Указом, как видим, возводилась преграда на пути России к созданию собственной телерадиокомпании. Недействительны любые решения, если нет на то согласия Кремля, - и точка! Умел же Горбачев действовать круто, когда дело касалось контроля за массовой информацией. Оно и понятно: утрать этот контроль, это монопольное право дозволять или запрещать, и с экранов могут зазвучать убийственные факты о целенаправленном разрушении экономики. Или о поддержке Кремлем сепаратизма. Или о перекачке капиталов за рубеж. Или о тайном уничтожении наших самых грозных ядерных ракет СС-18 "Сатана" по воле США. Тут хочешь не хочешь, а ляжешь на амбразуру.
Эх, если бы с таким упорством Михаил Сергеевич с товарищами из Политбюро отстаивал хотя бы целостность Советского Союза!
Правда, увязать концы с концами в указе не удалось. Алогичность его положений выпирала наружу. С одной стороны, закреплялась монополия Гостелерадио СССР, с другой - разрешалось создавать независимые студии "своим" работникам и организовывать вещание "путем аренды эфирного времени ". Был откровенно провозглашен курс на коммерциализацию ЦТ, и в этом проглядывал тайный умысел: телевизионщики почувствуют вкус больших денег и будут активно союзничать с Кремлем в пресечении чьих–то посягательств на "плодородные" эфирные частоты. И, наконец, откровенным кукишем торчал пункт в документе, где предлагалось рассмотреть "необходимость строительства в гор. Москве аппаратностудийного комплекса телерадио РСФСР". Дескать, вы там хоть из штанов выпрыгивайте, а мы еще будем думать годика два или три.
Депутаты сразу узрели в указе демонстративный антироссийский демарш. На заседании Верховного Совета мне поручили подготовить доклад об информационной блокаде России. В нем я думал опереться на Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, где прямо сказано: "действие актов Союза ССР, вступающих в противоречие с суверенными правами РСФСР, приостанавливается". Указ Горбачева, таким образом, не должен иметь силы на территории России. Если же со стороны его команды последовали бы и дальше конфронтационные меры, я предлагал вынести вопрос на съезд и попросить там виновных на трибуну для объяснений. Во главе с генсеком. Были и другие идеи.
Выступать с докладом я не спешил, зная, что Ельцин проводит с Михаилом Сергеевичем негласные встречи. По словам Бориса Николаевича, Горбачев успокоил его: цель злополучного указа - прибалтийские республики. Это там националисты хотели обособиться в своих телецентрах от Гостелерадио СССР. Разъяснение вызывало только усмешку (от указа ведь Русью пахло!), но если появлялся шанс обойтись без громких скандалов, почему бы им не воспользоваться. Годилась и прибалтийская версия.
К тому же Михаил Сергеевич внезапно снял с работы Ненашева. И в ноябре назначил председателем Гостелерадио Леонида Кравченко. Мне дали понять, что Леонид Петрович получил от Кремля соответствующие указания. Какие - стало ясно позднее. Теперь уже Кравченко был вынужден изворачиваться и врать. Через несколько лет он признался в интервью, что Горбачев и перед ним поставил задачу тянуть с переговорами бесконечно, а частоту России не отдавать. Цирк, да и только! Вот такого многоликого президента посылал Бог нашей стране - Советскому Союзу!
Что ж, пора было, как говорится, спускать собак. Через печать на Кравченко обрушила свой гнев московская и питерская интеллигенция. Она объявила бойкот Первому каналу. На сессии Верховного Совета РСФСР я озвучил доклад об информационной блокаде России. Выступления депутатов не сулили интриганам ничего хорошего. Думаю, Кравченко, осознал, что в случае разборок на съезде Михаил Сергеевич сдаст его за милую душу. И в начале апреля 91–го подписал протокол о передаче России Второго канала (после августа ВГТРК получила и весь комплекс на Шаболовке). Со стороны РСФСР протокол подписали назначенный председателем ВГТРК Олег Попцов и я.
На переговоры с Кравченко мы ездили уже вместе с Олегом Максимовичем Попцовым. Попал он в председатели, сам того не ожидая. И в общем–то не особенно желая. А удружила ему Белла Алексеевна Куркова.
Ельцин наседал на нас с ней:
- Мне уже все пороги обили - ходят и предлагают себя в руководители Российского телевидения. Депутаты - телевизионщики прямо за горло берут. Но я же не знаю никого. Давайте быстрее кандидатуру. - Это не ко мне, - отмахивалась от него Куркова. - Разбирайтесь в своей Москве сами. У меня, конечно, было немало знакомых телевизионщиков. Но одних не позовешь - у них приличные должности в Гостелерадио. Идти на голое место не согласятся. Другим не доставало опыта работы с людьми. После долгих раздумий я прицелился к Александру Николаевичу Тихомирову.
Журналист он талантливый. Поднимался по ступенькам с городской, областной газет, проявил себя в "Комсомольской правде" и "Социалистической индустрии", больше трех лет собкорил от Центрального телевидения на Сахалине. Последние годы работал политическим обозревателем Гостелерадио и вел еженедельную программу "Семь дней". Зрителям нравился глубиной анализа.
Как и полагается в таких случаях, стал аккуратно наводить справки о кандидате. Ох, это наше телевидение - настоящий серпентарий, где змеиными клубками шипят друг на друга противоборствующие группировки. Едва провел я с коллегами пару конфиденциальных разговоров, как Останкино загудело от слухов. И ко мне потянулись делегации от конкурентов Александра Николаевича.
Они винили его за антисемитские высказывания и намекали прозрачно: если мы сделаем ставку на Тихомирова с его группой единомышленников, то их хорошо организованная братия будет всячески мешать становлению российского телевидения. А если я начну упорствовать, они поработают с депутатами из блока "Демократическая Россия", чтобы Тихомирова при утверждении прокатили. До чего же хваткий народец! Хотелось брать в руки дрын и гонять этих телевизионных хорьков–шантажистов по переулкам Москвы.
Но часто обстоятельства бывают выше нас. В той сложной политической ситуации не хватало еще внести бациллу раздора в новое дело. На конфронтационном поле телекомпанию не построишь. Во главе ее нужна объединяющая фигура, нейтральный человек, далекий от внутриостанкинских интриг. Я сидел в кабинете и прикидывал варианты. Появилась Белла Куркова - как всегда шумная, стремительная. Выслушав меня, сказала:
- Ну что ты голову ломаешь. Давай предложим Олега Попцова - нашего питерца. Писатель. Демократ. Умеет ладить с людьми. Его телевизионщики не разведут - он сам хитрее ста китайцев. А в замы пусть возьмет себе какого–нибудь профессионала. Это была интересная мысль: назначить на ВГТРК человека не из телевизионной среды, а со стороны. Я хорошо знал Олега - был у него доверенным лицом на выборах в народные депутаты. Контактный, речистый. Когда–то работал секретарем Ленинградского обкома комсомола, потом сел на заштатный журнал "Сельская молодежь" и сделал его прогрессивным изданием. Фигура, подходящая во всех отношениях.
Правда, было одно "но". Попцов недавно перешел в газету "Московские новости" первым замом главного редактора. А главред Егор Яковлев страшно не любил, когда его раскулачивали. Надо было искать подходы. Мы тут же позвонили Олегу Максимовичу: "Приезжай. Есть серьезный разговор".
Он приехал и на наше предложение долго выдыхал свое излюбленное: "Это же бред!". Но побрыкался–побрыкался и всетаки согласился. Как я выторговывал его у Егора Яковлева за бутылку виски, распространяться не буду. Об этом Попцов написал в своей книге "Хроника времен "царя Бориса". Ельцин одобрил наш выбор - так Олег стал председателем ВГТРК.
У меня самого была суетная пора: формирование министерства, создание газет и обустройство редакций, упразднение всей сети Главлита (от Москвы до самых до окраин) и посадка на его материальную базу инспекций по соблюдению Закона о печати и защите независимых изданий от произвола чиновников.
Олег Попцов с первых же дней вцепился, как клещ: "Я не напрашивался - вы сами меня позвали. Дайте здание! Дайте финансы. Дайте оборудование!" И это была правильная позиция. Не частную лавочку пригласили его создавать, а сложную государственную структуру. Если российская власть решилаобзавестись своим телевидением, она и должна обеспечить проект материально–технической базой. А дело Олега - устройство компании, вещательная концепция, кадры.
Куратором проекта Ельцин определил первого зама премьера Юрия Скокова. Мне нравилась его манера ведения планерок: конкретность и жесткость. Чувствовалась школа прежнего руководства мощным объединением военно–промышленного комплекса.
Мы собирались у него регулярно - министры, Попцов с кем–то из своих замов. У министра финансов Бориса Федорова вдруг не оказалось валюты на оборудование? "Займите срочно у банкиров, у коммерсантов под гарантии правительства! " - распоряжался Скоков. Срок такой–то, исполнение доложить тогда–то. И запись в протоколе для контроля. Министру связи и космоса Владимиру Булгаку: "Распространение телесигнала по России - время первого этапа подготовки заканчивается. Как обстоят дела - помощь нужна?" Булгак: "Нет, не нужна. Все идет по графику". И так по остальным проблемам: "нет возможности - аргументируй. Будем искать другой вариант. Возможность есть - выполняй точно и в срок".
Это продолжалось не один месяц.
Нам с Попцовым досталась вроде бы не самая сложная задача: присмотреть в Москве подходящие здания, желательно бесхозные. Пусть даже запущенные (ремонт можно сделать быстро) или недостроенные. А уже демократическая столичная власть в лице Гавриила Попова и Юрия Лужкова обещала разбиться в лепешку, но с помещениями помочь.
6
В ту пору как раз прошла волна ликвидации многих союзных министерств и ведомств. Закрылась целая сеть государственных контор калибром поменьше. Так что в Москве освободились десятки зданий - столичная власть взяла их на свой баланс. Я осмотрел их визуально и с готовыми предложениями отправился к председателю Моссовета Гавриилу Попову (попутно надо было договориться о выделении помещений для нашего нового министерства).
Попов не собирался засиживаться на Москве. Как однажды признался мне Ельцин, он подумывал взять Гавриила Харитоновича к себе в напарники на выборах Президента и вицепрезидента России. И посоветовал ему приблизить Юрия Лужкова, чтобы потом оставить на него столицу. Горбачев и Ельцин опасались восхождения на московский трон какого-нибудь несговорчивого, да еще совестливого человека.
Но затея с вице–президентом почему–то не вышла - у Ельцина всегда было семь пятниц на неделе. Опытный Попов лучше других понимал, куда понесет "нас рок событий". В кадровом центре Бнай Брита - Международном институте прикладного системного анализа (ИИАСА) в Вене - он прошел стажировку еще в 1977 году. И не мог не догадываться о конечных целях всех горбачевских реформ.
По большому счету это была диверсионная операция продажной части номенклатуры против своего народа и государства. И оставаясь во главе Воруй–города, Попов был как бы заодно с этой номенклатурой. А ведь он ненавидел ее и боролся с ней всю жизнь. В нем проснулся генетический страх представителя вечно преследуемой нации. Все вроде бы шло лучше некуда, но все как–то зыбко: эйфория пройдет и народ останется у разбитого корыта - а ну как начнет он брать за задницу тех, кто в суматохе присвоил власть и крупную собственность. Выкрутятся, как всегда, евреи и их прислужники русские. А на греков опять могут навесить всех собак. Лучше уйти в недоступные глубины науки.
И мудрый Гавриил Харитонович решил заблаговременно спрыгнуть с московского трона, куда тут же вскарабкался Юрий Лужков. Как человек не жадный, Попов довольствовался по нынешним меркам пустячными отступными - кое-какой недвижимостью в Москве и подмосковном Заречье. Но это было чуть позже.
А в тот день Гавриил Харитонович на мою просьбу о помещениях сказал:
- Конечно, надо помочь. Но все хозяйственные вопросы я передоверил Лужкову. Решай с ним. Он позвонил Юрию Михайловичу, и через несколько минут я был у того в кабинете. Тоже дружеский прием: чай, приказание секретарше пока ни с кем не соединять. Но разговор какой–то ватный, неопределенный:
- Да, московская власть обязана решать, но свободных площадей нет. Я назвал первый адрес: многоэтажное здание пустует, его только что освободило упраздненное министерство.
- Трудно, - сказал Лужков, - здание уже передано советско-американской группе "МОСТ". Назвал ему второй адрес - там уже тоже "МОСТ". Назвал третий - и снова "МОСТ". Было начало 91–го, и до встречи с Юрием Михайловичем я никогда не слышал об этой фирме. Гораздо позже ее название стало у всех на слуху, а владелец "МОСТа" Владимир Гусинский превратился в крупного олигарха и полухозяина Воруйгорода. На "МОСТ" работала большая группа гэбистов во главе, как упоминалось раньше, с бывшим первым замом Председателя КГБ СССР генералом армии Филиппом Бобковым. А тогда я спросил у Лужкова: что же это за всесильная структура, если из–за нее похериваются договоренности с российской властью. Кто–то печется о становлении государственности, а кто–то - кому все происходящее "мать родная" - уже распихивает по карманам табачок.
Юрий Михайлович изобразил на лице глубочайшее сожаление и сказал, что он здесь ни при чем. Он был бы рад сделать для нас доброе дело, да его возможностей не хватает. А "МОСТ" вместе с Гусинским ему ни сват ни брат - ничего общего у руководства столицы с ним нет.
В душе я даже посочувствовал Лужкову: нашлась же зараза, которая так крепко повязала руки отзывчивого человека. А в ноябре того же года эта "зараза" выдала себя с головой: в Консульское управление МИДа России поступили две заявки от Владимира Гусинского на поездку в Великобританию большой группы консультантов "МОСТа".
Приглашение было оформлено адвокатской конторой "Сamecon Markby Hewwitt", активно сотрудничавшей с "МОСТом ". Сроки поездки совпадали с рождественскими праздниками в Лондоне. Но не в этом соль.
Кого же за прилежную работу поощрил Гусинский такой командировкой? Вот состав выезжавших: Юрий Лужков с женой Еленой Батуриной, его зам. Владимир Ресин с женой Галиной Фроловой, председатель комитета по управлению имуществом Москвы Елена Котова с сыном Юрием, управделами правительства столицы Василий Шахновский и др. официальные лица. Железный принцип олигархов: "Покупай чиновников, а собственность придет тебе в руки сама!", оказывается, действовал еще до явления народу Чубайса!
Тогда, помнится, с брезгливостью относились к политикам, ездившим за рубеж за счет коммерческих фирм. Их называли побирушками. Думаю, и Ресин с Лужковым вспоминают начальную пору освоения кладовых Воруй–города с усмешкой постаревшего дона Корлеоне. Сейчас, как предполагаю, у них вполне хватит личных средств, чтобы свозить бесплатно в Лондон все население Москвы. За его фантастическое долготерпение. За его всепрощенчество.
А с Юрием Михайловичем у нас случился еще один разговор по поводу нежилых помещений. Скажу о нем сейчас, чтобы не возвращаться к скучной теме. Было это летом 92–го.
Я ехал по центру города, и мне в машину позвонила моя секретарша. В приемной меня ожидала взволнованная делегация издательства "Музыка". "А что случилось?" Пришли в издательство люди с распоряжением Лужкова - здание передается их коммерческой фирме. Выбросили на улицу столы и все вещи работников издательства, вставляют металлическую дверь. Какая–то невероятная ситуация! Дом издательства, которое обеспечивало страну музыкальной литературой, являлся федеральной собственностью. И московское правительство никакого отношения к нему не имело. Никто в наше министерство не обращался.
Улица Неглинная, где находилась "Музыка", была как раз по пути. Подъехал к издательству: колченогие допотопные столы валялись на тротуаре, под дождем мокли ворохи детских книжек о музыке, самоучители игры на баяне. Мокли и растерянные работницы издательства - пожилые женщины, отдавшие любимому делу всю жизнь. Новая металлическая дверь уже была заперта, никто изнутри не отзывался.
Добравшись до министерства, я позвонил Лужкову - он был недоступен. Тогда я попросил своего управделами Анатолия Курочкина съездить к издательству, разобраться пообстоятельнее. Курочкина я переманил в наше ведомство с должности заместителя председателя Краснопресненского райисполкома. Он дружил с председателем этого исполкома Александром Красновым - автором нашумевшей тогда книги о команде Лужкова и нравах Воруй–города "Московские бандиты ".Сам управделами в политику не лез - был хорошим организатором и совестливым человеком.
Он вернулся: да, это хулиганский захват федеральной государственной собственности. Там бесчинствовала не то дочка "МОСТа", не то другая коммерческая фирма - разговаривать не желали, ссылаясь на распоряжение Лужкова, и завозили в помещения свою новую мебель.
- Такие бандитские вылазки надо пресекать на корню, иначе полезут дальше. У них карманы безразмерные, - сказал расстроенный Курочкин. - Разрешите? Мне было понятно, что он замышлял. Помчится к Краснову и возьмет у него группу ОМОНа. Затем поедет в издательство "Музыка" восстанавливать справедливость.
Я подумал. Еще раз позвонил Лужкову - не отвечает. И сказал:
- Разрешаю! К вечеру Курочкин доложил: с группой ОМОНа он выгнал захватчиков, вынес их мебель на мостовую. А вещи издательства "Музыка" водворил на место и врезал в металлическую дверь новые замки. Справедливость восторжествовала. (В 96–м мы направили Курочкина наводить порядок в хозяйстве ОРТ. Он регулярно рассказывал, как нагло ему угрожали за пресечение воровства. А в 97–м Анатолий был убит на автотрассе при загадочных обстоятельствах. Светлая ему память!).
На следующее утро я сидел в кабинете Ельцина: обсуждали совсем другие проблемы. Заскрипев, на селекторном аппарате засветилась кнопка прямой связи: "Лужков". Ельцин снял трубку, стал слушать и многозначительно посмотрел на меня. Ухмыльнулся и переключил звук на полную громкость - по кабинету поплыл возмущенный голос Юрия Михайловича. Он жаловался на меня, называя партизаном и самодуром. Действительно, отыскался же тип, который отважился перечить градоначальнику!
Лужков не знал, что я нахожусь рядом с Борисом Николаевичем, и беззастенчиво врал, будто наше министерство грабило чужое добро. Я перегнулся через стол и сказал в аппарат:
- Не надо врать президенту, Юрий Михайлович! Скажите лучше, по какому такому праву вы распоряжаетесь чужой собственностью в интересах коммерческих фирм? Вышвыриваете на улицу беззащитных старушек. Действуете из–за угла, втихаря… Лужков поперхнулся, но посчитал, что это божья роса, и вскоре пришел в себя. Мы еще какое–то время перепирались по громкой связи. Потом Ельцин сказал:
- Ну, хватит! Прошу вас не ссориться. Миротворец! На том конфликт посчитали исчерпанным. Больше Юрий Михайлович к нам не лез. И я, слава богу, в дальнейшем никаких дел с ним не имел.