Я вызвал к себе начальника управления, бывшего народного депутата СССР и, кстати, члена Межрегиональной депутатской группы, потребовал выдать на расправу мздоимцев - иначе солидарную ответственность понесет все управление. Не знаю, чем думал бывший народный депутат со товарищи, но вымогателей они выдавать не стали. И тогда я ликвидировал управление, уволив всех 16 сотрудников.
Пользуясь старым знакомством с Ельциным, бывший мой коллега по МДГ пришел к нему с жалобой. Борис Николаевич мне позвонил. Я подробно объяснил ситуацию.
- Жестоко, - резюмировал президент. - Но, может быть, так и надо делать везде.
В министерстве после этого начали дуть на воду.
Полагаю, что демократия в обществе невозможна без диктатуры порядка в госаппарате. Прежде всего - в исполнительной власти. Если происходит либерализация госаппарата, то в стране устанавливается диктатура хаоса и вседозволенности.
Я посмеивался над бесплодными попытками Руцкого с Хасбулатовым прищучить меня. И над вербовкой ими для этого дела некоторых ребят из гайдаровской братии. Но все–таки повод потоптаться на мне у них нашелся. Я сам его дал по старой журналистской привычке соваться во все дела.
Бывший корреспондент "Правды" по Восточной Германии Сергей Байгаров выпускал при Мининформпечати многотиражную газету для съездов народных депутатов России. Тогда зарубежные корреспонденты центрального органа партии были сотрудниками КГБ - возможно, и он имел какой–нибудь чин. Да только времена изменились. Все начинали с чистого листа.
Однажды Байгаров пришел ко мне с замом Чубайса по Госкомимуществу Петром Мостовым и принес справку спецслужб о положении с Берлинским домом науки и культуры. Дом, как и ряд других наших зарубежных объектов, не был переведен на баланс России, а числился в собственности уже не существующего государства СССР. МИД РФ не предпринимал никаких шагов, и свои права на этот Дом заявили Украина и Казахстан.
А пока в нем окопались дельцы из структуры вице–премьера Александра Шохина и использовали его как собственный коммерческий центр для переправки на продажу автомобилей из Германии в нашу страну. Барыши они там имели немалые, но при этом Россия постоянно выделяла средства и на их содержание, и на арендную плату. А московские покровители получали в ответ из Берлина автомашины.
В этой главе я рассказывал о чиновничьих комбинациях с заграничной собственностью, и справка по Берлину меня, в общем–то, не удивила (поэтому и не переводили дома в собственность России - а таких по миру было больше сорока, чтобы они оставались бесхозными). Но Байгаров с напарником пришли не просто так, а с идеей. И она была привлекательной.
Везде в большом ходу личные связи. С их помощью здание через Земельный суд Берлина предлагалось перевести в собственность РФ и сделать Российским Домом прессы (РДП) - для издания в нем на европейских языках газет и журналов, отстаивающих интересы нашего государства. Из Москвы в такую даль возить тиражи не надо, как их возило Агентство печати "Новости", - все страны здесь под боком.
Дом, правда, из–за скверной эксплуатации сильно обветшал, ему требовался большой ремонт. Владелец немецкой фирмы, который брал на себя переговоры с Земельным судом, соглашался сделать этот ремонт, да еще поставить за свой счет новые полиграфические машины, оборудовать залы для пресс–конференций и в дальнейшем взять на себя обслуживание РДП. Но выставлял условие: за это его фирма должна иметь долю прибылей в совместном российско–германском обществе "РДП" и на правах компаньона получить в отремонтированном здании площади под несколько своих магазинов, офисов и ресторан. А полноправным хозяином Дома становилось Российское государство. Но какому ведомству дозволено управлять этой собственностью, а значит и РПД?
Должен признаться, что Мининформпечати к Берлинскому дому никакого отношения не имело. Хоть он и был бесхозным, но все равно как бы находился в компетенции чубайсовского Госкомимущества. А Госкомимущество–то как раз и предложило поделить долю управления фифти–фифти - между их ведомством и нашим министерством.
Перспектива вырвать Дом из рук дельцов, перевести его под юрисдикцию нашего государства, отклонив претензии Украины с Казахстаном, да еще создать там пропагандистский центр для промывания европейских мозгов русской правдой не могла оставить равнодушным меня, бывшего журналиста. Байгаров, при условии, что мы назначим его одним из руководителей РДП, брался вместе с владельцем немецкой фирмы за перевод Дома в собственность России. Я отправил его к своим юристам сочинять совместное с Госкомимуществом распоряжение о наделении этой пары полномочиями для ведения дел в Земельном суде Берлина.
Все было готово, когда мне сообщили, что Госкомимущество вдруг отказалось от участия в этом проекте. Почему? Не его профиль связываться с Домами прессы. Пусть, дескать, Мининформпечати полностью берет на себя управление.
Пусть так пусть! И тем не менее, мне бы насторожиться и плюнуть на ими же придуманную затею. Баба с возу - кобыле легче: забот у меня хватало и без РДП. Но, честно говоря, мы с нашими юристами не почувствовали никакого подвоха: какая разница - между двумя государственными ведомствами распределять управление Домом или оно достанется одному.
Я только поручил своим работникам добиться на распоряжении визы Чубайса (ее тут же получили) и выдал документ за своей подписью.
Зачем столько подробностей? Детально останавливаюсь на берлинском эпизоде, поскольку в прессе вокруг него было много неясности и предположений. Акция–то затевалась неординарная: разобраться в частностях со стороны было не просто, а растолковывать публично суть задуманного не имело резона, чтобы не спровоцировать активное противодействие соседей по СНГ. И потому некоторые издания освещали эту историю по принципу: слышали звон, да не знали, где он.
А сухой остаток от нее таков: Берлинский дом науки и культуры с 1992 года является собственностью Российской Федерации (по решению Земельного суда) и принадлежит сейчас Управлению делами Президента России.
Перевод зданий под юрисдикцию нашего государства прошел без лишней огласки, а когда мне доставили выписку из Поземельной книги Берлинского суда (официально подтверждающий факт передачи), я направил в Германию группу министерских специалистов во главе с заведующим секретариата Владимиром Володиным. Они должны были посмотреть, кто и на каком основании занимается автобизнесом в Доме (сам я там не бывал ни разу), провести ревизию и дать конкретные предложения по созданию РДП.
Тут и поднялся шум. Московские крышеватели автоспекулянтов из Берлина кинулись к Руцкому с Хасбулатовым. А те, мстительно потирая руки, зазвенели на всю Россию: попался, голубчик, - на партизанщине. И поручили Генеральной прокуратуре потрясти меня основательно, как боксерскую грушу.
Интересными были беседы со следователями этого органа по спецзаданиям. Они предъявили мне обвинение в превышении полномочий и сами не знали, как выкрутиться из нелепого положения. Мы сидели с ними в тесной комнате допросов, пили чай с бутербродами и прощупывали друг друга. Я спрашивал, нашли ли они в моих действиях корыстные интересы? Нет, не нашли. Нанес ли я государству материальный ущерб? Нет, не нанес, наоборот, перевел Дом под юрисдикцию России. А в чем тогда превышение полномочий? "Но у вас же не было полномочий решать судьбу зарубежной собственности, - твердили следователи. - Вы их присвоили, залезли в чужой огород". "Залез, чтобы защищать интересы государства ". "А это не имеет значения - закон беспристрастен, ему все равно". И дальше шли в ход другие приемы казуистики.
(Еще до встреч со следователями, когда поднялась шумиха, я аннулировал свои распоряжения по созданию РДП ("Плетью обуха коррупции не перешибешь") - пусть ведомственную подчиненность новой российской собственности определяет правительство. И в конце концов с меня сняли обвинение "за отсутствием состава преступления". Гораздо позже, успев позабыть о берлинской истории, я узнал, что избавленные от всякого контроля чиновники затевали в Земельном суде дело о возврате Дома под юрисдикцию несуществующего СССР, добиваясь его бесхозного статуса. И что немецкие дельцы пробовали воспользоваться этой циничной возней московских чиновников и прибрать к рукам нашу собственность. Не вышло. Дом, как уже говорилось, навсегда остался за Россией.)
Я спросил следователей, зачем они, квалифицированные юристы, потея от услужливости, выполняют политический заказ? И услышал в ответ: "Мы, народ подневольный, приказали - делаем". Других вопросов к ним быть не могло.
Нам, романтикам от политики первой волны, долго чудилось, что достаточно установить в России режим демократии и люди перестанут ощущать себя бездумными шестеренками Системы, "подневольным народом". Мы объясняли наивно: это тоталитарная система подминала порядочность, это она насаждала повсюду рабскую психологию. И не всегда задавали себе вопрос: а откуда растут ноги авторитарной, тоталитарной системы.
Пример современной России наглядно показывает: не общественный строй делает людей шестеренками, а бездумные шестеренки даже нормальную Систему без труда превращают в репрессивную. И дают дорогу бесчинству самовластья. Не может ничтожная кремлевская группировка, вцепившаяся намертво в царские кресла, за годом год выкорчевывать в стране демократию, отнимать у населения его законные права и свободы, если ей не способствует бессчетное количество бездумных шестеренок - губернаторы, мэры, депутаты, судьи, прокуроры, милиционеры, журналисты, режиссеры и проч. и проч. Каждый из них преследует свои низменные цели, а все вместе они - навоз для подкормки всходов диктатуры. Так было всегда.
В России выгодно и безопасно быть бездумной шестеренкой. Во всем придерживаться Основного закона - такая позиция иногда требует мужества, напряжения мысли. Гораздо проще сгибаться в позу "чего изволите?" и действовать по команде сверху, по указующему звонку. Потом можно прикинуться овечкой и свалить свои грехи на вождей: виноваты Сталин, Брежнев или Ельцин, но не бездумная шестеренка.
И общество удовлетворяется этими оправданиями. Вот и в будущем пронырливые функционеры "Единой России" начнут вытирать ноги о Медведева с Путиным, жалуясь на свое якобы подневольное положение.
У нас можно сделать еще хоть десять прыжков в демократию, но все попытки укоренения народовластия будут заканчиваться воцарением на троне изворотливых узурпаторов. Пока не замаячит над бездумными шестеренками неотвратимость наказания за их личную сволочную позицию.
После смерти Сталина его пособники по мокрым делам процветали. После смерти Брежнева врачи, томившие несогласных в психушках, становились академиками, а свирепые тюремщики получали генеральские звания. После Горбачева его подельники по подготовке страны к сдаче в загребущие руки Всепланетной Олигархии восседали в Совете Федерации и во главе российского правительства. "Мы народ подневольный ", - лепетали они, если им о чем–то напоминали.
Я не веду речь о люстрации: она, как правило, выливается в войну новых властей с политическими противниками. Разговор всего лишь о соскабливании беспринципных "липучек". Но за все десятилетия общество не провело ни одной акции по десволочизации государственного аппарата, правоохранительной, масс–медиа и иных систем. Не очищало обслуживающие себя структуры от фарисейской накипи, а всепрощенчеством только поощряло мразь с рабским нутром. Поэтому с каждым новым поколением ее становилось все больше. Теперь возникла реальная угроза самодостаточности нации.
Хотим мы вскочить хотя бы в последний вагон? Тогда пора браться за поименные списки пособников нынешней аракчеевщины и начинать подготовку к первому процессу десволочизации Системы. Из чувства самосохранения.
14
Когда Ельцин почувствовал, что почва уходит из–под его ног? Точно дату назвать никто не решится. По моим наблюдениям, это был декабрь 92–го.
Целенаправленное уничтожение президентом экономики России и присвоение народной собственности кучкой нуворишей оттолкнули от Бориса Николаевича массу людей. Даже многие его сторонники из числа народных депутатов, как они признавались, расшифровали Ельцина и готовы были голосовать за отрешение президента от власти.
А сам хозяин Кремля не чувствовал резких перемен в настроениях. Гайдаровские ребята все время пели ему осанну, выдумывали подхалимские показатели роста благосостояния, и он, оторванный от жизни охотой с рыбалкой, по–прежнему считал себя неуязвимым.
Волна резкой критики на Седьмом съезде в декабре 92–го ошеломила его. От почтительности депутатов не осталось и следа: все требовали объяснить, куда он на самом деле рулит, и пока что только завалили предложенную Борисом Николаевичем кандидатуру Гайдара на пост премьер–министра. Ельцин решил наказать брыкливых депутатов: вот он поднимется, сам хлопнет дверью и призовет своих сторонников - а их, по его подсчетам, больше половины - покинуть съезд. Останется меньшинство, кворума не будет - к президенту приползут с извинениями и белым флагом.
Поднялся, призвал, но съезд покинули только единицы. Съезд как ни в чем не бывало продолжал работу, а выход пришлось искать самому Борису Николаевичу.
Еще в ноябре он вызвал меня и сказал, что Гайдар договорился с Хасбулатовым: если президент отправит в отставку меня, то предстоящий съезд оставит Егора Тимуровича с его людьми во главе правительства. Так я опостылел руководству Верховного Совета своей строптивостью. Ельцин не давил на меня, а как бы объяснял досадливо ситуацию, но было видно, что ему очень хотелось иметь Гайдара во главе Кабинета министров. Я все понял. Тут же написал заявление о добровольной отставке, но сказал: бесполезно хвататься за соломинку, надо готовиться к замене Гайдара достойным человеком.
Тогда же Ельцин создал недосягаемый для Верховного Совета Федеральный информационный центр (ФИЦ) и назначил меня его руководителем в ранке первого вице–премьера российского правительства. Щелкнул тем самым по носу Хасбулатова. (Ну как без этого!)
И вот теперь в декабре, после неудачного демарша на съезде, он собрал нас, несколько человек: как быть дальше? Борис Николаевич был подавлен. Он наконец почувствовал, что больше не является хозяином положения, что с новой расстановкой сил на съезде фактическая власть перешла в другие руки. И без наших советов Ельцину было понятно: надо искать компромисс, договариваться.
Правда, кандидатуру Юрия Скокова, получившего большинство на съезде при рейтинговом голосовании, выдвигать в премьеры Борис Николаевич поостерегся. Человек он самодостаточный, с принципами, к тому же бессребреник. Хоть и уважал нестандартность Ельцина, но, разобравшись в его бнайбритских планах, мог взбрыкнуть и встать на сторону оппозиции. Нужен карьерист без комплексов, с пластилиновыми моральными устоями, готовый идти с президентом на все прегрешения. Кандидатура Виктора Черномырдина подходила по всем параметрам. Депутаты утвердили его: они готовы были голосовать хоть за телеграфный столб, только не за Гайдара.
"Съезд звереет", - ругался в бессилии Ельцин. Он понимал, что это только начало смещения его на второстепенную роль. И что продолжать свою линию при таком настроении съезда опасно: нарастала угроза импичмента, пересмотра итогов и методов приватизации, да и всей экономической политики. Борис Николаевич крепко задумался.
Можно толковать его опасения, перейдя на высокий слог. Так примерно: вот закончился бархатный сезон в отношениях между двумя центрами власти России, вот консолидировал Хасбулатов депутатские силы, и в стране шаг за шагом начнет утверждаться парламентская форма правления. У народа нашего артельная психология: он легко согласится, что президентская республика не для России, поскольку самодержавие хозяина Кремля всегда выливается в деспотизм и разгул чиновничьей бесконтрольности. Но приемлема ли для многонациональной страны парламентская форма правления, способна ли она обеспечить территориальную целостность России?
Те, кто близко знал Ельцина не по совместным застольям, а по откровенным обменам мнениями в рутинной работе, согласятся, что Борис Николаевич не мыслил в таких категориях. Мне он напоминал жильца коммунальной квартиры, обозленного на соседей и всегда готового плеснуть в их кастрюли на общей кухне порцию керосинчика. Можно было мирно сосуществовать на одном политическом поле, взаимодействовать плодотворно - президенту с парламентом, сдерживая друг друга системой противовесов. Как и полагается добропорядочным людям. Но тогда президенты должны приходить к власти, чтобы работать на свой народ, быть ответственным перед своим народом.
А Борис Николаевич этого не хотел. Он желал только царствования - бесконтрольного, не ограниченного никакими рамками. Но наличие съезда народных депутатов хоронило эти планы. И тогда, в конце декабря, у Ельцина и вызрела окончательно идея: убрать съезд с политической сцены, узурпировать власть.
У хозяина Кремля сразу установились доверительные отношения с Биллом Клинтоном - даже в телефонных разговорах. Билл стал членом Бильдербергского клуба, будучи еще губернатором Арканзаса, и этот клуб, присмотревшись к "своему парню", продвинул его в ноябре 92–го в президенты Соединенных Штатов Америки. Он стал чем–то вроде дуайена в президентском корпусе планеты, представлявшем интересы Бнай Брита. Ельцин рассказал ему о потайных замыслах. Тот вначале их не одобрил.
- Надо работать с парламентом, - остудил он своего друга. - Мне же придется работать с конгрессом, хотя там еще та публика. - Не сравнивай, - сказал Борис Николаевич, - наша политика встретила большое противодействие депутатов. Я полностью утрачиваю контроль и поддержку. Еще полгода, от силы год, и меня прокатят на вороных. Вы потеряете Россию. Общественное мнение Запада, посетовал Клинтон, проглотит, не поперхнувшись, многие фортели политиков, но вокруг конституционного переворота поднимет вселенский шум. Ельцин успел многое сделать для ослабления своего государства. Но власти дружественных ему стран, тем не менее, под давлением плебса - электората будут вынуждены объявить президента России изгоем, невыездным и поставить в один ряд с Саддамом Хусейном.
Они поговорили еще. И Клинтон сказал, что он сможет обеспечить поддержку затей Бориса Николаевича лидерами Большой Семерки, а также ее сателлитами. И Бнай Брит спустит средствам массовой информации команду освещать ситуацию как схватку демократа с русскими фашистами, но для этого Ельцину надлежит прыгнуть выше головы и обеспечить президента США неубываемым козырем. Каким?
Борис Николаевич должен согласиться на передачу Америке (за символическую цену) стратегических запасов оружейного урана России, чтобы у русских осталось менее десяти процентов от арсенала США. Для этого надо в одностороннем порядке демонтировать более 20 тысяч ядерных боеголовок и поэтапно отгружать их начинку за океан. Поскольку крупные урановые месторождения Советского Союза отошли Казахстану с Узбекистаном, Россию через несколько лет можно будет со спокойной душой вычеркнуть из состава ядерных держав. Конфиденциальные переговоры с доверенными людьми Ельцина ведутся - нужна только его воля.
У Клинтона на руках должно появиться секретное соглашение о такой сделке между РФ и США: он потрясет им перед носами лидеров западных стран и заставит их поддержать любые антиконституционные вылазки Ельцина, чтобы сохранить его у власти.