(Съемка ТВ г. Таллинна, 1972 г.)
Высоцкий. Я в кино работаю уже одиннадцать лет, сыграл довольно много ролей.
Но я не люблю рассказывать о кинематографе, о том, как снимался. Ведь фильм - это дело режиссера. Режиссер делает кино.
Я просто покажу вам песню, написанную мною для фильма "Сыновья уходят в бой" режиссера Виктора Турова.
ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ БОЯ
Почему всё не так? Вроде все, как всегда,
То же небо - опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода…
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя,
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.
То, что пусто теперь, - не про то разговор,
Вдруг заметил я - нас было двое…
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась словно из плена весна.
По ошибке окликнул его я:
"Друг! Оставь покурить!" - А в ответ - тишина…
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие - как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих…
Всё теперь - одному, только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
Рязанов. Станислав Сергеевич, вы пригласили Высоцкого на фильм "Вертикаль" как актера или как поэта?
Говорухин. Конечно, как поэта. Он замечательный артист. И я его всегда любил как артиста. Но для меня он всегда существовал в первую очередь как поэт. Кстати, и он себя в первую голову считал, конечно, поэтом.
Рязанов. А вы его уже видели в каких-то картинах? Вы представляли, с кем встретитесь, или нет?
Говорухин. Нет. В том-то и дело, что нет. Мы снимали вместе с Борисом Дуровым эту картину. Это был наш дипломный фильм во ВГИКе. Я Высоцкого совершенно не знал. Но уже слышал eго песни. И представлял его человеком, прошедшим войну. Такая мне правда слышалась в этих его песнях. Он начал, если вы помните, с военных. "Магнитофонный поэт". Во всяком случае, в Москве хорошо знали тогда, в 1966 году, Высоцкого по магнитофонным записям. И когда я его увидел, то был приятно разочарован: не видавший виды солдат, а молодой человек.
Рязанов. Значит, внешность для вас не имела никакого значения, вы ждали автора стихов?
Говорухин. Да. Конечно, конечно. Он мог и не играть в этом фильме. Роль была довольно формальной и неинтересной. Но песни он написал, на мой взгляд, изумительные…
ПЕСНЯ О ДРУГЕ
Если друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так,
Если сразу не разберешь,
Плох он или хорош, -
Парня в горы тяни - рискни
Не бросай одного его,
Пусть он в связке одной с тобой -
Там поймешь, кто такой.
Если парень в горах - не ах,
Если сразу раскис - и вниз,
Шаг ступил на ледник - и сник,
Оступился - ив крик, -
Значит, рядом с тобой - чужой,
Ты его не брани - гони, -
Вверх таких не берут, и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил, не ныл,
Пусть он хмур был и зол, но шел,
А когда ты упал со скал,
Он стонал, но держал;
Если шел он с тобой, как в бой,
На вершине стоял, хмельной, -
Значит, как на себя самого
Положись на него!
Говорухин. И спустя двадцать лет его песни так же любимы альпинистами. С них начинается день в альплагере. Ими и заканчивается. Это вообще его особенность. Видите, он писал о войне так, что люди воевавшие думали, что он солдат, тоже воевавший с ними. Писал о моряках так, что моряки думали, что он моряк, ходивший в плавание. И он описал альпинистов так, что многие до сих пор думают, что…
Рязанов. А он бывал до этого в горах?
Говорухин. Никогда. Он видел их тогда впервые. Но, надо сказать, он серьезно работал. Мы ему показывали старые военные песни. Сводили его с людьми, воевавшими в горах, с очень опытными альпинистами. Слушать он умел, как никто.
Я наших актеров отправил на ледник: Ларису Лужину, Высоцкого, Воропаева, - и они несколько дней жили в палатке на леднике. Проводили там скальные и ледовые занятия. Чтобы почувствовали горы. Мне было особенно важно, чтобы именно Володя почувствовал горы изнутри.
И как раз в это время на пике Вольная Испания случилось несчастье. Там погиб альпинист. А товарищи его не могли снять со стены и оставались с ним. Этика альпинистская не позволяла им спуститься вниз. Невозможно было бросить там, наверху, мертвого товарища.
Спасательные отрады шли на помощь, в это время ревели потоки дождя, и Вольная Испания осыпалась камнепадом. И постоянно кто-нибудь из спасателей возвращался, ведомый друзьями по леднику, с раной на голове. Значит, кто-то опять оступился. Это стало походить на поле боя. Наша палатка оказалась в центре всех событий. Актеры, среди них и Высоцкий, помогали перевязывать раненых, поили их горячим чаем.
Володя жадно вслушивался в разговоры. Что происходит, почему? Почему им надо лезть туда? Почему нельзя подождать, когда утихнут камнепады? И потом спокойно снять человека. Что это такое? Вызов? Кому?
И вот тогда появилась его песня - "Здесь вам не равнина, здесь климат иной…"
ВЕРШИНА
Здесь вам не равнина, здесь климат иной -
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад.
И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа.
Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
Тот сам себя не испытал,
Пусть даже внизу он звезды хватал с небес.
Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес.
Нет алых роз и траурных лент,
И не похож на монумент
Тот камень, что покой тебе подарил.
Как Вечным огнем, сверкает днем
Вершина изумрудным льдом,
Которую ты так и не покорил.
И пусть говорят, да, пусть говорят,
Но нет, никто не гибнет зря!
Так - лучше, чем от водки и от простуд.
Другие придут, сменив уют На риск и непомерный труд, -
Пройдут тобой не пройденный маршрут.
Отвесные стены… А ну - не зевай!
Ты здесь на везение не уповай -
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала.
Надеемся только на крепость рук,
На руки друга и вбитый крюк
И молимся, чтобы страховка не подвела.
Мы рубим ступени. Ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди.
Весь мир на ладони! Ты счастлив и нем
И только немного завидуешь тем -
Другим, у которых вершина еще впереди.
Рязанов. Сколько песен он написал?
Говорухин. Шесть. А использовано пять. Мы с Борисом Дуровым не вставили "Скалолазку". Мне эта песня показалась уж совсем легкомысленной. Я тогда не оценил ее прелести.
СКАЛОЛАЗКА
Я спросил тебя: "Зачем идете в горы вы? -
Атак вершине шла, а та рвалася в бой. -
Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…"
Рассмеялась та - и ваяла с собой.
И с тех пор та стала близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Первый раз меня из трещины вытаскивая,
Улыбалась та, скалолазка моя.
А потом за эти проклятые трещины,
Когда ужин твой я нахваливал,
Получил я две короткие затрещины,
Но не обиделся, а приговаривал:
"Ох, какая же та близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!"
Каждый раз меня по трещинам выискивая,
Ты бранила меня, альпинистка моя.
А потом на каждом нашем восхождении -
Ну, почему та ко мне недоверчивая?! -
Страховала та меня с наслаждением,
Альпинистка моя гуттаперчевая.
Ох, какая ж та неблизкая, не ласковая,
Альпинистка моя, скалолазка моя!
Каждый раз меня из пропасти вытаскивая,
Ты ругала меня, скалолазка моя.
За тобой тянулся из последней силы я -
До тебя уже мне рукой подать -
Вот долезу и скажу: "Довольно, милая!.."
Тут сорвался вниз, но успел сказать:
"Ох, какая же ты близкая и ласковая,
Альпинистка моя, скалолазковая!"
Мы теперь с тобой одной веревкой связаны -
Стали оба мы скалолазами.
Говорухин. Мы жалели, что не вставили эту песню в картину. А вообще, он для моих фильмов написал около пятнадцати песен.
Рязанов. Фильм "Белый взрыв". Я знаю, что для него были написаны песни, которые не вошли. Что же там случилось?
Говорухин. Это моя, пожалуй, самая большая вина перед Володей. Почему-то вше показалось, что не надо вставлять их, что фильм и так хорош. Потом я столько раз пожалел об этом. Замечательные песни с прекрасными словами… Скажем, "Ну вот, исчезла дрожь в руках…"
Потом я ее попытался вставить в другой фильм и вставил. Но она уже так не прозвучала. И Володя на меня тогда обиделся. Что на меня нашло? Не знаю. Я чрезвычайно виноват перед ним. И очень жалею, что не вставил те песни.
Рязанов. И тем не менее дружба не сломалась?
Говорухин. Нет, мы привыкли ругаться. Мы с ним, работая, всегда ругались.
Рязанов. Оскорбляли друг друга?
Говорухин. Ну, оскорблять не оскорбляли, но, в общем, ругались крепко. Он человек творческий, у него на все свой взгляд. И с ним работать было непросто.
Рязанов. Вообще как актер он был из неудобных, да?
Говорухин. Чрезвычайно неудобный для режиссера… Но это с первого взгляда. От него любой картине польза. Он никогда не приходит в кадр просто так. Он не может выполнять формальные задачи. Он всегда привносит свое. Обязательно со своей придумкой войдет в кадр. Но это артист очень торопящийся. Он, например, совершенно не переносил второй дубль.
Рязанов. Значит, он все выкладывал в первом, а второй дубль играл хуже? А если надо было сыграть третий, он играл еще хуже?
Говорухин. Хуже. Просто не любил повторяться.
Не любил. Он уже прожил вот этот дубль. И ему хочется нового, более интересного. Хочется бежать дальше. Ему кажется, что это уже повторение. Многие артисты с этим смиряются, а он не мог смириться.
Рязанов. А как приходилось партнеру в таких случаях?
Говорухин. Он и партнера заводил так, чтобы тот в первом дубле выкладывался вовсю и второго чтобы не было. Но если он видел, что партнер сыграл первый дубль неважно, не потянул, тут он всегда партнеру помогал.
Полока. Я был ассистентом у выдающегося советского режиссера Бориса Васильевича Барнета. Для картины, которую он ставил, нужны были исполнители на роли молодых рабочих. Ассистентка привела целый курс из Школы-студии МХАТ, всю мужскую часть. Курс был очень яркий. Ребята пришли здоровые, крепкие, с русскими лицами…
А Барнет упорно смотрел на самого неказистого из них. Скромно, сзади притулился маленький человек со странным асимметричным лицом, который почти ничего не говорил, тихо сидел, в то время как его товарищи шумели, высказывались, старались быть заметными. И потом на какой-то вопрос он ответил таким низковатым, тихим голосом, очень флегматично, но за этой флегмой вдруг ощутилась какая-то колоссальная энергия. Барнет сказал: "Вот кого надо снимать". Он сказал это тихо, чтобы ребята не слышали.
Тут же всех студентов попросили выйти, и наши ассистентки, наша группа дружно набросилась на Барнета.
И стали отговаривать. А он только что пережил инфаркт.
В конце концов Барнет сказал: "Да хватит, я его не буду снимать, только отстаньте". Как вы понимаете, это был Высоцкий.
Почему я про это вспоминаю? Вся его жизнь- и в театре, и в кинематографе особенно - во многом складывалась под этаким знаком неординарности. Странное лицо, например, непривычное. Складная, но маленькая фигура. Пристрастие к внешней выразительности, к пластике, а в кино в то время бушевал наш советский неореализм, все старались играть под итальянское кино. Тогда и шепот был в моде. Это привело к такому парадоксу, что Высоцкого с его божественным голосом, как сказала про него Гурченко, вдруг стали переозвучивать.
Рязанов. И такие случаи были?
ПОЛОКА. Например, "Стряпуха". Он был переозвучен. И вообще ему давали роли вторых героев, мальчиков…
Я начал снимать Высоцкого в 67 - м году, когда опыт его кинематографический был небольшой. Да и в театре им была сыграна первая значительная роль - по-моему, Галилей. И, конечно, у меня были сомнения… Как же мы встретились? Я в газете "Московский комсомолец" сделал заявление о том, что буду снимать новый фильм "Интервенция". Я хотел возродить традиции, с одной стороны, русских скоморохов, а с другой - революционного театра 20-х годов. И я обратился с интервью, надеясь найти единомышленников.
И действительно, такие люди стали появляться. Первым пришел Сева Абдулов. Он долго мне рассказывал про Высоцкого. Я был оторван от Москвы, не видел "Галилея". Потом пришел и сам Володя. И он был опять флегматичный, сдержанный.
Рязанов. Вы вспомнили, что видели его прежде?
Полока. Я вспомнил его сразу. И понял, что он изменился. Видно было, что человек возмужал и сложился.
И дальше начались пробы.
И вот с самого начала, с первых шагов, он стал единомышленником режиссера. Он должен был играть Евгения Бродского, главного героя, фигуру легендарную.
И не только по драматургии - эта фигура в Одессе легендарная. Высоцкий четко сразу понял одну вещь, которая его как артиста сближала с героем. Дело в том, что Бродский - конспиратор. Он все время кем-то притворялся. То он какой-то французский офицер, то он русский полицейский, то моряк, то грек… Он все время натягивает на себя разные личины, играет. И только оказавшись в тюрьме, перед лицом смерти, он вдруг испытывает освобождение и остается самим собой. И это, оказывается, наслаждение, это - свобода.
Это очень поразило Высоцкого и в пьесе и в сценарии. Он именно за это ухватился, считая, что здесь- ' соединение судьбы актера и героя. Он тут же решил, что нужно написать "Балладу о деревянных костюмах". Вот этой балладой должна кончиться роль и должна кончиться жизнь этого человека.
ПЕСНЯ БРОДСКОГО
Как все, мы веселы бываем и угрюмы!
Но если надо выбирать и выбор труден-
Мы выбираем деревянные костюмы,
Люди, люди.
Нам будут долго предлагать не прогадать:
"Ах, - скажут, - что вы, вы еще не жили!
Вам надо только-только начинать…"
Ну, а потом предложат: или - или.
Или - пляжи, вернисажи, или даже
Пароходы, в них наполненные трюмы,
Экипажи, скачки, рауты, вояжи,
Или просто - деревянные костюмы.
И будут веселы они или угрюмы,
И будут в роли злых шутов и добрых судей,
Но нам предложат деревянные костюмы,
Люди, люди.
Нам даже могут предложить и закурить:
"Ах, - вспомнят, - вы ведь долго не курили.
Да вы еще не начинали жить…"
Ну, а потом предложат: или - или.
Дым папиросы навевает что-то.
Одна затяжка - веселее думы.
Курить охота, ох, как курить охота!
Но надо выбрать деревянные костюмы.
И будут вежливы и ласковы настолько -
Предложат жизнь счастливую на блюде.
Но мы откажемся. И бьют они жестоко,
Люди, люди…
Полока. Его партнерами были корифеи, просто букет замечательных актеров. Но его положение все равно было особое, хотя он не был в то время так знаменит и известен, как, скажем, в последние годы. В чем оно заключалось? В том, что он был моим сорежиссером по стилю. Мы задумали с ним мюзикл, но не по принципу оперетты, которая строится на чередовании диалогов и музыкальных номеров. Мы решили обойтись практически без номеров. Зато все действие насытить ритмом, и только в кульминации вдруг "выстрелит" номер.
Решили ставить фильм так, чтобы не было просто бытовых разговоров, а все сцены, все диалоги были музыкальны изнутри.
На роль Бродского пробовались и другие хорошие артисты. И на первый взгляд, может быть, их пробы выглядели убедительней. В общем, Володя Худсовет проиграл, большинство выступило против. Ленфильмовцы были против по простой причине: они считали, что он сугубо театральный актер, что он никогда не овладеет кинематографической органикой. Они говорили, что его достоинства для театра, даже для эстрады. Я попытался спорить, но не выиграл. Тогда я сказал, что так, как Высоцкий, будут играть все актеры, что это эталон того, как должно быть в картине. Или же я отказываюсь от постановки… То, как играет Высоцкий, есть эскиз фильма. И меня поддержал Григорий Михайлович Козинцев.
Рязанов. Мой учитель. Мне это очень приятно.
Полока. Я вам завидую, потому что столкнулся с ним очень поздно, к сожалению, в его последние годы.
И, зная его только в конце жизни, понимаю, сколько он мог дать как педагог. И еще хочу сказать о благородстве Козинцева: он не только помог утвердить Высоцкого, но и когда с картиной возникли сложности, он также появился. Он вообще появлялся тогда, когда было плохо.
И употребил все свое влияние, чтобы судьба картины была благополучной.
Сейчас мы, восстанавливая фильм, думаем о двух людях: о Владимире Семеновиче Высоцком и Григории Михайловиче Козинцеве, который тогда открыл его для себя как большого артиста.
(Съемка беседы с Г.Полокой происходила в те дни, когда он готовил фильм "Интервенция", который пролежал "на полке" двадцать лет, к выходу на экран. Высоцкий этой ленты в кинотеатрах не увидел.)
Я вообще думал о Козинцеве в связи с Шекспиром. Он говорил, что Шекспир и Высоцкий где-то близко.
Рязанов. Так, как Козинцев знал Шекспира, мало кто знал. Помимо того что он был режиссером, он был очень крупным шекспироведом.
П0Л0КА. Он говорил, что хотел бы снять фильм, где в главной роли, шекспировской роли, должен быть Высоцкий. Хотя он не называл пьесы.
Задолго до его утверждения в "Интервенции" Высоцкий стал заниматься эскизами к фильму, выяснять, где будет натура. Встречался с композиторами, ходил на съемки других актеров.
Рязанов. То есть очень увлекся и влез просто со всеми потрохами?
Полока. Да. Вообще, когда я слышу, что он был жесткий человек, я ничего не могу вспомнить. Я вспоминаю такую располагающую доброту, которая открывала людей. Все были свободны с ним, с ним было всегда легко.
Я только одного вспоминаю актера такой же щедрости, как он, - это Луспекаев. Луспекаев так же раздаривал актерские детали, краски, как и Высоцкий. Я могу по каждой роли в картине сказать, что подсказал Высоцкий даже для таких актеров, как Копелян, который был мастером…