Евгения Степановна. Когда мы жили в Германии, все-таки ему было еще девять, десять, одиннадцать лет, и он любил очень играть в войну. Однажды они, значит, с товарищем своим - по-моему, это был Вова Чиркин, - пошли в лес просто. И где-то набрели на патроны, которые-стали разбивать камнями, и патроны взорвались, конечно. И Володя прибежал без бровей, без ресниц, коленки все обожжены, сам весь черный. "Володя, в чем дело? Что это было?" А он: "Фашисты там были в лесу. Фрицы оставили бомбы, а мы их взрывали". Я говорю: "Володя, какие фашисты? Что ты придумываешь!". - "Нет, нет, мы их видели!.." Второе, что я могу рассказать. Он страстно любил ездить на велосипеде. Что он только не вытворял! И стойки делал на велосипеде, и садился наоборот, сзади держал руль, вот так, что ли. То есть был парень такой боевой. Он ничего не боялся, ничего. Он переплывал реку, где еще оставались снаряды и мины. Плавал он прекрасно, как рыба.
Рязанов. Скажите, а этот велосипед вы ему купили в Германии?
Евгения Степановна. Это интересная штука. Велосипед мы ему в Германии купили как подарок. И ровно через полтора месяца я что-то вижу - нет велосипеда.
Я говорю: "Володечка, а где велосипед?" - "Нету".
Семен Владимирович. Сначала он мне говорил: "Не знаю". Потом сказал: "Я его забыл на стадионе".
А потом выяснилось, что он этот велосипед подарил немецкому мальчику. "У него папу фашисты убили!"
Евгения Степановна. Я хотела научить Володю музыке. По объявлению пошли покупать пианино к немке одной.
Рязанов. Значит, первые музыкальные уроки он получил от вас?
Евгения Степановна. Да, в Германии, я с ним занималась. Потом там была русская эмигрантка, уже в возрасте. Она занималась с ним. Он, правда, на одном концерте говорил, что родители его заставляли из-под палки заниматься. Нет, не из-под палки, но и не сказала бы я, что очень уж с большой охотой. Но все-таки все три года в Германии Володя занимался музыкой. Он нотную азбуку прекрасно знал. Приехали мы сюда, я хотела, чтобы он продолжал заниматься. Он отказался, нет, ни в какую. Потом, когда уже был взрослый, говорил: "Да, нужно было меня бить, чтобы я музыке учился, почему я бросил? Нужно было меня бить, чтобы я занимался". Преподавательница эта сказала, что у него абсолютный слух. Но Володя был очень неусидчивый, непоседливый. Через две-три минуты уже начинал крутиться…
ШТРАФНЫЕ БАТАЛЬОНЫ
Всего лишь час дают на артобстрел,
Всего лишь час пехоте передышки.
Всего лишь час до самых главных дел,
Кому - до ордена, ну а кому - до "вышки".
За этот час не пишем ни строки.
Молись богам войны - артиллеристам!
Ведь мы ж не просто так, мы - штрафники,
Нам не писать: "…считайте коммунистом".
Перед атакой - водку? Вот мура!
Свое отпили мы еще в гражданку.
Поэтому мы не кричим "Ура!",
Со смертью мы играемся в молчанку.
У штрафников - один закон, один конец:
Коли-руби фашистского бродягу!
И если не поймаешь в грудь свинец,
Медаль на грудь поймаешь "За отвагу".
Ты бей штыком, а лучше, бей рукой -
Оно надежней, да оно и тише.
И ежели останешься живой,
Гуляй, рванина, от рубля и выше!
Считает враг, морально мы слабы:
За ним и лес, и города сожжены.
Вы лучше лес рубите на гробы,
В прорыв идут штрафные батальоны!
Вот шесть ноль-ноль, и вот сейчас - обстрел.
Ну, бог войны, давай без передышки!
Всего лишь час до самых главных дел,
Кому - до ордена, а большинству - до "вышки"…
…Мы вместе с Семеном Владимировичем и Евгенией Степановной пришли к дому по бывшему Большому Каретному переулку, номер 15.
Вот он, дом, в котором жила семья Высоцких в послевоенные годы.
Семен Владимирович. Сюда же, на Большой Каретный, мы вернулись в 49-м году. Володя пошел в новую школу. В пятый класс, потому что в Германии он учился со второго по четвертый. И с пятого класса Володя учился в этой 196-й школе, которая находится в этом же переулке, в ста метрах отсюда.
Рязанов. А что это за черный пистолет, о котором Володя поет в песне "На Большом Каретном"? Про этот черный пистолет я слышал разные интересные варианты…
Семен Владимирович. Неправильно думают, что Володя был бандитом.
Евгения Степановна. Он как ребенок, он же всегда хотел быть военным, "пух-пух" - стрелял из этого пистолета. Ну, этот пистолет Семена Владимировича, трофейный, отец внутренности все удалил. А так как Володя любил играть с пистолетом, то залил его Семен Владимирович свинцом. И Володя все время этим пистолетом играл, до той поры, пока он какого-то мальчика - внизу здесь жил мальчик - нечаянно ударил. Я, значит, увидела в окно и забрала пистолет.
Рязанов. Ну, может быть, и не нечаянно, может быть, и стоило ударить, мы же не знаем, что там между ними было.
Евгения Степановна. Может быть, конечно.
Но все-таки я забрала у него пистолет этот, разобрала на части и выбросила.
БОЛЬШОЙ КАРЕТНЫЙ
Посвящено Леве Кочаряну
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
Где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном.
Помнишь ли, товарищ, этот дом?
Нет, не забываешь ты о нем!
Я скажу, что тот полжизни потерял,
Кто в Большом Каретном не бывал.
Еще бы, ведь
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
Где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном.
Переименован он теперь,
Стало все по-новой там,
верь не верь!
И все же, где б ты ни был,
где ты ни бредешь, -
Нет-нет, да по Каретному пройдешь.
Еще бы, ведь
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
Где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном!
Мы вошли в подъезд, за нами последовали оператор, осветители, режиссер, редактор, звукооператор.
Рязанов. А где ваша квартира?
Евгения Степановна. Вот квартира № 4, где мы жили. Здесь сейчас живут совсем другие жильцы, из прежних жильцов никого не осталось. Так что теперь я не знаю даже, кто тут.
Рязанов. Ну а что, может быть, попробовать позвонить? Неизвестно, что нас ждет. Но давайте попробуем.
Мы действительно ничего не готовили, действительно не знали, есть кто-нибудь дома или нет.
Так что съемка получилась по-настоящему документальная, неорганизованная. Я позвонил.
Рязанов. Идите сюда, Евгения Степановна, Семен Владимирович, тут глазок вставлен, могут посмотреть и не пустить.
Раздался голос из-за двери: "Кто там?"
Я попросил, чтоб открыли. Дверь отперла женщина в халате, которая, видно, оторвалась от каких-то своих домашних дел. Она стала щуриться и требовать, чтобы погасили свет.
ЖЕНЩИНА. Уберите свет.
Рязанов. Здравствуйте. Как ваше имя, отчество?
Женщина. Татьяна Александровна. Я вас не пущу, грязи натаскаете.
Рязанов. Не пустите? Скажите, пожалуйста, а вы знаете, что в этой квартире жил Высоцкий?
Татьяна Александровна. Знаем. Ну мы устали от этого.
Рязанов. Приходят очень часто?
Татьяна Александровна. Приходят каждую неделю. В неделю два раза.
Рязанов. Посторонние какие-то люди?
Татьяна Александровна. Откуда я знаю! Приходят журналисты, приходят какие-то студенты, даже цветы приносят.
Рязанов. Ну это же замечательно. Или вы от этого устаете? А вы живете в его комнатах или нет?
Татьяна Александровна. Да, живем. Одного вас могу пропустить, а всех вас - грязи много нанесете.
Рязанов. Нет, всех не надо. Но это Евгения Степановна.
Евгения Степановна. Вы не узнали меня?
Татьяна Александровна. Нет, я же ничего не вижу, уберите прожекторы.
Хозяйка квартиры наконец узнала Евгению Степановну.
Татьяна Александровна. Евгения Степановна, здравствуйте! Проходите. А вот я вам сейчас расскажу, такой был случай. В шесть часов утра звонок, в воскресенье.
Я встала, спрашиваю: "Кто там?" - Смотрю, стоит майор: "Откройте, я хочу выпить у Высоцкого. В комнате Высоцкого". Я говорю: "А вы посмотрите, сколько времени? Все же спят". - "Откройте!" - кричит. И скандал, ногой в дверь.
Я говорю: "Я сейчас милицию вызову". - "Не вызовете!"
Рязанов. Подвыпивший майор был, что ли?
Татьяна Александровна. Да, потом пришел шофер, вытащил его отсюда, ну бутылку "Шампанского" и цветы он положил здесь, около двери. Вот такие бывают случаи…
(После того как передача прошла в эфире, у меня дома раздался звонок. С претензиями позвонил муж Татьяны Александровны Николай Петрович Докучаев. "Она же вас пустила в комнаты! - сказал он. - А у всех телезрителей сложилось впечатление, что моя жена вас не впустила. Нам соседи говорят: что же вы таких людей не впустили!
И даже звонили из разных городов знакомые. И посторонние люди приходят и укоряют. Вы сделайте опровержение".
Уважаемый Николай Петрович! Я делаю опровержение. Действительно, Татьяна Александровна пустила в комнаты и меня, и оператора, и осветителей. Но в тепле объектив телекамеры сразу "запотел", и нам ничего снять не удалось. Получился бы брак. Поэтому эпизод отрезан, и у зрителей сложилось неправильное впечатление. Просим у вас прощения.)
…И вот мы уже во дворе дома № 15 по Большому Каретному переулку. Евгения Степановна показала окно большой комнаты (14 квадратных метров) и окно Володиной комнаты, проходной (9 квадратных метров).
Рязанов. Это была общая квартира или отдельная? Евгения Степановна. Общая квартира, коммунальная.
Рязанов. А сколько еще жильцов было в этой квартире?
Евгения Степановна. Еще одну комнату занимала одинокая женщина, и вторая семья еще была.
Рязанов. Жили дружно?
Евгения Степановна. Очень Дружно, Даже НИКТО не думал, что это коммунальная квартира. Из детей только Володя один был. Детей больше ни у кого не было.
Рязанов. Что-нибудь устраивал Володя во дворе, какие-нибудь проделки, какие-нибудь штучки хулиганского типа?
Евгения Степановна. Не было у него хулиганского типа шалостей, нет.
Рязанов. А это не то, что вы его сейчас, так сказать, задним числом обеляете?
Евгения Степановна. Нет, нет, нет. Он играл здесь, прыгал, скакал, в то время когда ему запрещено было. Я ему в окно кричала: "Володечка, запрещено, тебе нельзя прыгать, нельзя скакать".
Рязанов. А почему - нельзя?
Евгения Степановна. А у него больное сердце было. Еще в детстве, в школе мне предъявили претензии, что он не занимается физкультурой, а потом врач послушал его и сказал, что у него больное сердце. И дали ему справку, освободили от физкультуры. Но он настолько был живой мальчик. Меня учитель по физкультуре вызывает и говорит: "Что такое, вы принесли справку, что он освобожден от физкультуры, а он на переменах на голове ходит!"
Рязанов. Евгения Степановна, а вы обратили внимание, когда он начал писать стихи, когда это случилось, когда были первые опыты?
Евгения Степановна. Вы знаете, нет. Я знаю, что он самые длинные стихи учил пять минут, десять минут, у него феноменальная была память на стихи.
Рязанов. Скажите, а как он вас называл - Евгения Степановна?
Евгения Степановна. В Германии он меня называл в присутствии всех или мамой, или мутти. Получит пятерку в школе, бежит и кричит, и знает, иго я высунусь в окно из особняка, и кричит: "Мутти!" - и "пять" показывает.
Рязанов. "Мутти" - это переиначенное немецкое слово "муттер"?
Евгения Степановна. А при товарищах он всегда говорил: "Я пойду спрошу маму". А так шал "тетя Женя".
Рязанов. Семен Владимирович, было время, когда Володю и в прессе ругали, бывали злобные статьи. Как вы к этому относились, переживали?
Семен Владимирович. Я всегда относился к этому делу здраво. И были случаи, когда мне говорили о том, что он поет "с чужого голоса". У нас такие люди ведь были.
Рязанов. Почему были? Их и сейчас немало.
Семен Владимирович. Кто-то не понимает того, что он говорил правду в своих стихах и песнях. Володя очень переживал, зная об этих статьях. Правда, их не так много было. И я переживал, бесспорно. Но вместе с тем я был уверен, что првдет время, когда Володя свое место займет.
Рязанов. А что чувствовали вы тогда, Евгения Степановна, когда узнавали про его неприятности?
Евгения Степановна. Он никогда нам даже виду не показывал.
Семен Владимирович. Мы, конечно, переживали очень за него.
Евгения Степановна. Он не хотел волновать нас.
Семен Владимирович. Он говорил: "Все в порядке, папочка". Это сейчас мы уже знаем, сколько не утвердили его в фильмах и не печатали. А тогда, когда спрашивали, - "Работаю, все нормально, все хорошо, все, все".
Евгения Степановна. "Тетя Женечка, все, все нормально, все нормально".
Семен Владимирович. "Ничего, папочка, не волнуйся, все нормально, все хорошо".
Рязанов. Скажите, ну а вот потом, когда его песни стали известны всей стране, когда до вас стали доходить сведения о его популярности, как вы к этому относились, что вы испытывали?
Евгения Степановна. Но мы видели, как он относится к этому делу.
Рязанов. Как?
Семен Владимирович. Его слава не погубила, как говорят в народе. Он спокойно относился к славе. И, видимо, это повлияло и на наше отношение. Нам очень приятно было, когда о нем хорошо говорят. Но ведь отзывов в газетах тогда не было.
Евгения Степановна. Были просто мнения людей, которые его слушали. И видели в театре, как он играл. Многие говорили, что это талантливый актер драматический…
Семен Владимирович. Он ни одной премьеры не пропустил, чтобы нас не позвать туда, всегда мы ходили. Рязанов. Здесь бывал он часто у вас?
Евгения Степановна. Часто, вечером поздно, после спектакля, кафе закрыты, Марины нет, позвонит: "Мам, есть пожевать что-нибудь?" Я только спрашивала: "Сколько вас?" Он приходил и с Золотухиным, и со Смеховым…
Семен Владимирович. Хмельницкий, Абдулов…
Евгения Степановна. Он любил очень друзей. Он вообще был очень добрый.
Семен Владимирович. У него были хорошие друзья, у Володи. Он очень любил людей, он жил ради людей, мне* кажется, что до глупости это был человек добрый, заботящийся о ближнем. Ведь не секрет, что Володя всем помогал, всем, чем только мог: и друзьям, и знакомым, и актерам театра, с которыми работал.
ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ
Анатолию Гарагуле
Был шторм, - канаты рвали кожу с рук,
И якорная цепь визжала чертом,
Пел песню ветер грубую - и вдруг
Раздался голос: "Человек за бортом!"
И сразу: "Полный назад! Стоп машина!
На воду шлюпки! Помочь
Вытащить сукина сына
Или, там, сукину дочь!"
Я пожалел, что обречен шагать
По суше - значит, мне не ждать подмоги -
Никто меня не бросится спасать
И не объявят "шлюпочной тревоги",
А скажут: "Полный вперед! Ветер в спину!
Будем в порту по часам.
Так ему, сукину сыну,
Пусть выбирается сам!"
И мой корабль от меня уйдет -
На нем, должно быть, люди выше сортом.
Впередсмотрящий смотрит лишь вперед -
Не видит он, что человек за бортом.
Я вижу - мимо суда проплывают,
Ждет их приветливый порт.
Мало ли кто выпадает
С главной дороги за борт!
Пусть в море меня вынесет, а там
Шторм девять баллов новыми деньгами!
За мною спустит шлюпку капитан,
И обрету я почву под ногами.
Они зацепят меня за одежду:
Падать одетому - плюс!
В шлюпочный борт, как в надежду,
Мертвою хваткой вцеплюсь!
Я на борту. Курс прежний! Прежний путь!
Мне тянут руки, души, папиросы…
И я уверен, если что-нибудь -
Мне бросят круг спасательный матросы.
Правда, с качкой у них - перебор там,
В штормы от вахт не вздохнуть,
Но человеку за бортом
Здесь не дадут утонуть!
Мишка Шифман