Конечно, не совсем уж "наедине". Кроме Ирины Петровны, в палате было ещё семеро женщин, и как минимум трое из них с интересом глядели бесплатное шоу. Саня собрался уже накинуть на Лиску с мамой неслышимку, но вовремя сообразил: у соседок по палате это вызовет совсем уж ненужные вопросы.
– Почему у тебя не отвечал телефон?
– Что с тобой случилось?
– Откуда ты узнала?
– Ты как себя чувствуешь?
– Кто эти мальчики?
– Что сказал врач?
Они говорили одновременно и всё никак не могли услышать друг друга. Постепенно, однако, всё выяснилось. В голове у Сани снова начал прокручиваться фильм-короткометражка – который он, впрочем, снимать бы не стал.
Ирина Петровна отпросилась сегодня пораньше – и так уже последние дни из-за сессии возвращалась домой чуть ли не ночью. Автобуса ждать не стала – в такую погоду не грех и пройтись до метро, неспешным шагом двадцать минут. Наверняка думала о вещах более приятных, чем всякие реакции, таблица Менделеева и пробирки с колбами.
Всё случилось внезапно. Она даже не видела этого гада. Просто вдруг из руки её выдернули сумочку, а к лицу стремительно приблизился мокрый после поливальной машины асфальт. Непонятно даже, успела ли почувствовать боль в виске – потому что в следующую секунду мир резко изменился: она обнаружила себя на носилках, в машине "Скорой", и всё казалось ей малость нереальным.
Прохожие, наверное, увидели больше. Увидели, как высокий, кудрявый мужик вырывает у женщины сумочку, толкает её со всей дури на асфальт и удирает куда-то… интересно, куда там можно удрать? Или не высокий кудрявый, а низенький и с гладкими чёрными волосами. Или толстый блондин… или вообще лысый. Главное, что он был один – как ни глубоко задумалась о своём Ирина Петровна, а уж разговор за спиной наверняка бы услышала.
Кто-то стал набирать на мобильнике "020", кто-то – "112". Кто-то отважился подойти к женщине, оттащить её от проезжей части на тротуар… что-то подложили под голову. Спустя несколько минут, сверкая мигалкой, сквозь пробку протиснулась жёлтая с красной полосой машина "Скорой". Ирину Петровну засунули внутрь и поехали сюда, в 117-ю – так распорядился диспетчер.
В машине она пришла в себя, но соображала хреново – болела голова, тошнило, и куда-то делись её очки – наверное, остались там, на тротуаре, никем не замеченные. В фильме обязательно стоило бы сделать наплыв, показать их крупным планом – и чтобы одна дужка была отломана.
Ехали долго – весь юг Москвы превратился в одну сплошную пробку, и от мигалки на крыше толку было чуть. В дороге ей посветили фонариком в глаза – сперва в левый, потом в правый, померили давление, сделали какой-то укол и посоветовали не думать о плохом. Что случилось, то случилось, надо жить дальше.
Здесь, в больнице, её на носилках отнесли в приёмный покой, сгрузили на койку и велели ждать дежурного врача.
Вскоре он пришёл – наверняка толстый и лысый, в надвинутой почти до бровей белой медицинской шапочке, и сказал, что это, сто процентов, сотрясение мозга, что сейчас её отвезут на рентген и эхо, а завтра, наверное, потребуется сделать КТ. "Компьютерную томографию" – должен был пояснить голос за кадром.
– Сотрясение – дело серьёзное, – пожевав губами, сообщил ей доктор. – Недельку придётся полежать.
– Это невозможно! – слабым голосом заявила Ирина Петровна. – С кем дочь будет? Ей же всего тринадцать!
– Что, родственников нет? – удивился врач.
– Представьте себе, нет, – подтвердила Лискина мама. – Во всяком случае, в Москве.
– Тогда… – врач задумался, – тогда надо сообщить в полицию, есть же соответствующие структуры… органы опеки и всё такое… девочку на несколько дней поместят в приют…
– Ещё не хватало! – возмутилась Ирина Петровна. – Никаких приютов! Мне уже лучше, я требую меня выписать! Дам какие угодно расписки!
– Давайте поговорим об этом позже, – мягко сказал врач. – Посмотрим, что рентген с эхо покажут. Хорошо бы, конечно, сразу и КТ и ЭЭГ сделать, да вот поздно уже, они у нас с девяти до шести работают…
Вскоре тощая пожилая медсестра, похожая чем-то на Елешу – какой та станет лет через двадцать – велела ей забираться на каталку и повезла делать все эти анализы. И вот только-только Ирину Петровну прикатили сюда – на койку, где ей предстояло провести несколько дней.
Здесь добрая соседка слева одолжила ей мобильник, и Ирина Петровна с трудом, сквозь муть в голове, набрала дочкин номер. Цифры путались перед глазами, вспоминались не сразу, но в конце концов она справилась. А толку? "Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети". И неудивительно – к тому времени Лиска уже катилась в метро и слушала триллер про Гошу Куницына.
На этом фильм обрывался. Разве что закадровым голосом можно было пояснить, почему Лиске так ответили в справочной. Оказывается, когда ещё в машине "скорой" у Ирины Петровны спросили имя, она с какого-то перепугу назвала свою девичью фамилию – Сосновская. Наверное, не совсем ещё пришла в себя. Так врачи и записали, так и передали диспетчеру, и именно Сосновская попала в общую базу справочной. А уже тут, в больнице, когда её опрашивали заново, она призналась, что Лягушкина.
– Так что сейчас дождёмся врача, – завершила свой рассказ Ирина Петровна, – я напишу отказ, и поедем домой. Возьмём такси… Хотя… – она обхватила голову руками. – У меня же денег нет! Всё в сумочке осталось! Полторы тысячи было… и вообще всё… ключи, паспорт, страховое, медполис… телефон.
Она всхлипнула, но сдержалась, реветь не стала.
– Насчёт денег не волнуйся, я взяла из своих накоплений, – твёрдо заявила Лиска. – Три тысячи! Телефон купишь новый, симку можно восстановить, у нас так в литстудии Кирилл Евгеньевич делал, это пустяки. И документы тоже можно восстановить.
– Умничка ты моя, – обхватила её Ирина Петровна. – Совсем уже взрослая стала. А это что за мальчики? Это с тобой?
– Ага, один из класса, другой со студии, – кивнула Лиска.
– Здрасьте, Ирина Петровна, – подал голос Дима. – Вы меня не узнали, я у Лизы на днюхе был, меня Димой звать.
Ну ещё бы! Уж Диму-то Лизка на день рождения в первую очередь позвала.
– А меня Саня! Мы с Лизой в одном классе учимся.
– Ой, извини, Димочка, не узнала что-то! – виноватым голосом сказала Ирина Петровна. – Как-то всё-таки перед глазами расплывается. А с тобой, Саня, мы тоже знакомы?
– Со мной ещё нет, – утешил он. – Ну вот уже и познакомились.
Саня заметил, что тётки-зрительницы понемногу теряли к ним интерес. У одной зазвонил мобильник, другая уткнулась в какой-то цветастый глянцевый журнал, третья – молодая совсем девушка, наверное, студентка – достала из тумбочки нетбук и запорхала пальцами по клавишам.
– Добрый вечер! – послышалось из коридора. – Молодые люди, разрешите пройти?
Саня с Димой тут же отпрянули от двери, которую, как оказалось, загораживали.
Да, это был он, дежурный врач. Только совсем не такой, как в наскоро сочинённом Санином фильме. Лет тридцати на вид, высокий, плечистый, без всякой белой шапочки, но с длинными светлыми волосами, перехваченными на затылке тесёмкой. Чем-то он напоминал Орландо Блума во "Властелине Колец".
– Ты, значит, дочь Ирины Петровны? – протянул он Лизе широкую ладонь. – А это твой эскорт? То есть свита, или охрана.
– Спасибо, доктор, я знаю, что такое эскорт, – холодно ответила Лиза. – Вы лучше скажите, как нам быть? Мама хочет немедленно выписываться, но это не опасно?
– Конечно, опасно, – подтвердил врач. – Сотрясение – штука серьёзная, могут быть самые неожиданные осложнения. Внутричерепные кровоизлияния могут проявляться не сразу… сейчас она может чувствовать себя нормально, но потом… Конечно, силой держать мы права не имеем, но очень не рекомендую уходить, не сделав все обследования.
– С кем же я Лизу оставлю? – вскинулась Ирина Петровна.
– Мама, мне не пять лет! – сухо напомнила Лиска. – Неделю я прекрасно проживу. Холодильник полон продуктов, деньги на непредвиденные обстоятельства есть.
– Можно у нас пожить! – заметил Дима. – Квартира большая, а мы сейчас только вдвоём с бабушкой. Папа в командировке.
Что папа тоже в больнице, а бабушка на даче, он уточнять не стал.
– Ну, как-то неудобно… – Ирина Петровна растерянно смотрела то на дочь, то на врача, то на Диму.
– Мама, всё нормально! – подтвердила Лиска. – Не переживай! Завтра я к тебе приеду. Во сколько у вас посещения? – повернулась она к врачу.
– С четырёх до семи, – сказал тот, – но если приедешь к полудню, уже, наверное, будут результаты анализов. Может, тогда маму и отпустим. Рентген переломов не показывает, но, конечно, надо смотреть ЭЭГ и томографию. Вы заявление в полицию подавать будете? – повернулся он к Ирине Петровне.
– Не знаю даже… как-то не до того сейчас, – ответила Лискина мама.
– Дело ваше, но я бы не советовал, – заметил врач. – Нервотрёпки масса, результат нулевой. А в заявлении на замену паспорта напишите, что утерян, тогда новый гораздо быстрее сделают… Ну так что вы решили?
– Мы решили, что мама остаётся! – командным голосом произнесла Лиска. – Потому что так правильно. – И она кинула на Диму взгляд, значения которого Саня не понял.
– А как же… как же вы домой доберётесь? – уже сдаваясь, протянула Ирина Петровна. – Время-то уже позднее… Доктор, а можно детям тут остаться?
– А, ну да, конечно, по Москве бродят стада опасных маньяков, – усмехнулся Дима, подойдя ближе к койке.
– Стада не стада, а вот один же нашёлся! – возразила она.
– Ирина Петровна, – проникновенным тоном сказал Дима, – мы поедем сейчас домой, и ни с кем из нас ничего не случится. – Лицо его на миг закостенело. – Вы мне верите?
– Да… – слабым голосом подтвердила Лискина мама.
– Тогда лечитесь. А мы поедем уже.
– Вот и славненько, – подытожил врач. – Деньги-то на обратную дорогу есть?
Дима только широко улыбнулся.
Уже в коридоре, ожидая, когда Лиска попрощается с мамой, он шепнул:
– Вот сейчас действительно пришлось гладить мозги, легонечко так… Ирине Петровне, само собой. Врачу незачем, он и без того мужик стоящий.
…Когда они вышли из корпуса травматологии, солнце уже скатилось за дома, и в вечернем воздухе зазвенели тонкими голосами комары. Можно было врубить от них завесу, но Сане было уже не до того. Голова кружилась, слегка подташнивало и хотелось прилечь. Да и царапины на спине вдруг напомнили о своём существовании.
– Автобусы и метро – отстой! – сообщил Дима. – Сейчас ловим тачку. Пробки уже рассосались, через полчасика дома будем.
– Это же дико дорого! – всполошилась Лиска. – И дико опасно!
– Бесплатно и безопасно! – парировал Дима. – Волшебство рулит. Операция по спасению ребёнка продолжается.
– Меня уже спасли! – в голосе Лиски слышалось не то смущение, не то возмущение. – Хватит уже над вторым правилом издеваться.
– Да я не про тебя! – хмыкнул Дима. – Я вон про него. Видишь, засыпает на ходу! Вот его-то мы и будем спасать.
И хитро подмигнул Сане.
7.
Картинку он представил совершенно неверную. Казалось – прибежище злой колдуньи, значит, чучело крокодила под потолком, чёрный кот с безумными глазами (Саня даже специально надел "зимнюю" рубашку из плотной ткани и джинсы, чтобы не получилось как с кошкой Мусей), змея или на худой конец огромная ящерица… на стенах висят пучки трав – из них ведьма по ночам варит колдовские зелья… что ещё? Ага, зеркала, в которых видишь себя, но не свою тень… и, наверное, чёрные свечи.
Наверное, всё потому, что недавно уже в который раз читал Мишке "Волшебника Изумрудного Города", как раз про злую волшебницу Гингему, вот воображение и разыгралось. На самом деле он, конечно, ни на каких крокодилов в двухкомнатной московской квартире не рассчитывал, но как это классно можно было бы снять!
В реальности всё оказалось чистенько и скучненько. Плетёные половички, голубенькие обои с цветочками, хрустальные безделушки за стеклянной дверцей шкафчика. По стенам не сухие травы, а картиночки с кошечками, а ещё фотографии. Больше всего было фоток одного и того же мужчины – на каких-то он выглядел школьником-старшеклассником, на каких-то казался прямо-таки пожилым, но узнать всюду несложно. Широкий нос, чуть оттопыренные уши, левый глаз ощутимо косит. Наверняка это тот самый дядя Серёжа, который сидит сейчас за ограбление. Сын тёти Гади.
Сама тётя Гадя пребывала в маленькой комнате, где гремел музыкой телевизор. То ли концерт исполнялся, то ли крутили старый советский фильм, где много поют и мало дерутся.
Он решил не допускать прежних ошибок. Отставить капитана Сапожникова! Отставить красную книжечку! В квартиру вошёл под включённой на максимум завесой невидимости, и будь тут сейчас другой волшебник – Саня показался бы ему просто не выцветшим, а совсем уж чёрно-белым.
А ещё раньше, на лестничной клетке, прощупал волшебством всю зону риска. Ничего живого, кроме Галины Вениаминовны. Не то что кота или змеи – даже аквариумных рыбок тут не водилось. На всякий случай он посмотрел соседние квартиры – в них тоже царила пустота. Наверное, кто на работе, кто на даче. Правильное он время выбрал – одиннадцать утра.
Мама, конечно, вновь была недовольна – сын едва позавтракал и куда-то вновь срывается. Мало ему вчерашних приключений?
Впрочем, за вчерашнее его не ругали.
– Ну что, всё правильно сделал, – высказался папа. – Девочку действительно стоило сопроводить. Девочки – существа нежные, их надо поддерживать, – бросил он хитрый взгляд на маму. – Хотя мог бы и сразу объяснить, в чём дело, не тянуть интригу.
Сане даже почти не пришлось врать. Он умолчал только о пеленге по шкатулке с нитками – по его версии Лиска дозвонилась до службы экстренных случаев и узнала, в какую больницу доставили по "скорой" Ирину Петровну.
– Но ты, Миша, обрати внимание, – восхитилась мама, – насколько это продвинутое поколение. Сразу нашли по интернету адрес больницы, нашли, как проехать. Мы бы в их возрасте побежали советоваться к взрослым.
– Иногда и впрямь стоит посоветоваться, – заметил папа. – А то они легко могут наломать дров. При всей своей продвинутости и креативности.
В общем, обошлось.
Сейчас он не торопился. Незачем ломать дрова. И потому не спеша прошёлся по тёти Гадиной квартире, произвёл, как сказал бы папа, рекогносцировку. Данные волшебной разведки подтвердились – не было тут никакой живности, если не считать кошечек на картинках. Единственная живность сидела перед телевизором.
Тут-то Саню и озарило. Первоначальный план – как он внезапно появляется перед тётей Гадей из воздуха, весь такой великий и ужасный, и делает внушение – никуда не годился, пришлось его стереть из мозгов, как ненужный файл. Родилась идея получше, начала прокручиваться в голове, обрастать подробностями, расцветать красками. Действительно! И как он раньше не сообразил? Вот это будет мощно!
Саня не стал торопиться. Всё следовало обдумать до мелочей, и лучше всего для этого подходила старухина кухня – чистенькая, светленькая. В холодильнике было достаточно продуктов – значит, тётя Гадя сегодня уж точно не побежит в магазин, значит, времени навалом. На столе стояла хрустальная вазочка с мармеладными дольками и сосательными конфетами, и он чуть не утянул одну… однако вовремя спохватился: нельзя! Тут же представился строгий Лискин голос: "Взяв всего лишь одну чужую конфетку, ты автоматически становишься вором, и значит, теряешь моральное право воздействовать на Галину Вениаминовну!"
Примерно так она говорила вчера, когда ехали из больницы. Дима легко поймал машину, старенькую "девятку". Водитель, пожилой смуглый бородач, взглянул на них подозрительно, но тут же лицо его разгладилось – вместе с мозгами. Единственный вопрос он задал – куда едем?
Они забрались втроём на заднее сиденье – и машина лихо сорвалась с места.
– Неслышимку я врубил, можно общаться свободно, – известил их Дима. Впрочем, Саня и без того ощутил отзвук его волшебства. Это было как с гитарной струной – когда уже растаяла в воздухе сыгранная нота, но что-то ещё осталось, что-то продолжается в ушах.
– За приглашение спасибо, – первым делом сообщила Лиска, – но я лучше домой. У меня коты, их покормить надо, и вообще они одиночество плохо переносят.
– Одиночество не только коты плохо переносят, – заметил Саня. – Если кто не понял, это я про Гошу. Подло всё-таки волкодавовские с ним поступили.
– А как иначе? – удивилась Лиска. – Разве может быть волшебником убийца?
– Ты думай, что говоришь! – вскинулся Дима. – Он же убил бандита!
– Он убил человека! – сухо возразила Лиза. – Бандит не бандит, а всё равно человек. Да, преступник, ну так его судить надо было! Государственным судом! И такая возможность у них была, Саня же говорил, что волкодавовские знали честного полковника. Вот слили бы ему всю инфу, и тот закрутил бы дело, и всех этих гадов повязали бы… совершенно законно причём! А если без закона, если просто по своим чувствам, то это убийство! И наш Куницын – убийца! Мне его очень жалко, но это же правда!
– Сама-то веришь во всю эту хрень? – язвительно поинтересовался Дима. – Честный полковник, ага, ага! Во-первых, пока этот честный полковник начал бы что-то делать, прошло бы время, и за это время бандиты могли ещё фиг знает скольких детей похитить. Об этом подумала? Во-вторых, полковник – это всего лишь полковник, а не министр МВД. Ну поднял бы он шухер, и что? Это же тебе не мелкая бандочка, которая магазины грабит. Это нелегальная трансплатология, огромный криминальный бизнес! Телевизор бы хоть посматривала! У них, у этих расчленителей, наверняка такая крыша, что твоего полковника замочили бы в его собственном сортире! А если у него семья, дети? О них подумала? По закону тебе всё хочется? Может, ты ещё на Гошку заяву напишешь? Это ведь тоже по закону!
Лиска ничего отвечать не стала, но плечи её дрогнули, щёки побелели, и было видно, что лишь огромным напряжением воли она сдерживает слёзы.
– Зачем ты так? – обиделся за неё Саня. – Ты тоже, знаешь, фильтруй слова!
– Извини, Лиска, – тут же сбавил обороты Дима. – Это я конкретно ступил что-то, про заяву. Но насчёт закона правда, закон тут не помог бы, и значит, следовало своими силами действовать. Не надеясь на добрых дядек в погонах.
– Как действовать? – вскинулась Лиска. – Убивать, как он? Одного убивать, другого, пятого, десятого? Сам знаешь, в "Волнорезе" таких умных полно было! И чем всегда кончалось? Потому и придумали первое правило! Оно кровью написано!
Саня тут же вспомнил про пчёл и ос, тучей налетевших на нижегородских бандюков. А если и впрямь зажалили до смерти? Получается, и на нём, волшебнике Лаптеве, чужая кровь? Он, может, тоже убийца! Ему ли Гошку осуждать?
– Из любого правила бывают исключения! – не сдавался Дима. – И потом, ну ты представь себя на его месте! Я вот честно скажу: не знаю, хватило бы мне воли удержаться.
– Вот за то, что не хватило, Куницына и погнали из "Волнореза", – голос Лиски звенел, и Саня вновь ощутил в нём подступающие слёзы. – Потому что если один раз первое правило нарушил, значит, и ещё сто раз нарушишь. Значит, уже попробовал кровь… и изменился. Я читала, что если тигр на человека напал и сожрал, то уже всё… уже становится людоедом.
– Ну ты вспомни Гошку! – вмешался Саня. – Какой же он людоед? Людоед стал бы так с Егоркой возиться? Книжки с ним читать, одежду его стирать, ведро за ним выносить?