Видимо, недаром после этого эпизода Рюрик решил укрепить связи с Ольговичами. 24 июля 1188 года, через несколько дней после бракосочетания его сына с дочерью Всеволода Большое Гнездо, Рюрик отдал дочь Ярославу за Святослава, сына Игоря Новгород-Северского. В доме Игоря тоже справили одну за другой две свадьбы, ибо переговоры с Кончаком, наконец, завершились успешно: Владимир Игоревич вернулся к отцу - причем не один, а с женой, дочерью хана, и рожденным от нее сыном Изяславом. Молодых немедленно обвенчали. Тогда же, очевидно, крестили их сына - по основанному на Любечском синодике предположению, именем Филипп.
Союз со Степью был скреплен заново. Вскоре (не позднее 1191 года) вернулся в свой Трубчевск и Всеволод Святославич. Кончак и Игорь теперь действительно были сватами, как и Игорь с Рюриком. Время показало, что Игорь в согласии с политикой Киева не отказался от сведения счетов в Степи, как и Кончак - от полюбившихся ему набегов в Поросье. Но друг с другом они больше никогда не воевали - вполне достойный выход из положения в эпоху, когда личные интересы, связи и обязательства аристократов стояли выше всякого "патриотизма". Сын Кончака, шурин Владимира, в какой-то момент принял крещение и стал зваться Юрием - очевидно, что в связи с крестильным именем Игоря. Не исключено, что Игорь был его крестным отцом.
Тем временем Святослав и Рюрик не оставляли мыслей о войне со Степью. Зимой 1188/89 года они послали в набег на левобережные кочевья воеводу Романа Нездиловича с "черными клобуками". В то время днепровские половцы, не опасаясь нападения со стороны вечно спорящих русских князей, ушли воевать на Дунай на стороне восставших против византийцев болгар. Кочевья остались почти без охраны. Роман захватил их и возвратился "со славой и честью великой".
Такие набеги Святослав рассматривал как разведку боем - конечно, он продолжал думать о большом походе. Но в 1189 году он едва не рассорился с Рюриком. Причиной была разгоравшаяся в Галиче борьба за престол, в которую оказались втянуты Польша и Венгрия. Святослав договорился с захватившим Галич венгерским королем об утверждении на тамошнем столе его сына Глеба. Но у Рюрика был свой кандидат - двоюродный племянник и зять из "Мстиславова племени" Роман Мстиславич Волынский. Рюрик приказал перехватить Глеба, а Святослава обвинил: "Как же ты послал сына к королю, а меня не спросил, нарушил договор?" Только вмешательство митрополита остановило развитие распри в зародыше. "Иноплеменники отняли отчину вашу - не лучше ли вам потрудиться?" - обратился предстоятель к князьям. Святослав целовал Рюрику крест и сказал: "Брате и сват! Я сына своего послал не наводить на тебя короля, а по своим делам. Если хочешь идти на Галич, то я с тобою готов". Но совместного похода и здесь не получилось. Уже после выступления Святослав предложил Рюрику в случае успеха обменять Галичину на все киевские уделы. Тот, естественно, отказался - и войска повернули назад. Галич на время достался венгерскому королевичу, пока законный князь Владимир не утвердился в нем при помощи Всеволода Большое Гнездо.
Замирившись с Рюриком, Святослав одновременно закрепил союз с Игорем Новгород-Северским, чьих сепаратных действий в Степи, мирных или военных, имел все основания опасаться. У Игоря, помимо сыновей, была дочь, а у Святослава подрастали старшие внуки. Князья давно перешагнули церковные каноны и легко женили ближнюю родню. В 1189 году Святослав устроил свадьбу своего внука Давыда Ольговича с дочерью Игоря. "Молодые" (скорее всего, еще не вошедшие в возраст) приходились друг другу троюродными теткой и племянником - не такое уж близкое родство, в сравнении с некоторыми другими парами. Помимо прочего, оно позволяло Святославу нейтрализовать влияние Рюрика, недавно ставшего Игорю сватом.
Игорь, свойства с которым наперебой добивались киевские князья, в тот год выжидал, оценивая силы "утишившейся" днепровской Руси в ее противостоянии со Степью. Святослав же и Рюрик действовали - правда, по-прежнему без особого согласия. Им удалось на какое-то время "умирить" половцев, настороженных установившимся между князьями согласием. Летом 1189 года после свадьбы внука Святослав охотился и пировал с Рюриком на Днепре, у устья Тясмина, "пребывая в любви". Но уже осенью между ними снова возник разлад. Святослав, наконец, заподозрил хана "черных клобуков" Кунтувдыя в предательстве и велел его схватить. Рюрик выпросил ему свободу, и сразу после этого Кунтувдый бежал к половцам. Сильнейший в ту пору в Поднепровье хан Тоглый (кстати, одно время бывший сватом Давыда Смоленского, брата Рюрика) сговорился с Кунтувдыем отомстить за его позор. Вместе они вторглись в Поросье и стали разорять его. Святослав в то время был в Черниговской земле, где встречался с Ярославом и, возможно, Игорем. Рюрик потребовал от соправителя прислать хотя бы сына и помочь защитить Русь от последствий собственного поступка. Святослав обещал было отправить к нему Глеба, но затем передумал. Князь видел, что разорению подверглись в основном сами "черные клобуки", которым он не доверял. Рюрик сговорился с Давыдом Смоленским и Всеволодом Владимирским и от имени всех Мономашичей обвинил Святослава в нарушении всех прежних клятв. Тот разгневался и чуть вправду не разорвал договор, но черниговские бояре убедили его отказаться от этой мысли. Князь поклялся на кресте поддержать Рюрика в возобновившейся борьбе с половцами.
Пока "черные клобуки" и Ростислав Рюрикович успешно отражали набеги половцев, Святослав собрал черниговские войска, переправился через Днепр и спустился в Поросье. Узнав о его приходе, Тоглый обратился в бегство, "побросав стяги и копья". Святослав повернул войска к Киеву, оставив в Каневе Глеба. Тоглый, к которому присоединился Кунтувдый, немедленно вернулся и направился к городу Товарному. В его окрестностях их внезапно атаковала конница Глеба. Половцы обратились в бегство, многие утонули в Роси, других перебили или захватили живыми. Однако ханам удалось уйти.
Этот успех вдохновил Святослава и всю его черниговскую родню. Игорь, возможно, всё еще воздерживался от участия в войне, поскольку дожидался возвращения из плена Всеволода. Но брат вернулся - и пришло время рассчитаться с обидчиками. В 1191 году новгород-северский князь вместе с братом вторгся в Половецкую степь. Обратно он пригнал большие стада рогатого скота и конские табуны. На зиму Игорь и Всеволод задумали массовый поход, под стать прежнему, но на этот раз договорились с Всеволодовичами. Святослав прислал трех младших сыновей - Всеволода, Владимира и Мстислава, Олег Святославич отправил к Игорю своего юного сына Давыда, зятя Игоря, а Ярослав Черниговский - сына Ростислава. Оставив детей Игоря управлять княжеством, семеро князей выступили прежним Игоревым путем, к Осколу. Половцы, однако, тоже действовали по-прежнему - собрали все силы и встали на пути врага, прикрывая кочевья. Пограничным ханам удалось быстро собрать с зимовий значительное войско, и Ольговичи, оценив силы противника, вступить в бой не решились. Разбив стан напротив неприятеля, князья ночью снялись и ушли восвояси. Половцы, обнаружив утром отсутствие противника, погнались за ним, но настичь не сумели.
Этим участие Игоря в войне с половцами и ограничилось. Стремление к славе, похоже, иссякало, а вновь подвергать опасности себя и свою землю князь не желал. К тому же он был теперь в настоящем свойстве, а может, и в кумовстве с Кончаком. Впрочем, война заканчивалась. Спровоцированное беглым Кунтувдыем нападение Тоглыя и его союзника Акуша, призванное закрепить их власть в лукоморской орде, было последним выбросом степной энергии. Даже Кончаку на пике могущества не удалось захватить ни одного крупного города, а в союзе с князьями половцам всегда было сподручнее воевать на Руси, чем против князей. Святослав же с Рюриком окончательно осознали, что организовать новый большой поход в Степь не получится, и тоже искали мира.
Лето 1192 года князья-соправители с ратью провели у Канева, демонстрируя половцам силу и предотвращая набеги - но не более того. Зимой Рюрику удалось вернуть на русскую службу Кунтувдыя и при его посредничестве замириться с Тоглыем. Святослав был недоволен сепаратным миром и по весне заявил Рюрику: "Вот, ты съезжался с лукоморскими половцами, а ныне пошлем за всеми половцами, и за Бурчевичами". Ханы из рода Бурчевичей, Осолук и Изай Беглюковичи, как уже говорилось, видимо, находились в родстве с северскими князьями и кочевали близко к черниговским границам. Рюрик первым браком был женат на их сестре. Их родичем, возможно, был и Гза, но в последней войне они после разгрома 1184 года активно не участвовали. Князья решили на осень назначить половцам снем. Святослав пригласил Беглюковичей, а Рюрик - лукоморских ханов. Осенью, когда Святослав и Рюрик прибыли в Канев, туда же приехали Тоглый и Акуш в сопровождении Ростислава Рюриковича.
Осолук и Изай прибыли к Каневу, но оставались на своей, левой стороне Днепра. Ханы не хотели переправляться, опасаясь быть захваченными "черными клобуками", поскольку имели немало пленников-рабов из их числа. Беглюковичи предложили Святославу и Рюрику: "Если вам любо, то поезжайте к нам на эту сторону". - "Ни деды наши, ни отцы наши, - гневно отвечали князья, - не ездили вам навстречу Если вам угодно, то поезжайте к нам, а неугодно - воля ваша". Беглюковичи переправляться отказались и уехали. Рюрик предложил Святославу все-таки скрепить мир хотя бы с Тоглыем и Акушем, которые хотели его, но тот отказался: "Не могу с половиной их мириться" - и покинул Канев. Переговоры были сорваны.
Тогда Рюрик предложил Святославу все-таки устроить поход: "Вот, брате, мира ты не возлюбил, так что нам уже нельзя снимать доспехи. Брате, подумай о земле своей - не пойти ли нам зимой в поход? Скажи, а я повелю дружине своей быть в доспехах, и братии своей. Или будем свою землю стеречь - поведай". Святослав отвечал: "Ныне, брат, похода учинить нельзя, потому что в земле нашей жито не уродилось. Ныне бы свою землю поберечь!" Но тут выяснилось, что и Рюрик идти не хочет. "Брате и сват, - заявил он, - если у тебя похода нет, то я сообщаю, что у меня поход на Литву, а этой зимой займусь своими делами". Тут вновь возникло "нелюбье". "Брате и сват, - вопрошал Святослав, - ты идешь из отчины своей по своим делам, а я тоже иду за Днепр по своим делам, - а в Русской земле кто останется?" Рюрик, хотя и обвинял в срыве мира с половцами Святослава, был вынужден подчиниться его старшинству и остаться.
Кончилось, однако, тем, что "черные клобуки" в декабре подбили Ростислава Рюриковича на отдельный поход против половцев - и поход этот оказался успешен. В битве на реке Ивле степняки были наголову разбиты, Ростислав ушел от погони свежих сил других кочевий и с победой вернулся на Киевщину. Таким образом, был взят реванш за поражение Игоря - пусть несопоставимый по масштабам и в другом районе. Святослав был раздражен, тем более что Рюрик все-таки собрался идти в Литву, и прислал соправителю суровое назидание: "Вот, сын твой захватил половцев, начал войну, а ты куда-то идти собрался, свою землю оставив. Ныне же иди в Русь, стереги свою землю". Обоим князьям с войсками пришлось простоять зиму у Василева с оружием наизготовку. Когда по весне Рюрик вернулся в Белгород, а Святослав все-таки отправился на север Черниговской земли, в Карачев, половцы напали на населенный торками город Убережь в Поросье и захватили полон.
Однако это были последние раскаты военной грозы. Половцы осознали, что у Руси достаточно сил, чтобы и впредь разорять их кочевья в степи. Поэтому без всякого формального замирения, которого хотел Святослав, война прекратилась, тем более что вскоре вдоль русско-половецких границ возобновились княжеские распри и степным ханам с их ордами хватило работы.
Всё это произошло, возможно, по одной причине - ушел из жизни Святослав Всеволодович, мечтавший "заградить Полю дорогу" и пытавшийся, пусть не всегда чистыми методами, сдерживать княжеские раздоры. Прибыв по весне 1194 года в Карачев, Святослав пригласил туда брата Ярослава, Игоря и Всеволода Святославичей и призвал пойти на Рязань под предлогом решения приграничных споров. Конечно, настоящей целью было воплощение давнего замысла Святослава восстановить власть Чернигова над потерянным уделом. Чтобы избежать нового противостояния с Всеволодом Юрьевичем, во Владимир отправили посольство с жалобами на рязанцев и просьбой разрешить поход. Но Всеволод прекрасно понимал, что Рязань - сама спорная территория между ним и Черниговом, потому наотрез отказал.
Огорченный Святослав распустил братьев и 23 апреля поехал из Карачева. Из-за какого-то несчастного случая у князя внезапно заболели ноги, и путь до Десны он ехал на санях, а затем плыл по реке в плоскодонке-"насаде". Прибыв, наконец, в Киев, - шел уже июль, - он отправился в Вышгород поклониться мощам святых Бориса и Глеба, день памяти которых приближался, а также могиле отца, погребенного в том же Борисоглебском храме. К раке святых князь припал, но гробницу Всеволода Ольговича нашел закрытой - священник с ключом уже ушел. Охваченный печальными думами князь вернулся в Киев, а на следующий день вновь преклонил колена в храме Бориса и Глеба, на этот раз в построенном его родителями Кирилловском монастыре. 24 июля, в воскресенье, вдень памяти князей-мучеников, князь уже чувствовал тяжелое недомогание и встречал праздник на "новом дворе", где остановился, а не в тереме-резиденции. В понедельник он получил весть о прибытии византийских послов - князь готовил самое значительное по русской политической иерархии бракосочетание своей внучки Евфимии Глебовны с греческим царевичем Алексеем. Святослав, чувствовавший себя всё хуже - "сила истощалась и язык немел", - отправил к послам бояр. Проснувшись наутро, Святослав спросил у жены: "Когда будет день святых Маккавеев?" (в этот день умер его отец). "В понедельник", - ответила княгиня Мария. "О, не дождаться мне того", - вздохнул Святослав, но его мысль поняли только позже. Пока же на все расспросы жены он ответил: "Я верую во единого Бога", - велел постричь себя в монахи и послать за Рюриком. После пострижения князь скончался и был погребен в Кирилловском монастыре, рядом с матерью.
Что же, даже в смерти Святослав оказался более знаменит, чем Игорь. Кончина его описана киевским летописцем подробно, с сопереживанием - это свидетельство современника и очевидца. Остается только удивляться парадоксам истории, благодаря которым ныне Игорь известнее и интереснее нашим современникам, чем его великий родич. О кончине Игоря, как увидим, известно одно - сам ее факт. Святославу же, после честного описания всех его худых и добрых дел, летописец слагает итоговую хвалу: "Князь же Святослав Мудрый в заповедях Божиих ходил, и чистоту телесную соблюдал, черноризский чин и иерейский любил, и нищим давал милостыню".
Однако же теперь предстояло делить наследство Святослава. Судьбу Киева он определил сам, на смертном одре вызвав Рюрика. Тот вошел в город уже после смерти соправителя и был встречен с честью. Наконец-то Ростиславич мирно и по праву утвердился в Киеве. Но ему не преминули напомнить нынешнее место киевского стола. После смерти Святослава Всеволод Большое Гнездо уже не стеснялся диктовать Киеву свою волю. Он отправил своих бояр "посадить" свата в Киеве - и Рюрик беспрекословно принял это унизительное утверждение, о коем его придворный летописец предпочел умолчать, а владимирский не преминул написать.
В чернигово-северском левобережье ничего не изменилось. Ольговичи внешне легко смирились с потерей Киева - да и не смогли бы они тягаться с замыкавшимся на Рюрике единым фронтом владимирских, смоленских и волынских Мономашичей. У самих же Ольговичей земли были давно поделены: Ярослав остался в Чернигове, Игорь - в Новгороде-Северском, а Всеволод - в Трубчевске. Пятеро сыновей Святослава либо сидели в малых волостях Черниговщины, либо оставались при дяде.
Изменился, однако, статус Игоря. Святослав был бесспорным лидером всех Ольговичей, старшим по роду ("в отца место") и по возрасту. Его могли не слушаться в конкретных ситуациях, но его авторитет и сюзеренитет все признавали. У Ярослава такого авторитета не было. Будучи князем Черниговским, он являлся юридическим главой рода, но Игорь оказывался почти вровень с ним, тем более что в прежнее время подчинялся напрямую Святославу. Чтобы сохранить единство Чернигово-Северского княжества, им теперь надо было управлять коллективно, и Ярослав это сразу понял. В дальнейшем "Ольговичи" всё чаще именуются в летописях вместе, и Игорь определенно стоит наравне с Ярославом, как второй после него, скорее связанный родством союзник, чем обязанный крестоцелованием подданный. В дальнейших событиях, едва не взорвавших хрупкий мир Южной Руси и ставших предвестием настоящей, губительной бури, чувствуется последнее пробуждение лихих амбиций новгород-северского князя. Игорь, в отличие от Ярослава, не любил избегать битвы…