На просвеченной солнцем бумаге змея чернели слова:
?????????????
Мы переглянулись.
- Раз не может, идем сами, - сказал Виталька.
Дом стоял на улице Лесосплавщиков. Обыкновенный старый дом со ставнями, покосившимися воротами и овальной жестянкой старинного страхового общества на этих воротах. А над домом трепетал зеленый флажок - это дежурил на крыше маленький хозяин змея. Он нас не видел, потому что стоял к нам спиной и смотрел на змея.
Мы встали шеренгой на краю дороги. Мы с Виталькой по бокам, а Ветка посредине. Вопросительно глянули друг на друга: дальше что? Ветка почему-то отвернулась и засмеялась. Тогда Виталька отчетливо сказал:
- Саша Ветряков!
Тот сразу повернулся, и рубашка взлетела у него за спиной, как зеленые крылья.
Он улыбнулся. Сперва чуть-чуть, потом сильней, потом еще сильней. И стало сразу видно, что хороший он человек.
- Это вы? - сказал он и шагнул к самому краю. И отпустил нитку.
Змей, кувыркаясь, пошел к земле.
- Это мы, - серьезно сказал Виталька. - А зачем змея-то бросил?
- Пускай, - сказал Саша Ветряков. - Теперь все равно, раз вы пришли… Это вы - Летучие Бродяги?
По хлипкой приставной лестнице, стоявшей у крыльца, мы забрались к нему на крышу. Саша сказал, что ему на землю нельзя.
- Почему нельзя, Саня? - спросила Ветка, забравшись наверх.
Она сразу повела себя с ним как со знакомым. И звать его стала Саней, а не Сашей. Наверно, ей казалось, что это имя ему больше подходит.
Он за весельем постарался скрыть смущение. Сморщил переносицу и беззаботно объяснил:
- Такая жизнь получилась… Я у бабушки полиэтиленовую пленку изрезал, думал - она ненужная, а она для теплицы. Бабушка даже и не ругалась, а мама говорит: будешь три дня дома сидеть и с крыльца - ни шагу. Вот я на крыше и живу. На крыльце какая жизнь?
Ветка осторожно глянула во двор и отодвинулась от края.
- А нам не попадет от твоей мамы и бабушки? Скажут: чего забрались на чужую крышу?
- Во-первых, не скажут. А во-вторых, их нет, они на два дня к другой бабушке в деревню уехали.
- А тебя одного оставили? - спросила Ветка.
- А чего? Я привык. Я в Ленинграде часто один жил.
- А если один, то чего сидишь взаперти? Никто же не видит, - опять заговорил Виталька.
Саня посмотрел на нас нерешительно, будто боялся: вдруг засмеемся?
- Ну, понимаете… Раз уж так вышло… Понимаете, я как будто слово дал…
- Понятно, - торопливо сказал Виталька. - Это я так просто спросил… А на крыше, оказывается, тоже жить можно.
На крыше было неплохо. Нас обдувал теплый ветер и крепко жарило солнце. На крутом скате, у печной трубы, устроена была скамеечка. От крыши пахло прогретым деревом, от кирпичной трубы - известкой и сажей, но сильнее всего были запахи мокрого песка и теплой полыни - они прилетали с ветром от речного берега.
Саня сидел между мной и Веткой и по очереди поглядывал на нас. Наверное, не знал, как начать разговор.
- Почему мы тебя раньше не видели? - спросил я. - Мы на здешних улицах всех знаем. Ты из Ленинграда приехал?
Саня Ветряков кивнул.
Он приехал из Ленинграда. Он там с родителями жил, пока они учились в институте. В этом году они кончили учиться и приехали работать на нашу судоверфь. Но отец у Сани, едва начав работать, опять уехал: его послали на соревнования. Он был мастер спорта, мотогонщик.
- Он и в Ленинграде больше ездил, чем учился, - весело сказал Саня. - Мама говорит, что он диплом писал в седле мотоцикла…
Так мы сидели и болтали, но в нас росло удивление. Виталька наконец нагнулся вперед и глянул на меня озадаченно и нетерпеливо. Я его понял.
- Слушай, Ветерок, - сказал я. - А почему ты даже не спрашиваешь, как мы записку к змею прицепили?
Я не знаю, как у меня вырвалось это имя. Про себя-то я его Ветерком сразу назвал, когда первый раз увидел. Потому что весь он трепетал в потоках ветра, летучий был и тонкий и круглое имя Саша ему не подходило. Но назвать его придуманным именем вслух я не решался. Это само собой получилось.
У Ветерка были чуть приподнятые брови, словно он все время немного удивлялся и спрашивал: а вы со мной не шутите? А теперь он распахнул глаза и удивился изо всех сил.
- Почему… ты так сказал?
Я от неожиданности засмущался, как девчонка, и что-то забормотал. Саня улыбнулся и признался:
- Меня в школе звали Ветряк.
- Какой же ты "ветряк"? - сказал Виталька. - Ветряк - это вот! - Он встал и замахал руками, изображая мельницу. - Олег лучше придумал.
С тех пор мы с Виталькой всегда звали его Ветерком.
- А про записку я сразу догадался, - сказал Ветерок. - У вас такая управляемая модель есть, да? Со специальным приспособлением. Да?
Мы втроем переглянулись и закусили губы, чтобы не расхохотаться. И Виталька торопливо согласился:
- Ну да. Управляемая.
- Мы тебе скоро покажем, - пообещала Ветка.
- Я тоже модели делал, - сказал Ветерок и вздохнул. - Только с крыши их пускать плохо, они не возвращаются. А змей возвращается… А иногда на больших змеях люди летают, я в кино видел. Вы видели?
- Мы еще и не такое видели… - гордо начал я, но замолчал под недовольным взглядом Витальки. Он решил, что я хвастаюсь.
Ветерок оторвал от крыши плоскую щепку, подбросил и смотрел, как ее крутит ветер. Потом осторожно сказал:
- Я думаю… Если построить большую модель… Ну, совсем большую, метров пять длиной! Наверно, можно взлететь на ней, как на самолете?
- Тогда это и будет самолет, а не модель, - сказал я.
- Самолет построить трудно. А модель можно, даже большую… А потом приделать сиденье и ручку управления…
Он слегка прищурился, глядя перед собой, поджал ноги, поставил пятки на скамейку и на высоко поднятые коленки положил сжатые кулаки - словно взялся за рогатый штурвал самолета…
Все было понятно. Потому что каждый из нас тоже о чем-то мечтал, тоже хотел кем-то быть. Ветка - балериной, Виталька - художником. Я - только моряком или в крайнем случае морским десантником.
А Ветерок хотел водить самолеты.
Я подумал, что каждый из моих друзей старается, чтобы мечта сбылась. Ветка занимается в кружке и разучивает танцы. Виталька рисует картины. Ветерок строит модели. Только я бездельничаю и даже толком не знаю, как готовятся в моряки. Все откладываю на потом. Нет, пора! Завтра же начну делать зарядку и учить морские узлы.
От беспокойных мыслей меня отвлек Ветерок. Он стал рассказывать, как в прошлом году записался в кружок юных летчиков в районном Доме пионеров.
- Говорили, что там все настоящее… Ну, там правда настоящие костюмы для высотных полетов. И кабина в комнате сделана, как в настоящем самолете. Но только это все на земле. А летать никому не дают, даже старшим.
- Ребятам не разрешают управлять самолетами, - сказал Виталька.
- А почему?! - вскинулся Ветерок. - Разве это нельзя? Помните кино "Последний дюйм"?
Еще бы! Мы его три раза смотрели. Это фильм про мальчишку вроде нас. Он был сыном летчика и сам вел самолет, потому что отец его оказался ранен, когда дрался в море с акулами. Но это - кино…
- Я его тоже три раза смотрел, - признался Ветерок. - И еще могу сто раз…
- А давайте! - предложила Ветка. - Сегодня вечером. Он в Зеленом театре идет, этот фильм. У меня мама сегодня как раз во вторую смену работает, я свободная.
- На вечерний сеанс не пустят, - сказал я.
Ветка с сожалением глянула на меня и крутнула пальцем у виска.
- Там же кино без потолка. А кругом березы. За ветками нас не увидят.
- Мне все равно нельзя, - грустно сказал Ветерок.
- Тебе можно, - решительно сказала Ветка. - Тебе что говорили? Не ступать с крыльца на землю. Ты и не ступишь, не бойся!
Глава восьмая
Сначала он не верил. Ну а кто поверил бы?
Даже когда мы принесли свернутый в трубу ковер и расстелили среди одуванчиков, которыми порос двор, Ветерок улыбался понимающе и чуть виновато. Он словно говорил: "Я вижу, что вы шутите, вы хотите меня развеселить. Но зачем уж так сильно стараться? Даже ковер притащили…"
- Садись, - сказал Виталька.
Ветерок неловко улыбнулся, шагнул с крыльца на ковер и сел.
- Не пугайся, - предупредил я.
Мы поднялись на полметра и пошли бреющим полетом, поднимая за собой вихрь из семян одуванчиков. Ветерок не крикнул, не бросился с ковра. Только ресницы у него распахнулись широко-широко, и он крепко взял меня за локоть.
Это был замечательный день. Это был праздник в честь того, что у нас появился новый друг. Праздничными казались трава, солнце, пухлые облака и шумливые кусты рябины у забора. И все на свете. В нас кипела радость. Мы летали над широким двором, выписывали сложные фигуры, несколько раз взмывали с крыши в высоту, прошитую горячими лучами. Ковер-самолет неутомимо носил на себе нас четверых.
Лишь одно слегка огорчало нас: у Ветерка не получалось управление ковром-самолетом. У Ветки это тоже не получалось, но она и не горевала нисколечко, а Ветерок расстраивался. Он снова и снова пытался заставить лететь ковер как надо, но тот или скользил куда-то вбок, под забор, или просто едва приподнимался и падал.
- Ничего, - утешали мы с Виталькой Ветерка. - Привыкнешь и научишься.
- Научусь.
Налетавшись, мы опять устроились на крыше и завели разговоры. Про что? Про жизнь - про самолеты и пароходы, про бумажных солдатиков и австралийских кенгуру, про марки и атомную энергию, про школу и спутники…
Потом наступил светлый вечер.
Это, наверно, красиво звучит: "светлый вечер". Но нам хотелось, чтобы он был потемнее. Нам нужно было добраться до городского сада и устроиться среди густых березовых крон позади эстрады. Оттуда мы отлично посмотрим весь фильм.
Того, что среди веток могут оказаться другие зрители, мы не боялись. Стволы берез были прямые и гладкие, с земли по ним не заберешься.
- Пора лететь, - сказал Виталька.
Мы уселись на ковре. Ветка строго следила, чтобы Ветерок не нарушил запрета и не ступил случайно на землю. Он не нарушил: как и днем, прыгнул со ступеньки прямо на ковер.
Пришлось лететь над самой землей, выбирая тихие переулки. Хвост мы свернули и уложили на ковре, чтобы не цеплялся за траву. Несколько раз при виде прохожих мы приземлялись и делали вид, что просто играем. Прохожие пожимали плечами: что за игры на ковре посреди улицы? Наконец мы ловко взлетели на крышу трехэтажного дома, который стоял через дорогу от сада. Оттуда, выбрав момент, стремительно пронеслись над мостовой, над чугунной решеткой, кустами, клумбами и врезались в чащу березовых веток.
Мы оказались как в зеленом шалаше. Землю не было видно сквозь заросли. А вверху между листьями светлело небо. Экран закрывали от нас ветви, но мы слегка продвинулись вперед, пару веток отломили, и все получилось как надо. Начался фильм…
Опять над желтой пустыней и синим морем качался маленький самолет. Опять распахивались на экране голубые глубины моря с яркими стаями тропических рыб и злыми силуэтами акул. Опять десятилетний мальчик Дэви, надрываясь, тащил к самолету раненого отца, а беспощадная песня об одиночестве гремела над равнодушными песками.
Мальчик этот был наш товарищ. Мы всей душой были вместе с ним, каждый шаг его отдавался в нас то болью, то радостью. Мы знали наизусть каждый кадр, но снова нас охватило счастье, когда Дэви поднял в воздух самолет…
Мы не заметили, что стало темно. Так темно, как не бывает у нас летом самой поздней ночью. И лишь когда капля, похожая на холодную виноградину, шлепнула меня по шее и покатилась за воротник, я вздрогнул.
Налетел неожиданный дождь. Он защелкал по листьям, пробил их шелестящую крышу и ударил по нашим плечам и спинам. По ковру.
Стеклянные дождевые нити вспыхнули в луче кинопроектора. В открытом кинозале поднялся шум. Экран погас.
Виталька первым почуял беду.
- Летим!
Мы вырвались из мокрых веток, косо пронеслись над улицей, едва не зацепив заборы.
- Выше надо, выше! - крикнул я, думая, что Виталька нарочно прижимается к земле.
Но нас прижимал дождь. Намокший ковер-самолет отяжелел и плюхнулся посреди какого-то двора, вымощенного гранитными плитами.
- Приехали, - с тихим отчаянием сказал я. - Что теперь делать?
- Пешком дойдем, - сказала Ветка. - Не размокнем.
Разве я размокнуть боялся? Я на дождь и внимания не обращал! Я думал про одно: что будет с ковром? А вдруг он больше не сможет летать? Но это была такая страшная мысль, что я даже побоялся сказать о ней вслух.
Ковер лежал плоско и мертво. Мы сошли с него на каменные плиты. Все, кроме Ветерка.
- Тебе нельзя, - строго сказала Ветка. - Ты же слово давал.
- Что же делать? - спросил он.
- Он же слово давал, - повторила Ветка, требовательно глядя на меня и на Витальку.
Виталька вздохнул и подставил Ветерку спину, облепленную мокрой рубашкой.
- Садись.
- Да вы что, ребята… - жалобно сказал Ветерок. - Я же…
- Садись, - повторил Виталька. - Дотащим. Ты же из-за нас влип.
- Я из-за себя.
- Садись, - сказал я.
Через минуту Ветерок ехал на Витальке, а мы с Веткой тащили на плечах свернутый в трубу ковер. Он был страшно тяжелым от впитавшейся воды. И все-таки не этот груз угнетал меня, а все та же мысль: "Будет ли ковер летать?"
Ветерок время от времени требовал опустить его.
- Сиди, - кряхтя, говорил Виталька.
Дождь прошел. За крышами прокатывался дальний гром. Мы молча шлепали по мокрым тротуарам, пока не подошли к Веткиному дому. Ветка вывела велосипед. Она велела Ветерку сесть на багажник и сказала, что довезет его до самого крыльца. А мы дотащим ковер до дома.
- Вы придете завтра? - торопливо спросил Ветерок.
- Придем, - пообещал я. И подумал, что, если даже ковер вышел из строя, одна радость у нас все-таки еще осталась: новый хороший друг.
Глава девятая
Следующий день был полон переживаний. Ковер лежал на крыше под солнцем, и от него шел пар. У этого пара был запах, как у тумана в тропических лесах (так нам с Виталькой, по крайней мере, казалось). Высыхал ковер медленно, и, когда мы попытались взлететь на нем, он даже не шелохнулся.
Виталька глянул на меня тоскливыми глазами.
- Неужели все?
Я пожал плечами. По правде говоря, у меня слезы в горле скреблись. Но я мужественно сказал:
- Он такой сильный, такой волшебный. Не может быть, чтобы от дождика совсем испортился.
Приходила Ветка и жалостливо гладила влажную шкуру ковра. Несколько раз мы навещали Ветерка.
- Ну как? - спрашивал он с крыши.
- Пока не высох. Подождем, - бодро говорили мы. - Может, к вечеру высохнет.
Но и вечером ковер не хотел летать…
Зато утром нас ждала радость! Мы проснулись одновременно. Враз кинулись к окну, выбрались на крышу и сразу поняли, что ковер стал прежним - легким, шелковисто-мягким, летучим. Он лежал так, словно дожидался нас!
Мы плюхнулись на его ласковую теплую шкуру и взмыли к зениту. Было раннее утро. Во дворах радостно орали петухи.
В этот день у Ветерка вернулась мама. Она оказалась совсем не строгая, веселая.
- Бедненький! И ты все это время сидел на крыше? - воскликнула она, узнав, что Ветерок добросовестно отбывал домашний арест. - Я же просто забыла тебя отпустить! Не сердись, сынуля, я больше не буду!
Ветерок тут же отпросился у нее к нам в гости. С ночевкой!
Мы показали ему своих картонных солдат, Виталькины картины, наше оружие, телескоп и все другие сокровища. Мы устроили показательное сражение наших армий, которое затянулось до вечера. А поздно вечером мы похитили из дома Ветку и отправились в полет.
И нам было так же радостно, как в первый раз. Потому что мы заново открывали высоту и ночной город, блеск вечерних звезд и струящийся теплый воздух. Для Ветерка.
…Ничто не омрачало в те дни нашу радость и нашу дружбу. Почти ничто. Лишь неудачные полеты Ветерка на ковре-самолете вызывали у него досаду, и мы чувствовали себя немного виноватыми. Наш ковер его не слушался.
- Не могу я, - печально говорил Ветерок. - Как-то не верится каждый раз, что он возьмет и полетит. Вот если бы у него штурвал был…
Мы его понимали. Всю жизнь Ветерок думал о самолетах и представлял, как сжимает в ладонях ручку управления. Без этого он не мог вообразить полета.
Но не могли же мы приделать к ковру-самолету штурвал!
- Ничего, - утешал нас Ветерок. - Я еще научусь, честное слово. А пока не все ли равно, кто им управляет? Мы же летаем вместе.
- А хорошо бы куда-нибудь в дальнее путешествие… Ага? - сказал Виталька.
И мы все сказали "ага". Может быть, Ветка и Ветерок просто так сказали, а я от всей души. Дальнее путешествие - это была наша давняя мечта.
Нам часто везло в то лето. Повезло и с путешествием. Тетя Валя получила от старой подруги открытку из соседнего города. Она целый день ходила задумчивая, а потом спросила, можно ли на нас положиться? Проживем ли мы самостоятельно двое суток, пока она съездит навестить друзей юности?
- Зачем самостоятельно? - сказал я. - Мы поживем у нас. Все будет в порядке, тетя Валя, - и выразительно посмотрел на Витальку.
Двое суток! Дальние полеты, неизвестные края!
Мы смотрели на тетю Валю такими искренними глазами, что она не заподозрила нас ни в каких темных умыслах. Я сбегал домой, а затем сообщил тете Вале, что мама просила о нас не беспокоиться. На самом деле мама и не ведала об отъезде тети Вали. Она с утра до вечера пропадала на работе в библиотеке, потому что половина ее сотрудников была в отпуске.
Следующим утром мы проводили тетю Валю на вокзал и помчались к Ветерку. Он вместе с Веткой примерял к раме велосипеда какую-то странную конструкцию - узкие решетки из деревянных реек, обтянутых полиэтиленовой пленкой.
- Это что? - удивился я.
Ветерок и Ветка слегка смутились.
- Это… вроде крыльев, - сказал Ветерок. - Если разогнаться с горки, может, он взлетит… как самолет.
Я удивленно моргал. Взлетит? Для чего эта дребезжащая "этажерка", когда есть ковер-самолет?
- Зачем… - начал я. И замолчал. Увидел, что Виталька смотрит на Ветерка и Ветку грустно и понимающе. Главным образом на Ветку. А она почему-то покраснела, стоит, отвернувшись, и мотает на палец отросший локон. Эх, Ветка, Ветка…
Я ничего не стал говорить. Потому что понял: Ветерок и Ветка нашли свой ковер-самолет. Вернее, мастерили его. Он получился у них неуклюжий, тяжелый, но не все ли равно? Им было хорошо вдвоем, у них появилась своя сказка.
И тут уж ничего не поделаешь.
Я все-таки сказал:
- Тетя Валя на два дня уехала. Может, слетаем в дальние леса? До вечера?
Ветерок поднял честные глаза. И было видно, что лететь он не хочет, а отказаться не решается - боится нас обидеть.
- Или давайте так, - торопливо сказал я. - Мы сперва слетаем на разведку, а в другой раз - все вместе.
Он улыбнулся благодарно и облегченно.
- Давайте! Мы пока достроим, а потом - вместе…