Книга эта начиналась тридцать лет назад, когда мальчишка Костя Сомов услышал на рыбалке от старика историю о том, как жили на войне. Не воевали - жили. Это в кино на войне всегда стреляют. На самом деле боевые действия занимают на войне не так уж много времени. В своей книге Константин Сомов приводит слова нашего земляка, бийчанина Героя Советского Союза Сергея Баканова: "После войны подсчитал: наступал, то есть по-настоящему воевал, восемьдесят восемь суток, в госпиталях валялся, то есть бездельничал - 315 суток, в обороне был 256 суток, учился на командира под Сталинградом 50 суток. И до того, как попал на фронт, околачивался во Владивостоке - 350". Хотя все это тоже была война, но в каждом из этих состояний она была разная. Про это и книжка.
В книге 600 страниц. Сравнительно немного, а вышла целая энциклопедия. Но не холодная и безжизненная, какими обычно бывают энциклопедии, а трогательная и человечная. Всех жаль - и русских, и немцев, и обобранных командиром Попеску качающихся от недоедания румын.
Константин Сомов упоминает сотни разных людей, и о каждом хочется узнать - дожил ли он до Победы? Прочитал, например, про то, как попавшие в окружение бойцы 364-й дивизии стащили у комдива Филиппа Соловьева жеребца - последнюю уцелевшую лошадь. Комдив не стал искать виноватых, подосадовал лишь: "Думаете, мне есть не хочется? Жалко было дураку… Надо было съесть"… Долго искал в разных книжках, выяснил - выжил Филипп Соловьев после окружения и даже командовал потом корпусом.
О многом из того, что написано Сомовым, до него так подробно не писал никто - например, кому, за что и сколько на войне платили денег. Оказывается, еще в августе 1941 года приказом Верховного главнокомандующего для летчиков была введена денежная награда за каждый сбитый немецкий самолет - тысяча рублей. (Логика есть: войну ведь называют работой, а за работу надо платить).
В большинстве же книг, написанных в последние годы, именно заряд любви и сострадания просто не предусмотрен. Авторы придумывают детективный сюжет, помещают в военный антураж любовный, авантюристический или шпионский роман. Возможно, они полагают, что правда о войне - слишком горькая таблетка, надо подсластить или чем-то отвлечь внимание читателя. А скорее всего - так проще: не надо ходить по архивам, не надо слушать стариков. Да их ведь еще найти надо - ветеранов. Вместо этого одни авторы своими книжками воюют с другими: напишет кто-то про Великую Отечественную войну одну книжку, а ему в ответ - десять. А годы идут, и тех, кто помнит войну, остается все меньше. Очень скоро о Великой Отечественной не останется у нас ничего, кроме памяти, заключенной в книжные переплеты. Война становится далекой, перестает быть страшной, а если она не страшна, то чего бы не повоевать вновь? И от того, какими будут книги о войне, зависит, каким будет наше будущее и будущее наших детей…
Содержание:
Константин Сомов - Война: ускоренная жизнь 1
От автора 1
По нормам военного времени 1
Эх, махорочка, махорка… 37
Наркомовская "сотка" 40
В серой шинели 46
Землянка наша в три наката… 56
Денежное довольствие 63
Любовь и около 73
"Совместная собственность" 94
Последний приют 105
Источники 118
Примечания 119
Константин Сомов
Война: ускоренная жизнь
Тем, кто это пережил
"Жизнь на войне, как детская рубашка - коротка и обгажена"
Фронтовая поговорка
"С того момента, когда русскому народу стали ясны намерения Гитлера, немецкой силе была противопоставлена сила русского народа. С этого момента был ясен также исход: русские были сильнее… прежде всего потому, что для них решался вопрос жизни и смерти".
Себастиан Хаффнер, видный немецкий историк и публицист
От автора
Герой Советского Союза морской пехотинец бийчанин Сергей Баканов вспоминал: "После войны подсчитал: наступал, то есть по-настоящему воевал, восемьдесят восемь суток, в госпиталях валялся, то есть бездельничал, - 315 суток, в обороне был 256 суток, учился на командира под Сталинградом - 50 суток. И до того, как попал на фронт, околачивался во Владивостоке - 350". Хочется добавить, что все это - и "воевал", и "учился", и "валялся", и "околачивался" - была война, та самая, которой герой романа Константина Симонова генерал-майор Кузьмич, чьим прототипом стал погибший 23 апреля 1945 года Герой Советского Союза генерал-лейтенант Максим Евсеевич Козырь, дал следующее определение: "Война есть ускоренная жизнь и ничего более".
Выпавшие на долю людей по обе стороны фронта тяжкие лишения растянулись на несколько лет, превратившись из экстремальной ситуации в экстремальное время, в которое, несмотря на ближнюю или дальнюю стрельбу, требуется чем-то питаться, как-то одеваться, где-то жить, а чуть отодвинулась смертельная опасность - вспоминать и о любви во всех ее направлениях.
"Война - она серенькая, - написал, в чем-то вторя Сергею Баканову, в книге воспоминаний "В плену" Борис Соколов. - И деятельного в ней, то есть чистой войны, для каждого, прошедшего ее всю, ничтожно мало.
Остальные 99 % времени - это формирования, переезды, жизнь на спокойных участках фронтов, лагеря, лазареты и прочие будни войны. В общем, серое существование, и для большинства еще более бедное, чем обычная наша жизнь. Но все же бесцветными назвать все эти годы нельзя. И именно поэтому о них и сохранилась память".
К этой-то памяти и хотелось бы вернуться сегодня, рассказав с помощью воспоминаний очевидцев и участников событий, архивных и личных документов о быте людей в военные годы. Не зря же написал в своем военном дневнике "Разные дни войны" Константин Симонов: "Уже третий год люди живут в крайнем напряжении. И, как ни странно, помогают быт, житейские привычки. Если все время думать и помнить о войне, человек не выдержал бы на ней не только года, но и двух недель".
По нормам военного времени
Путь солдата на войне и вблизи ее обычно катился по замкнутому кругу: запасной полк, передовая, госпиталь, опять запасной полк и передовая - и так до конца всемирного побоища. Для этих этапов приказом народного комиссара обороны № 312 от 22 сентября 1941 года было предусмотрено несколько категорий питания. Самой нелюбимой из них была рассчитанная для красноармейцев и командиров строевых и запасных частей, не входящих в состав действующей армии,
Третья категория
"Прямо скажу, из запасного полка-школы "особого назначения", который готовил радистов-разведчиков, звало на фронт не только чувство патриотизма, желание скорей сразиться с проклятым врагом, соединенное в большой мере с мальчишеской отвагой и любопытством, но и не проходящее чувство голода", - вспоминал спустя десятилетия после войны ставший в мирной жизни журналистом Владимир Виноградов.
О том, что в запасных полках и военных училищах, на офицерских и разнообразных специальных курсах кормили не в пример хуже, чем на фронте, писали и рассказывали многие, да и сами нормы питания по третьей категории (даже в задуманном, но далеко не полностью выдаваемом объеме) подтверждают эти воспоминания весьма убедительно.
Хлеба там бойцу полагалось зимой 750 г, а летом - 650 г в день, мяса - 100 г, рыбы - 120, картофеля - 600, масла - 20 г и т. д.
Еще до выхода в свет приказа № 312 боец формировавшейся в Славгороде 312-й стрелковой дивизии Максим Маношин писал домой 18 августа 1941 года: "После свободной жизни здесь очень трудно, но ничего не поделаешь, помаленьку нужно привыкать… Утром на завтрак чай с сахаром, иногда каша, иногда рыба, масло. В обед суп. Ужин - вермишель, или, по-нашему, лапша из белой муки, только без воды и очень густая. Утром и вечером дают белый хлеб, а в обед серый или комбинированный. Сначала хлеба не хватает, но ничего, помаленьку привыкну".
Это только самое начало войны, и уже в декабре 41-го призванный в ту же 312-ю стрелковую дивизию Федор Слепченко о своей жизни на формировке рассказывал в 90-е годы так: "Питание было следующее: 600 граммов хлеба, супчик жиденький гороховый и ложки по три-четыре пшенной каши на брата. Ни тарелок, ни мисок не было. Тазик, с каким в баню ходят, и в него на четверых человек суп давали, а потом немного каши. Кто пошустрее был, тому больше и доставалось.
Село наше Васильчуки было не так далеко, в Ключевском районе, и ко мне два раза сестренка повидаться приезжала, привозила продукты из дома. И другим моим товарищам тоже, случалось, их привозили. Делились мы друг с другом, как в армии заведено, приварок к пайку был хороший".
Действительно хорошо, когда село твое "не так далеко", но так бывало нечасто, а война все продолжалась, набирала ход, и с продуктами в стране становилось все труднее. Фашисты захватили хлеборобную Украину, дочиста выгребались довоенные запасы на свободной от гитлеровцев территории. В подписанном 28 августа 1942 года Сталиным знаменитом приказе № 227 ("Ни шагу назад") вождь перечислял колоссальные потери страны: "Более 70 миллионов населения, более 80 миллионов пудов хлеба в год" и резюмировал: "У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба".
Но еще до того, в январе 1942 года, по воспоминаниям Владимира Пыльцына, курсантов 2-го Владивостокского военно-пехотного училища, среди которых в то время находился и он, кормили так, что "досыта удавалось наесться только тем, кому выпадало счастье идти в наряд по кухне. Может быть, именно поэтому тех, кто получал наказание в виде наряда вне очереди, на кухню не назначали (для этого были в основном солдатские нужники, мытье полов в казарме после отбоя да расчистка строевого плаца от снежных заносов).
Перед ужином каждый вечер по 1–2 часа мы занимались строевой или лыжной подготовкой. К счастью, лыжный маршрут проходил невдалеке от какого-то магазинчика. В нем, правда, не было ничего, кроме баночек с крабовыми консервами. Это был наш "доппаек", который мы либо съедали сразу по возвращению в казармы, либо сберегали до завтрака, чтобы сдобрить этим деликатесом, стоившим тогда 50 копеек, свою утреннюю порцию перловой или овсяной каши".
Подробный рассказ о том, как кормили в запасном полку осенью 1944 года, удалось услышать от уроженца Донбасса, барнаульца Дмитрия Каланчина:
"Давали нам по третьей категории 700 граммов хлеба на день, и был он такой: половина - кукуруза, овес, жмых, половина - зерно. В целом обычный рацион выглядел следующим образом. Утром - 200 граммов хлеба, жиденькая пшенка с каплей комбижира, чай с сахаром. Сахар в чайник добавляли, и очень мало его там было, прямо скажем. Обед - щи все из той же выращенной нашими предшественниками мерзлой капусты, которую брали из лежащей на улице громадной кучи. Кроме воды, капусты и капли комбижира в щах этих ничего не было. В сутки в запасном полку солдату полагалось 75 граммов мяса с костями, со всем. Так что бульон был иногда маленько похож на мясной, но самого мяса в чистом виде мы никогда не видели. Второе - каша, кукурузная или овсяная, и опять малость комбижира в банку брызнуто. Чай уже не давали. Ужин - та же самая каша плюс кусочек селедки.
В общем, чувство голода присутствовало постоянно, казалось, даже во сне.
Лыжной подготовкой мы занимались на бывшем капустном поле, и я как-то раз ткнул палкой во что-то мягкое. Разрыл снег, вижу - полкачана капусты. Быстро спрятал его в противогазную сумку и стал ждать момента, когда можно будет с ним расправиться. Ведь если бы кто-нибудь из сержантов увидел, как я его ем, наряд вне очереди, считай, обеспечен. После отбоя дождался, пока все утихло, и только начал качан этот грызть, как что-то меня спугнуло. Спрятал его опять в сумку, стал ждать спокойного момента и уснул.
Просыпаюсь в страхе, руку за капустой - нет ее. Прислушался - через нары от меня хрустит. Кинулся я туда, отбил свою добычу, съел. По сей день ту капусту помню".
Вспоминал про свою военную капусту и уроженец села Знаменка Славгородского района, бывший курсант 1-го Томского артиллерийского училища Иван Новохацкий: "Особенно мы любили топографию. Обычно маршрут был за городом, где располагались огородные плантации, и маршрут у нас обязательно проходил по полю, где еще не убрана была капуста (остальные овощи к этому времени были уже собраны). К концу занятий у каждого курсанта в сумке противогаза уже был кочан капусты. Его требовалось уничтожить до возвращения в училище, иначе наказание было обеспечено".
Однако военное училище - не запасной стрелковый полк, а заведение рангом повыше, в котором готовят будущих командиров Красной армии, а потому не чурались в них не только банальных нарядов, но и более серьезной "воспитательной работы". Родившийся в селе Лебяжьем Ново-Егорьевского района нашего края и начавший свой путь по Великой Отечественной с курсанта Асиновского военно-пехотного училища Семен Соболев вспоминал, как прохаживался во время обеда между столами их старшина:
"Будущим офицерам неприлично так усердно скрести ложкой по миске", - басил он.
"Но что делать, что-то там хоть самое малое не хотелось нам оставлять, - написал уже в начале нынешнего века в книге воспоминаний Семен Никитович. - А некоторые, чтобы получилось психологическое насыщение от вида полной чашки, валили в нее все сразу: и суп, и кашу, и компот. Блюдо получалось поросячье, но зато много".
К слову сказать, такое "блюдо" было популярным на первом году службы и у некоторых из армейских товарищей автора этих материалов, только уже в начале 80-х годов прошлого века. Преемственность поколений, а может быть, и все та же элементарная "нехватка".
"Также делили хлеб, - продолжает Соболев. - Разрезав булку по числу едоков, заставляли одного отвернуться и, показывая на кусок, кричали: "Кому? Кому? Кому?", а отвернувшийся называл фамилии. Это чтобы не было кому-то обидно, если кусок покажется маловатым, - тут уж все по судьбе. Резали, примериваясь на глаз. Не на аптечных же весах было его развешивать. Но наше отделение, сидевшее за одним столом, не опустилось, слава богу, до этого "Кому? Кому?".
Такой способ дележки продуктов у наших бойцов был почти везде, и на переднем крае, заслышав из наших окопов это самое "Кому?", немцы порой издевательски кричали по-русски: "Политруку!" и хохотали.
Не без юмора вспоминает о своем столе в офицерской столовой запасного полка под Уфой командир роты офицерского штрафного батальона Александр Пыльцын:
"Меню наших блюд там состояло в основном из щей, сваренных из квашеной капусты, наверное, позапрошлогоднего засола, а на второе или на ужин, как правило, та же капуста, но уже тушеная на воде. Мясных блюд почти не было, не считая котлет, в которых основным содержимым был хлеб, но чаще всего "мясным блюдом" была ржавая селедка, тоже наверняка очень давнего улова.
Тогда, видимо, и родился анекдот о том, что работники военторга купили на свои деньги для фронта самолет. Но летчики будто бы наотрез отказывались вылетать на нем на боевые задания, так как, увидев бортовую надпись "Военторг", свои же собьют".
"….600 граммов ржаного хлеба на весь день. Утром в жидкую похлебку крошили ломтик и, казалось, больше варева, сытнее. К чаю пару квадратиков сахара. Масла не припоминаю. В обед разносили щи на костном бульоне, не на одной же воде, что подтверждали мясные паутинки - два бачка на шестнадцать ртов. И полбачка каши из пшеничной крупы-сечки, "бронебойной", поверху жалкой кучкой - по пол-ложки на рыло тушенка", - весьма эмоционально завершает свое повествование о пребывании в запасном полку Владимир Виноградов. - На десерт в полное распоряжение титан с кипятком. Ужин - полное повторение завтрака. Миски можно было не мыть, вылизывали до блеска. Жрать хотелось дико и постоянно.
А на фронте, рассказывали, не только гонят на убой, но и кормят на убой. Особенно разведчиков, для которых было, рассказывали, много всяческих привилегий и льгот. Не отличавшийся примерной учебой в средней школе, здесь я был отличником и окончил школу на месяц раньше. Соответственно и на фронт отбыл с первой группой, и не жалел".