(Съемка ТВ Италии)
Высоцкий. И были у меня довольно сложные моменты с песнями, когда я еще не работал для кино. И, в общем, официально они не звучали ни в театре, ни в кино. Были некоторые критические статьи в непозволительном тоне несколько лет тому назад, где говорилось: вот о чем поет Высоцкий. Там было много несправедливого. Обвинения строились даже не на моих песнях. Предъявлялись претензии, но статьи были написаны в таких тонах, что я впадал в отчаяние. Самое главное, что тон был непозволительный, неуважительный. Говорилось, что это совершенно никому не нужно, что это только мешает и вредит…
Песни как часть искусства… Они просто призваны делать человека лучше. Не то чтобы его облагораживать, но хотя бы чтобы он начал думать. Если даже что-то очень резко сказано, это заставляет человека задуматься и начать самостоятельно мыслить. Все равно песни свою работу выполнили.
Поэтому я никогда не стесняюсь петь даже острые песни.
Но если вы хотите пример такой песни резкой… Они все в общем-то достаточно острые. Вот песня, в которой есть напор, надрыв, может быть, даже какой-то элемент отчаяния, выплеск досады. Я вам покажу одну из последних моих песен. Поется она от имени волков.
КОНЕЦ "ОХОТЫ НА ВОЛКОВ", ИЛИ ОХОТА С ВЕРТОЛЕТОВ
Михаилу Шемякину
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам,
Отворились курки, как волшебный Сезам,
Появились стрелки, на помине легки, -
И взлетели "стрекозы" с протухшей реки,
И потеха пошла в две руки, в две руки.
Мы легли на живот и убрали клыки.
Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки,
Чуял волчии ямы подушками лап,
Тот, кого даже пуля догнать не могла б, -
Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб.
Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал.
Зря мы любим ее, однолюбы.
Воту смерти - красивый, широкий оскал
И здоровые, крепкие зубы.
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу-
Псам еще не намылены холки.
Но на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав,
К небесам удивленные морды задрав:
Либо с неба возмездье на нас пролилось,
Либо света конец - и в мозгах перекос,
Только били нас в рост из железных стрекоз.
Кровью вымокли мы под свинцовым дождем -
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег.
Эту бойню затеял не Бог - человек!
Улетающим - влет, убегающим - в бег.
Свора псов, ты со стаей моей не вяжись,
В равной сваре - за нами удача.
Волки мы! Хороша наша волчая жизнь.
Вы собаки, и смерть вам - собачья!
Улыбнемся же волчьей ухмылкой врагу,
Чтобы в корне пресечь кривотолки.
Но на татуированном кровью снегу
Наша роспись: мы больше не волки!
К лесу - там хоть немногих из вас сберегу!
К лесу, волки, - труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков!
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.
Те, кто жив, - затаились на том берегу.
Что могу я один? Ничего не могу)
Отказали глаза, притупилось чутье…
Где вы, волки, былое лесное зверье,
Где же ты, желтоглазое племя мое?!
Я живу, но теперь окружают меня
Звери, волчьих не знавшие кличей.
Это псы - отдаленная наша родня,
Мы их раньше считали добычей.
Улыбаюсь я волчьей ухмылкой врагу,
Обнажаю гнилые осколки.
Но на татуированном кровью снегу-
Тает роспись: мы больше не волки!
(Съемка ТВ Болгарии)
Высоцкий. Я не писатель. Мне даже сложно назвать себя поэтом. Хотя многие люди считают, что я прежде всего поэт, который свои стихи исполняет под гитару. Ну а все-таки, если говорить о том, какие меня темы беспокоят и что меня волнует в этой жизни, я думаю, что это очень простые вещи. Все, что происходит вокруг нас, с моими близкими людьми, с моими друзьями.
Да и не только, а и то, что происходит в мире, что происходит в моей стране, что мне нравится и не нравится.
И мне кажется, что я, "пиша эти песни", если так можно выразиться, сам пытаюсь разобраться в этом. Конечно, предмет мой - человек, и я свои песни пишу от имени многих-многих разных людей, не только от своего имени. Конечно, и от своего, но я беру персонажей, так как я актер, вше проще спрятаться за персонажа.
У меня за десять лет все-таки вышло довольно много по количеству, большие тиражи пластинок. Но по названиям их было четыре. Почему это так? Я думаю, что этот жанр - новый для нас. Очень непривычно взять певца с гитарой, написавшего свои тексты, и вдруг начать делать пластинки. Непривычно. У нас принято, чтобы был композитор, чтобы был поэт и был отдельный исполнитель. А я не вокалист, голос у меня, как вы понимаете, довольно такой странный…
(Съемка ТВ Италии)
Высоцкий. У меня сейчас есть возможность работать на очень больших аудиториях, иногда перед пятью тысячами человек несколько раз в день. Я езжу от филармонии, скажем, Осетинской, - и это им очень выгодно, потому что я им приношу большую прибыль, а вше это очень интересно, потому что я всегда нуждаюсь в аудитории. Чем большему количеству людей я могу рассказать о том, что меня волнует, тем вше лучше…
ПОЖАРЫ
Пожары над страной все выше, жарче, веселей,
Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
Но вот Судьба и Время пересели на коней,
А там - в галоп, под пули в лоб,
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь, они за нами - влет.
Расковывались кони, и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы, и мысли на бегу,
А ветер дул и расплетал нам кудри,
И распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони - ни при чем,
А Время подскакало, и Фортуна улыбалась,
И сабли седоков скрестились с солнечным лучом,
Седок - поэт, а конь - погас.
Пожар померк, потом Пегас,
А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра -
Копыта били дробь, трезвонила капель,
Помешанная на крови слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг и чаще била в цель.
И кто кого - азартней перепляса,
И кто скорее - в этой скачке опоздавших нет,
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным,
Впервые скачет Время напрямую - не по кругу.
Обещанное Завтра- будет горьким и хмельным.
Светло скакать - врага видать
И друга тоже - благодать!
Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули,
Замешкалась она, забыв махнуть косой.
Уже не догоняли нас и отставали пули.
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?
Пел ветер все печальнее и глуше,
Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.
Ветра и кони - и тела и души
Убитых - выносили на себе.
…Ну, вообще вопрос об автоцензуре - довольно сложный вопрос. Я думаю, что для каждого человека, который занимается сочинительством, если он работает честно, даже если существует автоцензура, то она перед самим собой. И если позиция его четкая, внятная и честная, то это не страшно, тогда эта автоцензура касается толью) качества.
Предположим, мне иногда хочется употребить какое-то грубое выражение, которое было бы здесь, скажем, сильнее. Но я чувствую, что это уже не предмет искусства, это больше для анекдота, чем для стихотворения.
Моя автоцензура прежде всего касается того, чтобы стихи, на которые я потом придумываю музыку, были выше качеством, чтобы они были политичны, чтобы в них всегда было больше поэтического образа и метафоры, чем грубого намерения и тенденции. Это для меня цензура.
Я могу это показать моим близким друзьям. И вот, если они меня начинают критиковать, тогда существует какого-то рода цензура. Потому что я всегда прислушиваюсь, если мои близкие и люди, которые меня любят и любят мои песни, если они мне делают впрямую замечание, говорят: "Здесь, Володя, что-то немножко ты…" - тогда я, вероятно, могу кое-что изменить.
Авторская песня прекрасна тем, что допускает импровизацию, понимаете? Что я могу? Вы иногда не узнаете: какая она была, как только я ее написал и первый раз спел, и какая она будет, когда уже пойдет к людям.
И после такого подробного объяснения могу окончательно вам сказать: у меня нет в уме такого слова "автоцензура". Я могу себя только поправлять, чтоб было лучше качество, но не по-другому.
Вы знаете, практически таких песен, которые я не исполняю в выступлениях, нет! Но я никогда не делаю разницы между тем, когда пою на больших аудиториях и когда пою своим друзьям. И если вы говорите об остроте песни: что, мол, это слишком остро или не слишком остро… Но, во-первых, с какой точки зрения? Если я это написал, то считаю, что это можно исполнять, понимаете? Если вы думаете, что вот, мол, слишком острая песня и ее нельзя петь, то тоже не совсем так, потому что в конечном итоге эти песни делают работу положительную для человека, для любого человека, любой профессии и возраста, национальности, вероисповедания…
Я сижу один на один с листом бумаги. Никто меня не видит. Я беру карандаш, ночью под лампой, сижу и пишу… Поэтому всегда очень откровенно. То, что думаю, это и пишу. Потому что я пишу для себя, для друзей. Иногда совсем не предполагаю, что эта песня станет достоянием многих людей. Хотя в наш теперешний магнитофонный век никуда не денешься. И иногда бывают такие случаи: ты приезжаешь в другой город на какой-то концерт, случайно забываешь текст песни, которую написал неделю назад, а из зала тебе хором подсказывают текст. Вот какие бывают истории.
ЧУЖАЯ КОЛЕЯ
Сам виноват - и слезы лью
И охаю -
Попал в чужую колею
Глубокую.
Я цели намечал свои
На выбор сам,
А вот теперь из колеи
Не выбраться.
Крутые скользкие края
Имеет эта колея.
Я кляну проложивших ее -
Скоро лопнет терпенье мое,
И склоняю, как школьник плохой,
Колею - в колее, с колеей…
Но почему неймется мне?
Нахальный я!
Условья, в общем, в колее
Нормальные.
Никто не стукнет, не притрет -
Не жалуйся.
Желаешь двигаться вперед?
Пожалуйста.
Отказа нет в еде-питье
В уютной этой колее.
И я живо себя убедил -
Не один я в нее угодил.
Так держать! Колесо в колесе!
И доеду туда, куда все.
Вот кто-то крикнул сам не свой:
"А ну, пусти!"
И начал спорить с колеей
По глупости.
Он в споре сжег запас до дна
Тепла души,
И полетели клапана и вкладыши.
Но покорежил он края,
И шире стала колея.
Вдруг его обрывается след -
Чудака оттащили в кювет,
Чтоб не мог он нам, задним, мешать
По чужой колее проезжать.
Вот и ко мне пришла беда -
Стартер заел.
Теперь уж это не езда,
А ерзанье.
И надо б выйти, подтолкнуть,
Но прыти нет-
Авось подъедет кто-нибудь
И вытянет…
Напрасно жду подмоги я, -
Чужая эта колея.
Расплеваться бы глиной и ржой
С колеей этой самой, чужой, -·
Тем, что я ее сам углубил,
Я у задних надежду убил.
Прошиб меня холодный пот
До косточки,
И я прошелся чуть вперед
По досточке.
Гляжу - размыли край ручьи
Весенние,
Там выезд есть из колеи -
Спасение!
Я грязью из-под шин плюю
В чужую эту колею.
Эй, вы! Задние! Делай, как я.
Это значит - не надо за мной.
Колея эта - только моя!
Выбирайтесь своей колеей.
Рязанов. Можно заработать звание, премию, любые награды, но невозможно заработать доброе имя и невозможно подкупить народ. Народ сам выбирает своих любимцев, своих кумиров. Почему же он выбрал Высоцкого?
Высоцкий никогда не фальшивил и никогда не приспосабливался, он всегда говорил правду. Он не калечил своих произведений ради того, чтобы их напечатали.
Он никогда не подделывался, всегда оставался верен самому себе. Это самое трудное - жить в обществе, да еще быть негладким человеком, с острым зрением, с ехидным взглядом. В нем всегда было и чувство любви к Родине, а в то время у нас подлинное чувство любви к Родине часто считалось чем-то неугодным и подменялось показной демонстрацией, эдаким квасным патриотизмом или патриотизмом ложным.
А Высоцкий пел о наших пороках, язвах, пел в открытую. Он не прибегал к эзопову языку, был откровенен и честен. "Ни единою буквой не лгу". В нем всегда было неистребимо желание говорить правду и принести этим самым людям добро, постараться их сблизить, открыть им глаза на болезни общества.
И это в то время, когда был огромный дефицит правды, когда парадные, лакировочные речи звучали со всех трибун и с экранов, когда болячки не лечились, а закрашивались гримом. И в это время человек бесстрашно, откровенно и честно говорил правду.
Народ не мог этого не заметить, не мог не оценить.
И это тоже, как мне кажется, сделало Высоцкого любимцем народа, любимцем в высоком смысле этого слова.
И потом, его искренность. Можно быть правдивым рационально, от ума, но он был очень чувственным поэтом. Он свои мысли облекал в образы - в форму, в мелодию, - поэтому все становилось весомо и зримо. И понятно каждому. Ведь Высоцкий одинаково нравился и академику, и колхознику, и слесарю, и кинорежиссеру.
Есть еще одно обстоятельство, которое способствовало его посмертной славе. Это ранняя и несправедливая смерть.
В нашем народе сочувствие к безвременной утрате развито необычайно. Я думаю, это в каждом народе развито, но в нашем народе, мне кажется, особенно. Мы не можем примириться с ранней смертью Пушкина, Лермонтова, мы не можем пережить раннюю смерть Жерара Филипа, хотя он француз. Но то, что он умер в тридцать семь лет, чудовищно. А Джо Дассен, который умер почти в то же самое время, что и Высоцкий, тоже в возрасте сорока двух лет.
И, конечно, то, что правдивый талант, честный, искренний, был несправедливо обижен при жизни, усиливает желание огромных масс воздать ему должное хотя бы после его кончины…
Влади. Он работал двадцать часов в день.
Рязанов. И когда он успевал это?
Влади. Ну, он не спал. Он спал четыре часа в сутки.
Рязанов. И этого ему хватало?
Влади. По-видимому, не хватало, а то бы он не умер.
Рязанов. То есть он просто сжигал себя?
Влади. Ну естественно, как все люди, которые слишком много работают и слишком сильно живут.
Это уникальный случай. Человек стал самым знаменитым в своей стране без ничьей помощи… Ни рекламы, ни радио, ни телевидения, ни прессы. В общем, он стал "звездой". Это даже не то слово. Он больше чем "звезда", он, я думаю, что он… Как мне найти слово по-русски?..
Рязанов. Я могу подсказать, как по-русски это называется. Был такой в XIX веке термин "властитель дум".
Влади. Меня больше всего волнует, что его так любят. И даже можно сказать, его уважают официально. Хотя тут есть переборы тоже, из него делают какого-то чудного хорошего мальчика. Чистенький такой, сынуля и так далее. Этовсе неправда!
Рязанов. Наводят хрестоматийный глянец?
Влади. Да. Но сейчас такой момент… Я думаю, лет через десять-двадцать будут про него по-другому говорить, я надеюсь. Более правдиво… Он был настоящий мужик, у него были свои очень большие недостатки… Но он был хороший парень.
То, что он оставил на будущее, он сам все объяснил. И все там понятно, когда читаешь его стихи. Он понятен абсолютно, он открытый, как открытая книжка. Никто не может лучше него сказать про него…
Евтушенко. Почему же наш народ так любил Высоцкого?
Он был настолько свободен и в своем творчестве, и в своем общении с людьми, насколько это было возможно, даже насколько это было невозможно. И своими песнями, своим личным поведением он отвоевывал эти новые и новые миллиметры и сантиметры гласности, свободы выражения человеческого духа. Это было очень трудно.
И он надорвался.
Про Блока как-то говорили, что он умер от смерти.
С Высоцким случилось другое. В этом он близок к Шукшину, он умер от жизни. Он умер от переполнявшей, бившей через край жизни, он умер от того, что перенадорвался.
Рязанов. Владимир Высоцкий скончался 25 июля 1980 года. В эти дни в Москве проходили летние Олимпийские игры. Москва стала закрытым городом, и попасть в нее из других городов было невозможно. Но огромные толпы людей собрались на площади у Театра на Таганке. И это притом, что не было некролога в газетах. Лишь крошечное, в черной рамке, извещение в "Вечерней Москве". Люди стояли на заборах, на крышах домов, висели на фонарных столбах, на деревьях. На фасаде театра висел портрет Высоцкого, а потом по чьему-то распоряжению этот портрет вдруг убрали. Толпа начала волноваться, скандировать: "Позор!.. Позор!.. Портрет!.. Портрет!" И через некоторое время, опять по чьему-то указанию, портрет появился, и толпа успокоилась. Было огромное количество милиции.
Помимо скорби над площадью висело какое-то электричество, какое-то чудовищное нервное напряжение. Поскольку все советские кинооператоры и телеоператоры были заняты на Олимпиаде и снимали, кто быстрее пробежит, кто дальше швырнет копье, кто выше прыгнет, то ни один из них не был послан для того, чтобы снять похороны. Кадры, которые мы собирали по крупицам, сняты иностранными операторами и присланы из самых разных стран: Дании, ФРГ, Австрии, Японии. Отечество в ту пору не было заинтересовано в том, чтобы прощание с народным поэтом осталось в нашей кинолетописи. И, следовательно, в памяти…
Ахмадулина. Не хочу вспоминать я 25 июля 1980 года. Хотя помню прямо с самого раннего утреннего часа. Но мне кажется, что, никогда не умея забыть этого, мы все-таки должны быть утешены другим числом, другой датой - 25 января, днем рождения Владимира Высоцкого. Претерпим мысль о его уходе, но возликуем, что он родился, что он совпал с нами во времени и как-то возглавил наше время.
Собственно, почему? Потому что он был такой человек, который знал свою всенародную славу, и он при жизни своей был всенародный любимец. Но что слава? Это только утомительность. Знаменитость есть загнанность: множество просьб, множество беспокойства, множество обязанностей, перед другими людьми и перед личными просьбами людей.
Но никогда все это не повлияло, как мне кажется, на Высоцкого. Он разделил со всеми нами, его современниками и соотечественниками, разделил их жизнь, но он умел ее осознать сильнее и, может быть, раньше, чем удалось, всем нам.