну), тоже нью-йоркскому боссу, который мог бы поднять среди руководства "Козы ностры" вопрос о нарушении мафиозного кодекса чести.
В полном отчаяния письме Валачи были такие слова:
"Прошу тебя, как только получишь письмо, все брось и приезжай. Денег не жалей. Это важно. Не теряй ни дня. Пойми. Потом я больше не буду тебя беспокоить. Когда приедешь, сразу требуй свидания. Помни, времени терять нельзя".
Валачи планировал затеять с Гэффни игру в кошки-мышки, чтобы Люччезе, с которым он был дружен на протяжении многих лет, мог бы вмешаться в дело на его стороне. Но письмо не ушло из Атланты. Вместо этого, по словам заместителя начальника тюрьмы М. Дж. Эллиота, оно было возвращено Валачи как недостаточно ясное в надежде, что тюремная администрация сможет разобраться, почему он потребовал перевода в одиночку. Валачи не стал его переписывать. Он уже не доверял администрации тюрьмы. С его точки зрения, это было полностью обоснованно - для Валачи власть и влияние Вито Дженовезе были безграничны.
После перевода обратно в общую камеру из-за продолжительного молчания Валачи решил действовать самостоятельно. Он решил унести с собой как можно больше своих убийц. Во главе списка был Джозеф ди Палермо (Джо Бек), ветеран "Коза ностры" и дружок Дженовезе. Интересно, что Валачи даже не помышлял убивать самого Дженовезе. Подобно рассерженному ребенку, Валачи твердил про себя "Вито должен жить", чтобы тот впоследствии предстал перед "Коза нострой" как человек, без суда и следствия приговаривающий к смерти других по ложному обвинению в предательстве.
Развязка наступила утром 22 июня. Изголодавшийся из-за страха быть отравленным и измотанный донельзя постоянным стрессом, Валачи наконец сорвался и напал на человека, которого принял за ди Палермо.
Я был во дворе рядом с бейсбольным полем. Внезапно я обратил внимание на трех парней, которые стояли за трибуной и не сводили с меня глаз. До них было ярдов пятьдесят. Они двинулись в мою сторону. Я стоял спиной к стене. Рядом что-то строили, и я увидел на земле кусок трубы. Как только я нагнулся с единственной мыслью, что если мне конец, то и им тоже, мимо меня прошел какой-то парень и сказал: "Привет, Джо!". Я взглянул ему вслед. Это был вылитый Джо Бек. Я и подумал, что надо захватить его с собой. Я поднял трубу и врезал ему по башке. Он упал. Потом я побежал к троице. У одного был нож. Когда я пробежал ярдов десять, они развернулись и бросились бежать, а я вернулся к лежащему на земле. Он был весь в крови, и я не мог поэтому разобраться, кто это такой. Я дал ему еще пару раз.
Трое из-за трибуны побежали в мою сторону. Когда до меня оставалось ярдов двадцать, выскочил охранник и велел мне отдать трубу. Я отказался. Он не отставал. Я говорю: "Отвяжись, а то и ты получишь". Он отвечает: "Тот парень умирает". Я говорю: "Ну и хорошо. Пусть его умирает". Я все еще был уверен, что прибил Джо Бека.
Вокруг собралось человек двадцать заключенных. Охранник говорит: "Пошли к помощнику надзирателя". Я согласился: "Ладно, но трубу не отдам".
Уже у помощника надзирателя я понял, что убил не того парня. Когда я просидел у него в кабинете минут пятнадцать, он вышел и через секунду вернулся с фотографией, которую бросил мне в лицо. "Узнаешь?" - спросил он. "Нет", - отвечаю. А он мне и выдает: "Вот его-то ты и прикончил".
Я не знал, что и думать. Все было как в тумане.
Жертвой Валачи стал некий Джон Джозэф Сопп, отбывавший в Атланте срок за ограбление почты и подделку документов и не имевший к организованной преступности ни малейшего отношения. Валачи был с ним даже не знаком, но тот, на свою беду, имел внешнее сходство с ди Палермо, которого Валачи приговорил к смерти. По мнению сотрудника ФБР, впоследствии проведшего с Валачи времени больше, чем кто-либо другой, это стало поворотным моментом во всей этой истории. "За исключением этого эпизода, - рассказывал ой, - Валачи не сожалеет ни о чем содеянном за всю свою жизнь. Он буквально раздавлен тем, что убил не того человека. Ему так хотелось посчитаться со своими обидчиками, что и теперь он не может успокоиться. Если бы его план удался, он, наверное, никогда бы не заговорил".
Несмотря на многочисленные трещины в черепной коробке, Сопп, не приходя в сознание, протянул еще 48 часов, а обвиненный в убийстве Валачи на допросах твердил, что "у него помутился разум". При этом один из работников тюрьмы весьма недальновидно заметил: "Похоже, Валачи… никогда не расскажет всей правды".
В свете решения Валачи заговорить, просто бестселлером выглядит заключение психиатров, сделанное в преддверии суда. "Несмотря на внешнюю дружелюбность, - писали, в частности, эксперты, - Валачи находится, по-видимому, в состоянии серьезного стресса. Его настроение характеризуется умеренной тревогой и депрессией. Речь связна и последовательна. При обсуждении настоящей ситуации наблюдаются колебания и эмоциональная прерывистость в выражении мысли".
Далее в заключении говорится.
"Относительно возникших у него проблем субъект утверждает, что… он согласился "пройти в кабинет помощника надзирателя и сдаться". Он был так напуган, что прекратил принимать пищу и мыться. По его словам, в момент перевода в одиночную камеру он "был в плохой форме" и вряд ли кто сможет понять, что значит быть обвиненным в таком грехе. Его крайне мучило "клеймо стукача".
В отношении личности Валачи делается следующий вывод:
"Галлюцинаций и суицидальных тенденций не выявлено. Понимание и память не характеризуются непреодолимыми дефектами. Эксперту не удалось установить, являются ли его идеи относительно "клейма предателя" попыткой ввести власти в заблуждение или имеют реальную основу… В настоящее время его нельзя считать психически ненормальным. Он понимает суть ведущихся против него действий, может давать ясные показания, содействовать защите своих интересов и участвовать в судебном заседании".
Примерно на протяжении трех недель никто в Министерстве юстиции (ни в Вашингтоне, ни в Нью-Йорке, где велось следствие по делу об участии Валачи в наркобизнесе) вообще не знал об этих событиях. А тем временем местный прокурор в Атланте, которому было передано дело об убийстве Соппа, готовился потребовать для Валачи смертного приговора в связи с "жесткостью и бессмысленностью деяния".
В этот критический момент Валачи, наконец, удалось сообщить о своей беде Роберту Моргентау, прокурору южного округа Нью-Йорка, при помощи посредника, имя которого по известным причинам не раскрывается Министерством юстиции. В июле Моргентау была вкратце обрисована ситуация и было сообщено, что "Валачи желает сотрудничать с федеральными властями". После срочных консультаций с нью-йоркским отделением Бюро по борьбе с наркотиками Моргентау связался со своим коллегой в Атланте и сообщил ему о потенциальной ценности Валачи. Развязка наступила 17 июля, когда представляемому двумя адвокатами Валачи было разрешено признать себя виновным в менее тяжком преступлении (убийстве второй степени), после чего он был приговорен к пожизненному заключению. В тот же день в сопровождении Фрэнка Селваджи, сотрудника Бюро по борьбе с наркотиками, он был доставлен в вестчестерскую окружную тюрьму, расположенную в нескольких милях от Нью-Йорка. Там ему было присвоено другое имя - Джозеф ди Марко, и предоставлено отдельное помещение в больничном корпусе тюрьмы.