Безусловно, Ева Браун была способна связывать себя обязательствами, быть лояльной и преданной, вынести все и пройти вместе с партнером сквозь трудности. Но эти обязательства она взяла на себя, по ее словам, с их первой встречи. Как будто она уже мысленно вышла за Гитлера замуж. Стоит ли говорить, что эти моральные обязательства до их официального бракосочетания были односторонни?
В октябре 1944 года Ева составляет завещание, педантично разделив свое имущество, включая драгоценности, дом, шубы, ковры и эпистолярное наследство между сестрами, родителями и подругами. 9 февраля 1945 года Ева уехала из "Бергхофа" в Берлин к Гитлеру. Как Брунгильда, которая, не дождавшись брака с Зигфридом, воссоединилась с ним только на ложе смерти, Ева едет соединиться с Адольфом в смерти, как настоящая жена какого-нибудь эпического германца.
В Берлине, в бункере рейхсканцелярии, на 16-метровой глубине Ева Браун и Адольф Гитлер провели последние месяцы свое жизни. Ева добровольно стала Персефоной, разделившей с Аидом подземное царство и в конце концов царство смерти. Окружающие свидетельствуют, что Ева "необычайно стойко" переносила ситуацию. Но дело было в другом. Это был ее "звездный час" – наконец-то она была действительно нужна, необходима Гитлеру. И он понял это, осознал, насколько нуждается в ней. "Я счастлива, что могу быть так близко к нему", – говорит она. Она ни на минуту не оставляет Гитлера, не выходит даже на прогулки, отказывается покинуть бункер и отправляет письмо в "Бергхоф", отпуская весь персонал. Она уже мысленно похоронила себя в этом кургане.
28 апреля, около полуночи, Ева Браун стала женой Адольфа Гитлера. Свидетелями были Борман и Геббельс. Выпили вина, завели патефон, и Ева принимала поздравления. В четыре утра молодожены удалились, чтобы провести первую брачную ночь. Что там происходило и о чем говорилось, останется такой же эпической тайной, как и то, что сказал Один на ухо своему мертвому сыну Бальдру. А утром Гитлер диктует свое завещание. В нем же он объявляет о своей женитьбе: "… решил…перед окончанием своего земного пути взять в жены эту девушку, которая после долгих лет верной дружбы по собственной воле возвратилась в этот почти осажденный город, чтобы разделить свою судьбу с моей. Она идет по своему желанию, как моя супруга, со мною на смерть…" Заметим, что Адольф Гитлер взял Еву Браун в законные супруги только тогда, когда точно знал, что в ближайшем будущем его ждет смерть. Важным было то, что она делит с ним его смерть – он берет ее с собой, как брали имущество, любимых коней и женщин арийские предки. Однако он благодарен ей за жертву и осуществление мифа – верной жене, идущей на смертное ложе вместе с супругом.
Нацистская пропаганда упорно утверждала, что "у фюрера нет частной жизни, и днем, и ночью он посвящает себя немецкому народу". Но как оказалось, это были не просто пустые напыщенные слова. Гитлер, действительно, получал большее удовольствие от политики, нежели от общения с женщинами. Складывалось впечатление, что он специально сторонился тех, кто был ему небезразличен. Не потому ли застрелилась Гели Раубль? Не потому ли пытались покончить с собой Ева Брун, Митци Райтер и Юнити Митфорд?
Глава 2. Служанка бога
На Нюрнбергском съезде Национал-социалистической женской организации 1934 года Гитлер сказал одну очень примечательную фразу: "Если каждая сторона будет выполнять задачи, предписанные ей природой, то какие-то конфликты между полами будут просто невозможны". Судьба предопределила, что женщина должна сохранять гармонию в обществе. Ее мир Гитлер распредел между мужем, детьми и ведением домашнего хозяйства. Это было неким разделением труда, в котором мужчины и женщины дополняли друг друга. Мир мужчин включал в себя политику, принятие принципиальных решений и готовность к конкретным действиям. Женщины всегда уважали смелых, решительных и отважных мужчин, равно как и в мужчине никогда не затухало восхищение перед особами, которые демонстрировали свою женственность и силу своего духа.
Но на женщину оказались наложены очень жесткие ограничения. Они недвусмысленно загоняли ее к домашнему очагу. Но фюрер знал, что требовалось миллионам его последовательниц. Он никогда не забывал в публичных выступлениях восхищаться выдающейся ролью женщин, поддержавших его в "период борьбы". По его словам, они плечом к плечу боролись с приведенными в боевую готовность мужчинами. Они сохраняли уверенность, когда пессимистические всезнайки оказывались во власти панических настроений. Они не унывали, когда положение было действительно невыносимым. Сила восприятия мира, присущая женщинам, инстинктивно подсказывала им верный путь, указывая на истинную природу вещей. Не случайно Гитлер сосредоточил свое внимание на власти инстинктов. Он полагал, что людей, опиравшихся только на логические доводы, очень легко ввести в заблуждение. Но сама природа подсказывала женщине доверять своим инстинктам, которые требовали только одного – национального самосохранения. Гитлер подытоживал свою речь: "В те дни женщина показала нам, что уверенно идет к своей цели!".
Экстаз и восхищение, которые охватывали женщин во время выступлений фюрера, были результатом тщательно продуманной тактики. Но на самом деле блестящее оформление речей Гитлера только скрывало пустоту его заявлений. Никто не думал возмущаться, что женщина считалась менее интеллектуальным созданием, чем мужчина. Национал-социализм вообще не считал интеллект качеством, которое должно стоять на первом месте. Идеологи партии часто не могли даже ясно обосновать те общественные факторы, которые должны были сформировать характер и облик женщины. Вместо четкого объяснения, они как бы конкурировали между собой, пытаясь изобрести новую формулу женской сущности. Официальный идеолог нацизма, Альфред Розенберг, попытался первым вывести подобную формулу. Как всегда, предаваясь псевдофилософским рассуждениям, он отмечал, что подход мужчины к жизни был созидательным, а женщины – лирично-созерцательным. Женщинам давали недвусмысленно понять, что им не стоило вмешиваться в мужские дела. Любые негативные последствия от подобных идеологических установок нивелировались высокопарными заявлениями о том, что они, женщины, давали жизнь новым поколениям, что они порождали будущее. Прописная истина. Эта идеологическая установка не просто озвучивалась на многочисленных митингах и собраниях, но претворялась в жизнь в практических мероприятиях.
В 1934 году члены Национал-социалистического союза учителей ("лерер-бунда") проводили специальное совещание, на котором обсуждали пути развития умственных способностей школьниц. Августа Ребер-Грубер, курировавшая воспитание девочек, рассказывала сельским учительницам, как надлежало решать эту задачу: "Женское восприятие мира отличается по своему подходу от мужского, которое исключает внутреннюю причастность и пытается сохранить некую холодную объективность. Вследствие естественного порядка вещей, женщина склонна проявлять большее почтение к жизни во всех ее проявлениях, внутреннюю причастность к происходящему, чувствовать истинную сущность вещей, благодаря своей всепоглощающей преданности".
Красивые слова о почтении к жизни, всепоглощающей преданности всего лишь завуалировали то, что нацистский режим ждал от женщины, – повиновения и покорности мужчине.
Одна из женщин-ветеранов нацистской партии, Лидия Гошевски, только радостно приветствовала эту необходимость подчинения. Новое женское движение, по ее словам, подразумевало не только энтузиазм, но и одно право – право служить народному сообществу, занимая в нем место, отведенное женщине самой природой. Гертруда Шольц-Клинк, лидер женской нацистской организации, сформулировала эту мысль более изящно. Выступая на конференции в 1934 году, она показательно скромно выразила официальную партийную линию в женском вопросе: "Немецкая женщина должна заниматься тем, что она умеет делать и делает это с удовольствием. Она должна думать политически. Но подразумевая под политикой не столкновение с другими нациями, но служение собственной. В данном случае политика для женщины – это думать, чувствовать и жертвовать собой ради нации".
Как видим, женский характер было очень сложно определить в полном объеме в специфической нацистской терминологии. Задачи, отведенные женщине в обществе, были такими же скудными, как и те слова, которые описывали ее характер. Ее, конечно, включали в борьбу за народное сообщество. Но в данном случае речь шла не столько о ее правах, сколько о ее обязанностях, которые она должна была выполнять во имя сохранения нации. Функция женщины в нацистском государстве была очень простой. Оставалось только облечь ее в красивые и напыщенные формулировки. Во время своего выступления на партийном съезде в 1939 году Гитлер обрисовал задачи женщины следующими словами: "Подобно мужчине, приносящим себе в жертву в национальной борьбе, женщина во имя сохранения нации должна жертвовать собой в личной жизни. Подобно мужчине, проявляющем исключительную храбрость на поле битвы, женщина должна обнаруживать терпеливую преданность, а когда потребуется, то и сносить страдания. Каждый ребенок, которого она приносит в наш мир, – это сражение, которое она ведет ради сохранения нашего народа".
В то время псевдовоенный жаргон был очень модным. Это мы можем заметить хотя бы по реплике Гитлера. Гертруда Шольц-Клинк, известная как "главная мать" Третьего рейха, героически провозгласила в 1937 году: "Хотя наше оружие всего лишь деревянная ложка, но ее воздействие должно быть не меньше, чем от других вооружений!" Или другой пример, тогдашний бестселлер писательницы Куни Тремел-Эггерт, известной больше в качестве спортивной журналистки. Она описывала эмоции женщины в наивных и нередко абсурдных словах, показывая, как у женщины вырастали крылья, когда она спешила домой к своим детям, благодаря которым она наследовала вечность. Национал-социализм провозгласил полем битвы само тело женщины. Его общественная значимость зависела только от того, могла она рожать детей или нет. Ее вес в обществе был продиктован лишь тем, как часто она рожала. Старший советник в имперском министерстве внутренних дел, Паула Зибер, ликовала по этому поводу: "Национал-социализм вновь обнаружил Немецкую женщину, которая связана в родной землей, где рождены ее дети. Судьбой этой самоотверженной матери нации является неустанная борьба за выживание". Фрау Зибер объявляла, что женщина давала душу и будущее нации посредством своих плодородных органов. Подобные заявления нередко встречались и в официальных партийных документах. Вальтер Дарре, имперский руководитель крестьян в Третьем рейхе, автор тезиса "кровь и почва", говорил нечто подобное. В одном из своих расистских пассажей он указывал, что в формировании государства большую роль играют не только мышление и характер людей, его формирующих, но и женские репродуктивные органы.
Альфред Розенберг в своем "Мифе ХХ века" объявил, что бездетная женщина не могла быть полноправным членом общества. "Если ввиду множества сознательно бездетных браков при избытке женщин здоровые незамужние женщины произведут на свет детей, то это явится приростом сил для германского сообщества. Мы идем навстречу величайшим боям за саму субстанцию. Но если этот факт будет установлен и из него будут сделаны выводы, то тогда появятся все пресытившиеся в сексуальном плане моралисты и президенты различных женских организаций, которые для негров и готтентотов вяжут напульсники, усердно жертвуют деньги на "миссию" зулукафферов и решительно выступают против "безнравственности". Если человек заявляет, что сохранение субстанции, которой грозит смертельная опасность, является самым важным, перед чем все остальное должно отступить на задний план, – это требует культивирования здоровой немецкой крови".
На основании этого постулата он даже вывел новую юридическую формулу: если муж бездетной жены был уличен в измене, то он не мог быть обвинен в прелюбодеянии. Ребенок появившийся от этой внебрачной связи, не должен был, в свою очередь, считаться незаконнорожденным, а его отец должен был обеспечивать его воспитание. Гитлер использовал этот принцип при написании программной части "Майн кампф", что позже было взято на вооружение Национал-социалистической женской организацией: "Гражданство в Третьем рейхе будет принадлежать каждой женщине, которая направит свою жизненную энергию на служение Родине в качестве матери и жены". Неудивительно, что брак в нацистском понимании, прежде всего, подразумевал рождение детей. В свете подобных идеологических установок в нацистском искусстве культивировался особый образ матери, некоей "нацистской мадонны". Это было своеобразной данью женщине, которую устранили из всех жизненно важных областей общественной жизни.
"Черный корпус", официальный печатный орган СС, как-то продемонстрировал, насколько нацисты довели это показное "заискивание" перед женщиной до совершенства. В первые годы существования Третьего рейха Вильгельм Штапель, на протяжении многих десятилетий считавшийся идеалом фёлькише-консервативного деятеля, начал в своем периодическом издании "Дойче фолькстум" ("Немецкий народ") форменную войну против "неоязыческого нудизма". В частности, он подверг нападкам "Сельский календарь" за 1935 год, где было напечатано несколько изображений обнаженных людей. Среди этих иллюстраций был рисунок Вольфганга Вилльриха, который назвался "Мать и дитя". На нем изображалась молодая крепкая женщина, нежно смотревшая на младенца, которого она вскармливала своей грудью. "Черный корпус" тут же ухватился за критику Штапеля. Это был долгожданный повод, чтобы осадить заносчивого деятеля. В эсэсовском журнале тут же прозвучала ответная критика, которая безжалостно обрушивалась на мнимый пуританизм, который провозглашал упадничество и пытался разрушить все то, что на самом деле являлось прекрасным и благородным. "Только больной извращенец мог увидеть в изображении немецкой матери что-то неприличное", – подытоживал свои обвинения эсэсовский журнал. Этой критикой эсэсовцы хотели достигнуть одновременно двух целей. Во-первых, продемонстрировать "ущербность семитских художников", которые, в отличие от Вилльриха, воспевающего "величие молодого материнства", никогда не изображали человеческое тело в его естестве. Во-вторых, попытаться избавить немецкий народ от иноземного влияния. В данном случае речь шла о католической церкви, которая "испокон веков пыталась сломить гордость немецкой женщины". Католичество всегда трактовало женщину не просто как слугу мужчины, но как грешницу и соблазнительницу, вводящую его во искушение, как некое нечистое существо, воплощение греховности. Нацисты пытались, что называется, сыграть на контрасте, представив немецкую женщину исключительно как благородное создание. "Женщина в предопределенной ее естеством роли не просто прекрасна – она священна. И каждый мужчина должен к ней питать почтение. Она вершина арийской расы, чистая по своей природе. Она – не слуга немецкого мужчины, но его товарищ и друг по жизни. Наш фюрер вновь возвел женщину на пьедестал, отвел ей подобающее место в жизни нации".
Здесь мы видим несколько модифицированные слова Гитлера о том, что женщина всегда была помощником мужчины, его истинным другом, в то время как мужчина был ее защитником. Но это был просто набор красивых фраз. На самом деле женщина в нацистском обществе была именно служанкой, а не равноправным товарищем.
Нацисты всегда рассматривали политику как занятие, которым не должны были заниматься женщины. Гитлер всегда решительно выступал против идеи присутствия в парламенте женщин, которые, согласно идеям его противников, могли "облагородить" немецкий парламент. Его основной аргумент сводился к одной фразе: "Я им не доверяю".
"Облагораживать", то, что было отвратительным по своей сущности, было уделом мужчин. Участие женщин в работе рейхстага, по мнению Гитлера, нарушит их жизнедеятельность. В данном случае мы видим, что фюрер упирал не на излюбленную тему "ожидовления парламентской системы", а подсознательно обращался к сфере половых отношений. Женщины плохи не сами по себе, а потому что их присутствие в рейхстаге будет противоречить их природным функциям. В итоге борьба против Веймарской республики и ее демократического устройства у Гитлера была совмещена с последовательным отказом от равноправия полов.
Само словосочетание "эмансипация женщин" Гитлер считал порождением еврейского мышления. Он нередко брюзгливо заявлял, что в "старые добрые времена в Германии не было никакой потребности в эмансипации женщин". В национал-социалистическом понимании "старые добрые времена" были доиндустриальной эпохой, когда, в соответствии с мифом о "почве и крови", женщина была хранительницей домашнего очага, воспитывала детей, в то время как ее супруг обрабатывал землю. Гитлер рисовал в массовом сознании пасторальные картинки из далекого прошлого. Это был ловкий шаг, так как большинство немцев были воспитаны именно на таких образах, помещенных, как правило, на страницах школьных учебников. Фраза о "мечах и оралах" приобретала в нацистском обществе совершенно другое идеологическое звучание. Женщины оказались очень восприимчивыми к этим установкам. Казалось, они только и ждали, чтобы героические идеалы были воплощены в жизнь. Нацистская пропагандистка Гуида Диль тоже кое-что позаимствовала из этого исторического багажа, когда заявляла: "Женщина – это борец. Но свое сражение она ведет при помощи материнской любви". Действительно, было очень удобно, чтобы женщина "сражалась" таким образом за свою семью и нацию – в данном случае не могло быть и речи о каком-то равенстве полов. Сам же Гитлер подчеркивал, что равенство женщины с мужчиной состоит в ее уважении мужчиной за освоение тех областей жизни, которые предназначены ей природой.
Так что высшее благородство для нацистов состояло в уважении к женщине как "матери сыновей и дочерей немецкой нации". Гитлер любил утверждать, что "когда либерализм взялся за женщину, то посеял в ней отчаяние, а ее облик стал мрачным и печальным". Гуида Диль как-то фыркнула в адрес феминисток, которых считала беспочвенным движением: "Нас, женщин, обманули, лишив права на уважение, женское благородство, материнское достоинство. Мы стали свидетелями редкостного бесстыдства, проявления национальной дегенерации, которая выливалась в полнейший культурный большевизм и безбожную пропаганду". Теперь, согласно Диль, на улицах вновь появились сияющие и смеющиеся лица. "Это произошло, потому что будущее нации и достоинство женщины надежно защищено национал-социализмом".