О чем у меня был разговор с капитаном перед отбоем, не слышал почти никто, но видели почти все. Угроза была страшная. Самое ужасное среди служивших срочную службу считалось попасть во внутренние войска, где самым опасным было охранять женскую тюрьму.
Легенд об этом ходило множество, и одна была страшнее другой, но все сводились к тому, что соблазненный охранник получал срок уже в мужской тюрьме.
Солдаты, выдрессированные в учебных частях, быстро улеглись обратно на топчаны, тихо перешептываясь.
– Ты чего? – подошли ко мне Жора и Андрей. – "Духа" решил спасти?
– Нет. Вас, дураков. Их в пять раз больше, нас завалят, а утром докажут дежурному, что "деды" первые начали. Как думаешь, кому поверят? Иди, спи давай. Захочешь отыграться, поймаешь его утром в туалете.
И я отвернулся к стенке, давая понять, что тема исчерпана. Это было рискованно. Любой из дедов мог съездить мне сапогом по спине, а в личные разборки уже никто не влезал бы, но Господь, видимо, меня хорошо охранял, и длинный день наконец-то закончился.
Утром мы грелись на солнышке, когда к нам подошел низкого роста, седой подполковник.
– Кто старший? – посмотрел он из-под насупленных бровей.
– Гвардии сержант… – начал я поднимаясь.
– Это ты "дембель"? – перебил он меня.
– Ну, судя по документам…
– По документам? Кто тебе их дал? Что за бардак? Это в Ковровской учебке порядка нет? Я вам наведу порядок. Кто послал вас сюда?
Нахрена вы мне тут нужны? Пошли вон!! И вон этого с собой возьмите,
– показал подполковник на поднявшего голос ночью "черепа".
– Куда? – опешил я.
– Ты на дембель! А остальные в часть!!
– А вы меня оформите тут на дембель? – по-детски обрадовался я.
"Деды" с завистью смотрели на меня, понимая, что при армейском бардаке, если есть те, кто служат лишнее, может оказаться и тот, кого отпустят раньше. Уйти на год раньше окончания службы не по состоянию здоровья домой – это было очень редкой удачей.
– Я что, в запас увольняю, сержант? Ты из ума вышел? Увольняет командир полка. Запомни: командир полка. Вот и валите в свой полк.
– Куда? В какой полк?
– А из какого прибыли. Там пусть тебя увольняют. Иди и получи сопроводительные документы. А я позвоню начштаба дивизии. Пусть он вашим мотострелкам "вставит" по самые гланды, чтобы им еще неделю икалось. Ты еще тут? Бегом за документами.
Через четверть часа, смеясь над армейской тупостью и придумывая, кто, что сделает в первую очередь, вернувшись в часть, мы шли к метро, направляясь уже известным нам маршрутом в обратную сторону. К вечеру мы добрались до Коврова.
– Скажи, бабушка, это какой город? – корча рожу, присел перед скучающей около ворот бабкой Жора.
– Ковров, сынок, Владимирской области, – шепелявила бабка.
– А хороший город-то? – не унимался Жора.
– Хороший, сынок, хороший.
– А до части далеко, бабуля. Мы правильно идем?
С подобной шуткой Жора приставал к каждому встречному и сам ужасно веселился. Пройдя полпути, "спецы", посовещавшись, решили, что надо купить "горячительное".
– Ребята, ведь мы же договаривались, – попросил я их, все еще надеясь на благоразумие. – Ведь вы меня спалите по полной.
– Все будет как в аптеке. Обещали же. Век свободы не видать, – на уголовный манер цыкнул выбитым зубом и провел себе по шее большим пальцем рыжий. – Придем в часть, ты от нас избавишься, а тогда уже мы…
До части ребят не хватило. Первые пару бутылок они оприходовали, присев в небольшом скверике. Я отказался, сославшись на спор с братом. Пили не долго, шутили, предлагали чуть сторонящемуся всех
"черпаку". Мне с трудом удалось уговорить не открывать третью и продолжить путь в родные пенаты. Проходя по кленовой алее вдоль двухэтажных серых однотипных домов, Жора, резко повернувшись, кинул на ходу идущему рядом со мной солдату свой вещмешок:
– Держи.
Тот схватил его на лету, а Жора, сделав два прыжка вперед, резко ударил идущего впереди "черепа". Солдат отлетел к стене. Не дав ему опомниться, Жора прыгнул в воздух и, перебрав ногами, нанес ему сильный удар ногой в грудь. За его спиной появились, побросав свои вещи, еще пару спецов. Стоящий рядом со мной солдат, остановил меня рукой:
– Не лезь. За дело.
– За какое? Чего он успел натворить? Когда?
– Он не имел права заступаться за "духа".
Но Жора уже остановился, нагнувшись над солдатом, потиравшим в ожидании очередного удара, грудь и закрывающим текущую из носа кровь.
– Я тебя бить не буду. Это я тебя в качестве воспитательной меры.
Вставай, не бойся.
Солдат встал, и Жора резко ударил его еще раз в живот.
– Все. Все. Теперь точно все. Ты "череп", а не "дух". Еще полгода и будешь "дедом". Будешь сам "молодых" гонять. Ты уже должен "духов" гонять, а не вступаться. Ты понял?
Солдат кивнул.
Жора взял свой вещмешок, положил по-братски руку солдату на плечо.
– Все. Теперь мы братья. Кто тебя тронет – мне скажи. Понял. И ты, – повернулся он ко мне. – Если кто тронет, мы всей "спецурой" приедем. Любого так уделаем.
– Жора, ты только говори поменьше, когда в часть придем, – посоветовал я
– Почему?
– От тебя перегаром несет за версту. Заметут.
– Молчу, молчу, – и он снова повернулся к солдату. – Значит так, братан…
Мы подходили к штабу полка, когда на крыльцо, потягиваясь и всматриваясь вдаль, вышел подполковник Шахдрахманов. Он даже чуть голову вытянул вперед, чтобы определить, что за группа так поздно появилась на территории части. Разглядев меня, приближающегося к корпусу впереди всей команды, он промолвил:
– И в огне не горит, и в воде не тонет.
Я остановил всех за несколько метров до здания штаба. Подойдя к крыльцу и, смотря снизу вверх, я приложил правую руку к фуражке.
– Товарищ гвардии полковник, команда специалистов по приказу начальника московского пересыльного пункта прибыла для дальнейшего прохождения воинской службы. Готовы с честью и доблестью защищать рубежи нашей необъятной Родины.
Улыбка не сходила с моего лица. Я обернулся получить поддержки у солдат специальной роты обеспечения учебного процесса и ужаснулся.
На фоне темного звездного неба над головами слегка качающихся солдат стояло желтое облако перегара.
– Ну-ка, дыхни, – наклонился к моей улыбающейся роже подполковник.
Я дыхнул.
– Хм. Трезв. А с ними что?
– Запах "Алешинских казарм", – еще шире заулыбался я.
– Дошутишься у меня. Возвращайтесь в роты, раз уж вас все равно вернули. Утром будем думать, что с вами делать. Жихарев! – посмотрел в сторону спецов над моей головой офицер. – Если я узнаю, что в роте спецов кто-то "о БМП ударился", то ты… В общем, ты меня понял.
– Так точно, товарищ гвардии полковник, – гаркнул Жора.
Шахдрахманов отвернулся, и мы пошли в свои казармы. Приближалось время сна – святого времени для каждого солдата.
Замок
В роте меня приняли радостно, по-братски, как будто никто не сомневался, что я вернусь. До вечера под дружный смех ребят я рассказывал историю о том, как мы приехали в Москву, как меня почти уволили в запас и что в спецах – нормальные, классные пацаны.
– Чего теперь делать будешь? – спросил Ромка.
– Дембеля ждать. Меня же "уволили" в запас, – смеялся я. – У них такой бардак – правая рука не знает, что делает левая.
– Ну, тут-то все знают, сколько ты отслужил.
– В том-то и беда. Я просил, чтобы меня прямо там уволил. Не захотели.
– А вместо меня "комсомольцем" быть так и не согласен? – в надежде спросил Роман. – Мне ведь через несколько дней уезжать на офицерские сборы.
– Ром, у меня же выговор с занесением. Забыл?
– Да нету у тебя никакого занесения, – подмигнул Роман.
– Не. Кто-нибудь вспомнит… Не надо.
Пару дней я шлялся по роте, откровенно ничего не делая.
Настроение было хорошее. Меня никто не трогал, в наряды не ставили, даже старшина не привлекал к своим мелким гешефтам. Утром третьего дня я смотрел телевизор, когда в расположение роты вошли комбат и начальника штаба третьего батальона старший лейтенант Зелов. Зелов был высокого роста, обладал одновременно огромным животом и уважением солдат. Он много лет прослужил старшиной роты и исполнял обязанности командира пулеметного взвода, когда по инициативе высшего командного состава были созданы офицерские курсы для прапорщиков. Зелов получил звание лейтенанта и, учитывая его многолетний опыт, был сразу назначен на должность командира роты, а затем и начальником штаба полка. Прапорщиком он был, прапорщиком и остался. Офицерское звание не прибавило ему знаний, но, что такое
"офицерское слово", он знал хорошо. Однажды Зелов, как начальник штаба батальона, был вынужден присутствовать в учебном корпусе, где старшие офицеры части занимались теорией тактических учений. Егерин проверял подготовку и смысловое содержание составленных планов боевых стратегий начерченных на больших листах ватмана. Проведя рукой по сине-красным стрелкам на плане Зелова, Егерин заметил:
– План непонятный. А вот ватман у тебя отличный.
На что Зелов вытянувшись во весь свой гигантский рост ответил:
– Так точно, товарищ майор. Мы все на ватмане рисовали. Хороший ватман. Глянцевый.
Егерин участливо посмотрел на старлея и сказал:
– Шел бы ты в батальон. А мне писаря вашего, Крылова, пришли, – и тихо в сторону добавил. – Толку больше будет.
Солдат батальона Зелов просто так не гонял, требовал исключительно выполнение служебных обязанностей, за что пользовался всеобщим уважением.
– Ханин, ты чем занимаешься сейчас? – остановил мое развлечение комбат.
– Жду приказов о спасении Родины, – не удержался я, поднимаясь в приветствии.
– Ты БМП на картинке видел? – спросил майор, и я вспомнил, как взводный рассказывал о моей оплошности.
– Даже два раза, – огрызнулся я, хотя злиться кроме как на себя самого мне было не на кого.
– Ага. Значит, будешь замком взвода, – подытожил комбат.
– Да хоть командиром роты, – уверенный, что майор смеется надо мной, отпарировал я.
– А ты нахал, – не то хваля, не то ругая, пробасил Зелов.
– Никак нет, товарищ гвардии старший лейтенант. Как в уставе сказано? "В случае необходимости должен быть готов заменить"… Вы только скажите, я и Вас заменю. Вот товарища майора не смогу – усов у меня нету.
– Иди отсюда! – буркнул, ухмыльнувшись в усы, комбат, и я радостно ретировался.
В батальоне, как во всех подразделениях полка начали составлять штатное расписание. Сенеда трудился над этой красивой тетрадкой, расчерчивая поля и вписывая уже существующие имена напротив должностей, оставляя пустые графы для будущих.
– Ты в третьей роте остаешься, – сказал мне Виталий. – Я слышал, что в третьем взводе. По-моему, второе отделение… могу ошибаться.
– Виталь, так ты меня запиши командиром третьего, а не второго отделения. Ладно?
– Не в моей власти. Это в штабе полка решают кого куда. Я по списку вписываю. Иди, со своим земляком договаривайся.
На следующий день после завтрака я зашел в штаб полка. Манукевич, с расстегнутым воротом рубахи, чуть высунув кончик языка, не обращая внимания на входящих, выходящих и сидящих вокруг офицеров, стучал на печатной машинке испачканными кончиками пальцев. Командир строевой части жаловался стоящему напротив него начальнику медслужбы полка на свою тяжелую жизнь перед новым набором призывников.
– Володя, чего ты нервничаешь? – участливо спросил начмед.
– Да голова просто пухнет от всего этого.
– А ты не бери в голову, – спокойным тоном психолога ответил старлей. – Не бери в голову, бери в рот. Проще, приятнее и легче сплевывать.- И, посмотрев в ошалевшие глаза начальника строевой части, добавил. – Точно, точно. Это я тебе как доктор говорю.
– Да иди ты, – махнул рукой капитан.
– Ну, как хочешь, – пожал плечами старлей и вышел из комнаты под дружный хохот писарского состава, к которому присоединился и мой голос.
– Макс, чего делаешь? – щелкнул я земляка по затылку.
– Приказ стучу.
– Тяжелая работа, нечего сказать. Пошли, покурим?
– Святое дело. Война войной… – поднимаясь из-за стола, деловито начал писарь армейскую присказку.
– Ты уже приказ о назначении на должности печатал? – спросил я, когда мы вышли на крыльцо, и Макс затянулся "Явой".
– Вот сейчас печатаю.
– Я в третьей?
– Ага.
– Так ты меня тихо командиром третьего отделения можешь впечатать? Если "замка" нету, то весь взвод на втором, а вот если второго нету. В общем, "подальше от начальства – поближе к кухне" – сам все понимаешь…
– Не могу.
– Почему не можешь?
– Ты в приказе – "замок".
– Как "замок"? – моя рожа вытянулась. Я даже представить себе не мог, что комбат, бросивший мне фразу днем раньше, не шутил. – Какой из меня "замок"? Все "замки" – деды!
– Слушай, зёма, я не знаю, какой. Мое дело приказ отпечатать.
Заместитель командира третьего взвода. Тут была идея создать взвод, который можно быстро расформировать, если что. Из писарей, художников, музыкантов. Зачем – не знаю. Кстати, кто будет командиром взвода, тоже пока неизвестно. Так, что ты пока и.о. ком.взвода. Ты извини, мне идти надо. Сейчас дел невпроворот.
И Макс оставил меня ошарашенного стоять на крыльце.
"Я – замок? Если только вся идея в том, чтобы в роте никого из взвода никогда не было, а я вечным дежурным по штабу был…" – пытался я догадаться о причинах, побудивших отцов-командиров пойти на такой опрометчивый с моей точки зрения шаг. "Громкий голос еще не означают, что человек может быть командиром. Он должен обладать определенными знаниями, иметь опыт, в конце концов должен уметь сам показать, как обращаться с оружием. А у меня опыта меньше, чем с гулькин нос".
– Ханин, ты где шляешься? – накинулся на меня Швыдко, как будто ждавший меня у входа.
– В штабе полка был.
– В каком, нахрен, штабе? Тебя комбат разыскивает.
Комбат сидел за своим столом в штабе батальона и быстро писал.
– Товарищ гвардии майор, – гаркнул Швыдко, больно толкнув меня в спину. – Доставил. В целости и сохранности.
– Не ори, не на гражданке, – не отрывая головы, пробурчал комбат и, подняв голову, добавил. – И на гражданке не ори. Значит так.
Возьми Басюка, и у вас на двоих последний "дембельский аккорд"…
– Мы же все уже сделали, – начал ныть Швыдко, понимая, что желанный дембель, вновь передвигается, как горизонт. – Это не честно, товарищ майор…
– Домой не хочешь? – устало произнес комбат. – Это последний. Я слово даю. Вот при нем. В общем, так. Даю вам четыре дня сделать из этого писаря бравого солдата. А точнее, специалиста высшего класса, как вы с Басюком. Проверять буду лично. Если он на 5-й день будет путать АКМ с СВД и БТР с БМП, то на дембель пойдете 30-го июня в шесть часов вечера. Понятно?
– Ага.
– Тогда чего стоишь? Время пошло… Как сделаете, так домой и отпущу,- и комбат прихлопнул ладонью по столу показывая, что вопрос решен.
– Ну, только попробуй не выучиться, – пригрозил мне Швыдко.- Убью нахрен.
– Если убьешь, то дембеля точно не будет, – резонно заметил я.
– Давай, давай, шевели копытами, – не отставал от Швыдко Басюк. -
Дух в кожаном ремне. Сейчас посмотрим на "директрисе", чего ты стоишь.
Дембля шли чуть позади меня, и все крики летели в меня, как удары в спину.
– И не оборачивайся. Из-за тебя нам дембель отодвинули, – срывались сержанты.
Через пятнадцать минут мы дошли до железнодорожной станции, козырнули знакомому патрулю и поднялись в электричку.
– Эх, вот ту бы, ту бы, грудастую, – часто задышал Басюк.
– Ага, щас она тебе так и дала, – скорчил мину второй дембель.
– А хошь спрошу? – пошел на спор Басюк.
– Ну-ну. Она тебя пошлет и не посмотрит, что дембель.
Басюк сделал два шага вперед к молодой девушке. Девушка стояла, держась за ручку, прикрепленную к спинке сидений. Платье в цветочек, плотно облегавшее ее стройную фигуру, подчеркивало высокую, крепкую, вздымающуюся грудь и крутые бедра. В руке девушка держала холщевую сумку. Гордый и упрямый взгляд был устремлен в окно, за которым бежали поля, леса и крытые железом и шифером деревянные дома
Владимирской области.
– Девушка, девушка, с Вами можно познакомиться?
Девушка отвернулась, сделав вид, что не слышит.
– Девушка, а Вы из Коврова? – снова попытался начать разговор Басюк.
– Нет, из Владимира, и у меня есть муж, – отрезала девушка.
– Ха-ха-ха, – хохотал Швыдко. – С тебя бутылка.
– Нифига, – смущенно возмущался Басюк. – Не забивались.
– Все равно с тебя, – подтрунивал над ним старший сержант. – Не расстраивайся, сейчас выйдем – этого оттрахаем по самые гланды.
– Ну, Ханин, держись. Если мы с тобой тут будем четыре дня торчать…
Угрозы не останавливались, но я не сильно обращал на них внимания, считая пустым дорожным, солдатским трепом.
На "директрисе" – поле, где проходили подготовку солдаты – из-за прекращения процесса обучения оставались только несколько операторов, механиков и техников, подготавливающих директрису к будущим учебным процессам. Все приветствовали дембелей, хлопая по ладоням, похлопывая по спинам или просто выкрикивая слова приветствия.
– Нам тут нужно из "духа" человека сделать, – показал на меня пальцем Швыдко какому-то солдату.
– Ну, так в рыло ему! – утвердил дембель с закрученными до локтей рукавами.
– Не катит. Реально научить надо. Мы ему сейчас матчасть покажем, а потом на БМП покатаем. А ты мишени поднимешь?
– А чего не поднять? Поднимем, – согласился солдат. – Серый!! – крикнул он громко, и на его зов из небольшого здания, наверху которого была прозрачная комната, выскочил молодой солдат.
– Серега, когда надо будет, тебе товарищи дембеля дадут команду, а ты будешь поднимать мишени. Понял?
– Ага, – кивнул Серый.
– Не "ага", а "так точно", товарищ дембель.
– Так точно, товарищ дембель, – не споря, повторил солдат-первогодка, и мы пошли в сторону стендов и столов.
Басюк уже принес автомат, пулемет и снайперскую винтовку.
– В общем, так, мужик. Смотри сюда. Это автомат Калашникова – первое и основное оружие нашей доблестной армии…
– Знаю, – перебил я его и взял "калаш".
– Разобрать, собрать сможешь? – проверяя меня, спросил дембель.
Не отвечая ему, я, зацепив безымянным пальцем держатель магазина, перехватил его и быстро положил на стол. Передернув затвор, нажал на щелчок спуска, молниеносно перевернул автомат и ударом ребра ладони по шомполу выбил его из крепежей.
– Ого, – поднял брови Швыдко, но я не обращал уже на дембелей внимание.
Удар газовой трубки об стол, и сборка автомата в обратном порядке.
– Секунд сорок, наверное, – проговорил Басюк, когда я положил автомат на стол.
– Меньше, – спокойно ответил я.
– Не меньше.
– Хочешь засечь?
– Давай.
– Если меньше – то с тебя "чепок".
– Щас по шее как дам, – быстро, но уже спокойно ответил дембель.
– Время пошло.
Вписался я секунд в тридцать пять.