– Не знаю! – опустила голову Лиска. – Но я уверена, что из первого правила не должно быть исключений. Из второго ещё ладно, с кем ни случалось… но если убил… устроил волшебством инфаркт…
– А если не волшебством? – хмыкнул Дима. – Если бы он просто сумел выхватить у этого перца автомат и засадить по нему очередью? Тогда тоже из "Волнореза" гнать?
– Тоже! – твёрдо заявила Лиска. – Без разницы, волшебством, не волшебством. Убил – значит убил.
– А между прочим, такого правила нет! – заметил Дима. – Значит, ты сейчас тоже не по правилам судишь, а по своим понятиям. Значит, так можно? Но если можно, то почему именно по твоим понятиям? У меня тоже понятия есть, и у Саньки, и у любого из наших! И как разобраться, чьи правильнее? Вот прикинь, Гошка бы у нас в "Ладони" был, и такое бы случилось… и наши решили бы разобраться не по правилам, а по совести… ты уверена, что мы бы его выгнали? Что большинство было бы за? Между прочим, вспомни, как на Клязьму ездили, Санькиного брата выручать. Вот представь, Лёха решился бы тогда на штурм, и мы пошли бы в тот дом… и получилось бы так же, как у волкодавов. И я бы там замочил волшебством какого-нибудь главного гада… и потом со мной была бы разборка в отряде. Ты бы вот как проголосовала?
Да, это был удар ниже пояса. Вместо ответа Лиска уткнулась лицом в ладони, и плечи её затряслись. Дима, похоже, сам испугался такого эффекта и растеряно взглянул на Саню.
А того осенило: да он же ничего не знает! Он без понятия о Лискиных чувствах, потому что разве можно её заметить, когда рядом Аня? Стройная, кареглазая Аня, с ямочками на щеках! Только вот для Аньки он то же самое, что и Лиска для него – то есть просто друг. Не меньше, но и не больше. А не просто друг для неё – Костенька Рожков… наверняка, Дима не случайно так на этого юного наркомана наезжал – тогда, в штабе, когда игрались в новую инквизицию. Ревность – она и в Африке ревность.
Ну успокой уже её! – показал он Диме взглядом, и тот понял. Неловко прикоснулся ладонью к её локтю, погладил, забормотал что-то неразборчивое ей в ухо.
– Знаете что, – решил Саня, – давайте уже закроем тему? Ну хотя бы на сегодня. А то ещё перецапаемся. Давайте о чём-нибудь позитивном. Вот скажи, Лиска, ты мой диск с роликами уже посмотрела?
…Саня тряхнул головой. Не время предаваться воспоминаниям, пора уже идти общаться с милой старушкой.
А та и впрямь оказалась ничего себе. Вовсе не Гингема с книжной картинки. Нос не крючком, и никаких бородавок. Полноватая, седенькая, в очках, волосы уложены в сложную причёску – даже чем-то напоминает бабу Люду. Хотя, если присмотреться внимательнее… Не было у бабы Люды такой складки под нижней губой, и взгляд не был таким колючим, и вязать она не умела, а эта – с клубком и спицами.
Он пристроился на низенькой табуретке слева от телевизора. Сперва хотел сесть на диван, но тут же сообразил: а вдруг старуха заметит, как тот прогнётся под ним? Волкодавовские ребята вот не подумали про снег на ботинках – и получили по полной. Он будет умнее. Тётя Галя Саню, конечно, не увидит и не услышит, но и никаких следов его присутствия заметить не должна.
Что ж, пора за работу. Не будем рваться в воду, не зная броду. Будем аккуратно, внимательно… точно на контрольной по алгебре. Сперва изучим бабулю по полной. Начнём с цветка эмоций. Так-так… Спокойствие как лепестки полевого василька… хотя кое-где желтеет тревога… и клубится сизым грозовым облаком тоска… или смешанная с тоской обида, а по краям этой тучи проскальзывают алые огоньки злости, и ещё что-то странное, по оттенку вроде сгнившего яблока… удовольствие? злорадство? ехидство? Саня не мог этого понять, но чувство было неприятное, точно взял это самое гнилое яблоко, а оно растеклось вонючей жижей, и руки теперь придётся мыть с мылом.
Затем он начал сканировать её мозги – точь-в-точь как в метро с Мариной Викторовной. Слегка прикоснуться, отдёрнуть волшебство… послушать отзвук. Никаких мыслей так прочесть нельзя, да Саня и не стремился. Тут главное – подстроить под неё иллюзию, чтобы у тёти Гади и тени сомнения не возникло.
Всё, подготовка завершена, пора и к делу. Сейчас настроиться самому, войти в образ. Вот как раз и момент подходящий.
Фильм – да, это было что-то старое советское, где актёры больше поют, чем говорят – закончился бравурной музычкой, потом пошла заставка Первого канала и началась программа новостей. Президент Российской Федерации В. В. Путин требовал от региональных руководителей уделять пристальное внимание социальной сфере. А потом он прищурил глаза, оперся обеими руками на полированную столешницу и произнёс строгим голосом:
– Но не менее важный вопрос касается и гражданки Соболевой Галины Вениаминовны. Да, Галина Вениаминовна, я к вам обращаюсь! Вот скажите и мне, и всем россиянам, зачем вы травите свою племянницу, Снегирёву Елену Сергеевну? Зачем вы пытаетесь своими неблаговидными поступками испортить жизнь и ей, и её детям? При том, что действия ваши находятся на грани закона, а порой и переходят эту грань. Да-да, я голубя имею в виду. Ведь это уголовное преступление, и я настоятельно прошу генерального прокурора взять дело о дохлом голубе на свой личный контроль! Как же вам не стыдно, Галина Вениаминовна? Вы пишете ложные доносы в полицию, в органы опёки, вы совершаете хулиганские звонки вашим внучатым племянникам и пугаете их детдомом! Можем ли мы терпеть такое, не побоюсь этого слово, свинство в стране, которая встаёт с колен и уверенно движется в сторону удвоения ВВП?
В. В. Путин вытянул правую руку вперёд, поднял указательный палец и грозно потряс им. Саня едва удержался от того, чтобы тот снял ботинок и постучал им по столу – папа ещё в том году рассказывал, что полвека назад был в стране правитель Хрущёв, который таки ботинками стучал. Но это был бы уже явный перебор.
У тёти Гади отвисла челюсть. Тётя Гадя затрясла головой. Тётя Гадя вскочила из кресла – удалось это ей далеко не сразу. Щёки её приобрели свекольный оттенок, зрачки расширились.
– Что такое? Что за чушь? – вырвалось из неё, и она, сжав пульт, спешно переключилась на другой канал.
Там, по НТВ, крутили концерт. Иосиф Кобзон, подтянутый, благообразный, пел про русское поле. Закончив очередной куплет, он сделал несколько шагов вперёд, и лицо его заполнило почти весь экран.
– Стыдно, Галина Вениаминовна! Стыдно! – произнёс он своим звучным баритоном. – Вы же человек, получивший хорошее воспитание, вы были пионеркой, спортсменкой, комсомолкой! Как же докатились вы до жизни такой? Почему преследуете несчастную Елену Сергеевну и её детей? Кто нанял шпану, чтобы окна бить? Кто колёса машины проткнул? Кто клевещет на семью Снегирёвых? Неужели совсем совесть потеряли? Вот посмотрите, товарищи, на эту женщину! Она выглядит как милая бабушка, а на самом деле – злобная серая крыса! Исправьте свое поведение, Галя! Не то заслужите презрение всех своих друзей и знакомых… если, конечно, они у вас ещё остались…
Лицо тёти Гади уже не краснело – а синело, и Саня даже испугался, не хватит ли старушку удар. Тогда, получится, он тоже нарушит первое правило? Уже не предположительно, как с пчёлами, а по-настоящему? И Лиска на сборе заявит, что таким преступникам не место в "Ладони"! И волшебством бабульку не спасти, если что. Одна надежда на "скорую"…
Но умирать тётя Гадя пока не собиралась. Она снова переключила канал – на сей раз это было РТВ. Шла какая-то мыльная опера, две девицы орали друг на друга – похоже, они никак не могли поделить молодого человека, который вовсю крутил с третьей. Это в Санины планы не входило, и он быстренько нарисовал в мозгу тёти Гади заставку из "Пусть говорят".
– Начинаем наш внеурочный, внеплановый выпуск программы, – бегая по сцене, возбуждённо кричал в микрофон Андрей Малахов. – Он посвящён душераздирающей истории о том, как злобная пенсионерка-преступница превратила в кошмар жизнь двоих детей-подростков и их мамы. В студию вызываются Елена Сергеевна Снегирёва и её дети-близнецы, Даша и Максим.
На телеэкране появилась одетая в строгое чёрное платье Елена Сергеевна, села на красный диванчик. С обеих сторон к ней пристроились Даша и Макс. Дашу Саня одел в те самые шортики и топик, какие были на ней в понедельник, Максу сделал зелёные бриджи до колен и белую футболку с красной надписью "Всё тайное становится явным".
– На прямой связи с нами находится также и женщина, отравившая им жизнь – вдова дяди Елены Сергеевны, Соболева Галина Вениаминовна. Вы хорошо нас видите, Галина?
– Д-да… – просипела тётя Гадя и рухнула в кресло. Пульт выпал у неё из руки и шлёпнулся на ворсистый ковёр, но этого она уже не замечала. Всё её внимание было приковано к экрану.
– Миллионы телезрителей желают знать, что подвигло пожилую почтенную женщину на такие, мягко скажем, сомнительные деяния! – Андрей Малахов вытянул вперёд руку, чуть не упираясь ею в нос тёти Гади. Можно было и так, конечно, сделать, но Саня решил, что это тоже перебор.
– Я… я не виновата! – глухо заговорила она. – Вы не понимаете… Эта моя племянница Ленка – просто чудовище! У нас был имущественный спор… ей по завещанию отошла квартира отца, моего деверя. Но на самом деле Стас написал и другое завещание, где подарил квартиру Васе, моему мужу. А Ленка подкупила судей, и они признали наше завещание фальшивкой… хотя он при мне его писал! Клянусь!
На всякий случай Саня врубил волшебку "запах лжи". Отчётливо потянуло гнилью.
– Вы настаиваете на этом, Галина Вениаминовна? – иронически прищурился Малахов. – Впрочем, мы вас внимательно слушаем!
– И тогда мы с мужем забрали из квартиры наши вещи, мы отдавали их Стасу на хранение, – нервно заговорила старуха. – А эта тварь Ленка подала на нас в суд! Дескать, мы её обокрали! Хотя на тот момент она даже в права наследования ещё не вступила! Она нас возненавидела и начала изводить! Это она убила Васю!
– Что, топором по голове тюкнула? – Андрей Малахов отошёл от экрана вглубь сцены и задумчиво почесал микрофоном ухо. Сане это показалось интересным ходом.
– Нет, не так! – страдальчески протянула тётя Гадя. – Я понимаю, вы мне не поверите, но она – ведьма! Она наколдовала ему этот инсульт! Это абсолютно точно! Я ходила к гадалке, советовалась!
А вот сейчас гнилью совсем не пахло. Значит, не врёт! Значит, верит!
– Так что же сказала гадалка? – Саня вновь приблизил Малахова, заполнив его лицом весь экран. – Вы говорите очень интересные вещи! Быть может, мы все заблуждались, но теперь узнаем правду!
– Именно! – вскричала тётя Гадя. – Это истинная правда! Я давно чувствовала, что с Ленкой что-то неладное! Ещё когда она девочкой была, стоило ей к нам с Васей в гости прийти, как молоко скисало! В холодильнике, представляете! А гадалка сказала, что Вася умер не просто так… и заболел не просто так! Попросила принести фотографии всех моих родных и знакомых и клала на них ладонь, и как на Ленку положила – её прямо как током шибануло! Вы посмотрите на неё, – ткнула она пальцем в сторону иллюзорной Елены Сергеевны. – От неё же так и веет колдовской силой! И Серёженьку моего из-за неё посадили! Он же ни в чём не виноват, он просто дружил с этими парнями, а на него всё свалили… Думаете, случайность? Нет, это она наколдовала!
Саня слушал – и тихо обалдевал. Тётя Гадя абсолютно верила во всю эту бредятину. Цветок эмоций её заметно переменился, лиловый страх и жёлтая тревога заполнили его почти весь, голубого спокойствия как не было, а красная злость то вспыхивала, то угасала.
– Ну а голубя зачем было ей приносить, дохлого? – устало поинтересовался Малахов. – Имейте в виду, у нас в студии та санитарка, через которую вы передали ей в палату пакет!
Тут Саня сообразил, что рискует. Он, конечно, мог изобразить хоть сто миллионов санитарок, но откуда ему знать, как выглядит та, единственная? А тётя Гадя вполне могла её помнить.
Но предъявлять санитарку не потребовалось. Галина Вениаминовна ничего не стала отрицать, она перешла в наступление.
– Да, передала! Чтобы намекнуть: кончай свои пакости! Отольются тебе наши слёзы! За всякое зло рано или поздно придётся платить!
И, уткнувшись морщинистым лицом в такие же морщинистые ладони, она глухо зарыдала.
Саня и сам чуть не заревел – до того ему вдруг стало жалко эту безумную одинокую старуху. Муж в могиле, сын в тюрьме… а ведь могла стать доброй бабушкой для Снегирей, доброй тётей для их мамы. Если бы не её злоба, дурость и жадность… Сама ведь только что сказала: за всякое зло приходится платить. Вот она и платит – одиночеством своим, тоской, пустой жизнью.
Больше всего ему хотелось прямо сейчас сбежать отсюда – в нормальный мир, где не советуются с гадалками, не подкидывают врагам дохлых голубей, не оправдываются перед модным телеведущим. Но Саня понимал: нужен последний штрих. Иначе будет слишком жестоко.
– Спасибо, Галина Вениаминовна, – прочувствованно сказал Малахов, – мы выслушали вашу версию. На этом наша внеплановая встреча завершается, мы вновь переключаемся на первый канал, и с вами в программе "Жить здорово" – доктор медицинских наук Елена Малышева.
Экран заполнило лицо, наверняка знакомое всякой российской пенсионерке.
– Нашу передачу мы посвящаем Галине Вениаминовне Соболевой, – ласково улыбнулась она. – Галина Вениаминовна, от лица всей российской медицины я даю вам добрый совет: перестаньте злиться на племянницу. Отстаньте от неё, забудьте о её существовании – и очень скоро жизнь ваша наладится, состояние здоровья улучшится, вы снова почувствуете себя бодрой и весёлой. Новейшие медицинские исследования доказывают: злость на сорок восемь процентов увеличивает риск онкологических заболеваний, а месть обидчикам с вероятностью восемьдесят процентов означает инсульт для лиц пенсионного возраста. Жить – здорово, живите здоровой!
После этого Саня выключил телевизор. Без всякого волшебства – просто нажал на кнопку питания. Постоял невидимый возле кресла, убедился, что тётя Гадя помирать не собирается – и с огромной радостью выбежал из её квартиры. Да, не берлога злой колдуньи, но ведь ничуть не лучше! Могила! Склеп! Гробница!
Каким же сладким показался ему воздух, какими упругими – облака на горизонте, какой яркой – листва тополей! Как оживлённо щебетали птицы! Как пронзительно пахло бензином и сиренью!
В мысленном списке нарисовались две галочки: с опёкой работа проведена, с тётей Гадей – тоже. Можно звонить Снегирям, радовать: живите спокойно, влиятельные друзья решили проблему.
И по этому поводу Саня немедленно выпил кваса из ближайшей бочки. Всё удовольствие – десять рублей.
8.
Смартфон трясся, светился зелёным, чуть слышно гудел – и более всего напоминал лягушку, готовую к прыжку. Пришлось сбросить простыню, босиком прошлёпать к столу. Мишка беспокойно ворочался в своей кроватке, обхватив рыжего зайца, и Саня порадовался, что забыл перевести мобильник с виброзвонка на звуковой вызов. В кино, конечно, следовало выключить совсем, но на такое он не решился – ведь волнорезовский волшебник всегда должен быть на связи! – и потому ограничился режимом вибро. Сейчас это его спасло. Проснулся бы Мишка, да и, вполне возможно, мама. Папа – тот вряд ли, того служба приучила спать в любых условиях.
На экране высвечивался Макс Снегирёв. Ну что ему надо? 23.25! Снова хочет спасибо сказать? Так ведь уже днём благодарил. Причём не только он – Даша тоже расщедрилась на звонок.
– Слушай, ну ты просто суперкрут! – говорила она, музыкально растягивая гласные. – Я всегда в тебя верила!
Можно было напомнить ей про бойкот и гадскую картинку с жабой, целующей лапоть… можно, но не нужно.
– Да я-то что? – скромно отвечал он. – Это всё мои знакомые поработали! Я только им инфу скинул!
– Без тебя всё равно ничего бы не получилось! – восторженно кричала она в трубку.
Эффект и впрямь оказался мощным. Думал ли Саня, что сеанс теле-курощения приведёт к таким последствиям? Пока он обедал, пока, к бурной радости мамы, читал заданного на лето скучнейшего "Мещанина во дворянстве" (а душу грел купленный на 17.00 билет на "Время ведьм") – в это самое время происходили великие события. Тётя Гадя – нет, сейчас её уже можно было и просто тётей Галей назвать – позвонила снегирёвской маме и в слезах попросила у неё прощения! Клялась, что больше никогда! Что никоим боком и в никоем разе! Что у неё просветлело в голове и она просит не держать зла.
Саня даже заулыбался, услышав всё это от Макса. Есть, значит, польза от волшебства… а то он иногда уже и задумывался. Вот, например, поволшебничал Дима с отчимом Ромки Дубова – и только хуже стало. Поволшебничали они все над Костенькой Рожковым – а результат нулевой. Спасли они с Ванькой мелкого Дениску от возможного пожара… хотя какой там пожар, просто кердык кастрюле – а родители-то его, тупые злобные Дурсли, такими и остались. С Мишкой – волшебство сработало лишь наполовину, всё равно дом-то штурмовал военный спецназ. С Егоркой вообще без волшебства обошлись… ну, не считая бандитского наезда, но ведь это случайность… просто не повезло… И волкодавовские ребята, кстати, чего добились? Ну, спасли Маришку и ещё нескольких малышей, а банда же никуда не делась… наверное, до сих пор ловит детей и торгует их печёнками-селезёнками… А что ещё? Какие великие победы? Лёша остановил того парнишку-велосипедиста, чуть было не задавившего девчонок – но точно так же остановил бы, просто кинув в спину камешек. Или громко крикнув.
Да, были и стопроцентные победы. Когда, например, Дима с Лёшей запугали до поросячьего визга Руслана и его команду. Без волшебства бы это никак. Или когда они с Гошей спасли Жжённого от взрослого бандита Поттера… хотя ещё вопрос, а стоило ли. Ну и, конечно, поднятые в бой пчёлы. Но всё равно этого мало – по сравнению со случаями, когда волшебство бесполезно. Взять хоть Машу Лебедеву на инвалидной коляске…
Если начертить мелом на доске таблицу и в один столбик писать плюсики – волшебные победы, а в другой минусики – когда толку от волшебства ноль, то историю с подобревшей тётей Галей следовало бы обозначить огромным жирным плюсищем. И это грело сердце. Вернее, даже не сердце, а поселившийся под ним (или в нём?) белый шарик.
– Алё! – прошептал он в трубку. – Ну что у тебя? Времени, между прочим, половина двенадцатого!
– Всё плохо! – голос Макса напоминал ошмётки, какие получаются в соковыжималке от яблока или морковки. – Мама ушла!
– Как ушла? – выдохнул Саня. Сразу вспомнились поминки по бабе Люде – высокий сморщенный старик, бывший её директор, произносит печально: "От нас ушла… опытный специалист, отзывчивый человек… мать… бабушка… мы будем помнить…" – а кадык шевелится, и длинные седые волоски торчат из него в разные стороны.
– Записку оставила и ушла, – мрачно пояснил Макс. – Мы с Дашкой фильм смотрели по телеку, а потом смотрим – её нет. И мы не знаем, что делать.
– В записке-то что? – спросил Саня.
– "Простите меня за всё, я ухожу, так надо! Ради вас! Живите без меня, заботьтесь о бабушке" – скороговоркой зачитал Макс. – Ну ещё там про то, где её документы, банковские карточки, всё такое. Мы посмотрели, она вообще ничего не взяла. Ни телефона, ни паспорта… Дашка ревёт, а я не знаю, что делать. Если в полицию звонить, они ведь пошлют подальше, да?
– Никуда не звоните, – вздохнул Саня. – Ждите, я сейчас.