Если посмотреть на список первых российских долларовых мультимиллионеров, то подавляющее большинство из них принадлежит к одной из перечисленных выше категорий.
Закрепились в элите регионального бизнеса предприниматели, которых в начале 1990-х в пермских СМИ обычно упоминали с прилагательным "авторитетный": Р. Ибрагимов, В. Нелюбин, В. Плотников…
Других отраслевых закономерностей в формирования кадрового корпуса пермского бизнеса я не обнаружил. Д. Рыболовлев, В. Сухих, В. Колчанов пришли в бизнес из медицины. Ю. Гантман, Г. Кремер ("Парма"), О. Перельман и его соратники по "Новомету", И. Прагер (ТСТ) – из прикладной науки, С. Леви – из строителей. Этот список можно долго продолжать.
В начальном капиталистическом варианте оказался опровергнутым пушкинский тезис: "Любви все возрасты покорны". Покорны. Но без взаимности. Молодая российская рыночная экономика вела себя согласно законам природы, отдаваясь, в основном, молодым.
Какова связь между кадровой структурой рыночной экономики и "внешней средой"?
С первого января 1992 года экономическая "внешняя среда" резко изменилась. Она стала более изменчивой и контрастной. В новых "погодных условиях" успешно рулить, ловить ветер в паруса и не перевернуться при этом вверх килем могли другие по менталитету и выучке кадры. С этим необходимо было считаться.
Как бы не изощрялись политологи, социологи, акулы пера, составленные ими рейтинги влиятельности VIP-персон всегда уступали по точности и объективности скромным спискам, которые хранятся у доверенных секретарей-референтов ВЫСОКИХ приемных в затертых блокнотах или в закодированных файлах. В них – фамилии тех, кого с шефом следует соединять незамедлительно.
Изменения во "внешней среде" в 1992–1993 годах изменили подобный список в моей приемной более чем на треть.
Новая "внешняя среда" внесла серьезные коррективы в содержание моей работы. Прежде всего, это было создание и обеспечение дееспособности рыночных институтов. Приватизация и управление государственным имуществом, банковская система, налоговая инспекция, таможня, антимонопольные органы, комиссия по регулированию энерготарифов, землеустройство, фондовый рынок, внешнеэкономические структуры… Хотя большинство из них имели федеральный статус и формально подчинялись Центру, работали мы вместе и дружно. Все первые руководители этих структур по Пермской области каждый понедельник принимали участие в оперативках, которые проводил я. Вместе преодолевали старые и новые проблемы. Разница была в одном: при постановке задач руководителям подразделений администрации области я использовал глагол "поручаю", федералам – "прошу". В 2003 году Виктор Иванович Мишин, заместитель министра по налогам и сборам, а в 1992 году – начальник вновь организованной налоговой службы по Пермской области говорил мне, что в моем демонстративном "прошу" он чувствовал столько уважения и доверия, что оно было гораздо весомее любого "приказываю".
Первый (назначенный) губернатор Борис Юрьевич Кузнецов возложил на меня огромную ответственность, но и наделил не меньшими правами при дележе многих больших и вкусных "пирогов".
Разработка областного бюджета (включая дотации, субвенции, перераспределение средств между городами и районами), его исполнение, формирование и использование заложенных в бюджет резервов (тогда эта строчка существовала).
Формирование всех внебюджетных фондов, в том числе дорожного. Распределение всех видов льготных кредитов (существовали и такие), выделяемых в распоряжение администрации области.
Распределение между коммерческими структурами контрактов на реализацию экспортной продукции для приобретения за счет этого сахара, зерна, других продуктов питания. Очень выгодных для них контрактов, суммарный годовой объем которых оценивался от 20 до 50 млн. долларов.
Выделение коммерческим структурам квот на подобные же операции внутри страны. Суперприбыльные операции.
Составление списка объектов капитального строительства на очередной год.
Выделение квот на использование природных ресурсов (от нефтяных до лесных).
И плюсом к тому – множество "экзотических мелочей", которые, слава Богу, стали уже достоянием истории: выделение "в долг" средств на зарплату "федералам" (например бершетским ракетчикам или пермским чекистам); распределение между предприятиями и объектами социальной сферы дополнительно выделенных области денежных знаков (в стране существовал острейший дефицит наличности); поиск помещений под создаваемую тогда таможню…
И много еще чего.
Хотя формально мое решение по всем этим вопросам было предпоследним (последним было слово губернатора), фактически на 95, а то и 99 процентов оно было последним. Не могу припомнить, когда бы Б. Кузнецов "зарубил" предлагаемое мною решение. "Недостающие" один или пять процентов относятся к случаям, когда визитер обращался непосредственно к губернатору и получал "добро". Но это было исключением, а не правилом.
Даже сейчас я удивляюсь, как удавалось делить "мирным путем" все это "вкусное", но очень ограниченное по объему, между сотнями претендентов, жаждущих урвать кусок побольше. Просьб было более чем достаточно. Но "на общих основаниях".
Естественно, недовольства хватало, в том числе, среди тех, кого я в других проектах, активно и не скрывая этого, поддерживал. Помню, например, как обиделся Андрей Кузяев за то, что однажды Пермской товарной бирже перепало квот меньше, чем ее конкурентам. Да и депутат облсовета и коммерсант Сергей Левитан, считая себя обделенным, не раз высказывал свое "фи" по ряду вынесенных "распределительных" решений.
Однажды с просьбой выделить очень выгодную квоту под покупку сахара обратился мой давний приятель Г. Р., к бизнесу имеющий отношение весьма далекое. Предполагаю, что он представлял интересы "третьего лица". Я объяснил ему, что на контракт претендуют еще восемь структур, и предложил подготовить конкурентное предложение (по цене, срокам поставки, логистике). Дальше состоялся следующий диалог:
– Но я к тебе пришел не по конкурсу, а по дружбе.
– А что про эту дружбу скажут остальные восемь претендентов?
– Это твоя проблема.
– Мне проблем и без этого хватает. В итоге одним другом стало меньше.
Тем не менее, за два с небольшим года пребывания на посту первого вице-губернатора мне ни разу не предлагали взятку или "договориться" и не угрожали.
Соответственно, никогда я не пользовался услугами телохранителей.
Между тем, обстановку в регионе в это время "стерильной" нельзя было назвать даже при наличии богатой фантазии. Стрельбы по поводу экономических интересов хватало. Не без посторонней помощи ушли в мир иной несколько бизнесменов новой волны, которых я неплохо знал по "прежней жизни" (заместитель заведующего отделом обкома КПСС А. Кужма, преподаватель моей кафедры В. Мордовин, работник обкома ВЛКСМ В. Хлызов).
До самой смерти Виктора Серафимовича Горбунова в 2007 году, когда появлялось "окошко" в командировочном графике посещения Перми, я всегда заходил к нему. Говорили о сегодняшнем, вспоминали былое. Одна из таких встреч совпала с сообщением об убийстве депутата Госдумы Владимира Головлева, который в начале 1990-х был челябинским коллегой Виктора Серафимовича по приватизации.
Обсуждая эту невеселую тему, выяснили, что даже в самый разгар приватизации пути Горбунова с криминальной средой тоже не пересекались.
Тогда я впервые вслух задал этот вопрос: почему?
Об отсутствии у пермского криминалитета почтения к уголовному кодексу и органам правопорядка красноречиво свидетельствовала "убойная" статистика.
Экономические интересы больших и малых "авторитетов" имели место в полном объеме. Не наблюдалось недостатка и в заказчиках запугивания или ликвидации лиц, препятствующих достижению желанных интересов.
Версия ответа на мой вопрос, которая родилась в ходе наших совместных размышлений, выглядела следующим образом.
Есть старая, проверенная истина: когда не знаешь, как поступить, действуй по закону. По многим сюжетам, которыми мы занимались, законов, нормативных актов, определяющих порядок выбора лучшего из многих претендентов, в ту пору просто не существовало. Элементарная логика подсказывала, что в этих условиях необходимо создавать свои правила игры. Желательно справедливые, единые для всех, прозрачные.
Что мы и пытались сделать.
Не ожидая федеральных указов, законов и постановлений о конкурсах (тендерах) на выполнение подобных процедур (они начнут появляться года через три), я стал создавать эту систему, начиная со второго квартала 1992 года.
Были созданы: межведомственная комиссия по льготным кредитам (сопредседателем стал начальник главного управления Центробанка Алексей Савельев); внутриведомственные – по внутренним и внешним квотам (их вели Анатолий Деревнин и Владимир Ленских). Не скажу, что в их работе полностью удалось исключить фактор протекционизма, но все равно это был шаг вперед. Выделяли кредиты под конкретные проекты (хотя жесткой их экспертизы не проводилось). Среди получателей тех кредитов была вновь организованная фирма "Кираса" – под производство бронежилетов; фирма "Экс-лимитед" – под совместное производство швейных изделий, мебельная фирма "Драцена", фирма "Визион", строительный трест КПД.
С публикацией в российских и зарубежных СМИ объявили и провели конкурс на право обработки доли вишерских алмазов, находившихся в нашем распоряжении. Вели этот проект В. Рогальников и В. Ленских.
Думаю, что наиболее удачным моим решением было преимущественное выделение квот и поручение проведения бартерных операций самим предприятиям-производителям. Если они потом и реализовывали свою продукцию через посредников, то это был их выбор. Областная администрация оставалась при этом чистой.
Потом это пригодилось не раз. Прежде всего, области: в 1992 году в министерстве экономики я добивался выделения для области экспортных квот. Нашу заявку удовлетворили по высшему нормативу благодаря тому, что мы представили в качестве экспортеров всего около 50 юридических лиц (в подавляющем числе – непосредственных производителей). Большинство регионов давало это право двум-трем сотням, преимущественно посредникам. Пригодилось это и лично мне: когда в 1993–1994 годах пермская областная газета "Звезда" обвиняла меня во всех смертных грехах, документы свидетельствовали в мою пользу.
Однако вернемся к прозвучавшему выше вопросу: почему на нас "не наезжали"?
Кто-то из правоведов сказал, что, если очень повезет, то могут совпасть решения, принятые и "по закону" и "по понятиям".
Может быть, наши доморощенные правила оказались близки к "понятиям"?
Явление, в отличие от события, не появляется во "внешней среде" сразу, как снег на голову. Сначала оно зарождается где-то далеко от людского взгляда, потихоньку растет, обволакивает, и вдруг замечаешь, что оно везде, что его много. Если явление положительное, то реально ощущаешь, что в твоей жизни появились новые, приятные возможности, что она становится более яркой и разноцветной. И, наоборот, негативное явление, прямо или косвенно, вносит дискомфорт в твою жизнь, делает ее более сумрачной. Думающий человек сразу начинает просчитывать варианты:
постоянно носить с собой зонтик?
перейти на "зимнюю резину" и теплое белье?
подтянуть потуже пояс?
или элементарно "свалить" в более теплые и солнечные края?..
Явление, которое в "эпоху Ельцина" не только расцвело, но и дало первые щедрые плоды, называется "расслоение".
В подзаголовке этой книги значится: воспоминания и размышления.
"Расслоение" – та самая категория, о которой, прежде чем вспоминать, не грех порассуждать. Начнем чуть издалека.
Не только в науке, но и в повседневной жизни часто употребляется выражение "социальное здоровье общества", или, для краткости, "здоровье общества".
Общество является здоровым, когда люди, живущие в нем, активны, заряжены на достижение успеха собственным и совместным трудом, получают удовлетворение не только от успеха, но и процесса труда. Членам здорового общества интересно все: искусство, спорт, есть ли жизнь на Марсе, курсы акций… Даже политика.
У меня есть собственный очень простой определитель здорового общества: в нем люди выпивают преимущественно от РАДОСТИ и для УДОВОЛЬСТВИЯ. Для этого, кстати, всем не обязательно быть долларовыми миллионерами. В больном обществе пьют с горя. И, как гласило название одного из первых сериалов, покорившего в те годы миллионы россиян, "богатые тоже плачут".
В нездоровом обществе много людей безразличных. Не только к окружающим и к окружающему – к себе. По моему "определителю", это общество мусорных свалок. В прекрасном сосновом бору, у порога собственного дома, нередко и внутри дома.
У членов этого общества много мусора и в головах. Так как они безразличны ко всему, то не утруждают себя размышлениями, анализом, сортировкой полезного и мусора в собственных умах. Они жаждут халявы, им обязаны своим благополучием финансовые пирамиды, экстрасенсы и политики. Кто-кто, а "нездоровые" всегда голосуют "правильно".
Общество тяжело больно, когда люди, живущие в нем, недоброжелательны друг по отношению к другу, агрессивны, не имеют понятия о чувстве "белой зависти". Они живут среди врагов. Во всех их бедах виноваты только враги. Внешние и внутренние.
А сами они "белые и пушистые". И большие патриоты.
Здоровье общества зависит от градуса напряженности внутри его. В электрической системе напряжение повышается пропорционально увеличению тока и сопротивления. В обществе – почти то же самое. Чем больше людям доставляют неприятностей, чем больше сопротивление их нормальным желаниям, большим и малым радостям, их свободе, тем выше напряжение в обществе.
При хорошей изоляции это не очень заметно и, на первый взгляд, не чревато неприятностями. Отличная изоляция – страх. За свое материальное положение, за судьбу близких тебе людей, за собственную свободу, здоровье и жизнь. Но даже в самых, казалось бы, надежных изоляционных конструкциях – ГУЛАГе, железном занавесе, партийной дисциплине – рано или поздно случаются пробои. И тогда система горит синим пламенем, порой вызывающим социальный взрыв, по давней российской традиции, "бессмысленный и беспощадный".
Отсюда вывод: поддержание, в рамках возможного, разумного соотношения радостей и неприятностей и разработка систем защиты от "пробоев" в обществе должны быть "направлением главного удара" для власти любого уровня. Сильным и коварным противником на этом фронте является расслоение общества.
Человеческое общество по самым разным признакам было и остается многослойным пирогом. В том числе по достатку. Всегда в нем присутствовали бедные, богатые и те, что между ними, – средние. В 1980 году стало ясно, что двадцать лет назад Никита Сергеевич Хрущев явно погорячился, пообещав советским людям жизнь при коммунизме. Это дает основание с уверенностью говорить, что эти разные по вкусу слои не только были и существуют, но и будут впредь.
Причины богатства одних и бедности других могут быть самыми разными.
Личные достоинства или недостатки: талант, трудолюбие, могучее здоровье, "настырность" одних и отсутствие всего этого у других.
Содержание того, что человек получил на своем этапе "эстафеты поколений". У одних солидные счета в респектабельных банках, увесистые пакеты акций "голубых фишек", недвижимость, образование и хорошие знакомства. У других – родительские долги.
И, наконец, та самая "внешняя среда". При всех своих финансовых, инновационных и организационных талантах, в условиях социалистической экономики максимум, на что могло претендовать большинство нынешних российских долларовых миллиардеров, – это должность заместителя генерального директора по общим вопросам компаний, собственниками которых они сегодня являются. Это при условии, что "карта легла". При менее удачном раскладе их потолок – бригадир разнорабочих на "химии". Именно в этом качестве в 1990-х годах на стройках Березниковско-Соликамской "большой химии" под конвоем трудился некогда предприимчивый проректор Рижского университета, а ныне долларовый миллионер Григорий Лучанский.
Советский строй не баловал своих рабочих, крестьян и трудовую интеллигенцию высоким уровнем жизни. Большой роскошью не могли похвастаться даже советские "богатые". Принадлежность к довольно массовому среднему классу в социалистическом его исполнении определяли весьма скромное питание (без деликатесов), "хрущевка-двушка", шесть соток мичуринского участка, "жигуленок" ("Москвич") со средним возрастом 10 лет, регулярные выезды семьей "дикарями" на черноморское побережье… Уровень жизни "бедного" слоя не далеко ушел от состояния, называемого "нищета".
Такое общество богатым никак не назовешь. А проблемы расслоения не было!
Выходит, что дело не только в богатстве или бедности, а еще в чем-то другом.
Какие же изменения произошли в российском обществе в результате первого этапа гайдаровской реформы?
Прежде всего, изменилась его структура. "Советский пирог" состоял из тонких "коржиков" богатых и бедных и между ними – толстенная прослойка "среднего класса". Между прочим, мировой опыт показывает, что именно такое соотношение является близким к оптимуму.
В начале 1990-х буквально за год-два в России появились очень богатые люди. Таких богатых не было с 1917 года. Даже при нэпе. Среди них было еще немало "красных директоров", но в большинстве своем это были совершенно новые люди. Из этого человеческого материала теперь состоял "верхний корж" вновь испеченного трехслойного пирога. Его толщина по-прежнему была не велика.
А вот средний слой резко похудел. Из него против своей воли выбыли миллионы образованных профессионалов, трудяг, которые лет двадцать своей жизни не без успеха посвятили науке (искусству, образованию, "оборонке") и вдруг остались невостребованными. Неумолимым прессом "внешней среды" они были выдавлены в нижний слой – "бедных". Потеряв и материально, и, что еще более ощутимо, морально…
Когда советские пенсионеры стали российскими, эта немалая социальная группа ощутимо была пододвинута в направлении бедности.
Закрепились в этом "слое" и миллионы тех, кто и при советской власти перебивался с хлеба на воду.
По итогам 2006 года 19 пермяков отчитались перед налоговой инспекцией о годовом доходе, превышающем 1 мрд рублей. Это более чем 90 млн. рублей в месяц. Семья очень "крепкого" середняка получает тысяч девяносто. Разница в 1000 раз. Доходы 10 % самых богатых москвичей больше доходов 10 % самых бедных в 60 раз. Для сравнения: в развитых европейских странах – в 6–9, в США – в 15 раз.