- Я же сказал, что не хочу ввязываться в это дело.
- Он сказал, куда пошел?
- Нет.
- Ну, и какие у тебя впечатления?
- Что ж, он сказал именно то, что ты предсказывал.
Больше Валачи никогда не видел Петрилли. Одним декабрьским вечером в "Лидо" не было посетителей, поэтому Валачи закрыл ресторан раньше обычного и поехал домой. Где-то в половине шестого его разбудила Милдред. Рядом с ней стояли два детектива. Один из них сказал:
- Твоя жена говорит, что ты приходишь домой только к трем утра. Почему ты вчера был дома так рано?
- Посетителей не было. А в чем дело?
- Только что убили твоего дружка Петрилли. Тебе что-нибудь известно?
(Согласно архивам нью-йоркской полиции 9 декабря 1953 года, примерно в 3.50, трое неизвестных белых мужчин в солнцезащитных очках вошли в гриль-бар, расположенный в доме 634 (183-я улица, Бронкс, владелец Альберт Мауриелло). Они произвели несколько выстрелов по находившемуся там Доминику Петрилли, белый, пятидесяти лет, кличка Редкозубый. Петрилли скончался на месте. Следствие продолжается).
После этого Валачи допрашивали еще раз, но он упорно утверждал, что ему ничего не известно об убийстве. На самом деле Валачи удалось выяснить кое-что у человека, присутствовавшего в баре во время убийства ("Я не назову его имени, этот парень не член мафии, просто посторонний, так зачем навлекать на него неприятности"). Редкозубый играл в карты в баре, который принадлежал брату известного в свое время претендента на звание чемпиона по боксу в тяжелом весе Тони Мауриелло. По словам свидетеля, Петрилли выиграл уже 1300 долларов к тому моменту, когда в бар вошли три "солдата" из "семьи" Люччезе. Увидев их, Петрилли бросился в мужской туалет. Он пытался вылезти через окно, но не успел, и "ему вышибли мозга". Свидетель сообщил еще одну любопытную подробность. Игроков как ветром сдуло, лишь только началась стрельба. Один из них, однако, позже вернулся и до приезда полиции умудрился очистить карманы убитого.
"Даже если бы я был уверен, что Петрилли стукач, - говорит Валачи, - я бы все равно ничего плохого ему не сделал. Я не могу забыть, как он отвез меня в Бруклин и уберег от беды во время разборки с мистером Маранзано. Я очень расстроился, когда узнал, что Редкозубого больше нет. Поганое это было Рождество. Если честно, я крепко тогда надрался".
Глава 11
"Коза ностра" и торговля наркотиками, особенно героином, почти синонимы. Но, как и с остальной деятельностью мафий, характер этого бизнеса был не совсем таким, каким он представляется с первого взгляда. В 1948 году Фрэнк Костелло, будучи боссом "семьи" Лючиано, запретил своим людям заниматься наркотиками. По мнению Валачи, у осмотрительного Костелло на это было две причины. Во-первых, он ясно осознавал, что "рэкет рэкету рознь". Так, широкая публика относилась к незаконной торговле спиртным и организации азартных игр в общем-то с сочувствием или, в худшем случае, нейтрально. Что касается героина, то он не только вредил репутации мафии, но и побуждал правоохранительные органы активизировать свою борьбу с "Коза нострой" во всех сферах, где она присутствовала.
Более важным, однако, являлось упорное преследование со стороны Бюро по борьбе с наркотиками. "Коза ностра" презирала и в то же время побаивалась этой организации. По. признанию ее сотрудников, первое чувство было, впрочем, взаимным. Валачи жаловался, что Бюро "играет не по правилам". Действительно, не подлежит сомнению тот факт, что время от времени Бюро по борьбе с наркотиками применяет весьма сомнительные методы. Это в значительной степени объясняется тем, что Бюро, в отличие от других ведомств, сталкивалось с "Коза нострой" непосредственно, хорошо знало ее сущность и видело так много, что не считало себя связанным в отношении мафии какими-либо ограничениями морального характера. В отличие от ФБР, относящегося, кстати, к Бюро по борьбе с наркотиками несколько свысока, последнее черпает сведения о мафии не столько через информаторов, сколько через своих штатных сотрудников, внедрившихся в преступную организацию и ведущих в ней весьма опасную работу под каким-либо прикрытием. Это, конечно, оказывает влияние на людей, служащих в Бюро и, по сравнению со своими коллегами из других организаций, они более бесшабашны, отважны и изобретательны, менее дисциплинированны, нередко имеют личные счеты к мафии. Встречаются среди них и предатели. Кроме всего прочего, Бюро по борьбе с наркотиками первым признало существование "Коза ностры" как организации и вкладывало в свои операции провокационные элементы чаще, чем любой другой правоохранительный орган.
Решение Костелло относительно героина было встречено в "Коза ностре" по-разному. "Семья" Люччезе, вовсю занимавшаяся наркобизнесом, попросту его игнорировала. "Семья" Магаддино из Буффало, выразив на словах свое одобрение, продолжала торговать героином. Чикагская мафия, возглавляемая Тони Аккардо, пошла еще дальше, чем Костелло. Насколько известно Валачи, каждый член "семьи", отказавшийся от торговли наркотиками, получал двести долларов в неделю из "общака" в качестве компенсации за понесенные убытки.
Но даже в "семье" Аккардо введение запрета на наркобизнес привел к серьезному падению внутренней дисциплины. Соблазн быстрого заработка был слишком велик, и мафиози, особенно испытывающие серьезные финансовые трудности, настойчиво продолжали торговлю. Даже Вито Дженовезе, когда он в конце концов заменил Костелло и на словах подтвердил действительность запрета, смотрел на операции с героином сквозь пальцы, если ему давали снять сливки с каждой сделки.
(В "семьях", где наркобизнес был запрещен, включая и "семью" Дженовезе, попавшийся на героине мафиози не получал никакой поддержки. Рядовые члены "Коза ностры" делали регулярные взносы в так называемый "общак" - когда Валачи был в "семье" Дженовезе, они составили 25 долларов в месяц. Теоретически эти деньги предназначались для найма адвокатов или поддержки жены и детей мафиози, если он получал срок. Учитывая, что в "семье" Дженовезе насчитывалось 450 человек, за год в "общаке" накапливалась кругленькая сумма. Этими деньгами распоряжался босс, причем безотчетно. Но взятый на героине член мафии знал заранее, что финансовую помощь от своей "семьи" он не получит).
Бюро по борьбе с наркотиками заинтересовалось Валачи в середине сороковых годов. Впервые он попал в архивы как подозреваемый в 1944 году, затем в 1948. "Все думали, что я работаю с наркотой, - протестует Валачи, - но этого тогда не было. Это все из-за ребят, с которыми я общался. На самом деле в те годы я ни цента не сделал на героине".
В начале 1956 года Валачи был осужден на пять лет лишения свободы за незаконную торговлю наркотиками. Вместе с ним по делу проходил брат его жены Джиакома Рейна (Джек). По иронии судьбы это была все та же партия героина, переправку которой пытался организовать Еугенио Джианнини, когда его убили. Валачи впервые попал за решетку после своей первой отсидки в Синг-Синге в двадцатые годы. Однако скоро его выпустили под залог. В конце концов дело было пересмотрено, и приговор отменен, так как выяснилось, что вменяемое Валачи участие в преступлении не тянет на статью, по которой его судили. Это уголовное дело было очень запутанным, но надо признать, что роль Валачи в нем действительно не соответствовала обвинительному заключению и была весьма незначительна. По его собственному выражению, ему просто "пришили дело".
Есть веские основания полагать, что Валачи прав, настаивая, что его вина была ассоциативной. На допросе в ФБР и во время интервью с автором этой книги Валачи заявил, что он, а также проходившие с ним по делу Пэт Пагано и Пэт Моччио участвовали еще в одной сделке с героином, которая, видимо, не попала в поле зрения Бюро по борьбе с наркотиками. Она имела место примерно в 1952 году, и по словам Валачи, это был его первый опыт в наркобизнесе. Указанная сделка также наглядно демонстрирует, как "Коза ностра" придерживается своих этических норм в отношении членов мафии. "Это была грязная история, и я до сих пор жалею, что в нее ввязался. Но я хочу, чтобы ребята, которые пока еще не порвали с мафией, знали, как жадность боссов вредит нашему делу".
Сальваторе Шиллитани (Сэлли Шилдс), принятый в "Коза ностру" вместе с Валами, дал ему имя и адрес поставщика героина во Франции. Там героин в то время стоил 2500 долларов за килограмм, а оптовая цена на американском рынке составляла одиннадцать тысяч. Валачи решил, что эта вторая цифра слишком привлекательна, чтобы ее игнорировать, и, получив навод от Шиллитани, послал Пэта Пагано в Марсель. Там он должен был вступить в контакт с поставщиком по имени Доминик (фамилию Валачи не помнит). В качестве пароля служила разорванная надвое долларовая купюра. Одна половина была отправлена Доминику по почте, другую взял с собой Пагано. Его вояж во Францию оказался удачным. Вернувшись, Пагано сообщил Валачи, что скоро их должны уведомить об отправке героина в Штаты. Известия не заставили себя долго ждать.
Пэт позвонил мне и сказал, что приехала жена Доминика и он собирается ее повидать. Встреча была в какой-то гостинице, я уже не помню названия, где-то в центре. Когда Пэт вернулся, он сообщил, что с нас хотят получить восемь тысяч задатка. Я забыл, говорил ли он тогда, сколько порошка мы должны получить. Но вообще-то, договор был насчет пятнадцати кило. А в одном кило 35 унций по-нашему.
Но прежде чем окончательно ввязаться в это дело, мне надо было хорошенько подумать. Есть закон, который запрещает заниматься наркотой, и тут без осторожности никак нельзя. Лучший способ подстраховаться - взять в долю Тони Бендера. Если бы он участвовал со мной в этом деле, волноваться было бы не о чем. Попадись я, и Тони пришлось бы встать на мою сторону. Он тоже занимался героином. Точно, конечно, я не знал, но кое-какие подозрения у меня были. Короче, я решил рискнуть и поговорить с Тони. Сейчас-то у меня душа болит, когда об этом вспоминаю, а тогда идея взять в долю Бен-дера казалась совсем неплохой. В общем, поговорил я с Тони, сказал, вот есть, мол, такое предложение. Вел я себя очень робко, хотел прощупать сначала его отношение.
Он вроде заинтересовался, и я рассказал ему все подробности. Тони дал мне восемь тысяч и еще тысячу, которую я попросил для Пэта, чтобы он развлек жену этого Доминика.
Деньги я отдал Пэту на следующий день. Но тут возникла проблема. Пэт начал мне рассказывать, как он понравился этой бабе. Я ему говорю: "Пэт, сделай одолжение, прекрати валять дурака с чужой женой. Занимайся с ней только делом". А он: "Она ко мне сама пристает". Я ему все равно посоветовал воздержаться.
Прошло четыре недели, и мы получили известие, что уже вышел пароход с порошком. Я хорошо помню, что корабль назывался "Юнайтед Стейтс", но это так, не для протокола. Тем временем арестовали Сэлли Шилдса по другому делу. Он получил пятнадцать лет и вышел из игры. Я сообщил о грузе Тони Сендеру, и он сказал, что поручит Пэтти Моччио все организовать. Надо было заплатить моряку, который вынесет с корабля на берег порошок, по тысяче за кило. Но зато на берегу он, конечно, начинает стоить уже по пятнадцать штук за кило. Кажется, там был один моряк. Впрочем, это неважно. Если ему кто и помогал, это его трудности. Я не знаю, как он вынес товар. И слава Богу, что мне не надо было во все это вникать.
Ладно, порошок на берегу. Теперь я должен объяснить, какие у нас были условия, Бендер получает половину после того, как мы отдаем ему долг - девять тысяч и полностью расплачиваемся с Домиником. Ему мы были должны 29500, но какая разница, если здесь его товар стоил 165 тысяч?
Вот тут-то и проявилась гнусная сущность Тони. Пока порошок плыл на корабле, он был весь такой ласковый, елейный. Но стоило ему наложить свою лапу на товар, как все переменилось. Тони меня вызывает и говорит, что Вито Дженовезе тоже в доле". "Старик должен Фрэнку Костелло двадцать тысяч по какому-то кредиту, и мы сделаем доброе дело, если вернем за него этот долг. Потом он сообщает, что взял в долю кое-каких ребят, "чтобы те могли заработать", и называет Винни Мауро, своего любимчика, Сандино, своего советника, Джона Жука (по-настоящему его звали Стоппели) и, конечно же, Моччио. И еще кого-то, уже не помню. Но это не важно, вы скоро поймете, почему.
Короче говоря, выяснилось, что у меня восемь партнеров, включая Пэта Пагано. Ну что я мог поделать, когда Тони мне об этом сказал? Все-таки он мой "лейтенант", и здесь ничего не попишешь. Я даже не мог объяснить Пэту (который еще был только "кандидатом", а не членом мафии), что мы были в руках у Бендера, так как заниматься наркотой не разрешалось. Пожаловаться кому-нибудь на него я тоже не мог.
В общем, со всеми вычетами, включая двадцать тысяч для Вито, остается девяносто одна с половиной. Я говорю Тони: "Ладно, отдай мне и Пэту то, что нам причитается". Скоро он присылает Пэта Моччио, чтобы узнать, чем бы мы хотели получить, товаром или наличными. Я посоветовался с Пэтом Пагано и, так как наши ребятишки - Джо, брат Пэта и мой племянник Фиоре - давно теребили нас, чтобы мы достали героина, ответил Тони, что хотим взять свою долю натурой. Он дал нам два кило.
Проходит примерно пара месяцев, и меня вызывают в Йонкерс. Это был дом Моряка, по-настоящему его звали де Кватро. Приезжаю я туда и кого вижу? Вито Дженовезе. Он меня спрашивает:
- Ты когда-нибудь занимался героином?
- Да.
- Ты что, не знаешь, что это не разрешается? Чтобы ничего подобного впредь я о тебе не слышал.
- Ладно.
Конечно, я не придал особого значения этому разговору. Такая уж у Вито была натура. Он просто хотел дать понять, что сделал для меня большое одолжение.
Вскоре после того, как Тони с нами расплатился, у меня был разговор с Джоном Жуком. Я поинтересовался, получил ли он уже свою долю.
- Какую долю? - спрашивает он.
- Тебе еще не заплатили? - удивляюсь я. - Ты же был среди партнеров.
- Каких партнеров? Партнеров по чему?
Тут я смекнул, что Жук ничего не знает об этом деле, и замолчал. Я не хотел, чтобы это дошло до Тони Бендера, и он заподозрил, что я его проверил. Так что я замял этот разговор.
Через много лет, в 1952 году, после того как меня взяли на героине, я встретился в Вест-Стрите с Пэтти Моччио. Мне в голову не приходило, что Пэтти ничего не получил за эту сделку. Но вот разговор заходит о Джоне Жуке, и Пэтти, к моему огромному удивлению, говорит:
- По крайней мере, хоть вы получили два кило.
- Ты что, - спрашиваю я, - не получил свою долю?
Пэтти махнул рукой в том смысле, что нет, не получил.
- Боже мой! - говорю. Я чуть со стула не упал.
- Тони меня долго обхаживал. Говорил, деньги нужны на то, на это. Когда я пришел получать свою долю, уже ничего не осталось.
- Шутишь!
Пэтти снова махнул рукой и замолчал.
Ну, теперь вы понимаете, как было дело. Не существовало никаких восьми партнеров. Господа Тони Бендер и Вито Дженовезе просто поделили деньги между собой.
Вечером 2 мая 1957 года Франческо Кастилья, более известный под именем Фрэнк Костелло, ужинал в фешенебельном манхэттэнском ресторане "Аильон". Примерно в одиннадцать вечера Костелло приехал на такси к дому в районе Сентрал-парк-вест, где располагалась его квартира. Когда он пересекал холл, чей-то голос произнес: "Это для тебя, Фрэнк". Костелло обернулся, чтобы посмотреть на говорящего, и тут раздался выстрел. Вскоре его привезли в госпиталь Рузвельта. По лицу Костелло струилась кровь, однако он не был серьезно ранен. Стрелок в спешке плохо прицелился, и пуля всего лишь повредила кожу на черепе.
Это покушение явилось кульминацией борьбы Дженовезе против Костелло, начавшейся убийством Вилли Моретти. Оно же ознаменовало начало хаоса и потрясений в "Коза ностре", которых не было со времен Кастелламмарской войны. Хотя Дженовезе уже оттеснил Костелло с поста босса "семьи", он хотел закрепить свой успех в борьбе за власть. Более того, он мечтал о мантии "босса всех боссов", которую никто не надевал с веселых деньков Счастливчика Чарли Лючиано. На пути к ней стоял, по крайней мере символически, Фрэнк Костелло - царь империи казино и тотализаторов. Он не зависел от "семьи", обладал хорошей репутацией, к его советам прислушивались. Если воспользоваться термином "Коза ностры", он по-прежнему был "в авторитете". Такая ситуация для Дженовезе была невыносимой, он должен был избавиться от Костелло раз и навсегда.
Покушение не могло остаться незамеченным, и личность несостоявшегося убийцы стала известна не только всем членам "Коза ностры", но и нью-йоркской полиции. В Костелло стрелял "солдат" "семьи" Дженовезе, бывший боксер Винченте Джиганте, отличавшийся могучим телосложением и носивший прозвище Челюсть. Комментируя со знанием дела неуклюжее покушение, Валами сухо заметил: "Челюсть целый месяц потратил на тренировки".
Так как Костелло остался жив, для Дженовезе сохранялась реальная опасность мести с его стороны. Но самую большую угрозу представлял Альберт Анастазия. Сумасшедший Шляпник и Премьер-министр, как иногда называли Костелло, составляли странную, но довольно неразлучную пару. Поэтому на следующий день после покушения, как рассказывает Валачи, основные члены команды Тони Бендера, примерно тридцать "солдат", были собраны в одной из гостиниц западной части Манхэттэна. Между ними были распределены районы города, которые они должны были прикрывать в случае ответного удара. "Нам приказали, - вспоминает Валачи, - быть начеку. Могла начаться война". Ему и пятерым отданным в его подчинение "солдатам" была поручена восточная часть Гарлема.
Тем временем Дженовезе уехал в сопровождении примерно сорока телохранителей в свою загородную резиденцию. Туда он вызвал всех "лейтенантов" "семьи" для принятия от них заверений в преданности. Не смог приехать лишь стареющий Энтони Карфано (Малыш Ауджи Пизано), о чем он скоро пожалел. В тот момент Дженовезе добивался демонстрации полной сплоченности. За Карфано был послан Тони Бендер, знавший его лучше других. "Вито, - рассказывает Валачи, - приказал Тони привезти Малыша Ауджи, не то он, Тони, сыграет в ящик. Так что Бендер его привез. Дело было не в том, что Малыш Ауджи встал на сторону Фрэнка. Просто он испугался. Он был старым приятелем Фрэнка и опасался, что его из-за этого шлепнут".
То, что произошло на совещании "лейтенантов", постепенно стало известным рядовым членам "семьи". Дженовезе вежливо объяснил, что он был вынужден предпринять радикальные меры против Костелло, так как последний сам планировал убить Вито. Он также объявил, что Костелло должен быть лишен любых рычагов влияния ввиду его полного безразличия к материальному положению членов "семьи". В этой связи любой уличенный в контакте с Костелло будет держать ответ лично перед Дженовезе. Наконец, Вито официально утвердил себя в качестве босса "семьи", а чтобы на этот счет ни у кого не оставалось сомнений, назначил своим заместителем Джерардо (Джерри) Катена, который сменил Вилли Моретти в Нью-Джерси. "Ну, у кого, - отвечает Валачи, - могли возникнуть какие-то возражения?"