"В связи с тем заслуженным успехом, который получил роман пролетарского писателя Шолохова "Тихий Дон", врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи, что материалы об этом имеются якобы в ЦК ВКП(б) или в прокуратуре (называются также редакции газет и журналов)…
Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в опровержении. Всякий, даже не искушенный в литературе, читатель, знающий изданные ранее произведения Шолохова, может без труда заметить общие для всех его ранних произведений и для "Тихого Дона" стилистические особенности, манеру письма, подход к изображению людей…
Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над "Тихим Доном", материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей".
Один из земляков писателя, ростовчанин Александр Солженицын, будущий нобелевский лауреат, по малым своим летам не читал "Правду", но слухи о плагиате, как сам говорил спустя десятилетия, запомнились, и он их зачем-то использовал против своего собрата по Нобелевской премии, но об этом в соответствующем месте.
"Правду" Шолохов получил в своей Вёшенской - в семье радость, как и в райкоме, и в местной школе среди учителей и старшеклассников, и в библиотеке… И везде одно мнение: а мы и не сомневались - роман-то писался на наших глазах; нас бы спросили.
Дополнение. Рукописи, привезенные для комиссии, Шолохов не забрал домой, в Вёшки. Решил хранить их у своего друга Василия Кудашева. Сказал его жене: "…никому не показывать, никому не давать, особенно работникам ЦК". Загадочное поручение, породившее еще одну тайну в биографии классика и после кончины Шолохова позволившее какое-то время торжествовать сторонникам "плагиата". Рукопись "Тихого Дона" таинственным образом оказалась утерянной, нашли ее только в 1999 году - спустя более полувека, после того, как она попала в дом Кудашевых.
…"Правда" за январь - март 1929-го могла запомниться Шолохову некоторыми другими материалами в будущей связи с ним самим. Вот в двух, почти подряд, номерах похвальные статьи о юной киноактрисе Эмме Цесарской, которая войдет в жизнь Шолохова. Вот негодующая идейно-политическая проработка писателя С. Н. Сергеева-Ценского. Но вряд ли он мог предугадать, что почтенный романист войдет в его судьбу через три с лишним десятилетия в связи с Нобелевской премией! Вот два подряд сообщения о первом пленуме Всесоюзной ассоциации пролетарских писателей. Шолохов, напомню, член РАППа, но нет его фамилии в списках ораторов или просто участников пленума. Однако по итогам пленума появилась обширная статья "Очередные вопросы художественной литературы", где в перечислении упоминается фамилия Шолохова: "Истекший год дал нам "Преступление Мартына" Бахметьева, "Тихий Дон" Шолохова и "Бруски" Панферова". Эти скупые строки в странном ранжире произведений и их авторов включены в параграф "Пролетарская литература". Не забывайся-де, член РАППа, М. А. Шолохов, в чьей упряжке ходишь! Опять рядом Панферов, запомнил и имя Бахметьева - ярый рапповец и будущий лютый ниспровергатель Шолохова.
"Правда" в создании биографии классика - частое подспорье, она послужит в этой книге и зеркалом отношения Сталина, ЦК к Шолохову. Узнаем без посредников, как главная газета партии оповещала страну и мир о жизни писателя и как учила понимать его творчество. Представим себе главных ее читателей - таких проводников линии партии, как учителя, агитаторы и пропагандисты, политруки в армии, политотдельцы в деревне и на транспорте. И то важно знать: Сталин приучил не одно поколение правдистов к строгому подчинению партийной дисциплине. Ничего и никогда по главным темам и в оценках видных деятелей не печаталось случайно. Редки исключения по оплошности или чьей-то смелой поспешности противоречить Сталину.
Удары от РАППа
Апрель 1929-го. В конце месяца почтальон принес Шолохову очередной номер "Октября". И вот тебе подарок к приближающемуся дню рождения - нет продолжения романа!
Писатель потрясен, да и читатели удивлены - в предыдущем номере черным по белому стоит: "Продолжение следует". Журнал перенес "продолжение" на 1932-й.
Так вожди РАППа Авербах, Фадеев, Ермилов, Киршон и Лебединский - всевластная когорта! - воспользовались уходом из "Октября" Серафимовича. Ошибка-де у Шолохова с описанием Вёшенского восстания! Оправдывает-де и само Верхне-Донское восстание, и Григория Мелехова, этого врага советской власти!
Шолохов в контратаку. Каков в свои-то 24 года! Не хочет взнуздываться в рапповскую узду. Тут же договорился с журналом "На литературном посту" и, использовав его как трибуну, печатает в июльском номере свою отповедь: "Я беру Григория таким, каков он есть, таким, каким он был на самом деле, поэтому он шаток у меня". И добавил наиважнейшее из своих убеждений: "…от исторической правды мне отходить не хочется".
Но он недооценил силу противников. Оказывается, судить роман взялись не только критики-теоретики, но и те, кто руководил расказачиванием и подавлением восстания. Как-то Шолохов стал мне рассказывать - запомнил, выходит, на всю жизнь:
- В этих главах Малкин фигурирует. Я вывел его под настоящей фамилией. Пусть знает народ, как он проводил расказачивание. Но он в это время стал каким-то крупным деятелем в ГПУ… Пронюхал, черт, о романе со своим именем. Правда глаза колет… Он в Гражданскую действовал под командой Сырцова. Этот Сырцов был военкомом в Вёшенской. И в этом случае мне хода нет - Сырцов летом 1929 года избран кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б), станет председателем Совнаркома РСФСР. Наверное, Малкин с ним объединился против романа. Им поперек горла воспоминания об уничтожении Дона под предлогом борьбы с белоказачеством.
Шолохову довелось позже с Малкиным познакомиться. Припомнил: ""Что это ты там про меня наплел?" - сказал Малкин и снисходительно похлопал по плечу".
Но и без упоминания Малкина хватало в рукописи того, что пугало.
Вот бабка общается с пленным красноармейцем - без всякого "классового чутья" жалеет всех в этой братоубийственной гражданской войне:
"- Ты меня не бойся, я тебе лиха не желаю. У меня двух сынков в германскую сразили, а меньший в эту войну… Я ить их всех под сердцем выносила… Вот через это и жалею я всех молодых юношев, какие в войсках служат, на войне воюют…" (Кн. 4, ч. 7, гл. III).
Шолохов - ясное дело - не защитник белых, но оставляет женшине-матери право жалеть всех воюющих.
Он обратился к заступничеству Горького, отослал ему эту крамольную для рапповцев и нового главного редактора "Октября" Федора Панферова рукопись: рассудите. Тот прочитал - и с письмом к Фадееву: "Дорогой т. Фадеев! Третья часть "Тихого Дона" произведение высокого достоинства…"
Уловил - тонко - необычность романа. И предугадал последствия - уже знал, как в СССР относятся к тем сочинениям, кои не укладывались в привычные партийные схемы. Написал с подковыркою: "Доставит эмигрантскому казачеству несколько приятных минут. За это наша критика обязана доставить автору несколько неприятных часов".
Упрям Фадеев и его боевое окружение, обошли советы Горького, хотя и клянутся в любви и почитании.
Но и Горький крепкий орешек. Минет год, и тогда он придумает вовлечь Сталина в эту злополучную историю с задержкой романа.
Сталин не отказал. Он вмешается в эту историю вполне по-сталински.
Но об этом в свое время.
…Рапповцы продолжают казнить роман. Мрачная пора для Шолохова. Но вдруг лучик светлый - по "Тихому Дону" затевается фильм. Каково молодому писателю! Новые знакомства… Режиссеры Иван Правов и Ольга Преображенская. Мелехова сыграет Андрей Абрикосов из Реалистического театра, впоследствии он станет чрезвычайно знаменитым, получит звание народного артиста. Кто Аксинья? Шолохов узнает, что на эту роль пригласили без всяких кинопроб 20-летнюю Эмму Цесарскую. Увиделись - несмотря на царственную фамилию, оказалась широколицей и чуть полноватой, с доверчивыми круглыми глазами, жизнерадостной красавицей невысокого росточка. Уже известна. Два года тому назад сыграла в фильме этих же режиссеров "Бабы рязанские", который получил шумный успех.
Когда же затея станет фильмом? Никогда! О том, как снимался фильм и как снимали его с экрана, - далее, в главе про 1931 год.
Дополнение. Кое-что об Эмме Цесарской. В 1993 году разыскали четыре шолоховских письма тех далеких лет. Обращения, как стрелка барометра: "Дружище", затем "Эммушка" или "Песнь моя", но было и так - "Лихо ты мое…". Лихо и пришло. И с фильмом, и с чувствами, о чем прочитаем в главе о черном 1937 годе. Цесарская оставила в воспоминаниях свидетельство о настроении Шолохова в накатное для него время слухов о плагиате: "Никогда в разговорах не касался обстоятельств своей работы над "Тихим Доном". Порой он казался настороженным, несколько нервозным и вдруг погружался в только ему видимый мир. Казалось, его что-то "серьезно тревожит…""
Горький оказался прав: Шолохова критики уничтожали с особым политическим азартом. Его "делали" и плагиатором, и идейно порочным творцом. "Ходили такие слухи, будто я подъесаул Донской армии, работал в контрразведке и вообще заядлый белогвардеец", - писал Шолохов.
Несколько литературных групп взялись за его проработку. "Художественная удача суждена Шолохову тогда, когда он показывает быт вчерашнего дня, а не текущую действительность сегодняшнего" - это от группы "Перевал" в партийно-директивном журнале "Печать и революция".
"Шестая часть романа "Тихий Дон" свидетельствует, что развертывать хотя бы и самую удачную тему в трилогию занятие не всегда для качества вещи безнаказанное: М. Шолохов повторяет себя, разменивается порой на бледные, почти фельетонного характера страницы и, в общем, угрожает тем, что никогда не прощается, - скукой" - это "подарок" от "Журнала для всех", которым руководили Вл. Бахметьев, Ф. Гладков и Н. Ляшко.
"Социальные характеристики героев местами теряют свою отчетливость… Распылился среди вороха газетной хроники…" - это из журнала "Жизнь искусства".
Лефовцы обвинили его в тяготении "к стилистическим образцам дворянской литературы".
Быть взрыву через 20 лет
Надвигалась темной тучей особая - смертная для Дона - беда: неурожай. Шолохов пишет Левицкой: "Мое молчание объясняется тем, что я вот уже две с лишним недели, как мотаюсь в поездках… Все это не по делам литературным, но весьма важным… Сейчас 12. Сижу и перо падает из рук. Ночи короткие, и я недосыпаю…"
Партийцы попросили у Шолохова поездить по нескольким районам и округам и поагитировать за успешные хлебозаготовки. Втянулся. Крайком уж был и не рад, что упросил писателя. Он повел себя так, что даже в письме раскаленно выплеснулось: "Вот верчусь, помогаю тем, кого несправедливо обижают…"
Выходит, сделан выбор: не изящная словесность на повестке дня, а помощь обездоленным. Скорбью заболела душа, как выразился.
И едва выпадал свободный час, брался за письмо, которое получилось длинным: начал писать 18 июня 1929-го - отправил в Москву 2 июля.
Неделей попозже, 9 июля, Сталин тоже садится за письмо - наконец прочитал "Тихий Дон" и вот делится мнением: уделил Шолохову несколько строчек.
Сталин, однако, писал не Шолохову, как и Шолохов не Сталину.
Сталин прочитал письмо Шолохова в те же летние дни. Шолохов прочитает письмо Сталина через 20 лет.
Письмо Сталина превратилось в мину замедленного действия. Но и Шолохов писал отнюдь не здравицу Сталину.
Вождь не смог простить вторжение писателя в закрытую для кого-либо тему недалекой истории. Писатель не смог смолчать, когда увидел, что же начинает в стране набирать силу при одобрении власти.
Сталин пишет Феликсу Кону (прочтем строчки о Шолохове в извлечении. В полном виде - уж таков сюжет - чуть далее): "Тов. Шолохов допустил в своем "Тихом Доне" ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова…" Вот и всплыло имя Сырцова.
Шолохов пишет Евгении Левицкой (и его письмо в извлечении, но по другой причине - огромно оно):
"Когда читаешь в газетах короткие и розовые сообщения о том, что беднота и середнячество нажимают на кулака и тот хлеб везет, - невольно приходит на ум не очень лестное сопоставление! Некогда, в годы гражданской войны, белые газеты столь же радостно вещали о "победах" на всех фронтах, о тесном союзе с "освобожденным казачеством"…
Середняк уже раздавлен. Беднота голодает…
В телеграмме Калинину они прямо сказали: "Нас разорили хуже, чем нас разоряли в 1919 году белые"…
Народ звереет, настроение подавленное…
Верно говорит Артем (писатель А. Веселый. - В. О.): "Надо на густые решета взять всех, вплоть до Калинина; всех, кто лицемерно, по-фарисейски вопит о союзе с середняком и одновременно душит этого середняка"…
Писал краевому прокурору. Молчит, гадюка".
Это письмо содержало и взрывной вывод особой политической мощности: "После этого и давайте говорить о союзе с середняком".
Было в письме и такое: "О себе что же? Не работаю… Подавлен. Все опротивело".
Мудрая партийка посчитала своим долгом передать потрясшее ее шолоховское письмо Сталину. Слегка сократила и передала.
Сколько же всего в одном этом совестливом послании! Разоблачение бездушной системы - она начинала пронизывать все и вся: от Кремля до последнего хутора. Предостережение - что с бездушием к народу нельзя относиться. К тому же выразил - рискованно - свое единомыслие с Артемом Веселым. Едва ли Сталин, читая шолоховское письмо, успел позабыть, что ЦК в этом году принял осудительное постановление о рассказе Веселого "Босая правда" (в 1937-м он будет объявлен "врагом народа").
Что же ответил вождь, прочитав письмо из Вёшек?
"Форсируйте вывоз хлеба вовсю. В этом теперь гвоздь" - таков ответ. Не напрямую Шолохову, конечно. Писал своему ближайшему сподвижнику Вячеславу Михайловичу Молотову. А это значило указание для всей страны.
Еще один его ответ - на этот раз в ноябрьской речи "Год великого перелома" - для всей страны, стало быть, и для Вёшек: "Небывалый успех в деле колхозного строительства…"
Сталин отнюдь не злодей и не бездарь. Это был гениально изощренный диктатор. Он добивался праведных политических целей - построение коммунизма - одним: принудительно загонял человека и народ в вожделенное царство свободы, равенства, братства. Вот и этот приказ о вывозе хлеба отдан не по равнодушию, а в осознании, что народ все стерпит ради социалистической индустриализации. Надо получать кредиты - отсюда приказ вывозить хлеб за границу. Люди же были отданы на жертвенный алтарь, о чем Сталин знал хотя бы от автора письма из Вёшенской. И так все годы его правления: жертвы за жертвами во имя великих целей.
Прочтем же полностью отзыв Сталина о "Тихом Доне": "Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своем "Тихом Доне" ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что "Тихий Дон" - никуда не годная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?"
Какое непостижимое воссоединение в одном письме и защиты, и обвинения!
Шолохов узнал о нем спустя 20 лет. О том, как писатель и издатели в 1949-м воспримут это письмо, быть рассказу в соответствующем месте.
…Семья - истинно очаг душевного покоя. Дочери Светлане уже три годика (будущий издательский работник, а после смерти отца - научный сотрудник шолоховского сектора Института мировой литературы, затем переезд в Вёшки - ученый секретарь Шолоховского музея-заповедника). Через год у Шолоховых будет пополнение - сын Александр (станет ученым-биологом, будет работать в Крыму).
Дополнение. Знал ли Сталин, что РАПП то и дело обстреливает Шолохова? И каково отношение Сталина к РАППу? В феврале 1929-го вождь пишет рапповцам: "Общая линия у вас в основном правильная; сил у вас достаточно; ибо вы располагаете целым рядом аппаратов и печатных органов; как работники - вы безусловно способные и незаурядные люди; желания руководить хоть отбавляй…"
С такой поддержкой хоть против кого, в том числе и против Шолохова.
Вождь поощрял написание такой истории Гражданской войны, чтобы она была одноцветной: красной! Он политик. Творец же берет для "Тихого Дона" многоцветную палитру. Он реалист.
…Тема революции. Шолохов верил, что прощание с прогнившим царизмом и беспощадным к человеку капитализмом приведет к сбывшейся вековой мечте: "Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем…" Однако предупредил - революция должна совершаться для человека, а не против него, по доброволию, а не насилием. В романе высказался устами персонажа: "Человека убить иному, какой руку на этом деле наломал, легче, чем вошь раздавить…" И тут же уточнил - чеканно-афористично: "Подешевел человек за революцию!" Это писалось в пору кровавой ежовщины.
Что о советской власти Шолохов писал своему народу? Веровал, что только эта политическая система обеспечит лучшую долю. Посему отдавал ей всего себя. Биографию, со вступлением в партию. Творчество. Публицистическое слово и талант оратора. Однако же читаем в романах то и дело еретическое, чудом - непостижимым! - миновавшее цензуру. В "Тихом Доне" поручает одному своему герою сказать: "Власть большевиков справедливая, только они трошки неправильно сделали… Потеснили казаков, надурили, а то бы ихней власти и износу не было. Дуростного народу у них много, через это и восстание получилось… Расстреливали людей. Нынче одного, завтра, глядишь, другого… Кому ж антирес своей очереди ждать? Быка ведут резать, он и то головой мотает. И вот какой-нибудь большевичок чужими жизнями как бог распоряжается… Это ли не смыванье над народом?" В "Поднятой целине" продолжение: "- Как ты можешь сомневаться в Советской власти? Не веришь, значит?! - Ну да, не верю. Наслухались мы брехнев от вашего брата!"
Максим Горький
Лето необычного для Шолохова 1929 года идет к концу…
Он в Вёшенской. Сталин в Сочи, отдыхает. Враги Шолохова кто где.
Август. Жена Сталина Надежда Аллилуева пишет мужу в письме: "Слыхала, как будто Горький поехал в Сочи, наверное, побывает у тебя, жаль, что без меня, - его очень приятно слушать". В ответном письме о Горьком ни слова.
Шолохов ничего, естественно, не знает об этой переписке. Но знает, что Горький поспособствует сложить треугольник: Горький - Шолохов - Сталин. И Шолохов сполна почувствует, с какими острыми углами получился этот треугольник.
В этом месяце комсомольский журнал "Молодая гвардия" напечатал: "У нас делаются вредные и ненужные попытки приписать роман Шолохова к пролетарской литературе…" Шолохов с досадой поморщился: на своего нацелились. Забыто, что он начинал в комсомольской печати - с газеты ЦК РКСМ "Юношеская правда", что состоял в литобъединении при этом журнале.
Сентябрь. Правление РАППа собралось обсудить - осудить! - "Тихий Дон". Главный закоперщик в дискуссии Александр Фадеев - он и руководитель ассоциации, и пока еще не назначен Панферов, редактор "Октября":
- Я сказал Шолохову, что это нужно выкинуть ко всем чертям, у тебя эти места не удались.
Из зала: "Правильно! Правильно!"