Лет десять назад во время приемки из новостроя судна "Оптуха" мы со старпомом Юрием Степановичем Вавренюком (обаятельный, душевный и высокоинтеллигентный человек) в выходные дни пару раз ездили на островок. Шагаем себе по пляжу (вода была холодной для купания) оживленно беседуя, и вдруг оказываемся среди голых женщин и мужчин, но на последних наши глаза не останавливались. Мы зашли на "открытый" пляж - в ГДР люди не стеснялись быть более естественными (в противоположность ФРГ). Мы смотрели на старых, с отвисшими грудями женщин, на девочек-подростков, играющих в мяч. С начинающимся "оперением", они были такими неинтересными, как гадкие утята. И только пару царственно плывущих "лебедей" засек наш взор. Мы были не старыми, мы были в расцвете сил мужчинами, но от картины с голыми женщинами не почувствовали никакого сексуального позыва, кажется - наоборот. Нагота хороша в постели, масса же голых женщин убивает желание - в большинстве своем тела несовершенны.
За 80 дней плавания мы посетили 40 портов и вернулись в Лондон "вразвалочку": теперь мы знали, что при ветре 4 балла нужно брать рифы.
В одном английском яхтенном журнале Гина опубликовала очень хорошую статью о нашем пионерском походе на Балтику. Мы получили массу писем по Интернету. И как-то ненавязчиво наша яхта стала популярной. В каждой стране, куда мы заходили, журналисты хотели написать о нас. Не потому, что мы с Гиной такие симпатичные (шучу!), а, видимо, потому, что наша яхта такая маленькая. Топ мачты я выкрасил в красный цвет, а на вешке спасательного круга мы закрепили небольшой флажок с серпом и молотом. Наверное, это единственная во всем мире серпасто-молоткастая яхта. (Когда мы зашли в воды Колумбии, пришлось убрать этот флажок: в этой стране, как и в "независимой" Литве, президент - ставленник США.)
Я насчитал пятнадцать изданий журналов разных стран (Англия, Испания, Бразилия, Аргентина, Россия и даже США), в которых говорится о "Педроме". Хозяин - издатель американского журнала "Latitude and Attitude" Бичин - русский еврей, судя по фамилии и его фотографиям, возможно, родственник моего однокашника Бича, окольным путем без нашего разрешения сунул в сентябрьское издание 2007 года информацию о нападении на нас пиратов. А один из каналов венесуэльского телевидения взял интервью у нас, правда, показали нашу "Педрому" только одну минуту.
КУРС - зюйд
(Длинный и скучный рассказ)
Франция
Бискайский залив лучше проходить на яхте летом. Но, вернувшись с Балтики, мы уже не имели лета. Сентябрь ушел на подготовку к плаванию; кое-кто из наших лондонских друзей увещевал бросить эту затею - ведь опасно, ведь рискованно, ведь осень. Я мягко "огрызался": переходить улицу в Лондоне тоже рискованно - утверждает статистика.
8 октября 2000 года "новой эры" (наш с Гиной календарь в этот день показал 2162) мы пересекли Ла-Манш и поздно вечером зашли в Шербур. Нелегко было найти марину среди массы мигающих буев.
Через два дня ветер в порывах достигал ураганной силы. Морские чайки сотнями сидели на понтонном причале, клювами на ветер, всякий раз нагибая голову чуть вниз, чтобы шквал не оторвал от спасительной тверди, которая через день стала грязно-белой (чайки в туалет не ходят).
Мы бродили по улицам, держа в руках шербурские зонтики (пришлось купить - иногда ветер бросался гроздьями дождя), ели гречневые блины - французы любят их и пекут прямо на улицах, смотрели на величественный монумент: маленький человечек, сидящий на непропорционально большом коне, - Наполеон Бонапарт его имя. Он со своей армией прошелся как смерч по многим странам, убив миллионы людей. Из имени этого убийцы французы сделали символ романтически-гуманного воителя. Даже Стендаль и Бальзак возносили его. А вот Лев Толстой дал ему точное определение: warmonger - поджигатель войны. Не дайбог, вскоре начнут возводить монументы Адольфу Гитлеру, "романтическому" уничтожителю большевизма. Я твердо знаю, что не все немцы воспринимают историю правильно (может быть, только какая-то часть из ГДР), остальным же присуще затаенное до времени чувство гордости за великий Рейх, чувство немецкой крови. Только евреи и немцы определяют принадлежность к нации по крови (может, она в крапинку?). Не случайно сионист Киссинджер сетовал: "Нам не страшны русские - мы их приберем к рукам, нам не страшны китайцы с их азиатским менталитетом; нам, евреям, нужно бояться в будущем немцев".
Шторм помог принять решение не пересекать Бискай по прямой, а идти вдоль "бережка", от одной гавани до другой. И замелькали порты-убежища (флотский термин), как кадры кинофильма. Днем - переход, ночь - в гавани или яхт-клубе. Как только прогноз погоды "прояснялся" - делали следующий "прыжок". Были трудности, усталость, опасные моменты и радостное настроение первооткрывателей, вернее сказать, начинающих авантюристов (aventure (фр.) - приключение) - идем на Зюйд, идем в Неизвестность. Где закончится наш "Зюйд" - мы не знали. (Он закончится в Аргентине, на пятидесятом градусе южной широты.)
К реке Гаронна, одной из главных судоходных рек Франции (через нее и систему каналов можно пройти из Бискайского залива в Средиземное море), мы подходили вечером, подходили не спеша, закрутив стаксель на две трети. Но даже при таком "носовом платке" скорость держалась больше трех узлов. Лоция рекомендует заходить в реку и в порт Руайон (куда мы направлялись) после наступления малой воды, так как при отливе в устье образуются очень крутые волны - следствие противоборства суммарного речного и отливного течения с западным ветром. Мы подошли чуть рановато, как раз в момент малой воды. Волны были высокими и нерегулярными (в отличие от ветровых); целый час мы мучились, прыгая с их вершин. Я стоял на руле, постоянно сбавляя или добавляя обороты двигателя. В порт мы зашли после полуночи, уставшие, но радостные. Я нежно обнял и поцеловал Гину, радостный вдвойне, что у меня такая милая и мужественная спутница.
От Руайона до французской Байонны (есть еще испанская Байона) 160 миль. 120 миль - песчаный пляж. Берег тянется почти ровной линией: без деревьев, без заметных холмов, без бухт; только на полпути за песчаной косой притаился рыбацкий порт Аркашон. (В. Пикуль в одной из своих книг упоминает об устрицах, доставляемых к царскому столу из Аркашона.) Прогноз погоды позволял дойти до Байонны без остановки, и хоть мне хотелось попробовать местных устриц и узнать, чем они прельщали Николая II, но заход в порт осложнялся из-за "кочующих" банок.
Беда случилась как раз на траверзе этого устричного порта в 5 милях от берега. Под утро на винт что-то намоталось. Застопорив машину, с рассветом (а он наступил в 10 часов) мы увидели за кормой двухметровый шлейф толстой траловой сети. Зацепив ее отпорным крюком и подтянув к борту, стали реверсировать на малых оборотах, надеясь освободиться от намотки. Ничего не получилось. Нырнуть в маске под корпус и обрезать сеть ножом - проще простого. (Позже в Бразилии мне пришлось делать это.) Но крупная мертвая зыбь бросала яхту так сильно, что эта мысль сразу отпала, как только я поставил ногу на нижнюю ступеньку транцевого трапа.
В 11.00 по навтексу получили прогноз погоды назавтра: ветер W8-9 баллов. Было маловетрие, под обоими парусами мы делали 2–3 узла. До Байонны оставалось 55 миль, плюс мы находились на полигоне французских ВМС, где вечером должны были начаться учебные стрельбы. Без намотки мы вышли бы из этой зоны засветло.
Прогноз не позволял долго размышлять. Мы связались на УКВ со спасательным центром (французская аббревиатура - CROSS) и объяснили нашу ситуацию. "Да, завтра ожидается подход циклона, - подтвердили французы. - Мы направим к вам спасательный бот".
Перед заходом солнца мы спустили вялые паруса и закрепили за мачту буксирный канат с подошедшего спасателя. Это небольшое судно с мощным двигателем 55 миль прошло за 2 часа. К нам на борт перепрыгнули два француза, и буксировка началась.
Мы сидели в каюте в теплой одежде - было довольно прохладно без обогревателя. Наши гости не говорили по-английски, но один из них понимал немного испанский, и это помогло скоротать скучные часы буксировки. Время от времени молодой француз выходил в кокпит, очищал желудок за борт и вскоре со слабой улыбкой остался сидеть на свежем воздухе.
В 21.00 мы вошли в ворота порта. Капитан спасателя, прибывший к нам с бумагами, сказал, что во Франции морская спасательная служба такая же, как и в Англии. Экипажи комплектуются из добровольцев. Это не всегда профессиональные моряки (стало понятно, почему матрос "травил"). За такую работу, как сегодня, им не платят. "Это не коммерческий спасатель, - добавил капитан. - Вам придется уплатить только за топливо и моторесурс". Сумма составила 1200 английских фунтов. "Коммерсанты" содрали бы в 10–15 раз больше. Страховая компания оплатила это без оговорок. (Пока мы находились в европейских водах, включая Канары, у нас была страховка. Но как только мы заикнулись, что идем в Южную Америку, - страховку у нас закрыли. Невыгодно им. Риск большой, а сумма платежа маленькая: слишком дешевая яхта. Выживайте сами. И до сих пор мы плаваем без страховки.)
Утром кран поднял нашу маленькую "Педрому". На винте была большая крупноячеистая сеть из пропилена. Обрывки таких сетей плавают на поверхности моря и ждут своих жертв. К счастью, гребной вал и кронштейн вала не были деформированы. Я - "капитан, родившийся в рубашке".
Испания
Небольшой порт Гетария (это не Испания, это Страна Басков) известен в мире тем, что здесь родился Хуан Себастьян Элькано - капитан, первым обогнувший Землю. Из всей флотилии Магеллана (5 судов) домой вернулось только одно судно "Виктория", и привел его баск Элькано. Обычно говорится: Магеллан обогнул мир, но он был убит на островах в Тихом океане.
Прекрасный памятник мужественному человеку стоит в центре города. Я долго смотрел на своего коллегу-капитана и думал о необычно талантливом народе. Баски - свободолюбивые и храбрые люди, живущие на северном побережье Пиренейского полуострова. Язык их является древнейшим в Европе. Все европейские языки - это гибриды разных наречий, занесенных завоевателями, а история Европы - войны, войны, войны. (Не только в прошлом. Разгром сионизмом социалистической системы - это Третья мировая война.) Баски имели свой, сохранившийся "неогибридженым" до наших дней, язык задолго до Древней Греции и прочих римских империй.
Живя у моря, естественно, они были моряками. Лучшими моряками своего времени. Не Колумб открыл западный континент, по нелепости названный Америкой. Это баски, капитаны и лоцмана, привели сюда баскские корабли. Это они учили Колумба, как держать астролябию и определять широту. (Колумб никогда не был капитаном, он был пройдохой, и слава его незаслуженна.) Баски первыми стали добывать китов в океане, и судовладельцы многих стран в течение нескольких столетий приглашали их на китобойные суда. Они же открыли богатейшие тресковые "поля" на Большой Ньюфаундлендской банке. Крупная соленая треска - знаменитое "bacalao", любимое блюдо на всем полуострове - доставлялась в трюмах рыболовных судов от берегов сурового Ньюфаундленда.
Во время гражданской войны практически все баски со своей знаменитой Пассионарней - Долорес Ибаррури - были на стороне республиканцев. Во времена диктатуры Франко баскский язык был запрещен. Местный учитель рассказал нам, как он тайком по вечерам обучал детей родной речи, пока не был арестован и посажен в тюрьму. На протяжении многих веков баски борются за независимость своей Страны, но фашиствующий капитализм крепко зажал свободолюбивый народ в железные тиски.
Рано утром, за час до восхода солнца, мы вышли из Гетарии, оставив с левого борта островок, похожий на полуразвалившийся шотландский замок. (Там, в Шотландии, их много понастроено.) Небо было безоблачным, и я часто посматривал на восток, боясь прозевать момент восхода. Когда над слегка розовым горизонтом появилось беловатое свечение, я коснулся Гининого плеча: "Смотри, смотри, может быть зеленый луч". (Когда мы покупали яхту, я обещал ей показать это чудо.) И чудо свершилось. Сначала мы увидели зеленое шапкообразное свечение - это и был так называемый "луч", а через пару секунд из-за морского горизонта выпрыгнуло ярко-белое, чуточку с синевой, как свет электросварки, солнце. Это был первый Гинин "зеленый луч". В дальнейшем мы наблюдали их десятки и десятки. Во время стоянки у острова Мартиника за одну неделю заходящее солнце подарило нам 6 лучей. По морским поверьям, увидеть "зеленый луч" - к счастью. Конечно, мы с Гиной счастливы, как никто другой, но мы счастливы нашей любовью. Может быть, наши многочисленные "зеленые лучи" и "помогали" нам, но только не сегодня. Прогноз погоды был хороший, восход не был красным ("Солнце красно по утру - моряку не по нутру"), и мы рассчитывали подойти к порту Бильбао в полдень. Но… За 6 миль до порта ветер вдруг усилился до 6–7 баллов от SW, а в 14.00 он "свистел" 8–9, в порывах - 10–11 баллов. Грот с двумя рифами помогал машине выжимать 2 узла, а нам позволял надеяться, что войдем в ворота порта, которые были совсем рядом. Если бы не это "рядом", возможно, что мы отошли бы подальше от берега и стали штормовать по "классической формуле" (при нашей неопытности мы ее не знали). Но спасительные ворота медленно, очень медленно приближались. Оставался какой-то кабельтов до них, как при смене галса шквал разорвал парус. Мы быстро убрали его. Паники не было - нужно было выжить. Скорость без грота упала почти до нуля. Ветер дул как раз "из ворот", и, чтобы продвигаться вперед, нужно было держать его один румб то с левого борта, то с правого. Если позволяли "увалиться" под ветер на чуточку больший угол, то нас отбрасывало назад. Мы были у самых ворот и вдруг услышали предупредительные "басовитые" гудки большого судна, выходящего в море - мол, не мешайте. Я быстро сориентировался, позволив судну прикрыть нас на какой-то момент от ветра, и, воспользовавшись этим, проскочил за ворота метров на двадцать. Мне, капитану дальнего плавания, было странным, что порт разрешает выход судна в море в такой шторм. Только позже, пройдя через круги ада, мы узнали, что этот ветер местный. Он называется "катабатик" и часто непредсказуемо скрывается с гор Кантабрии со штормовой силой. В десяти милях от берега он исчезает.
Судно ушло своим путем, а ветер снова "свистел" до 10 баллов. Я крепко сжимал румпель, изредка посматривая на приближающиеся острые гранитные камни волнолома, затем менял галс, и мы двигались-дрейфовали к правому брекватеру, но не вперед. Высокий берег не позволял разыграться крупной волне, но мощи нашего 20-сильного двигателя не хватало, чтобы отойти подальше от опасных, теперь уже опасных ворот. Много яхт гибнут при заходе в порт в ситуациях, подобных нашей. Допусти маленькую ошибку, то есть дай ветру положить яхту лагом, и ты будешь выброшен на волнолом. Только не это - и я менял галс. Эта пытка длилась уже больше часа. Видя, что без помощи нам не справиться с ветром, мы связались по радио с портконтролем. "Мы следим за вами давно и готовим спасательный катер к выходу", - ответил порт. В 15.30 сообщили, что катер идет к нам, а в 15.45 с моря входил большой портовый буксир "Galdames". Капитан буксира сразу понял нашу проблему, сбавил ход и показал, что готов подать буксирный конец. "Нет, - крикнул я, когда судно приблизилось к нам, - прикрой от ветра и только".
Буксир заслонил нас от ветра и волны, и мы вдруг побежали 4-узловым ходом в 10 метрах от нашего "спасителя". Радости моей не было предела. Мы дошли с нашим мателотом (в морской терминологии - соседний корабль) до внутреннего порта. (Взгляните на карту Бильбао. Аванпорт, в воротах которого мы были на волоске от гибели, занимает огромную акваторию. От ворот до внутреннего - старого - порта 4 мили.) Здесь встретились со спасательным катером - не так просто вызвать по тревоге экипаж из добровольцев. Мы ошвартовались к причалу яхт-клуба в сумерки, уставшие, замерзшие, но радостные, что все обошлось благополучно. Эта радость была стимулом продолжать непростую яхтенную жизнь.
Через день наш парус был отремонтирован, но мы простояли в Бильбао, несмотря на высокую цену яхт-клуба, довольно долго. Моя младшая дочь выходила замуж, и я летал в Ленинград.
Первое, что нам бросилось в глаза на стоянке в Бильбао, - это черные большие береты на головах многих мужчин. Берет - национальный головной убор, и носят их здесь с гордостью только баски. Берет очень широкий, со вставленным внутри каркасом-обручем. Я хотел купить его, примерил - нет, выгляжу очень смешно. У нас в СССР что-то подобное называлось "аэродром". В 60-е годы советские грузины носили кепки-"аэродромы". Один грузинский ученый опубликовал в газете "Комсомольская правда" статью, в которой доказывал, что грузины и баски имеют один корень. Может, из-за "аэродромов"? Только в отличие от приветливо улыбающихся грузин (в советское время они были такими!), баски очень сдержанны. Сосед по причалу, 50-летний баск, узнав о нашем приключении, принес несколько бутылок красного вина со своего виноградника (Гина сказала, что вино прекрасное, сам я не пью его). Мы стояли втроем около нашей яхты. Баск говорил только со мной, не обращая внимания на Гину, будто ее не было рядом. Такая "невоспитанность" поразила нас, но потом мы поняли, что в Стране Басков, как и во всей Испании, отношение к женщине заимствовано, видимо, от арабов-мавров, владевших Пиренейским полуостровом почти 800 лет.
Самое яркое воспоминание о нашей стоянке - посещение шахтерского поселка недалеко от Бильбао, где родилась Долорес Ибаррури. Пассажиры автобуса, узнав, что мы едем в музей, дружно стали объяснять, где нам выходить, а сидевший рядом парень сказал, что проводит нас. По пути мы подошли к памятнику Пассионарии. Скульптор так точно изваял выразительное красивое лицо этой мужественной женщины, что я взволнованно сказал вслух: "Здравствуй, товарищ Ибаррури!", а глаза мои увлажнились. Это была встреча с моей молодостью, встреча с моей исчезнувшей с лица Земли Родиной - Советским Союзом.
Директор музея подарил нам копии метрики и свидетельства о браке Пассионарии. И мы узнали, что Долорес Ибаррури родилась в многодетной шахтерской семье.
В русской (сионистской) печати промелькнуло: а может, она еврейка? Кто-нибудь видел шахтера-еврея? Это все равно, что "еврей-оленевод" (шутка генерала Лебедя. Правда, два еврея-"оленевода" есть. Первый - Абрамович - хозяин Чукотки и по совместительству ее губернатор; второй - рыжий (в молодости) Кобзон - депутат Думы от оленеводов. Не знаю, жив ли он).