Стася обхватила себя руками и тихо сползла по стене на кафельный пол. Как же холодно! Тоскливо капает вода: кап, кап, кап. Под потолком мечется эхо. "Бывает эхо горное, бывает - лесное, а бывает - туалетное. Интересно, как живется туалетному эху? Наверное, страшно одиноко. Мечется в четырех стенах и не видит ничего кроме кафеля да текущих кранов", - думала девочка. Внезапно она услышала, или, скорее, почувствовала, что кто-то зовет ее. Показалось? Нет, снова, вроде чей-то шепот… Стася прислушалась. Едва различимый голос бормотал непонятные слова, не разобрать - слишком тихо. Откуда же идет этот звук? И вдруг ей стало нестерпимо страшно - шепот жил в ее собственной голове. Он звучал все громче, громче, это уже не шепот, а голос далеких тамтамов… Девочка закричала, и тут дверь туалета распахнулась.
- Кошмар! Кто же это тебя здесь закрыл? - На пороге стояла молодая женщина. Каштановая челка, взъерошенные короткие волосы, лукавый взгляд зеленых, по кошачьи подтянутых к вискам, глаз. За ухо залихватски заложен карандаш. Джинсы клеш и канареечный свитер делали ее похожей на студентку какого-нибудь худграфа или архитектурного факультета. Стасе почудилось в этой женщине что-то знакомое, почти родное - уж больно она напоминала бабушкиных гостей, - Ну, ну, не плачь. Вставай с пола, слышишь? Пойдем, я тебя провожу в комнату - оденешься.
Шепот в голове Стаси, словно испугавшись чужого присутствия, досадливо смолк. Будто и не было ничего. Девочка послушно встала и пошла за своей спасительницей.
Ее звали Алисой Сергеевной, она преподавала в интернате географию. Учительница подождала, пока девочка в своей комнате наденет выданную ей школьную форму, а потом повела ее в учительскую пить чай с пирожками - ведь завтрак давно закончился.
… Алиса Сергеевна работала в интернате всего полтора месяца - с начала учебного года. Она жила в Тихореченске всю жизнь. Закончила пединститут, вышла замуж и устроилась в среднюю школу. Год назад молодая учительница случайно встретила на улице своего старого преподавателя астрономии - Сергея Николаевича Загубскго.
- Что Алиса, ты все-таки в школу пошла? А я думал не усидишь в нашей глуши - уедешь, - сказал он, не спеша шагая рядом с девушкой, - Ну, что же, приходи работать в интернат. Зову. Мне хороший учитель географии нужен. Да, да, я уверен, из тебя вышел отличный учитель. По-другому и быть не могло.
И Алиса пришла. Вот только Сергей Николаевич не дождался ее. Умер…
- А у меня вы тоже будете географию вести? - поинтересовалась Стася, сидя в теплой учительской и уплетая пирожок с яблоками.
- Да, конечно. Вот сижу - готовлюсь к уроку. Буду сегодня рассказывать вам про Австралию. Ты что-нибудь знаешь о ней?
- Да, у меня в классе девочка из Сиднея училась. Она рассказывала, что в Австралии много мух. Самых обычных - комнатных. Есть даже такое выражение "австралийский салют". Это вот так … - и Стася сделала движение рукой, словно отгоняет назойливое насекомое.
- Интересно. А я читала, что австралийцы - очень азартные люди. Могут спорить о чем угодно и где угодно. Поэтому Австралия - родина довольно странных видов спорта. Например, тараканьих бегов.
- Правда? А моя одноклассница ужасно боялась тараканов…
Их прервал звонок.
- У тебя же урок начался! Беги скорее, - разволновалась Алиса Сергеевна, и Стася опрометью бросилась из учительской.
В целом второй день в интернате все-таки оказался чуть лучше предыдущего. Встреча с Алисой Сергеевной - раз, знакомство с Вадиком - два. Это плюсы. А что у нас в минусах? Полчаса в туалете и разбросанные по классу рисунки? Ерунда! Ах, да. Еще брат Вадика - противный мальчишка. Сказал, что она не умеет рисовать. Тоже мне, искусствовед нашелся. Кажется, он разозлился из-за того, что его брат за нее заступился. Ну и ладно. В любом случае, два - один в нашу пользу! Один новый враг и два друга. Или почти друга - время покажет.
* * *
- Мила, ну расскажи, ты же обещала, - заныла маленькая Женя. Стася, которая до этого не обращала внимание на болтовню девочек, прислушалась.
- Ты уверена, что хочешь это услышать? - спросила Мила приглушенным голосом.
- А что? Очень страшно, да?
- Спрашиваешь. Это самая страшная история, которую я когда-либо вам рассказывала…
- Ой, девчонки, может, не надо? - засомневалась темноволосая Таня.
- Как хотите, - голос Милы сделался нарочито безразличным.
- Нет, рассказывай. Танька, не трусь! - упрямилась Женя.
- Ну ладно. Уговорили. Итак, слушайте зловещую историю призрака дома Вершицких…
… Это случилось очень, очень давно, еще до революции. Тогда по улицам Тихреченска разъезжали экипажи, запряженные лошадьми, а в стенах нынешнего интерната по субботам давали балы. После того, как скончался князь Василий Владимирович Вершицкий, все его состояние перешло единственному сыну Владимиру. Статный, белокурый, богатый - он считался самым желанным уловом у местных невест. Вот только молодой повеса связать себя узами брака, особенно с девицей из тихороченской глуши, не спешил. Его тянуло в Петербург, куда он и собирался отбыть сразу после вступления в права наследования. И вдруг князь встретил ее - дочь обнищавшего дворянина, жившего в полусотне миль от Тихореченска. Ходили слухи, что в жилах девушки текла цыганская кровь, а как иначе можно было объяснить жгучую красоту и колдовскую силу, с которой она действовала на мужчин? И Владимир Вершицкий пропал. Он тут же предложил красавице отправиться с ним в Петербург. Но гордая, пусть и бедная, дворянка отказала ему. "Уж не за девку ли безродную вы меня принимаете, князь? Что бы я, невенчанная, поехала с вами в столицу? Не бывать этому!" Через три дня князь Вершицкий явился в дом к ее отцу, чтобы сделать предложение. Но и тут получил отказ. "Обидели вы меня, - сказала гордячка, - Искупите свою вину, выполните мою просьбу - выйду за вас". Другой бы на месте юноши, услышав условие девицы, отступился, махнул рукой, да забыл. Но не таков был молодой князь Вершицкий. Выслушал он свою избранницу, собрался и уехал. Только на прощание попросил ждать его три года. Ну а если спустя это время не будет от него вестей, пусть не тянет больше - выходит замуж за достойного человека.
Чего же попросила девушка у молодого князя? А попросила она не больше, не меньше огромный сапфир - глаз языческого бога. Красавица рассказала, что на западном побережье острова Мадагаскар живет маленькое племя, которое поклоняется одноглазому божеству. Его идол стоит неподалеку от деревни, где обитают аборигены, и в единственной глазнице истукана лежит драгоценный камень. Тот, у кого он находится, владеет секретом вечной жизни. Откуда бедной провинциалке было известно о сапфире, находящимся за тысячи миль от Тихореченска, для Вершицкого осталось загадкой, но ее подробная инструкция, как найти идола, не оставила в нем сомнений - девушка знала, о чем говорит.
Целый год он добирался до малагасийской деревушки. Много разного произошло с юношей за этот срок. Он научился метко стрелять, перестал верить проходимцам, загорел до черноты и обзавелся шрамом на левой щеке. И вот, наконец, после долгих скитаний, Вершицкий нашел племя и идола. Действительно, в его глазнице покоился голубой камень величиной с кулачок младенца.
Когда князь вместе со своими спутниками - одним русским авантюристом и местным проводником - спрятались на склоне небольшой горы, откуда им прекрасно был виден каждый двор малагасийской деревушки, ее жители придавались странному обряду. Возле одной из хижин Вершицкий разглядел полуистлевшие человеческие останки, завернутые в кусок чистой ткани. Рядом сидели вполне довольные жизнью соплеменники, с аппетитом поедая мясо и фрукты. При этом аборигены, судя по интонациям, ласково беседовали с покойником.
- Это фамадихана, - объяснил проводник, - Переворачивание мертвецов. Вождь племени умер три года назад. Его сын решил провести обряд, чтобы отец смог оставить нечистый мир и отправится в священную страну предков. Там старый вождь станет могущественным разана.
- Варвары! - пробормотал князь и перекрестился.
Весь день и всю ночь пировали аборигены. Поздно вечером они подняли тело вождя на руки и понесли его вокруг идола, в глазнице которого лежал драгоценный камень. Процессией руководил шаман. Это был старик, чью всклокоченную шевелюру пересекали пряди седых волос. Шею украшала раскрытая акулья челюсть, а тело плотным ковром покрывали магические узоры. Сделав несколько кругов, дикари положили мертвеца на землю и сорвали с него саван, который тут же поднял сын вождя. Он выкрикнул что-то на своем варварском наречии и бросил кусок ткани в толпу дикарей. Те, словно нищие у храма, набросились на материю, только что укрывавшую покойника, и начали рвать ее на части.
- Ламбамена, - ответил проводник на безмолвный вопрос русского князя, - Так мы называем саван, в который заворачивают покойника во время фамадиханы. Ламбамена приносит счастья - каждый хочет получить ее кусок.
Наконец дикари угомонились. Они вернули в могилу тело несчастного вождя и отправились на покой. Вершицкий понял, что настало время действовать. Князь подкрался к идолу и вынул из глазницы, тускло мерцавший в свете догоравшего костра, не ограненный сапфир. Неожиданно на его пути возникла фигура шамана. Недолго думая, князь выстрелил в него, забрал камень и умчался прочь.
Спустя несколько месяцев, лежа в каюте парохода, Вершицкий разглядывал удивительный камень, в глубине которого что-то мерцало - словно билось живое существо, и вспоминал последние мгновения жизни старого шамана. Пуля пробила ему легкое, поэтому он говорил со страшным шипением. Князь не понимал его, но проводник на следующее утро перевел услышанное. "Я проклинаю тебя и навсегда остаюсь с тобой в камне! Вот что сказал старый шаман, - объяснил испуганный абориген, - Не знаю, что это значит, хозяин, но с тобой я дальше не пойду. Шаман отомстит тебе". Вершицкий посмеялся над трусливым парнем и отпустил его. Он не верил в проклятие.
Через два года и десять месяцев после отъезда князь вернулся в Тихореченск. Красавица ждала его. Через три недели сыграли свадьбу. На груди невесты сиял сапфир, ограненный и помещенный в серебреную оправу на изящной цепочке.
- И вот тут-то и началось самое страшное, - в голосе Милы появились зловещие интонации, - Шаман дал о себе знать. Все это время его дух жил в камне, который носила молодая жена князя. Однажды, когда она спала, шаман явился к Вершицкому и сказал: "Ты убил меня, и теперь я заберу у тебя самое дорогое".
- Как же князь понял его? Ведь он по мадагаскарски говорил! - усомнилась Женя.
- Так может за год русский выучил? - предположила Таня.
- Дуры! Это же дух! А духи знают все языки мира, - отрезала Мила, - Ну вот, через девять месяцев у Вершицкого родился сын. Это был совершенно здоровый мальчик, однако спустя три дня он умер - шаман забрал душу ребенка. Безутешный князь хотел выбросить камень, но жена не дала этого сделать. Ей казалось, что в нем живет душа младенца. Она начала разговаривать с сапфиром и вскоре сошла сума. По ночам княгиня бродила по коридорам этого дома в поисках своего мертвого сына. Женщина перестала есть и начала угасать не по дням, а по часам. Что только князь не делал. И врачам ее показывал, и в церковь водил, и к знахаркам обращался - ничего не помогало. И вот тогда он позвал дух шамана. И шаман появился…
- Мама! - заскулила Таня и спрятала голову под одеяло.
- Тсссс! - зашикали на нее.
Шаман появился и заговорил с князем: "Я верну разум твоей жене. Взамен же я хочу каждое полнолуние получать юную душу, не достигшую четырнадцати лет". Ужаснулся князь такому требованию, но любовь его к жене была сильнее. И вот в Тихореченске начали умирать дети. Каждый месяц по одному ребенку.
- Ой, мамочки! - снова запищала Таня, но теперь ее больше никто не одергивал. Всем стало страшно. Даже Стася почувствовала, как по ее спине носится табун мурашек.
- А жена князя начала поправляться, и даже совсем перестала горевать по своему погибшему сыну. Зато ее муж становился все более замкнутым. Перед каждым полнолуньем он исчезал куда-то, а когда возвращался, на нем лица не было. Так прошел целый год. И вот однажды совесть Вершицкого не выдержала. Князь решил избавиться от камня.
- Давно пора! - поддержали девочки.
- Взял и бросил его в реку. Вернулся домой, а жена его, безумная, мечется по комнатам - ищет сапфир. Князь ее и уговаривал, и утешал, и по щекам бил - ничего не помогало. Наутро скончалась княгиня - нашли ее мертвой в спальне, а на шее тот самый сапфир. Как он из реки снова в дом попал, неизвестно. Похоронил Вершицкий жену и камень в гроб ей положил. Сам же решил все свое состояние детским приютам отписать, а дом превратил в кадетский корпус - все пытался вину искупить.
- А что же с камнем стало? - спросила Женя.
- Ничего. Может, в могиле лежит, а, может, достал его кто оттуда. Только вот дух шамана точно никуда не делся. Каждое полнолуние бродит по коридорам интерната в поисках свежей души…
- Ааааа, Милка, хваааатит!!! - заголосила Таня, - Я же теперь никогда не усну!
- Мил, ну сознайся, конец ты сама придумала, чтобы пострашнее было! - попыталась расколоть рассказчицу Женя.
- Ничего я не выдумывала! - обиделась Милка, - Да вы вспомните, в прошлое полнолуние Танька фигуру в белом видела. Разве нет?
- Так ты же сама сказала, что это мальчишки нас пугали! - пискнула из-под одеяла Таня.
- Мало ли что я говорила! Не хотите - не верьте! Только когда шаман вашу душу заберет, ко мне не прибегайте: "Мила, что делать?"
Девочки еще долго о чем-то спорили, а Стася лежала и думала о князе Вершицком. Неужели этот старик на портрете действительно убивал детей? Нужно будет покопаться в местной библиотеке. Если, конечно, удастся в нее попасть - вряд ли ее просто так отпустят из интерната.
Мысли Стаси начали путаться. Веки стали неподъемными. Голоса соседок звучали все дальше и дальше. И вдруг! Внимание девочки привлекла не плотно прикрытая дверь. Кто-то через образовавшуюся щель внимательно изучал их комнату. Этот кто-то был одет в белый балахон. Его глаза сначала пристально разглядывали спящих воспитанниц, затем уставились на Стасю. Показалась тонкая белая рука, и длинный палец с острым ногтем поманил девочку к себе. Никогда в жизни ей не было так страшно - словно сама Смерть пригласил на прогулку. Палец еще несколько раз шевельнулся в щели и исчез. Вслед за ним качнулась и пропала в глубине коридора загадочная фигура. Послышались удаляющиеся шаги. "Я должна узнать, кто это был, - подумала Стася, - Чтобы не бояться". Она встала с постели и шагнула в темноту.
Впереди маячил белый, чуть светящийся силуэт. Стася прибавила шагу и оказалась совсем рядом с ним. В этот момент существо обернулось, и девочка увидела лицо худой, изможденной женщины. На ее груди сиял голубой камень. Она потянулась к Стасе, словно моля о помощи, и вдруг в огромных глазах призрака мелькнул хищный блеск. Женщина облизнула свои сухие черные губы, и ее пальцы рванулись к шее девочки. Та попробовала бежать, но внезапно почувствовала странное онемение в ногах. Воздух вокруг стал вязким и не давал сделать ни шагу, а длинные пальцы все приближались, еще чуть-чуть, и они сомкнуться на горле девочки. В это мгновение мир вокруг Стаси взорвался звуком тамтамов и оглушительным шепотом. "Оказывается, шепот может быть оглушительным", - подумала она и проснулась.
* * *
Все в комнате давно спали. На соседней кровати тихо посапывала Женя. Таня что-то бормотала во сне. "Похоже, кошмары здесь мучают не только меня, - подумала Стася, - Надо же, как напугал всех Милкин рассказ". Девочка плотнее укуталась в одеяло, наслаждаясь ощущением безопасности, которое порой охватывает после того, как становится ясно, что все пережитое было не более чем страшным сном. Ее взгляд невольно скользнул по приоткрытой двери…
Боже, что это?!! Крик ужаса удалось сдержать каким-то чудом. За дверью стояла фигура в белом. "Этого не может быть. Мне это снится", - твердила девочка и щепала себя под одеялом. Ничего не помогло. Фигура явно не была плодом ее воображения. Она постояла еще несколько секунд и растворилась в темноте коридора. Стася снова услышала удаляющиеся шаги. Совсем как во сне. "Ну, нет, из-под одеяла я не вылезу, проверять, кто это бродит ночью по коридору, не пойду", - решила про себя девочка. Ее безумно раздражали героини тех немногих фильмов ужасов, которые ей довелось посмотреть. Эти заторможенные блондинки обязательно шли проверить, кто там в фамильном склепе так страшно рычит? Или что за чудовище стучит когтистой лапой в окошко? На их месте Стася давно бы звонила в полицию, причем не по домашнему, а по мобильному телефону, сидя за рулем мчащегося куда подальше автомобиля. Поэтому попав в похожую ситуацию, она накрылась с головой одеялом и прислушалась. Ни звука. Минуты текли за минутами, и ничего не происходило. Сложно сказать, сколько времени прошло с момента, когда девочка увидела загадочную фигуру, но вскоре она поняла, что не может больше лежать в постели. И дело тут не в любопытстве. Просто Стасе дико захотелось в туалет. "Это от страха, - уговаривала она себя, но уговоры не помогали, - Придется идти". Ноги нашарили привезенные из дома тапочки, руки нащупали халат, и девочка двинулась в зловещую неизвестность.
В коридоре никого не было. Ни одного приведения. Вдали, у лестницы уютно горела лампочка, за окном покачивался уличный фонарь. Стася успокоилась и бодро направилась в сторону туалета. Там тоже не обнаружилось представителей потусторонних сил. Даже самый захудалый призрак не соизволил почтить своим присутствием третий этаж тихреченского интерната. Лишь туалетное эхо от скуки передразнивало подтекающий кран. Воспоминания о только что приснившемся кошмаре престали вызывать у Стаси дрожь в коленях, она даже начала мурлыкать под нос веселую песенку, когда ее внимание привлекли голоса на лестнице. Стася выглянула из туалета и прислушалась. Невидимый мужчина о чем-то просил, или даже умолял, неизвестного собеседника. Разобрать слова было не возможно - голоса многократно отражались от стен дома Вешицких, превращаясь в невнятную кашу. "Странно, чей это голос? - удивилась Стася, - кажется, ночью в интернате нет мужчин. Все воспитатели - женщины". Внезапно до ушей девочки долетел приглушенный крик, а затем звук падения чего-то тяжелого. И тишина.
Стася еще немного постояла, прислушиваясь. Голосов больше не было слышно. И тут она повела себя как самая безмозглая героиня фильма ужасов - пошла посмотреть, что же произошло на лестнице.
В первый момент девочка не увидела ничего необычного. Тускло освещенный холл выглядел вполне мирно. Только Сергей Николаевич Загубский смотрелся в полутьме куда загадочнее, чем при свете дня.