В сжатом, хотя и несколько гротескном виде отношение католической церкви к такому явлению, как предсказания, изложено в знаменитом романе младшего современника Нострадамуса, Мигеля Сервантеса, "Дон Кихот". Главный герой, беседуя со своим верным оруженосцем Санчо Пансой об обезьянке-прорицательнице, которую они только что видели, говорит:
"[Ее хозяин], вероятно, вступил в соглашение с дьяволом, благодаря чему обезьяна получает эту способность, хозяин же зарабатывает себе на жизнь, а затем, когда он разбогатеет, ему придется отдать черту душу, ибо врагу рода человеческого только этого и надобно. И навело меня на эту мысль то обстоятельство, что обезьяна угадывает лишь прошедшее и настоящее, а дьявольская премудрость ни на что другое и не распространяется: насчет будущего у дьявола бывают только догадки, да и то не всегда, – одному Богу дано знать времена и сроки, и для Него не существует ни прошлого, ни будущего, для Него все – настоящее. А когда так, то ясно, что устами обезьяны говорит сам дьявол, и я поражаюсь, как это на нее до сих пор не донесли священной инквизиции, не сняли с нее допроса и не допытались, по чьему внушению она прорицает: ведь я уверен, что она не астролог и что ни она, ни ее хозяин не чертят и не умеют чертить так называемые астрологические фигуры, ныне получившие о Испании столь широкое распространение, что всякие никудышные бабенки, мальчишки на побегушках и самые дешевые сапожники воображают, будто составить гороскоп легче легкого, и своим враньем и невежеством подрывают доверие к этой поразительно точной науке" (II, XXV).
Глава шестая
СЛАВА И ХУЛА
В мае 1555 года Нострадамус выпустил у печатника Mace Бонома книгу, отличающуюся от всех вышедших из-под его пера – "Пророчества магистра Мишеля Нострадамуса".
Это было собрание пророчеств о будущем мира, записанных в стихотворной форме. Первое издание книги предварялось предисловием, написанным в форме обращения к сыну предсказателя Сезару. Оно содержало 353 пророческих четверостишия (катрена), объединенных в главы (центурии) по 100 катренов. Четвертая центурия была неполной и включала в себя лишь 53 катрена. 353 – символическое число; 353 дня содержал обычный еврейский год и столько же лет включал в себя "большой цикл" каждой из 7 известных в то время планет. Теорию этих циклов Нострадамус активно использовал в написании своих пророчеств.
В 1557 году он выпустил второе издание книги – оно содержало 286 новых четверостиший, что довело общий объем до 642 катренов в 7 центуриях, последняя из которых по-прежнему была неполной. Тираж обоих изданий точно неизвестен, но примерно определяется в 2–3 тысячи книг. Из первого издания до нас дошли всего два экземпляра, хранящиеся в библиотеке города Альби (Лангедок) и в Национальной библиотеке Австрии в Вене. Из трех уцелевших экземпляров второго издания первый находится в голландском городе Утрехт, второй – в Будапеште, третий – в Музее книги Российской государственной библиотеки. Первый экземпляр полнее: он включает 642 катрена, а вариант Будапешт-Москва-639. Предполагается, что в 1557–1568 годах вышло не менее трех новых изданий "Пророчеств магистра Мишеля Нострадамуса", однако ни одно из них до сих пор не обнаружено. Первое дошедшее до нас расширенное издание датируется лишь 1568 годом; оно содержало 302 новых катрена (общее число которых выросло до 942 в 10 центуриях), а также большое пророчество в прозе, написанное в виде послания к королю Франции Генриху 11.
Каждое четверостишие (катрен) внутри книги имеет свой порядковый номер; однако все они объединены общим смыслом, заданным темой книги, и стихотворным размером – пентаметром, заимствованным у античных авторов (в частности, у Овидия). Несмотря на то что форма центурии уже в XVI веке была редкой и архаичной, Нострадамус здесь не оригинален. Можно вспомнить "Рассуждения о четырех мирах" Гийома де Ла Перьера, вышедшие в 1552 году в Лионе в типографии того же Масе Бонома.
К лету 1555 года относится и другое чрезвычайно важное событие в жизни Нострадамуса – приглашение к королевскому двору. В популярной литературе можно встретить утверждение, что Нострадамус побывал при дворе в 1556 году, однако это не так. О том, что это случилось годом раньше, свидетельствуют и документы, и сам предсказатель, посвятивший Генриху II альманах на 1557 год и в посвящении, датированном 13 января 1556 года, упомянувший о "прошлогодней" встрече с монархом. Что послужило причиной приглашения Нострадамуса в Париж? Биографы предсказателя долгое время были единодушны: король Генрих II и его царственная супруга Екатерина Медичи так впечатлились, прочитав "Пророчества", что немедленно пожелали увидеть их автора. Несомненно, это объяснение восходит к рассказу сына Нострадамуса Сезару, который был еще в колыбели, когда происходили все эти события:
"Прошел год после того, как Мишель де Нотрдам посвятил мне, бывшему еще в колыбели, и выпустил в свет центурии, которые, обессмертив его, провели по стопам и путям добродетелей его предков. В конечном счете эти пророчества стали столь известными, хотя и были написаны темными стихами в сивиллином стиле (потому что подобные вещи нельзя осквернять простонародным языком), что молва о нем разошлась повсюду, а его имя повторялось всеми с таким великим восхищением, что и писать неудобно. Скажу лишь, что королева отправила графу Клоду письмо с курьером, где требовала немедленно направить к ней этого человека, которого хочет видеть король. О распоряжении Ее Величества губернатор, который любил и ценил его (Нострадамуса. – А. П.), сообщил ему, и тот, собравшись, отбыл из дома в возрасте 53 лет 14 июля и достиг стен Парижа 15 августа, в день Успения Богоматери, чье имя он носил, въехав в ворота Святого Михаила, чтобы счастливое предзнаменование было полным. Господин коннетабль (Анн де Монморанси. – А.П.) оказал ему необычайную милость, отвел его в свое жилище и представил королю, который велел поселить его у кардинала де Санса (Луи де Бурбон-Вандома). Там его свалила подагра, которая держала его в постели десять или двенадцать дней, во время которых Его Величество отправил ему сто золотых экю в бархатном кошельке, а королева – почти столько же. Согласно четкому приказу Его Величества, как только он избавился от мучительных болей, он с удовольствием направился в Блуа, чтобы повидать французских принцев. Что касается почестей, королевских одежд, драгоценностей и великолепных подарков, которые он получил от Их Величеств, принцев и величайших людей двора, я лучше оставлю их на кончике пера, чем буду рассказывать о них с отменным избытком тщеславия, опасаясь сказать больше, чем позволяет скромность".
Рассказ Сезара выглядит вполне правдоподобно, однако ни один современник не упоминает о мгновенном успехе "Пророчеств" в 1555 году, достаточном для того, чтобы королева пригласила Нострадамуса в Париж всего через несколько недель после выхода книги. Вряд ли книга, малопонятная современникам Нострадамуса (как и нашему поколению), могла вызвать столь острый интерес королевской семьи к ее автору. Есть и другие детали, заставляющие усомниться в абсолютной достоверности рассказа Сезара Нострадамуса. Так, в указанные дни двор никак не мог находиться в Блуа – он пребывал в Сен-Жермене.
Подлинную причину приглашения Нострадамуса в Блуа раскрыл его непримиримый критик, астролог Лоран Видель: "Немедля вслед за этим (после описания полнолуния 7 января 1555 года. – А. П.) ты говоришь, что не осмеливаешься писать, что случится в этом году. Зачем ты прибегнул к таким хитростям? Явно для того, чтобы тебя пригласили ко двору, поскольку в [предсказании] на июль месяц того же года ты пишешь: "Королю следует остерегаться человека или группы людей, преследующих такие цели, что я не осмеливаюсь изложить на письме то, что показывают звезды в согласии с оккультной философией". Ты конечно же хотел, чтобы король пожелал узнать правду".
Таким образом, именно альманах на 1555 год стал причиной необыкновенной популярности славы Нострадамуса. Клод Атон, кюре города Прована, авторитетный мемуарист и современник Нострадамуса, отметил в своих записях, что в том году о провансальском пророке говорили очень много: "В это время обрел большую славу астролог и математик из Салона-де-Кро в Провансе по имени магистр Мишель Нострадамус, доктор медицины, автор пророчеств и альманахов. В этих альманахах и пророчествах он рассказывал о многих грядущих событиях в христианском мире, в частности, об упадке христианства, прежде всего во Франции и Германии. Иногда он говорил о будущих бедах в этих странах открыто, иногда – затемненными выражениями, загадками и скрытыми намеками. Особенно часто – о будущих невзгодах во Франции после перемен во французской королевской власти, церкви и католической религии. Эти вещи не могли понять самые сведущие люди, пока они не становились свидетелями предсказанного события. Он написал кое-что и о комете [1556 года], но не пожелал публично это разглашать из-за зловредности грядущих событий, которые она предрекала.
У Нострадамуса было много хулителей, которые как только возможно порочили его, утверждая, что он-де сносился с бесами, что он – колдун, маг и волшебник, потому и может предсказывать будущие события. Другие извиняли его, считая, что знания, коими он был обязан математической науке, – в которой он был самым сведущим человеком на земле, – помогали ему в его писаниях. Иные же, кому казалось, что он писал и изрекал вещи сверхъестественные, говорили, что Господь посредством Святого Духа подталкивал его писать вещи, которые он сам мог и не понимать, на манер пророчества, о несчастьях, произошедших спустя 10, 12 или 15 лет после того, как он их предсказал и описал. Эти-то пророчества и становились понятными, когда они сбывались у всех на глазах. Пока Нострадамус был жив, ни один из альманахов, написанных математиками, не обретал славу и хождение во французском королевстве, если он не был подписан именем упомянутого Нострадамуса".
Интересно, что Нострадамус явно колебался, ехать ли ему в Париж, но в итоге решился. Путь его лежал через Лион и Авиньон. В Лионе Нострадамус гостил у Гийома де Гваданя, сенешаля города, которому он впоследствии посвятил свой альманах на 1558 год. Местный торговец Жан Геро записал в своих "Хрониках": "В то же время через этот город (Лион. – А. П.) проезжал астролог по имени Мишель де Нотрдам из Салона-де-Кро в Провансе, человек очень сведущий в хиромантии, математике и астрологии, который говорил великие вещи другим как об их прошлом, так и о будущем; рассказывали, что он чуть ли не угадывает мысли. Он направлялся ко двору короля, куда был вызван, и очень боялся, что ему там устроят плохой прием; сам он говорил, что ему до 25 августа угрожает большая опасность быть обезглавленным".
К счастью, у нас есть письмо самого Мишеля Нострадамуса, где он подробно описывает свое пребывание в Париже. Письмо написано в 1561 году, однако речь в нем идет именно о событиях 1555 года. Нострадамус сильно поиздержался в пути и, оказавшись в Париже, был вынужден занять денег у Жана Мореля, дворянина из Эмбрена в Дофине, сеньора дю Плесси и де Криньи, чье имя хорошо известно историкам французского Возрождения. В доме Мореля в Париже собирался литературный кружок, который посещали Ронсар, дю Белле, Дора, Жодель (будущие создатели "Плеяды"), Медлен де Сен-Желе и другие известные интеллектуалы. Судя по письму, это был не столько заем, сколько плата за протекцию – в обмен на деньги Нострадамус взялся рекомендовать Мореля королеве. Морель не потребовал отдачи долга, но и рекомендацией оказался недоволен, в связи с чем Нострадамус стремится, что называется, внести ясность в их отношения. Приведем это письмо полностью:
"Господин мой, в эту субботу, 29 ноября 1561 года, я получил Ваши письма, посланные из Парижа 12 октября этого года. Мне показалось, что Ваши послания полны желчи, враждебности и негодования, которые Вы испытываете ко мне по неизвестной мне причине. Вы жалуетесь, что, когда я был в Париже и отправился засвидетельствовать почтение Ее Величеству Королеве, Вы предоставили мне два нобиля с изображением розы и два экю, что верно, честно и истинно. Вместе с тем Вы заявляете – что было правдой и правдой останется, – что ни я не знал Вас, ни Вы меня, кроме как понаслышке.
Вы должны понять, господин, что сразу после того, как я прибыл ко двору и коротко переговорил с Ее Величеством Королевой, я особо упомянул ей великодушие и более чем царскую щедрость, с которыми Вы ссудили меня деньгами. И это был не единственный случай, когда я говорил с нею об этом; я заверяю Вас, что упомянул об этом еще четырежды. Я огорчен, что Вы так дурно думаете обо мне, чтобы полагать, что я столь невежествен, чтобы не знать: "Quod benefacta male locata male facta arbitror" ("Благодеяния, оказанные недостойному, я считаю злодеяниями", слова Энния из трактата Цицерона "Об обязанностях", II, 18. – А. П.). Но из Вашего письма следует, что Вы говорите в гневе и негодовании и, как мне представляется, зная обо мне лишь немногое.
Теперь относительно того [письма], что, по Вашим словам, Вы послали мне через некоего управляющего из Экса. Уверяю Вас, господин, что я никогда не получал никакого письма от Вас, кроме этого, и посему твердо полагал, что Вы удовлетворены результатом того, что я сказал Ее Величеству Королеве. Но de minimis etc. (сокр. латинская пословица "De minimis поп curat lex": "мелочи не заботят закон". – А. П). Возвращаясь к сути, поскольку было бы справедливо и разумно удовлетворить Вас, уверяю, что в этом вопросе, как и во всех других, я выступаю как человек благородный не только по отношению к Вам, но также и ко всем другим – как и Вы показали себя благородным и доблестным.
Я собирался отправляться ко двору согласно высочайшему повелению (хотя были и противные тому приказы тех, кто не желал, чтобы я отправлялся туда), и это произошло не без того, чтобы не спросить Вас и удовлетворить Вас полностью. Недавно в доме моего господина барона де Ла Гарда гостил молодой паж из дворян, утверждавший, что он Ваш пасынок, так что я часто беседовал с ним и позволял ему сообщать мне о Ваших новостях, чтобы убедиться, что я достаточно удовлетворил Вас во всех отношениях. Но он никогда не заговаривал со мной об этом [случае] – даже при том, что я упоминал об этом ему весьма часто. Что касается того, что Вы написали, что я оставил Париж hospite insalutato (не попрощавшись. – А. П), то уверяю вас, что, хотя Вам и было угодно так написать, я сам так не считаю. Это не в моей природе – я не умею ни обижать, ни обижаться, не признаю в себе таких недостатков, которые не свойственны мне, а, напротив, глубоко чужды моей натуре, свойствам и характеру.
Просто я заболел, получив за это прекрасную награду от двора. Его Величество Король заплатил мне сто экю, Королева – тридцать. Недурная сумма для того, кто покрыл две сотни лье и затратил сто экю, заработав, таким образом, тридцать! Но дело не в этом. После того, как я вернулся в Париж из Сен-Жермена, некая весьма благородная дама, незнакомая мне, но показавшая при своем появлении большую представительность и благородство, кем бы она ни была, приехала повидать меня вечером того дня, когда я вернулся [из дворца], чтобы поговорить со мной о разных вещах, не могу сказать о каких, и ушла, когда уже совсем стемнело. На следующее утро она вновь пришла ко мне, и после того, как Ее Милость поговорила со мной как о ее личных делах, так и о других, она сказала мне, что господа из Парижского суда собираются навестить меня, чтобы расспросить, какой наукой я занимаюсь и что использую в своих предсказаниях. Я ответил ей, что им не стоит беспокоиться и приезжать по такому делу, поскольку я освобождаю квартиру и имею намерение уехать следующим утром, чтобы вернуться в Прованс, что я и сделал. Я никоим образом не думал Вас обидеть.
И хотя Вы можете думать обо мне как угодно дурно, теперь я уверен, что вкратце Вы все знаете. Я очень недоволен тем, что Вы не написали мне ранее, поскольку тогда Вы ранее узнали бы о причине. Хотя я знаю Вас только по письмам, но conniventeis oculos (закрыв глаза. – А. П.), представляю Ваш образ, Вашу исключительную честность, доброту, веру, порядочность, ученость и эрудицию. Но Вы можете подумать, что я считаю эти мои слова, обращенные к Вам, достаточными для Вашего удовлетворения. Это не так. Прилагаю к сему письму два векселя, которые Вам будет благоугодно обменять на деньги, как только Вы их получите. Я убежден, что деньги также будут доставлены Вам без промедления. Один вексель относится на счет дамы из Сен-Реми, а другой – моего друга господина де Физа. Любезно прошу Вас не пренебречь ими. Впоследствии я получу ответ от них, не было ли какой-нибудь ошибки при получении. Есть многие другие в Париже и при дворе, которые не откажут мне и в намного большей сумме. Если я могу сослужить Вам какую-либо иную службу, умоляю самым искренним образом, чтобы Вам или Вашим друзьям было угодно обратиться ко мне.
Будьте уверены, что Вы можете рассчитывать на меня так же, как и на любого другого человека. И если бы не религиозные беспорядки, которые случаются теперь ежедневно, я бы отправился в дорогу [к Вам в Париж], чтобы подробно справиться насчет Вас. Я жду Ваших писем с тревогой, пребывая в уверенности, что Ваш ответ покажет Вашу удовлетворенность. Я надеюсь поехать к [королевскому] двору, чтобы отправить моего сына Сезара Нострадамуса на учебу и удовлетворить нескольких человек, просящих меня приехать, что я и сделаю. Однако я прошу Вас написать мне, сообщив новости о Вас, как только Вам это будет угодно. Я не премину оказать Вам любую возможную услугу, на которую я способен, и Вы узнаете по моим делам весомость моих слов.
Мой господин де Морель, Ваша Милость, молю Господа, чтобы он ниспослал Вам здоровье, долгую жизнь, приращение чести и исполнения Ваших благородных и доблестных достоинств.
Из Салона де Кро в Провансе, в последний день октября [sic] 1561 года.
Ваш скромный и покорный слуга, готовый повиноваться Вам,
М. Нострадамус".
Действительно, Нострадамус посетил королевскую семью не в Блуа, а в Сен-Жермене; действительно, как он сам туманно сообщает в письме, были некие могущественные противники его поездки в столицу. Да и подарки, полученные Нострадамусом от их величеств, оказались вовсе не такими царскими-130 экю, – что наполняет последние строки сообщения Сезара горькой иронией, вряд ли предусмотренной автором. Следует добавить к этому пристальный интерес к Нострадамусу со стороны столичной полиции – и получается картина, позволяющая назвать приключения предсказателя в столице скорее злоключениями.