Кризис неплатежей
Коней на переправе не меняют, а ослов можно и нужно менять.
Александр Лебедь
Есть такое мудрое правило "не знаешь - не берись". По нему живут миллионы. Они предпочитают смотреть, как тонет корабль, так как не знают, как его спасать. Как в естественных науках ученые порой не знают причин и следствий тех или иных явлений, так и при проведении социально-экономических реформ зачастую неизвестно, как отреагирует общество на решения правительства. Ведь общество - явление архисложное, у него свои внутренние законы и тенденции развития, которые мы часто не понимаем. Можно укорять: если не знали, то зачем затеяли? А кто знал, как оно будет? Кто из отечественных и иностранных экспертов предсказал, что в России директора предприятий будут вести себя совсем не так, как их западные коллеги, и сообща заведут страну в кризис неплатежей?
Наполеон полагал, что "главное - ввязаться в бой, а там посмотрим". Стратегия решать проблемы опытным путем, на ощупь, рискуя ошибиться, многим не нравится. Но порой она оказывается единственной, других нет. Как нет и чудо-специалистов, которые точно знают, что нас ждет в будущем.
На 1 января 1994 года просроченная задолженность российским предприятиям за отгруженную ими потребителям продукцию достигла астрономической суммы - более 16 трлн рублей. Денежные средства, которыми располагали предприятия, покрывали лишь половину этой задолженности. Потребитель не платил поставщику за новое оборудование, тот не мог рассчитаться за комплектующие изделия, а их производители, в свою очередь, не платили за использованный металл. Все тонули в долгах. Когда не проходят платежи - нет доходов, не с чего платить налоги. Как следствие - дефицит бюджетов всех уровней. Но если в казне не хватает денег, то и органы государственной власти, вооруженные силы не могут рассчитаться с предприятиями, поставившими им свою продукцию государству. Круг замкнулся.
Не имея средств, предприятия не платили зарплату. Забастовки, голодовки, митинги протеста стали массовыми. Но народ винил не директоров предприятий, а президента и его правительство, затеявших рыночные реформы. Разрешение кризиса неплатежей стало политической проблемой номер один.
Виновато было не только правительство, но и "красные директора" с их пониманием, как надо работать. Правительство Черномырдина, стремясь заручиться поддержкой директорского корпуса, приняло на себя невыполнимые финансовые обязательства по господдержке отраслей. Поскольку налоговых поступлений не хватало, исполнить обязательства оно могло только за счет денежной эмиссии. Это вело к высокой инфляции, грозило срывом экономики в гиперинфляцию. При высокой инфляции бессмысленны вложения в производство и совершенствование технологий. И директора направляли оборотные средства предприятий и государственные кредиты туда, где они быстро прирастали в условиях высокой инфляции - клали на депозиты в банки, переводили в доллары, вносили в уставные фонды частных акционерных обществ. Но только не рассчитывались по долгам, не платили зарплату.
Они вели себя иначе, чем их коллеги на Западе, потому что не было системы стимулов и наказаний. Над предприятиями тогда еще не висела реальная угроза банкротства. И вообще: "Берешь в долг чужие, а отдавать приходится свои!". Материальная ответственность руководителей предприятий (большей частью еще государственных) за неуплату налогов и задержку платежей поставщикам попросту отсутствовала. Если ее нет, то зачем отдавать долги добровольно? Не было и действенного контроля органов власти за расходованием предприятиями выданных им государственных кредитов.
Изучив опыт других стран, специалисты нашего Аналитического центра предложили меры, которые помогли бы разорвать цепочки неплатежей:
- выявить предприятия, которые имели валютные накопления на банковских счетах, в том числе за рубежом, и были при этом должниками, ввести практику принудительной оплаты долгов за счет этих накоплений. Сделать все счета предприятий известными и прозрачными для налоговиков (тогда разрешалось открывать любые счета в любом банке и не сообщать в налоговую инспекцию). Налагать высокие штрафы на предприятия и лично на директоров за неуплату налогов, за сознательное уклонение от уплаты налогов привлекать их к уголовной ответственности;
- выделить из общей массы те неплатежи, в которых повинно само государство, и в кратчайшие сроки погасить его задолженность, установив последовательность погашения долгов;
- Центральному банку кредитовать прежде всего конечных потребителей, что должно оживить всю цепочку производства и реализации продукции;
- продавать часть долгов с дисконтом на специальных аукционах, учредить по примеру Чехии специальный Консолидационный банк для выкупа долгов неплатежеспособных предприятий;
- во взаиморасчетах между предприятиями использовать широко распространенные в мире безотзывные аккредитивы. Суть этого способа в том, что банк замораживает на счете потребителя сумму платежа, предусмотренного договором с поставщиком. Когда поставщик предъявляет документы, подтверждающие прием - передачу продукции, средства размораживаются и переводятся на счет поставщика. Банк в такой сделке играет роль ячейки, подобной той, что используется при покупке квартир на вторичном рынке.
Наши предложения правительство Черномырдина признало дельными, но не стало реализовывать. Почему? Они шли вразрез с интересами директоров предприятий и хозяев банков.
По морям, по волнам
Партия "Демократический выбор России"
Ошибок не делают только спящие.
Ингвар Кампрад
Егор Гайдар считал, что либеральные партии "Демократический выбор России" и СПС загнулись не без "помощи" КГБ. И был прав. Чиновники с Лубянки - "новое дворянство"при любом повороте истории защищают "естественное государство" - общественный строй, основанный на монопольной власти бюрократии, на взимании дани-ренты с податного населения. Воззрения сторонников народовластия, свобод и неотъемлемых прав человека противоречат их представлениям о "правильном" устройстве мира, более того - угрожают их материальному благополучию. Поэтому они пускаются во все тяжкие, а опыта спецопераций у них достаточно. Характерный пример - рейдерский захват в 2011 году партии "Правое дело".
Но и ранее в деятельности демократических организаций чувствовалась влияние спецслужб. Я участвовал в разработке устава движения "Демократическая Россия", а когда структуры Ленинградского народного фронта стали растекаться, организовывал отделение "ДемРоссии" в Петербурге, которое заняло политическую нишу ЛНФ. Движение было построено на принципах представительства, слагалось из небольших движений и партий. От каждой организации (даже самой малочисленной) один представитель входил в Совет представителей. Достаточно было уговорить трех соседей объявить себя обществом защиты граждан, обиженных советской властью, чтобы войти в центральный орган "ДемРоссии". При такой конструкции "засланные казачки" были неизбежны.
В Центральный совет представителей "ДемРоссии" по уставу входили народные депутаты России из демократических фракций Верховного Совета, поэтому на его заседаниях присутствовал и я. Собиралось человек 30, из них 6–7 провокаторов. Когда требовалось принять важное политическое решение, эти ребята всегда приводили абсурдные доводы, почему этого не стоит делать. Обсуждение отнимало много время, нормальные люди задавались вопрос: "Куда мы попали?". В "ДемРоссии" это безобразие повторялось настолько часто, что я не выдержал и сказал Гайдару, что дальше так продолжаться не может, предложил создавать нормальную партию.
Егор согласился, мы с ним составили список тех, кто мог бы войти в инициативную группу либеральной партии, выступающей за европейский путь развития страны. Гайдар предложил провести первые организационные собрания вместе с Сергеем Ковалевым. На меня легли приглашения, переговоры и организация трех встреч в Центре либерально-консервативной политики на Большой Никитской. Инициативу поддержали многие известные люди, но каждый хотел высказаться. Пришлось проводить три встречи по 30–40 участников каждая. Трижды мы озвучивали принципы организации полноценной политической партии, трижды вокруг этого разгоралась дискуссия. Постепенно сформировался костяк партии "Демократический выбор России", был образован ее оргкомитет. Большой удачей стал переход в ДВР всего аппарата движения "ДемРоссия", возглавляемого замечательной женщиной - Элеонорой Юрьевной Лукиной. Тот, кто когда-нибудь соприкасался с партийной работой, знает, что такое опытный аппарат. Самоотверженные женщины изо дня в день сидели на телефонах, работали с регионами, занимались корреспонденцией и организацией партийных мероприятий. Честь им и хвала!
На Учредительном съезде партии меня включили в федеральный избирательный список партии. Но в него не попали мои коллеги-депутаты, с которыми мы разрабатывали и проводили через Верховный Совет рыночные законопроекты. Их место заняли люди, пусть и известные, но еще не доказавшие свою способность работать законодателями. Для меня это было принципиально: работая в Верховном Совете, я на практике убедился в малой пользе для законотворчества артистов, журналистов и просто партийных функционеров. Если партия ставит своей целью внедрение в России европейских институтов, то в парламенте нужны большей частью юристы и экономисты. Я считал сформированный партийный избирательный список большой ошибкой и в знак протеста покинул Учредительный съезд ДВР. Теперь, по прошествии стольких лет, понимаю, что был не прав.
Стремясь на практике реализовать идею продвижения в парламент юристов и экономистов, мы с Андреем Нечаевым (министром экономики в правительстве реформ) осенью 1993 года учредили Ассоциацию независимых профессионалов. Тогда участвовать в выборах могли не только партии, но и общественные движения и организации. К сожалению, избиратели нас не поддержали. Ассоциация не собрала необходимого количества подписей и не была допущена к выборам в Госдуму в декабре 1993 года. Вынужден признать, что учреждение этой ассоциации было нашей ошибкой. Нельзя раскалывать демократическое движение в условиях, когда доля либерально мыслящих граждан в России так мала.
В России регулярно терпят фиаско политические партии либерального толка - не только из-за происков спецслужб, но и из-за своего состава и структуры. В центре, как знамя, обычно стоит известный политик или бизнесмен - Гайдар, Прохоров, Хакамада. Предполагается, что одно его имя соберет под знамена партии сторонников. Партия находит спонсоров, арендует офисы, сажает секретарш и считает, что в нее хлынут сторонники. Действительно, приходят люди, но в основном озабоченные тем, как "урвать что-нибудь с барского стола", желающие использовать партию в качестве социального лифта в Госдуму или законодательное собрание региона. Они понимают, что деньги спонсоров текут из Москвы в регионы, а не наоборот. Идейных скреп у таких партий практически нет, потому что интеллигенты чураются партий, считая политику грязным делом. В этом уверено и большинство россиян. Вот и получаются партии карьеристов.
Когда в апреле 2012 года Алексей Кудрин создал Комитет гражданских инициатив и собрал пул экспертов для разработки идей и предложений, он точно уловил эту ущербность наших политических партий. Для возникновения реальной партии на идейной основе надо, чтобы в ней были и функционеры, и эксперты, которые не стремятся в политические лидеры и имеют идеи решения стоящих перед страной проблем. Из таких людей надо создавать партийные экспертные советы - в центре и регионах. Их можно формировать не только из членов партии, но и сочувствующих.
Экспертные советы, по-моему, должны быть второй ветвью партийного руководства. В них полезно создавать рабочий режим работы, подобный тому, что принят в правительстве при разработке программ, законопроектов и проектов постановлений. Партия должна финансировать такую экспертную работу. Но и партийных организаторов-функционеров нельзя оставлять в стороне. Полезно привлекать их к исследованиям и подготовке рефератов по проблемам, помогать им образовываться. Целесообразно насаждать в партиях "политпросвет", рассказывать о конкретном опыте догоняющей модернизации в Грузии, Южной Корее, Тайване и других странах. Это будет способствовать развитию политической культуры россиян, все больше людей будут не только выражать недовольство, но и иметь ответы на вопрос "что делать?"
Экономический спад
Встарь богатейшими странами были те, природа которых была наиболее обильна; ныне богатейшие страны - те, в которых человек наиболее деятелен.
Генри Томас Бокль
Осенью 1993 года все властные полномочия были фактически сосредоточены у президента. В стране продолжал экономический спад, во многом связанный со структурной перестройкой. Избежать его при сломе административно-командной системы не удалось ни одной из постсоветских стран. Раньше никого не волновало соотношение цены и качества производимой продукции - цена установлена, потребители назначены Госпланом. В новых рыночных условиях возникла иная логика: "Зачем покупать у этого смежника металл, если его продукция дорогая и некачественная? Куплю у других или за границей".
В некоторых бывших соцстранах новая элита понимала: чем быстрее удастся провести структурные реформы и обуздать инфляцию, тем скорее страна преодолеет кризис. У российской партхозноменклатуры интерес был другой - сохранить предприятия на плаву и оставить их за собой, чтобы с выгодой приватизировать. Именно поэтому в России шоковую терапию провести так и не удалось. Гайдар был вице-премьером только 9 месяцев, после его ухода жесткая политика финансовой стабилизации, как необходимое условие экономического роста и структурной перестройки, не проводилась.
С распадом СССР порвались прежние общесоюзные хозяйственные связи. Ткани делали в Иванове, а хлопок поступал из Узбекистана. Узбеки стали поставлять его на мировой рынок, где он был дороже, а ивановские фабрики не имели валюты. Похожее происходило и в других отраслях. Предприятия закрывались, люди лишались средств к существованию. Особенно тяжело приходилось жителям в моногородов, найти работу вне градообразующего предприятия было невозможно. В условиях либерализации внешней торговли и конкуренции с иностранными производителями технологически отсталые предприятия разорялись одно за другим. Сказывались низкая производительность труда, плохая организация, раздутый управленческий аппарат, высокая себестоимость продукции. И даже если оборудование на заводе было приличным, предприятие ждало банкротство.
В странах, где власти искусственно продлевали агонию убыточных предприятий, подпитывая их дотациями за счет дополнительной эмиссии денег, отправляли рабочих в неоплачиваемые отпуска, муки переходного периода растянулись на долгие годы. В России правительство Черномырдина, натолкнувшись на яростное сопротивление "красных директоров", саботаж Верховного Совета и подчиненного ему Центрального банка, не сумело обуздать инфляцию. Она измерялась двузначными цифрами. Зато преуспевали лоббисты, печатный станок работал на полную мощность. Банки наживались на высокой инфляции. Правительство выстроило финансовую пирамиду государственных облигаций (ГКО). Такая политика, в конце концов, привела к финансовому кризису 1998 года. Только после того как рубль ослаб вчетверо и импорт стал невыгодным, в стране возобновился экономический рост, и Россия, наконец-то, начала выходить из структурного спада. На это потребовалось более 6 лет.
В сравнении с Россией Эстония, Польша и Чехия, проводившие реформы активно и жестко, преодолели такой спад за год-два. Их население тоже переживало лишения. Цены на топливо стали мировыми, а зарплата оставалась мизерной. Также рвались хозяйственные связи, заводы, работавшие на российском сырье и поставлявшие продукцию в СССР, закрывались. Власти переложили заботы о содержании и отоплении приватизированного жилья на его собственников. Началась массовая продажа больших квартир, резко вырос спрос на однокомнатные. Люди вынужденно учились экономить тепло, осваивали энергосберегающие технологии. Через несколько болезненных лет экономика перестроилась, стала развиваться с учетом реальной стоимости энергии и доходов граждан.
Эстония не имеет ни нефти, ни газа. Но ВВП на душу населения в Эстонии в 2009 году составил 12,6 тыс. долларов, а в России, при высоких ценах на нефть, - всего 6,9 тыс. долларов. В чем причина? В том, что при проведении реформы нашему правительству не хватило политической воли.
Опыт развития постсоциалистических стран показал, что в тех странах, где реформы проводились самими коммунистами или чиновниками (Россия, Узбекистан, Туркмения, Киргизия), там институты рынка формировалась медленнее. Партийная номенклатура не была готова к отказу от властных привилегий и быстро осознала, что может получить много больше, если сохранит высокий уровень государственного вмешательства в работу предприятий и отраслей. Как следствие, в наших странах стремительно сформировались бюрократические вертикали, предназначенные для распределения и перераспределения коррупционных доходов, расхищения бюджетных средств. Наши страны зашли в тупик азиатского способа производства или "капитализма для своих". Чего не скажешь об Эстонии и Чехии, где реформу проводили антикоммунисты.
Когда экономический кризис достигает предельной остроты, конкретный состав реформаторов становится критически важен. Кто будет проводить реформы - "свои", то есть Черномырдины и Скоковы, или "чужие" - Гайдары и Ясины? Это вопрос - всегда причина жесткой политической борьбы. В России к 2000 году борьба закончилась победой "своих". Этим многое и объясняется.