С другой стороны, письмо Морелю приподнимает завесу над глубокой и до сих пор не изученной темой разногласий Нострадамуса с интеллектуальными кругами. Мы уже знаем, с какой яростной ревностью набросился Скалигер на своего бывшего друга и, надо полагать, ученика после того, как тот своим трудом добился общеевропейской славы. Из кружка Мореля вышла латинская эпиграмма на Нострадамуса, ходившая уже в конце 1559 года:
Nostra damus, cum verba damus, nam fallere nostrum est,
Et cum verba damus, nil nisi nostra damus.
Переводится она так: "Преподнося наше достояние, мы преподносим слова, так как нам свойственно обманывать, и, кроме слов, мы ничего другого преподнести не можем". Об этой эпиграмме упоминает адресованное Жану Морелю письмо поэта Жоашена Дю Белле, автора манифеста "Плеяды" – трактата "Защита и прославление французского языка" (1549): "Я видел пророчество Нострадамуса, над которым я и месье Како не смогли помочь вам посмеяться. Взамен я посылаю вам двустишие, которое мне вчера дали и которое мне кажется уместным для толкования упомянутого пророчества. Не знаю, видели ли вы его, но мне оно показалось очень милым".
Отношение крупнейшего поэта эпохи Ронсара и его друга Жана Дора к Нострадамусу было доброжелательным, однако оба поэта явно были исключением на общем фоне. Ревность интеллектуалов к провансальскому врачу-астрологу легко объяснима. Подобно тому, как лучшие охотники не состоят в охотничьих клубах, лучшие ученые и писатели – всегда одиночки, чаще всего негативно воспринимаемые членами всевозможных кружков. Такими одиночками были и Амбруаз Паре, и Франсуа Рабле, и Этьен Ла Боэси, и – уже после смерти Нострадамуса, – Мишель Монтень, Рене Декарт, Бенедикт Спиноза… Настоящая культура и наука рождаются "на стыке и на границах", они маргинальны в исконном смысле этого слова и не нуждаются в соавторах, наставниках и советчиках. В итоге неприязнь к "неправильному" индивидуалисту Нострадамусу доходила до того, что у него требовали долг шестилетней давности, да еще и через третьих лиц, чтобы поставить его в неловкое положение. Однако имя Мореля сейчас помнят лишь специалисты, в то время как о Нострадамусе слышали почти все.
На промежуток с 1556 по 1559 год приходится наиболее интенсивный период творчества салонского предсказателя. В 1556 году у парижского издателя Жака Керве (Кервера) выходит сразу три альманаха на следующий год. Первый из них (Almanach pour I'an 1557. Compose par Maistre Michel Nostradamus, docteur en medecine de Salon de Craux en Provence) был посвящен Екатерине Медичи (предисловие подписано 13 января 1556 года). На титульном листе его помещено следующее стихотворное заявление:
Всем, кто столько раз предавал меня смерти.
Я буду бессмертен – и живой, и умирающий,
И долго после моей смерти имя мое будет жить во Вселенной.
Второй альманах (Les Presages Merveilleux pour 1`an 1557. Dedies au Roy treschrestien, Henri deuxiesme de се nоm, Composez par Maistre Michel Nostradamus, docteur en medecine de Salon de Craux en Provence) был посвящен королю Генриху II (предисловие также датировано 13 января 1556 года) и имел на титульном листе такую же отповедь врагам. Мы не знаем, была ли она отзвуком злоключений Нострадамуса в Париже или его разногласий с французскими интеллектуалами. Та же "эпитафия наоборот" красовалась на титуле третьего альманаха (La Grand Pronostication nouvelle avec portenteuse prediction, pour l'an 1557. Composee par Maistre Michel de Nostre Dame, Docteur en Medicine de Salon de Craux en Provence), посвященного королю Наварры Антуану де Бурбону (альманах закончен в марте 1556 года).
Популярность альманахов росла как во Франции, так и за ее пределами – об этом свидетельствует тот факт, что альманах, посвященный Екатерине Медичи, был издан в Милане в переводе на итальянский язык. Ровно через год после выхода Нострадамовых "Пророчеств" известный парижский эрудит Антуан Куйяр, владелец замка Павийон-ле-Лорис в Гатене, выпустил игривую пародию на пророчества Нострадамуса – "Пророчества сеньора дю Павийон-ле-Лорис". Это первый и, пожалуй, самый остроумный из памфлетов против Нострадамуса:
"Я часто задолго предсказывал то, что впоследствии сбывалось в определенных странах – например, что после дождя наступит хорошая погода… и многие другие пророчества, которые я вычитал в "Пастушьем календаре" или "Предсказании для пахарей"… Я избегаю показывать свой язык простонародью, ибо считаю это тем же самым, что бросать святыню псам и рассыпать ромашки перед свиньями… [Мои пророчества] заставят покраснеть всех, кто не столь меланхоличен (здесь в смысле "безумен". – А. П.), как я… Я вовсе не желаю и не собираюсь говорить о непрерывных пророчествах от нынешнего времени до 3797 года. Хоть дьявол и помогает мне рассуждать о таких дальних временах, однако наши нынешние пророки грозят нам, что мир приближается к анархической революции и вскоре погибнет… Сын мой Марциал, чей возраст [читатель, ] я не хочу скрывать от тебя, подобно тому как наш магистр Нострадамус, великий философ и пророк, пожелал в своем послании самым ужасным образом утаить лета своего сына Сезара. Моему-то 4 года, 6 месяцев, 10 дней, 3 часа и 30 с половиной минут". Пародируя стиль провансальского пророка, Куйяр доказывает, что воля Господа сильнее всех астрологических предсказаний.
17 августа 1556 года адвокаты Контрольной палаты Парламента Прованса дали разрешение на строительство канала от реки Дюранс к Салону. Нострадамус проявил живой интерес к строительству канала, которое проводилось под руководством Адама де Крапона. В день начала работ в присутствии салонского нотариуса Нострадамус ссудил инженеру двести экю. Без сомнения, он и позже поддержал хорошие отношения с семьей Крапонов: его старший сын Сезар впоследствии возьмет в жены Жанну де Гриньян, внучатую племянницу инженера.
В том же году Нострадамус некоторое время находился в Турине. Это стало известно в декабре 1807 года, когда некий Каррера сообщил об обнаружении любопытной надписи, вырезанной на мраморной доске над дверью сыроварни Мороцо на вилле Лессона к северо-западу от Турина. В эпоху Возрождения, как предполагается, эта вилла называлась Виттория ("Победа"), а земли, окружавшие ее, носили названия Рай, Ад и Чистилище в соответствии с "Божественной комедией" Данте.
На плите вырезаны прописные буквы, составляющие довольно загадочные строки, которые, возможно, оставлены в память о пребывании пророка в этом городе:
1556
NOSTRE DAMVS A LOGE ICI
ON IL НА LE PARADIS LENFER
LE PVRGATOIRE. IE MA PELLE
LA VICTOIRE QVI MHONORE
AVRALA GLOIRE QVI ME
MEPRISE OVRA LA
RVINE HNTIERE
Перевод надписи гласит: "1556. Здесь жил Нострадамус. Есть Рай, Ад, Чистилище. Имя мое – Победа. Кто чествует меня – обретет славу. Кто презирает меня – полностью погибнет". Эта надпись на французском языке действительно напоминает загадочный стиль Нострадамуса. Однако опытный глаз легко отметит ошибки, которые свидетельствуют о том, что ее автор – скорее итальянец, для которого французский не является родным. Если же Нострадамус действительно в 1556 году ездил в Италию, то мы можем только догадываться о причинах и длительности этой поездки.
В 1557 году у авиньонского издателя Ру выходит очередной памфлет против Нострадамуса: "Первая инвектива господина Французского Геркулеса против Монстрадамуса, переведенная с латинского языка". Анонимный автор этого памфлета, укрывшийся под псевдонимом "Геркулес", – явно кальвинист, раздраженный пророчествами провансальского астролога, слишком благоприятными, по его мнению, для католиков. Тогда же в Лионе, у Антуана дю Рона, выходит второе издание "Пророчеств" под названием "Пророчества магистра Мишеля Нострадамуса, триста из которых никогда не были напечатаны". Помимо "Письма Сезару", оно включает семь центурий, из которых седьмая содержит только 42 катрена, а на месте последнего четверостишия шестой – ненумерованный латинский катрен под названием "Законное поручительство против глупых критик". Вот его перевод:
Пусть те, кто будет читать эти стихи, зрело обдумают их.
Да не коснется их непосвященная и невежественная толпа.
И все астрологи, невежды, варвары пусть держатся от них подальше.
Тот, кто поступит иначе, да будет проклят согласно обряду.
Сам катрен написан не Нострадамусом; он с незначительными изменениями взят из книги "De honesta disciplinа", написанной в 1543 году Петром Кринитом – итальянским гуманистом-неоплатоником, учеником Марсилио Фичино. Повеление "черни" держаться подальше от научных сочинений не является чем-то из ряда вон выходящим. Марсилио Фичино писал: "Божественные вещи непозволительно открывать черни". Ему вторил Пико делла Мирандола: "Хватит говорить о магии, ибо, я знаю, есть многие, которые осуждают и ненавидят то, чего не понимают, подобно собакам, которые всегда облаивают незнакомых". При этом под "чернью" здесь понимается не только и не столько простонародье – существовало и понятие "придворной черни". На первый взгляд удивительно, что Нострадамус атаковал астрологов, к числу которых принадлежал сам. Дело в том, однако, что его врагами были не все звездочеты, а лишь те из них, которые отказывали ему в праве на вдохновение, ставя во главу угла сухие цифры. Как мы увидим впоследствии, такие "формалисты" считали Нострадамуса своим злейшим врагом.
В том же 1557 году Нострадамус публикует свой альманах на следующий год, ни один экземпляр которого не дожил до наших дней. Весной он написал "Новое предсказание на
1558 год", которое вышло в Лионе у Жана Брото и Антуана Волана и в Париже у Гийома ле Нуара. Книжка была посвящена Гийому де Гаданю, сенешалю Лиона, у которого Нострадамус гостил во время поездки в Париж в 1555 году. Тогда же он опубликовал у издателя "Пророчеств" Антуана дю Рона плоды своих изысканий студенческих лет – "Парафразу (перевод) Галенова увещевания Менодота в изучении изящных искусств, а также медицины". Труд предваряет довольно длинная эпистола, датированная 17 февраля 1557 года и посвященная барону де Ла Гарду. Вскоре доктор права Ольриас де Кадене, выходец из семьи нотариуса Тома де Кадене, в 1512 году вместе с отцом Нострадамуса обложенного налогом из-за еврейского происхождения, вынес резко отрицательное суждение об этом труде Нострадамуса. Последовал диспут в письмах, несколько фрагментов которого сохранились до наших дней.
1558 год принес новый виток полемики вокруг Нострадамуса и его сочинений: один за другим вышли три памфлета против провансальского предсказателя. Первым стало дополненное переиздание анонимного памфлета "Первая инвектива господина Французского Геркулеса против Монстрадамуса, переведенная с латыни". Автор вновь неистово сражается с "фанатичными (!) предсказаниями Монстрадамуса", обвиняя их автора в намерении нарушить монополию Всевышнего на знание будущего:
"Это [Божественное] преимущество и прерогативу некий безрассудный и безмозглый безумец, который вопит, как наскипидаренный, и оглашает свои предсказания на каждом углу, пытается приписать и присвоить себе. Словно человек, призванный в консисторию и совет Господа, как пророк наивысшей пробы, он предсказывает положение королей и императоров, их жизнь и смерть, начало войн и смут, их завершение, мир и союзы, положение городов и сообществ, перемены в королевствах, чуму, голод – короче говоря, все, что [только] Господь желает и может [свершить] в силу абсолютного могущества. А он уверен в [своих пророчествах] на все сто, с такой дерзостью, будто он может подчинить мир своей власти. И что же? Послушав его трескотню и пророчества [спросишь], не он ли производит грозы, дожди, град, ветер, морское волнение и штиль, усмиряет погоду, когда ему это покажется удобным, в назначенный день, час и столько-то минут? И этот несомненный лжец столь хорошо поддерживается простым легковерием людей (над которыми он царит посредством двух лукиановых тиранов – Надежды и Страха), что они целиком и полностью убеждены его двузначной и двусмысленной болтовней, будто небо, стихии, да и вся вселенная не осмелятся пренебречь или замешкаться в исполнении своих обязанностей в то время и в том месте, которые сей благородный вольнодумец предначертал ей в своих колдовских альманахах".
В том же году Лоран Видель публикует небольшой полемический трактат "Обличение злоупотреблений, невежества и подстрекательства Мишеля Нострадамуса", напечатанный в Авиньоне Пьером Ру и Жаном Трамбле. Вступление датировано 20 ноября 1557 года, а сама книга вышла в январе 1558 года тиражом 6 тысяч экземпляров. Видель, врач и астролог, работавший в Авиньоне и Лионе и сочинявший вместе с Клодом Фабри собственные сборники предсказаний, выступил не против "Пророчеств", как это делал Антуан Куйяр, но против альманахов и прогнозов последних лет. В центре его внимания – технические аспекты, на которых основываются астрологические прогнозы Нострадамуса. Приведем обширные цитаты из этого труда, весьма характерного для "формальных" критиков пророка того времени и всех последующих лет:
"Тебе не нужно ни прикрываться астрологией, потому что она не может научить таким бредням, ни глупить, отправляясь по ночам смотреть на звезды. Я хорошо знаю, что тем, кто хочет научиться астрологии, необходимо смотреть на небо, чтобы лучше узнавать неподвижные звезды и планеты, а также их движение. Но заявлять, будто нужно смотреть на небо, чтобы писать альманахи или производить расчет движения [планет], есть надувательство; ты в этом ничего не смыслишь. Если бы знал хоть какие-то принципы астрологии, ты бы знал, что не нужно выходить из кабинета, чтобы писать альманахи, потому что в наше время есть достаточно ученых и искусных людей, которые уже рассчитали для нас движение восьми небесных сфер. Но это материи слишком сложные для твоего ума, ибо ты определенно не умеешь рассчитывать ни по небесам, ни по каким-либо таблицам. Я не сбрасываю со счетов возможные возражения, как то: "А вдруг таблицы неправильно рассчитаны?" Или: "Я не хочу принимать на веру, что та или иная планета находится в том или ином знаке, я хочу убедиться в этом на собственном опыте". Все это верно, но когда я так говорю, то не надеваю на голову большое покрывало, равно как и не рисую под ногами круги, знаки и прочую ерунду, которая лишь вводит людей в заблуждение. Я просто-напросто беру мою астролябию или иной инструмент для замера высоты звезд или других необходимых расчетов.
Один благородный и почтенный человек, достойный доверия, рассказывал мне однажды, что, отобедав в компании с врачом, ты сообщил ему [дату] его рождения, его имя, [дату] его брака и количество его детей. Не предстаешь ли ты великим обманщиком, когда внушаешь другим, что делаешь все это благодаря астрологии? Но ты обманул сам себя, когда обнаружилось, что ты ничего не смыслишь в астрологии, а это со всей очевидностью следует из всех твоих сочинений. Это сильно подвело тебя, когда ты уклонился от составления натальных карт, в каковом деле ты не знал, с чего начать; сознавая это, ты составлял их по жребию. Та из них, которую я видел, составлена посредством геомантии, поскольку ты изобразил геомантические фигуры – Populus, Amissio, Albus и подобные им. Хотя она и смахивает на астрологическую, они отличаются, как небо от земли. Недавно я видел одну [карту], которую ты попытался сделать согласно астрологии, – она попала в руки одного их моих учеников, который, убедившись в твоем невежестве и глупости, передал ее мне. Ты являешь в ней такое незнание, что не сыскать второго такого же невежественного, как ты. Ты пишешь, что [событие, на которое рассчитана карта] произошло между полуночью и часом, но в чертеже поставил Солнце на восходе, хотя оно должно быть на линии полуночи (нижняя точка эклиптики, Imum Coeli. – А.П.) или немного выше ее. Погляди-ка, невежественный осел: ты хочешь, чтобы Солнце было одновременно и полуночным, и восточным; то, что должно находиться в четвертом доме, ты ставишь в первый, а что должно быть в первом, ставишь в десятый!
Верно, что ты в какой-то мере прав, когда говоришь, будто за тобой по пятам следует стадо скотов, поскольку речь идет о твоей тени. Скажу больше: те, кто следует за таким животным, еще большие скоты, чем ты полагаешь, и их следовало бы отправить на мельницы. Но ты являешь свое безрассудство, утверждая, что трое людей беспричинно клевещут на тебя перед монархами. Я так понимаю, что ты говоришь об авторах других альманахов, заявляя, что они лишены каких бы то ни было математических (здесь: астрологических. – А. П.) познаний. Отвечаю тебе, что они определенно лишены [знаний] Мекасефа (древнееврейское название колдуна, волшебника, чародея, в Вульгате переведенное как maleficos, а в Септуагинте pharmakos; аллюзия на Второзаконие, 18, 10–11: "…не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых". – А.П.), который обучал Аббату (?) или кого-нибудь еще из того же теста, и в этом они [действительно] ничего не смыслят и не занимаются изучением этого – по крайней мере, я так думаю. В одном я уверен и отвечаю тебе за всех троих, что они столько знают о математике, сколько тебе никогда не узнать, потому что ты слишком поздно начал, да и вошел не в ту дверь. Ты говоришь, что они не смогут проникнуть туда, откуда ты черпаешь свои познания. Они не занимаются такими делами, поскольку эти знания и наблюдения – безусловно зловредные пагубные суеверия, пусть даже таким невеждам, как ты, они кажутся божественными науками…