Гусинский
Есть одна простая истина, которая в корне противоречит пословице: "Дураки учатся на собственном примере, а умные на примере дураков". Я считаю, что дураки вообще не обучаемы, а умные обучаются только на собственном примере. Я вначале, когда были выяснения отношений с НТВ, считал, что это не является ущемлением свободы слова, поскольку НТВ выступало с позиций неконструктивной оппозиции, не предлагая власти никаких конструктивных решений, неаргументированно ее критикуя. Поэтому действия властей мне казались достаточно разумными. Человек так устроен, что, пока сам не наступит на грабли, опыт других ему нипочем. Сегодня я могу совершенно однозначно сказать, что эта сконструированная властью последовательная цепь событий – НТВ, ОРТ, Доренко – звенья одной цепи, которую я квалифицирую как безусловное ущемление свободы слова в России, не просто ущемление, а, по существу, запрет на свободу слова в России.
Власть действует очень жестко, не обращая никакого внимания на реакцию оппонентов. И по существу, власть готова к новому шагу, который обычно следует за шагом по ограничению или запрету свободы слова, – другие акты власти, направленные на ущемление прав граждан: могут быть и репрессии в самых различных формах, может быть и изменение Конституции – все что угодно. Площадка расчищена.
У меня с Гусинским разные жизненные приоритеты. У меня политические приоритеты абсолютно доминируют над экономическими, а у Гусинского – наоборот. И в этом наше главное различие: я не извлекаю из политики прибыли. Это не упрек и не комплимент, просто разные пути. Гусинский всегда честно говорил, что он занимается бизнесом, а не политикой, а я честно говорил, что занимаюсь политикой, а не бизнесом. И поэтому бизнесмен, конечно, не готов сидеть в тюрьме, а политик – он всегда должен быть готов сидеть в тюрьме, если он настоящий политик. От Гусинского я отличаюсь тем, что не пытался следовать за событиями. Я всегда пытался их формировать.
Мы всегда были реальными конкурентами, потому что никого больше такого масштаба на рынке просто не существовало. Тем не менее у нас были совершенно нормальные отношения с Гусинским и с этой группой. Мое личное отношение к Гусинскому как к человеку на эмоциональном уровне уже не изменится. Оно сугубо негативное. Но если сейчас возникнут новые обстоятельства и я пойму, что выгодно это сделать, ничто меня не остановит снять трубку первым и позвонить. Без проблем.
Наши олигархи в своем подавляющем большинстве зайчики, пугливые зайчики. Они вроде бы и добились многого, но осознать свою политическую ответственность перед обществом так и не смогли. В редких случаях богатые люди России находили силы объединяться. Были импульсы. Это происходило в суперкритических ситуациях. В новейшей истории России это произошло в 1996 году, когда возникла опасность реставрации коммунизма. В 1999 году этого не случилось, потому что тогда выбор происходил не между коммунистами и либералами, а между близкими по своей идеологии силами.
Многое из того, что делал Гусинский, мне казалось ошибочным и даже вредным. И многое – правильным и очень полезным с точки зрения именно стратегических интересов России. И я, не испытывая личных симпатий к нему, пытался его лично поддержать, потому что НТВ – что бы кто ни говорил – в огромной части это Гусинский. Могу сказать, что наиболее стойкими из журналистского цеха оказались репортеры НТВ, да и вообще всего "Медиа-Моста". Никогда не было двойственности в их позиции. Гусинский делал компанию с нуля – это факт. И без Гусинского НТВ – не НТВ. Без Гусинского – это уже другая компания, точно так же, как Си-эн-эн без Тернера уже не Си-эн-эн. Или "Ньюс корпорейшн" – без Мердока. Роль личностей… Ведь мы живем в другом уже веке, когда именно интеллект является главной ценностью – не технология, не минеральные ресурсы, а интеллект. Это, кстати, не я придумал, но я с этим соглашаюсь.
К Гусинскому не относится определение "зайчик". У него сильная воля. Я приезжал к нему в испанскую тюрьму за день до суда, где должен был решаться вопрос об экстрадиции. Естественно, каждый нервничает в такой ситуации. Мы разговаривали через пуленепробиваемое стекло – тюрьма все-таки. Но Гусинский был абсолютно спокоен. Мое личное отношение к тому, что происходило с Гусинским, было резко отрицательное, вне зависимости от того, виноват Гусинский был по существу предъявляемых ему обвинений или нет. Любой человек, который занимался бизнесом в России, прямо или косвенно нарушал российские законы, прежде всего в силу их несовершенства и в силу того, что законы много раз изменялись за это короткое время.
Я попал в аналогичную ситуацию, когда власть на меня давила так же, как и на него, и поэтому мы должны были посоветоваться и решить, что делать дальше. Гусинский дословно сказал мне следующее: "Ты имеешь дело с бандитами, и если тебя вызывают в Генпрокуратуру, то с тобой что-то сделают – посадят, убьют, в конце концов. У них нет правил". Власть сегодня абсолютно беспредельна. Кстати, мы так и не придумали, что делать.
Так что Гусинский не зайчик. Он не пугливый, но он тоже не понимал своей политической ответственности. Остальные просто пугливы, реально пугливые люди. Они настолько боятся, что их бизнес может быть разрушен, что не понимают: он будет разрушен в любом случае, если политическая ситуация обернется неправильно для бизнеса. Они просто не просчитывают следующий шаг или не хотят считать. Или считают, что все, что можно, возьмем, а потом – хоть трава не расти. Я действительно в этом смысле отличаюсь от них. Я брал на себя ту ответственность, которую они или боялись, или не хотели брать.
Лужков и Примаков
СЛужковым я мог установить блестящие отношения, но совершенно сознательно отстаивал свою политическую позицию, полагая, что Юрий Михайлович – зло для страны. Ровно то же могу сказать и о Примакове. В конце концов, у нас много общих знакомых по Академии наук, он академик, я член-корреспондент, найти общий язык с Евгением Максимовичем мне было бы проще, чем, например, Гусинскому. Ведь Примаков воспринимает Владимира Александровича как таксиста, не более того. И Лужков для Евгения Максимовича всего лишь преуспевший лавочник, человек в кепке. Поверьте, мне хорошо знаком менталитет представителей советской элиты, привыкших смотреть на окружающих сверху вниз. Словом, я осознанно не стал договариваться с Евгением Максимовичем. Был момент, когда я единственный выступал против Примакова. Тогда все вокруг только и восклицали: ах, какой классный у нас новый вождь – мудрый, прозорливый!
Я не участвую в разработке кремлевских сценариев. Я самостоятельно всё делаю. В данном вот случае развеиваю мифы о том, кто такой Лужков. Он представал в течение долгого времени человеком безупречным, построившим уникальную экономику уникального города. Я могу сказать, что эта экономика действительно уникальна: она уникально криминальна. Она направлена исключительно на то, чтобы высасывать соки из страны, сводить их в один город, чтобы потом этими ресурсами распоряжался очень ограниченный круг людей. Я очень поддерживал назначение премьером Примакова, который решил очень важную задачу – он реально стабилизировал политическую ситуацию в России. В тот момент это было самое главное. И эту задачу лично Примаков решил своим авторитетом. Политическая ситуация в России была крайне сложная. И в момент назначения Примакова премьер-министром он был очень положительной фигурой. Очень важно, что именно он смог стабилизировать политическую ситуацию. Казалось, что он разумно воспользуется этим. Но предположения не просто не оправдались. Они как бы в самой драматической форме переиначились, ровно до противоположности. Именно Примаков стал на самый порочный, самый трагический для России путь. Начались непонятные вроде бы вещи – такое странное правительство, которое должно решить сложнейшую задачу – экономическую. Но чем дальше развивались события, тем больше и больше я понимал, что это правительство не ставит своей задачей решение экономических проблем. Оно просто хорошо понимало, что не существует простых решений, есть только долгосрочные, поэтому самым удобным решением в экономической области является получение кредитов у МВФ.
Но главное – не это. Главное – борьба за власть. И здесь абсолютно четко проявились пять направлений борьбы: Дума, губернаторы, окружение президента, спецслужбы и средства массовой информации. Вот те направления, по которым уверенно продвигалось правительство. Шел реальный перехват, попытка реального перехвата власти по всем этим пяти направлениям.
Одно направление было абсолютно успешно – это Дума. Тогда становился понятен состав правительства. Примакову удалось снять дикое напряжение в обществе – противостояние Думы и исполнительной власти. Эта проблема была решена ценой того, что экономика, конечно, никуда не могла продвигаться, не могла развиваться. Я считал путь, по которому вело это правительство, опасным. Но я не мог сказать, что реально понимал альтернативу, – слишком далеко зашел процесс развала государства в целом. Я не решился так просто сказать: нужно заменить. Но была колоссальная проблема и колоссальная опасность в этом правительстве.
В России наступили другие времена. Россия теперь живет другой жизнью. Евгений Максимович этой жизни абсолютно не понимал и, не понимая, не приемлет. Но он умный человек в том мире, в котором существует. Он жил в системе, которая не учитывала сегодняшний реальный мир России, поэтому он делал трагические для России ошибки, одну за другой. Одна из них привела к моему с ним противостоянию – позиция по НАТО. Помню, пришел Примаков, который был тогда министром иностранных дел (я был замсекретаря Совета безопасности), и сказал, что подписание договора Россия – НАТО и вообще позиция России по отношению к расширению НАТО на Восток абсолютно неверная. По существу, с точки зрения той морали, в которой живет Примаков, она действительно была неверная. Я Примакову сказал: "Евгений Максимович, нельзя возражать против расширения НАТО на Восток и подписывать с НАТО договор. Это – лицемерие, это двойной стандарт. Стратегически в политике это рано или поздно проявится как ошибка". Что и произошло.
С Ираком тоже была ошибка. И нельзя в политике замахнуться и не ударить. Один раз это проходит, второй раз в это уже никто не поверит. Россия много раз за последнее время, в том числе из-за того, что неверно оценивал ситуацию министр иностранных дел Примаков, оказывалась в униженном положении. Нас унизили в Ираке, а мы могли не попадать в такое положение. Мы могли занять совершенно взвешенную позицию. И еще больше нас унизили в Косове. И опять-таки Россия имела возможность выглядеть не просто достойно, а стать лидером в разрешении подобных ссор и конфликтов. Но Россия заняла ровно противоположную разумной позицию. Примаков поехал якобы разрешать этот кризис. Он встретился с Милошевичем, но не встретился с лидером албанцев. Почему? Какое право имел человек, желающий уладить конфликт, так односторонне в него вмешиваться? То есть вместо улаживания конфликта произошло вмешательство в конфликт.
Примаков хотел строить империю, причем империю в худшем ее понимании – основанную на насилии, а не на интеллекте. Мы знаем, какова цена строительства империй подобного сорта вообще и в России в частности. И если с этих позиций оценивать действия Примакова, то они становятся понятными. С первого дня он стал бороться за СМИ, за влияние на губернаторов, президента, спецслужбы… Последние ожили, реанимировались. Это не Примаков сражался и не слабые интеллектуально коммунисты, а остатки российских спецслужб в худшем их проявлении.
Абрамович и Ходорковский
Никакого участия в процессе нынешнего объединения "Сибнефти" и ЮКОСа я не принимал, не вел переговоров ни с Абрамовичем, ни с Ходорковским. Более того: ни с тем ни с другим не общался уже несколько лет. Вопрос об объединении стоял давно. Однажды оно было начато, но не доведено до конца – объединенная компания уже и имя получила: ЮКСИ. Объединение было выгодно и "Сибнефти", и ЮКОСу. Вот в том процессе я принимал самое активное участие. Но тогда мои партнеры Абрамович и Швидлер выступили против объединения, и оно не состоялось. Сегодня свою долю – приблизительно половину пакета – я продал Абрамовичу, и он со мной рассчитался.
С Абрамовичем меня познакомил Петр Авен. Петя играет особую роль в этом смысле в моей жизни. Роман намного младше меня. Он, конечно, человек совершенно неординарных способностей. Я имею в виду понимание жизни. Ему это как-то очень удается. Может быть, потому, что у него было достаточно сложное детство. Он полностью сделал себя сам. Рома – человек глубокий, очень правильный и самодостаточный.
Я считаю себя совершенно самостоятельным человеком и не борюсь за место нигде – ни в компании, ни в политике. Я пытаюсь утвердиться своим пониманием по тем или иным проблемам. Если кто-то делает это лучше меня, я отхожу, без чувства ревности, без сопротивления. Я знаю, что есть пространство, где Роман очень силен, – в личном общении с людьми. Я знаю, где он слабее меня, – он хуже понимает пока политическую стратегию. Но и не претендует, что понимает. Он молодой и обучаемый. Хотя он недостаточно образованный человек, но обучаемый. Умный и, что особенно важно, точно оценивает свои возможности.
Я знаю, что он в очень хороших отношениях с Юмашевым, Волошиным. Я не знаю, какие у него отношения с Татьяной Дьяченко. И я уверен, что в силу своего реального таланта он может убеждать в той или иной точке зрения. Как он это реально использует, не знаю, не был свидетелем. Роман, надо сказать, очень скрытный человек – в отличие от меня. А вообще я даже испытываю удовлетворение, что среди нового поколения появляются люди, которые смогут продолжить наше дело.
Что же касается Ходорковского, то мой личный опыт знакомства с ним не свидетельствует, что Миша – хороший политик, особенно для России. Миша – технолог очень хороший, он обладает феноменальной технологичностью. Он умеет строить большие, сложные и при этом реальные технологические системы. Он правильный человек на позиции премьер-министра, тут у меня никаких сомнений нет. Из всех, кого я знаю, он лучший. В то же время он никогда не менял ситуацию, а лишь встраивался в нее. Типичный пример – выборы 1996 года. Не секрет, что Ходорковский заигрывал с коммунистами, поддерживал коммунистов, пока не было принято общее решение бизнес-сообщества поддержать только Ельцина. Не он один. Собственно, многие олигархи поддерживали – и Виноградов заигрывал, и Гусинский… Они считали, что приход Зюганова неотвратим. Потребовалось много усилий, чтобы переубедить их, чтобы Ходорковский, как и все остальные, поставил только на Ельцина. Встроился в ситуацию. Одним из первых, но все же лишь встроился.
Особенность наших олигархов вообще состоит в том, что они не умеют создавать процесс, они боятся создавать процесс, они встраиваются в процесс. Так было и в 1996-м, и в 1999-м. А где Ходорковский был в 1999 году? В 1999-м он и вовсе отошел в сторону и занял наблюдательную позицию: уже не верил собственной интуиции, не знал, на кого поставить: на Примакова – Лужкова, которых поддерживал Гусинский, или на Путина. Ходорковский отсиживался и выжидал, кто победит – Примаков или Путин. И он точно так же побежал бы к Примакову, как он побежал к Путину.
Но наступил момент, когда он понял, что власть не реализует, а, наоборот, препятствует достижению тех экономических целей, которые преследует компания. И замахнулся на политику. И получил по носу. Ведь отношение к Ираку – это чистая политика. Ходорковский говорил, что надо поддержать американцев. Я лично с этим был не согласен, но это другой вопрос. Но он обозначил ясную точку, где интересы сегодняшней власти расходятся с интересами крупного бизнеса. А ЮКОС был авангардом российского бизнеса.
Миша теперь политик, потому что такой бизнес не может не влиять на принятие политических решений. Капитал не может не заниматься политикой. Этого, кстати сказать, Путин, когда стал президентом, совершенно не понимал. Он говорил о равноудаленности олигархов, вместо того чтобы говорить об их равноприближенности. И я не вижу ничего невозможного в том, чтобы богатый человек был избран президентом России. От этого России может стать только лучше. Я уверен, что почти каждый российский олигарх хотел бы стать президентом. Все они очень целеустремленные и амбициозные люди. Поэтому мне смешно, когда у них спрашивают: "Зачем вам столько денег?" – не понимая, что деньги для них – это не путь к приобретению материальных благ. Деньги – это власть. Власть опять же не в вульгарном понимании. Например, Ходорковский большие средства тратил на благотворительность, на образовательные программы. Он завоевывал таким образом молодое поколение: понятно, что люди, выучившиеся на его стипендии, поддержали бы его.
Могу предположить, что сплетни о президентских перспективах Ходорковского распускали его "доброжелатели", возможно, конкуренты по бизнесу: все знают, как болезненно Путин реагирует на любые слухи о соперниках. Происходящее абсолютно логично. Ходорковского неминуемо добьют. Эта акция была призвана не просто напугать. Главной целью является перераспределение собственности. В данном случае не государственной, а частной. Она попадет под контроль людей в погонах.
Абрамович дальновиднее других. Сейчас много говорят о покупке Абрамовичем футбольного клуба "Челси". Пытаются отыскать разные мотивы. Но когда придут за ним, все скажут: "Пришли за тем самым, который купил лондонский "Челси". И я думаю, что для Абрамовича это приобретение – скорее способ защиты, нежели бизнес или развлечение. Вместе с тем Ходорковский показал, что умеет играть вдолгую, так что посмотрим. Я не знаю, какие мысли у Ходорковского.
Шуты
В России всегда были шуты, и шутов страна в общем-то любит. Они одеваются в разные одежды. Есть шут, который не скрывает этого, – Жириновский. Серьезный политический шут. При этом я не говорю, что шутовство порок. Не порок, а институт компенсации пороков. То, что говорит шут, никто не скажет. То, что позволено ему, не позволено никому другому. И конечно же то, что написал в своей книге Коржаков о Борисе Николаевиче, да и обо мне, отвратительно. Этот человек был личным охранником Андропова. Этого человека десять раз просветили насквозь. Я наблюдал, как Ельцина старались споить, превратить в ноль. Но огромная часть общества хочет знать, как живет президент. И поскольку красивые картинки никто не рисует, появляется шут, который рисует эти картинки. При этом хочу заметить, что не считаю генерала Коржакова серым человеком. Он если и шут, то яркий.