Будь Ельцин на публике, он зашумел бы, грохнув кулаком: "Шта–а–а ты мне предлагаешь!" Но на людях и без них Борис Николаевич был очень разным. Это заметил даже друг и одногруппник Клинтона по Оксфорду, первый заместитель Госсекретаря США Строуб Тэлботт. В своих мемуарах "Рука России " (2002 г.) он довольно мягко вспоминал: "На пленарных заседаниях с большим числом присутствующих по обе стороны стола Ельцин играл решительного, даже властного лидера, который знает, чего он хочет, и настаивает на получении этого. Во время закрытых встреч он становился восприимчив к уговорам и увещеваниям Клинтона. Затем во время заключительных пресс–конференций Ельцин из кожи вон лез, чтобы скрыть, как уступчив он был за закрытыми дверями".
Что там Россия, с ее церковными куполами, с ее кудрявыми рябинами, с ее Иванами да Марьями, когда на кону личная Власть. И Ельцин охотно согласился.
Уже 18 февраля 93–го года было подписано "Соглашение между правительством Российской Федерации и правительством Соединенных Штатов Америки об использовании высокообогащенного урана, извлеченного из ядерного оружия". По нему наша страна обязалась за мизерные деньги (при стоимости всей массы зарядов в 8 триллионов долларов ее уступили за 11,9 миллиарда) передать американцам 500 тонн боевого урана с обогащением в 90 и более процентов.
Много это или мало? Давайте сравним: за более чем полвека, начиная с 1945 года, в США при их–то мощи было произведено всего 550 тонн оружейного урана. Примерно тем же порядком цифр исчислялся и ядерный арсенал Советского Союза. Вот и прикидывайте, сколько чего осталось для обороны у нас.
Для страховки от возможного обвинения Бориса Николаевича в измене Родине Соглашением обговаривалось, что все 500 тонн высокообогащенного урана (ВОУ) будут разубожены в низкообогащенный уран (НОУ) для АЭС США. Солить они, что ли, собрались это топливо! При закрытости нашей коррумпированной власти и при полном отсутствии общественного контроля никто не узнает, НОУ отправляли за океан или все–таки ВОУ. Да хоть бы только НОУ - с какой стати!
Обратило на себя внимание и еще одно обстоятельство. Пункт 9–й Соглашения сформулирован так: "В случае отсутствия средств у правительства Соединенный Штатов Америки для осуществления настоящего Соглашения Российская Сторона оставляет за собой возможность получить средства для выполнения настоящего Соглашения от любой частной фирмы Соединенных Штатов Америки".
Слезу выжимали слова "отсутствие средств у правительства " - хоть мчись в процветающую державу, например в Таджикистан, и проси ее выделить льготный кредит нищему государству янки. Неужели бюджет США так оскудел, что существовала опасность не наскрести грошей на сделку, о которой в администрации Клинтона говорили: "Америке неслыханно, фантастически повезло"?
Знакомый специалист в этих вопросах успокоил меня: США не обанкротились - это всего лишь лазейка. Соединенные Штаты как государство повязано Договором о нераспространении ядерного оружия, а через частные фирмы могут снабжать боевым ураном своих союзников - к примеру Израиль. Все шито–крыто.
Ельцин не стал подписывать Соглашение сам. И хотя ему это было не по чину, документ с российской стороны подмахнул Черномырдин. Борис Николаевич любил цеплять свое ближнее окружение на крючки, с которых трудно сорваться. Виктор Степанович потом еще много чего наподписывал. Поэтому смертельно боялся радикальной смены власти и безоглядно поддерживал все загогулины президента.
Помолвка с Клинтоном состоялась, и Ельцин стал ходить гоголем. Он начал задирать депутатов, что не присягал Конституции с их поправками, хотя раньше не говорил об этом ни слова.
А вечером 20 марта 93–го года вдруг обратился с телеобращением к российским гражданам и назвал свои разногласия со съездом конфликтом "между народом и античеловечной большевистской системой". Под народом он подразумевал себя, только что лишившего этот народ ядерной защиты. А под "античеловечной большевистской системой" - молодую демократию, которая его, цековского расстригу, вознесла сначала в члены Верховного Совета СССР, потом в Председатели Верховного Совета и Президенты России.
Так круто в конфронтации Борис Николаевич еще не взмывал. Он сообщил, что подписал указ об особом порядке управления страной (ОПУС) и до референдума распускает Съезд и Верховный Совет, а правительство берет под управление Кремля.
Выступление Ельцина транслировала и американская телекомпания CNN, вскоре она же передала заявление администрации США о ее полной солидарности с действиями президента России: "Мы поддерживаем демократию и реформы, и Ельцин - лидер движения реформ". Мгновенная реакция - такая без предварительной информации не бывает.
(О другом указе Бориса Николаевича - № 1400, объявлявшем смертный приговор Съезду народных депутатов РФ и Верховному Совету, лидеры Запада узнали задолго до ельцинского выступления по телевидению перед своим народом 21 сентября 93–го. По признанию тогдашнего Госсекретаря США Уоррена Кристофера, документ был заблаговременно доставлен послу Америки в Москве Томасу Пикерингу и послам Великобритании, Франции, Германии, Италии, Японии и Канады. Так сказать, на согласование верхним инстанциям.
Российские граждане вслушивались в надтреснутый, хрипловатый голос своего президента и думали: это от недосыпа, от сильных переживаний за судьбы русского народа. Клинтон тоже смотрел выступление Ельцина по каналу CNN, а угловым зрением наблюдал по другому монитору за игрой футбольной команды "Питтсбург Стилеррз". Знакомый форвард раскидывал на поле соперников.
- Хорошо играет, стервец! - сказал удовлетворенно Клинтон. И непонятно было, кому направлена эта похвала: то ли нападающему, то ли другу Борису. Уже через 40 минут после телевизионного выступления президента РФ Клинтон заявил журналистам: "Президент Ельцин сделал свой выбор, и я его поддерживаю полностью". Вслед за Хозяином планеты поклоны Борису Николаевичу отвесили другие зарубежные лидеры.
Впрочем, администрация США поддерживала Бориса Николаевича не только на словах. Осязаемые результаты давала работа "неизвестных людей" из американского посольства в Москве. Спецкомиссия Госдумы РФ подбирала в 98–м году материалы для отрешения президента от власти - за геноцид русского народа, развал армии, развязывание войны в Чечне - и опрашивала многих свидетелей. Был среди них замкомандующего Воздушно–десантными войсками генерал Виктор Сорокин, который утром 4–го октября 93–го выдвигал полк по приказу к осажденному Белому дому. "Во время выдвижения подразделения, - сообщил депутатам Сорокин, - в полку погибло пять человек и 18 были ранены. Расстреливали сзади. Я сам лично это наблюдал. Стрельба велась со здания американского посольства, с крыши… Все погибшие и раненые были расстреляны сзади. По посольству стрелять я категорически запретил".
Без ведома посла никто не мог попасть на суверенную территорию США в Москве, тем более, с оружием. Это чужая страна. И эта страна вела прицельный огонь в спину независимости России. Разве янки решились бы на такую акцию без договоренностей с хозяином Кремля? Замысел стрелков понятен: убей несколько солдат на виду у других, и десантники озвереют, бросятся очертя голову на штурм Белого дома).
Ельцин выступил вечером со своим ОПУСом - в Москве повисла оглушительная тишина. Для меня эскапада Бориса Николаевича была полной неожиданностью. Начал перезваниваться со знакомыми политиками: мы не знали всей подноготной и заключили, что президент сорвался, пойдя на самоубийственный шаг. Он не озвучил указ, а только погрозил им, но взрывную мощь его представить было не трудно. Я решил до утра остаться в своем кабинете.
Поздно ночью мне позвонил Ельцин. Голос у него был трезвый, но какой–то потухший.
- В "Останкино" поехали Руцкой с Зорькиным и Степанковым выступать против меня, - сказал Борис Николаевич. - Распорядитесь, чтобы их не впускали и не давали им эфир. Александр Руцкой - вице–президент России, Валерий Зорькин - Председатель Конституционного суда, Валентин Степанков - Генеральный прокурор. Все - представители высшего эшелона власти. Их внезапная спайка, чувствовалось, встревожила президента. Но он забыл, что я не министр внутренних дел с отмороженным ОМОНом, а руководитель ФИЦа без силовых полномочий, созданного для материального обеспечения гостелекомпаний, и что названные им люди имели по своему рангу такое же право обратиться к телезрителям, как Ельцин. Тем более, в защиту Конституции. (В ту бурную пору нашу страну еще не подогнали с помощью дубинок ОМОНа к воротам нынешней кладбищенской демократии, где все политики обязаны помалкивать в тряпочку - только наследнику друга Билла будет позволено регулярно устраивать по телевидению четырехчасовые моноспектакли и потешать публику сентенциями типа: хорошо жить хорошо и плохо делать плохо.)
- Это невозможно, - сказал я Борису Николаевичу. - Я не вправе давать команды, там свое руководство. А кто вас толкнул на эту авантюру? - Что вы разглагольствуете: свое - не свое, - загудел в трубку президент. - Я даю вам поручение - выполняйте. - Это невозможно, - повторил я. - Такое вытворяют только при государственных переворотах. - Все вы так, - проворчал рассерженный Ельцин. - Числитесь в команде президента, а чуть что - сразу в кусты. И бросил трубку. (Утром мой прямой телефон с ним отключили.)
Видимо, у него были безрезультатные разговоры с другими подчиненными, если он так обобщал. Что–то не увязывались у президента концы с концами, не ожидал он активного противостояния на всех направлениях. Вот и Верховный Совет мгновенно собрался, назначил дату проведения 9–го внеочередного Съезда. И Руцкой открыто дистанцировался от него, и судебная система не с ним, и армия, и местные Советы…
Надо схитрить, отступить на какое–то время. И в печать обещанный грозный указ Ельцин направил в совершенно другом, примирительном виде: там не было даже упоминания об ОПУСе, а речь шла только о проведении референдума.
Да и на трибуне 9–го съезда Борис Николаевич вначале старался выглядеть паинькой: ошибался вместе со своими экономистами, довел страну до кризиса, потому что возлагал "чрезмерные надежды на внешнюю помощь". И пообещал сделать некоторые корректировки. (Да, где–то в его расчетах действительно вышел серьезный облом, если он вернулся к своей излюбленной тактике: грешим и каемся.)
А съезд был настроен решительно. Наконец–то с его трибуны прозвучал точный диагноз экономических реформ: их надо не корректировать, а пересматривать вкорне, потому что производятся они "в интересах меньшинства, нагло грабящего народ". Это сказал не экономист Хасбулатов - обременение Чечней по–прежнему держало его язык взаперти. Это сказал напарник Ельцина по полету в президентские высоты - вице–президент России Александр Руцкой. Произносил слова громко и четко, словно зачитывал приговор.
Несмотря на то, что он делал мне пакости, я даже снова зауважал Александра Владимировича. И подумал: а хватило бы у меня духу лечь на амбразуру вот так, на виду у всего съезда? Нет, не хватило бы. Я не боялся лепить правду в глаза президенту, членам правительства, депутатам. Но все это как бы в камерной обстановке - на заседаниях кабинета министров или перед членами Верховного Совета. А вот трибун из меня никудышний: перед огромными залами, заполненными людьми, я робел, ронял из памяти нужные мысли. Мне чудилось, что слушатели зевают от скуки. И вместо львиного рыка я начинал издавать какое–то невнятное мычание. Поэтому и старался цицеронить публично как можно реже.
А по прошествии лет я утвердился во мнении: всех, кто стоял на иерархической лестнице ниже него, Ельцин относил к существам одного калибра. И с авторитарными целями самонадеянно набивал ими обойму своего кадрового оружия. Какие–то патроны не подходили чуть–чуть: он их с силой продавливал. Какие–то давали осечку: он их выбрасывал, не задумываясь. Руцкой оказался большого, совсем не подходящего калибра для ельцинского оружия, и заклинил ствол в самый неприятный для президента момент.
На Съезде Борис Николаевич помахивал пальмовой ветвью, чтобы не вставал вопрос об импичменте. Но маневр не удался. Перед голосованием доброжелатель из барсуковской службы безопасности слил сверхсекретную информацию, что в случае отрицательного для себя результата Ельцин собрался травить депутатов газом. Кое–кто посчитал это блефом, а ктото поверил ("Хозяин Кремля полстраны укокошит за власть") и решил не играть с огнем. Всего несколько десятков голосов не хватило для отрешения Ельцина от должности.
Александр Коржаков, как известно, подтвердил этот слух в своих мемуарах. Борис Николаевич планировал арестовать весь состав Съезда. Чтобы депутаты не вздумали забаррикадироваться в Кремлевском дворце и там отсидеться, на балконах расставили канистры с химическим веществом аэрозольного действия - хлорпикрином. "Каждый офицер, принимавший участие в операции, - свидетельствовал Коржаков, - знал заранее, с какого места и какого депутата он возьмет под руки и вынесет из зала".
Эти признания о грязной исподней ельцинской демократии цитировались не раз. Но их надо вновь и вновь повторять, чтобы хлорпикрин разъедал глаза бнайбритских сочинителей мифов о величайшем вкладе Бориса Николаевича в становление на просторах России подлинного народовластия.
Эта мартовская операция, по–моему, могла закончиться только гражданской войной, причем не в пользу Ельцина - хотя он, возможно, и не боялся такого исхода, рассчитывая на комфортабельное убежище у друга Билла. Тогда еще не так озверела милиция от постоянных задержек зарплаты, оставались на руководящих должностях армейские офицеры старой закалки, не успели скупить большими подачками всех влиятельных людей на местах. Да и Съезд с Верховным Советом не поднадоели своей пустопорожностью.
Еще полгода противоборствовавшие ветви власти будут доводить страну до кондиции, когда главным желанием нашего народа станет: чума на оба ваших дома.
15
А мы тем временем спешили покрыть Россию широкой сетью независимых телерадиокомпаний. Частоты с советской поры были зарезервированы для военного использования - коммерческому телевидению оставались крохи. Со специалистами Минобороны я долго рылся в их частотных запасниках: оказалось, что ведомство сидело как собака на сене - во многих заначках отпала необходимость. Эти заначки мы и раскулачили.
Ко мне выстроилась очередь журналистов из регионов, и я бесплатно выписывал им лицензии. Право вещать получили владельцы лицензий из нескольких сотен городов.
И тогда было много разговоров о необходимости строить в России гражданское общество. Причем по русской привычке надеяться на кого–то рассуждения чаще всего сводились к тому, что этим должна заниматься власть. Но с какой стати Кремль сам будет подпиливать сук, на котором сидит? Гражданское общество - это хлыст для власти, это придирчивый глаз народа за работой чиновников. А голубая мечта чиновничества - безнаказанность и бесконтрольность. Так что власть при любой демократической–раздемократической Конституции будет мешать расчистке пространства для оппозиционной среды. Никто, кроме самих граждан, не станет потеть над созданием такого общества. ("Никто не даст нам избавленья…")
Об этом я говорил с журналистами, вручая лицензии на телерадиовещание. И не только по данному поводу. Бизнес бизнесом, но независимые региональные телекомпании могли стать ячейками гражданского общества, привлекая к сотрудничеству и сплачивая неравнодушных к судьбе России людей. Объединить их во влиятельную силу в масштабах нашей страны, сделать стражами четвертой власти от посягательств чиновничества - тоже было в силах журналистов. Как они использовали шанс, другой вопрос.
Тогда остро встала проблема с технической базой независимых компаний. Я был членом всемирной Комиссии по телерадиовещанию. И по наивности подкатил с просьбой к ее сопредседателю, экс–президенту США Джимми Картеру: не согласится ли он повлиять на западных предпринимателей, чтобы они оказали нашим независимым телекомпаниям безвозмездную помощь - камерами, штативами, кассетами, монтажными установками? Самое дорогое оборудование, вроде компьютеров или передатчиков, можно было оформить в лизинг.
Российские журналисты - народ малообеспеченный: если их материально не поддержать, они будут вынуждены уйти со своими частотами под власть или под нуворишей. Американцы много говорили о поддержке демократических процессов в России - вот появилась возможность перейти от слов к делу. Демократия без независимых СМИ, как автомобиль без колес.
Все это я сказал Джимми Картеру. Его реакция меня удивила. Он мгновенно, словно думал над моей просьбой не одну ночь, ответил: "Нет!" И тут же уточнил: лишь с кассетами не будет проблем - их могут бесплатно доставить в Россию сколько угодно. Только не пустые кассеты, а с записанными на них программами о преимуществах американского образа жизни и трактовке мировой истории с позиций янки. (Ну все вы знаете, как, например, они одни, без Красной Армии освобождали от фашизма Европу.) Причем американцы должны были контролировать, чтобы их кассеты использовались именно с этими передачами, а не другими, после удаления с пленок заморских сюжетов.
Великолепный пропагандист Джимми Картер - сам Суслов позавидовал бы! Его искусственная улыбка стоит у меня перед глазами до сих пор. Я сказал "спасибо!", но таких подарков от Америки нам уже не надо - здесь вполне хватает колорадских жуков. (Каким–то компаниям мы смогли оказать господдержку, каким–то - нет: они оказались под контролем местных олигархов.)
Иностранцы тучами кружили над Россией, как грифы над умирающим слоном. Если можно скушать по дешевке крупные заводы, считали они, почему нельзя прибрать к рукам русское телевидение? Наиболее влиятельные из них направлялись прямиком к Ельцину.
Как–то он позвонил мне и сказал: к нему приехал друг Сильвио Берлускони (нынешний премьер–министр Италии, а в то время - владелец медиагруппы Fininvest и издательского дома Mondadori), они пообщались вечерком, у них созрела хорошая идея. Какая? Об этом сообщит мне сам Сильвио - я должен выслушать его и сделать все как он скажет, чтобы не выставлять Бориса Николаевича пустословом.
Появился не Берлускони, а его финансовый представитель, такой же лучезарный и белозубый, с пышной переводчицей. Изрек: как повезло России с лидером и будто между делом заметил, что они с Сильвио уже купили телеканалы в Испании, Франции и Германии, теперь очередь дошла до нашей страны. О чем Берлускони договорился с Ельциным? Мы должны продать итальянцу по дружеской цене Первый федеральный канал со всей инфраструктурой - Останкинским корпусом, сетями, оборудованием и т. д. Я спросил: так ли Сильвио понял Бориса Николаевича? "Так, и не иначе. Мы сделаем коммерческий развлекательный канал". Это о нашем–то главном, который только один тогда покрывал всю Россию. Вот уж действительно, отдай жену дяде…
Мне пришлось сказать, что Ельцин любит шутить и здесь он пошутил - не иначе. Итальянец ушел недовольный. Его шеф, видимо, пожаловался Борису Николаевичу, и тот по телефону стал сердито мне выговаривать. Я начал ему возражать, что не может быть суверенитета страны без информационного суверенитета и что Венгрия, например, продала сдуру три свои ведущие телекомпании Паоло Берлускони - брату Сильвио, и вот парламент мадьяров ищет виновных и бьется за возвращение контроля над информацией.