Власть женщин. От Клеопатры до принцессы Дианы - Серафима Чеботарь 17 стр.


Хотя когда-то именно Англия дала старт массовой миграции евреев в Палестину, во время Второй мировой она, панически боявшаяся потерять арабскую нефть, чуть было не уничтожила идеи сионизма на корню. В июне 1946 года британские власти арестовали многих руководителей Ишува, и тогда Голда была назначена главой политического департамента Еврейского агентства, став, таким образом, главным посредником между евреями и Англией.

В 1946 году ООН проголосовала за раздел Палестины и создание государства Израиль. С этого момента, как пишут историки, евреи перестали бороться за независимость и начали бороться за выживание: недаром госсекретарь США Джеймс Форрестол заметил, что "45 миллионов арабов собираются сбросить 250 тысяч евреев прямо в океан". В первую же неделю после подписания резолюции были убиты сотни человек – как евреев, так и арабов. Голда чувствовала личную ответственность за происходящее: она спала по четыре часа в сутки, а остальное время работала на благо будущей страны. Когда журналисты ее спросили, как она смогла пережить это чудовищное напряжение, она ответила: "Мы просто хотели остаться в живых, а наши соседи хотели видеть нас мертвыми. Это не тот вопрос, по которому есть большие возможности для компромисса".

Король Иордании Абдалла заявил, что арабы готовы пожертвовать пятой частью населения – десятью миллионами жизней, – лишь бы уничтожить полмиллиона палестинских евреев. В ожидании нападения жившие в приграничных районах евреи попросили разрешения покинуть земли – или выделить им десять миллионов долларов на танки. Голда пообещала дать им деньги – но где их взять? И тогда она отправилась в США, собирать средства на нужды еще не родившегося Израиля. В первую очередь обратилась к Элеоноре Рузвельт, своему кумиру, затем обошла всех, кого знала. Голда использовала всю свою силу, привлекательность и обаяние и совершила настоящее чудо: за три месяца она собрала пятьдесят миллионов долларов! Восхищенный Генри Ментор провозгласил ее "самой могущественной еврейской женщиной современности", а потрясенный Бен-Гурион, признанный глава Ишува, заявил: "Когда-нибудь, когда история будет написана, там обязательно будет упомянуто, что была такая еврейская женщина, которая достала деньги, сделавшие наше государство возможным".

Но Голда не успокоилась. Она решила лично встретиться с королем Абдаллой: на все предостережения она отвечала лишь: "Я готова пойти в ад, если это даст шанс спасти жизнь хотя бы одного еврейского солдата". Переодевшись в арабское платье, она нелегально перешла границу и чудом добралась до Аммана. Когда король не без иронии спросил ее, почему она с таким нетерпением борется за построение израильского государства, она ответила: "Мы ждали две тысячи лет – не думаю, что это можно счесть за большую спешку". В своей автобиографии Голда Меир признавалась: "Это была величайшая наглость с моей стороны, но я знала, что мы должны победить".

Четырнадцатого мая 1948 года было провозглашено Государство Израиль: Декларацию независимости подписали двадцать четыре человека, из них только две женщины – Голда Меерсон и Рахель Коэн-Каган, глава Международной женской сионистской организации. Этот день Голда Меир всегда вспоминала с огромным волнением: "Глаза мои наполнились слезами, руки дрожали, – писала она в автобиографии. – Мы сделали еврейское государство реальностью, – и я, Голда Мабович-Меерсон, дожила до этого дня".

На следующий же день Израиль был атакован соединенными силами Египта, Сирии, Ливана, Иордании и Ирака: Голда еще раз ездила в США, чтобы собрать деньги на оружие, и в конце концов отчаянными усилиями к ноябрю арабские силы отступили. Когда у Голды спросили, как израильтяне смогли победить превосходивших их по всем статьям арабов, она ответила: "У нас было секретное оружие – отсутствие альтернативы".

Голда Меерсон была назначена послом Израиля в Советском Союзе: она, прекрасно владевшая языками (в том числе и русским, хотя во время своей работы в СССР предпочитала это не афишировать), знавшая культуру и обладавшая немалым дипломатическим талантом, как никто другой подходила на эту должность. По легенде, ей выдали первый выпущенный новым государством заграничный паспорт. В СССР Голду встретили восторженно: "Женщина-посол была тогда в новинку, – вспоминала она, – но женщина-посол в Москве, да еще представлявшая крошечное воюющее государство – Израиль, – это было новостью". Посольский корпус разместился в гостинице "Метрополь": как вспоминали сотрудники посольства, они жили в режиме жесточайшей экономии – Голда сама закупала на рынке продукты, из которых готовила еду для всех на одолженном в гостинице примусе. Самым ярким воспоминанием от пребывания Голды на посту была, безусловно, восторженная встреча, которую огромная толпа русских евреев устроила ей во время посещения московской синагоги. Это событие было запечатлено на израильских банкнотах номиналом в 10 тысяч (или десять новых) шекелей образца 1984 года.

В Москве Голда прослужила всего несколько месяцев: в апреле 1949 года ее отозвали в Израиль, где назначили на пост министра труда и социального страхования в кабинете Давида Бен-Гуриона, ставшего премьер-министром, – на этой должности Голда прослужила семь лет. В 1955 году она по распоряжению Бен-Гуриона была назначена мэром Тель-Авива, а через год получила портфель министра иностранных дел и в этом качестве представляла Израиль в Организации Объединенных Наций. При этом, как вспоминают, некоторые депутаты кнессета отказали ей в своей поддержке на том основании, что она – женщина. И это при том, что уже давно по Израилю ходила шутка, в которой Голду называли "единственным мужчиной в правительстве". Сама она неодобрительно относилась к этой остроте, хотя та ей и льстила: "А если бы про одного из членов правительства сказали, что он – единственная женщина в его составе, как бы вы посмотрели на это?"

Предшественник Голды на посту министра иностранных дел Моше Шарет попросил всех членов дипломатического корпуса ивритизировать свои имена: Голда взяла фамилию Меир – что на иврите означает "озаряющая".

По свидетельству ее сотрудников, в работе с иностранными лидерами Голде Меир с помощью личного обаяния и убежденности в собственной правоте удавалось привлечь на свою сторону даже закоренелых противников сионизма. В пятидесятых-шестидесятых годах Голда Меир много ездила по африканским странам: она считала негров естественными союзниками Израиля, поскольку евреев, как и чернокожих, притесняли по всему миру. В Израиле была налажена программа МАШАВ, призванная помогать африканским странам налаживать образование и здравоохранение, а также бороться с голодом.

В конце 1965 года Голда Меир почувствовала, что ее здоровье больше не позволяет ей работать, как прежде, – у нее обнаружили лимфому, стало сдавать сердце, и она подала в отставку. "Лучше быть полностью бабушкой, чем полуминистром", – заявила она. Хотя полностью из политики не ушла: Голда Меир продолжала оставаться депутатом кнессета и даже занимала пост генерального секретаря партии МАПАЙ – с этого поста она по состоянию здоровья ушла в июле 1969 года.

Однако пенсия ее была недолгой. В феврале 1969 года внезапно скончался премьер-министр Израиля Леви Эшколь, и Голду Меир единодушно избрали следующим главой правительства. Сама Голда не ожидала такой чести: "Я была ошеломлена. Я никогда не рассчитывала стать премьер-министром… Я вообще никогда ни на что не рассчитывала, – вспоминала она. – Я не выбирала карьеру. Я не выбирала профессию. Просто так получилось". В своей официальной речи она, в частности, сказала: "наша судьба не может быть и не будет определена другими". Хотя многие ортодоксально настроенные евреи возражали против того, чтобы государством управляла женщина: "Трудно для людей, чьи религиозные убеждения отводят женщине почетное место в доме, – писала израильская пресса, – принять идею, что женщина может находиться во главе политического департамента. При всем хорошем отношении и уважении к женщине, ей не место наверху в качестве одной из центральных политических фигур".

Но лучшего выбора нельзя было сделать: Голда Меир стала настоящей матерью своему народу, любящей, заботливой и строгой, не знающей ни отдыха, ни усталости. По воспоминаниям, она "в семьдесят работала долгими часами, как никогда ранее, и больше путешествовала". Будучи уже в преклонном возрасте, больная, она работала на износ, не покидая офис сутками. Голда Меир умела быть справедливой, понимающей и даже не по-женски жесткой, когда дело касалось судьбы ее страны. Критикам, обвиняющим ее в том, что она представляет Израиль слишком агрессивным государством, она отвечала: "Я верю, что у нас будет мир с соседями, но я уверена, что никто не захочет заключить мир со слабым Израилем. Если Израиль не будет силен, мира не будет". В другой речи она сказала: "Если у нас есть выбор между тем, чтобы погибнуть, вызвав всеобщее сочувствие, или выжить с плохим имиджем, то лучше уж мы останемся живы, имея плохой имидж".

В то время Израиль жил в условиях постоянной арабской угрозы. На Олимпиаде в Мюнхене 1972 года арабские террористы из организации "Черный сентябрь" захватили израильскую команду – хотя Голда Меир предлагала прислать свой спецназ, натренированный в подобных ситуациях, Германия решила обойтись своими силами, и в результате все израильские атлеты погибли. Меир отдала приказ МОССАД начать охоту на выживших террористов – и в результате операции "Гнев Божий", длившейся почти двадцать лет, все организаторы операции были уничтожены.

Пятого октября 1973 года, накануне праздника Йом Кипур – Дня Примирения – Голде показалось, что скоро начнется война. Усилившаяся активность на границах и возросший поток беженцев напоминали ей о начале Шестидневной войны 1967 года. Голда высказала свои подозрения, однако ее советники заверили ее, что, по данным разведки, Израилю ничто не угрожает. Позже она сетовала: "В то утро я должна была послушаться собственного сердца и объявить мобилизацию. Вот о чем я никогда не смогу забыть, и никакие утешения, никакие рассуждения моих коллег тут не помогут". В праздничный день, когда большинство политиков разъехались, объединенные силы Египта и Сирии напали на Израиль, и поначалу, благодаря использованию советских ракетных установок, сильно продвинулись в глубь израильской территории. Когда над Израилем нависла угроза полного разгрома, она позвонила Генри Киссинджеру, госсекретарю США: в Америке была полночь, и ее поначалу отказались соединять с политиком. "Меня не заботит, который теперь час. Нам нужна помощь сегодня, потому что завтра может быть слишком поздно", – заявила она. Помощь американских ВВС спасла положение; арабов удалось оттеснить, а через две недели израильские войска уже находились на расстоянии 35 километров от Дамаска и 101 километра от Каира. Война Судного дня закончилась 11 ноября, но ее последствия продолжали ощущаться еще долго. Народ требовал отставки правительства, которое не заметило готовящейся войны; главнокомандующий Моше Даян дважды пытался уйти в отставку, и оба раза Голда Меир отказывала ему, обвиняя во всем случившемся только себя, – если бы в тот день она настояла на своем, гибели двух с половиной тысяч израильских солдат можно было бы избежать.

Хотя комиссия Аграната, расследовавшая обстоятельства войны Судного дня, полностью сняла все возможные обвинения с Голды Меир – наоборот, ее усилия были названы "мудрыми, оперативными, полными здравого смысла и самыми важными", – сама она продолжала считать себя виноватой. Она ушла в отставку 11 апреля 1974 года. "Пяти лет было достаточно, – заявила она на прощание. – Мне больше не под силу нести это бремя". Ее преемником стал Ицхак Рабин.

Последние годы Голды Меир прошли тихо и спокойно. Она, как и раньше, заботилась о детях и внуках – вспоминали, что она находила время навестить живущую в кибуце дочь даже во время войны Судного дня, – собирая родственников на кузне своего скромного дома. До последних дней она курила по две пачки в день, выпивала по два десятка чашек крепкого кофе и по-прежнему интересовалась политикой. В 1975 году она опубликовала свою автобиографию "Моя жизнь", где откровенно и без прикрас поведала историю своей жизни, отданной на благо Израиля.

Голда Меир скончалась в Тель-Авиве 8 декабря 1978 года. Она похоронена на горе Герцля в Иерусалиме. До сих пор ее благодарные сограждане называют ее совестью еврейского народа и матерью Израиля.

Уоллис Симпсон

Королевская любовь

Ради любви люди совершают подвиги. Ради любви люди совершают глупости. Ради своей любви английский король Эдуард VII отрекся от престола. До сих пор спорят, что это было – великий подвиг или великая глупость, но одно ясно: такая любовь была достойна королей.

Уоллис Симпсон в своих воспоминаниях "У сердца свои права" писала: "История моя проста: это история обыкновенной жизни, ставшей необыкновенной судьбой". И она была права: трудно было найти в то время более необыкновенную судьбу с более обыкновенным началом…

Уоллис Уорфилд родилась 19 июня 1896 года; местом ее рождения называют то Балтимор, штат Мэриленд, то Блю-Ридж-Саммит, штат Пенсильвания. Такое расхождение биографы объясняют тем, что Уоллис появилась на свет до того, как ее родители официально вступили в брак, так что матери пришлось рожать втайне, чтобы избежать скандала.

Уоллис принадлежала к семье, происходившей из Южных штатов и по праву гордившейся своими благородными предками (по утверждению некоторых архивистов, род Уорфилдов был в родстве даже с особами королевских кровей). Но денег в семье было мало; а после того, как умер отец Уоллис – ей самой не было еще и года, – семья осталась без средств к существованию. Только благодаря тетушке Бесси, сумевшей когда-то составить завидную партию и приобрести неплохое состояние, Уоллис удалось получить образование в мэрилендском привилегированном пансионе Олдфилдс. Но хотя тетушка и платила за учебу Уоллис, в ее доме девочка находилась на унизительном положении бедной родственницы, вынужденная обходиться и без любви, и без новых платьев.

Балтимор был тогдашней культурной столицей США; здесь жили самые сливки американского общества, семьи со "старыми" деньгами и длинными, по американским меркам, родословными. Благодаря связям своей семьи и знакомствам, завязанным в пансионе, Уоллис была вхожа в лучшие дома. Она прекрасно танцевала, была остроумна и обаятельна, унаследованный от матери веселый нрав и романтичность прекрасно гармонировали с благородными манерами и трезвостью рассудка. Ее даже в юности нельзя было назвать красавицей – плоская фигура, слишком длинный нос, тяжелый подбородок и чересчур большой рот, но у Уоллис никогда не было недостатка в поклонниках. В Балтиморе Уоллис слыла законодательницей мод: первой сделала короткую стрижку, первой надела узкую укороченную юбку… От ее смелости и сексапильности мужчины сходили с ума.

Но Уоллис прекрасно знала, чего она хочет, – денег (память о проведенных в бедности детских годах), крепкого положения в обществе (дань балтиморскому тщеславию), а главное – хотелось любви. Романтичные девушки были в моде, а Уоллис никогда не отставала от моды.

В двадцать лет Уоллис вышла замуж за лейтенанта Эрла Уинфилда Спенсера, пилота морской авиации. Эрл Спенсер – звучало в точности, как графский титул (earl – по-английски граф). Романтическая профессия, хорошее происхождение и прочное финансовое положение – все это пленило сердце Уоллис. Но сразу после свадьбы выяснилось, что Эрл был запойным алкоголиком, жутко ревнивым и к тому же буйным; напившись, Спенсер лез в драку, крушил мебель, мог запереть жену на всю ночь в ванной комнате, а мог уехать без объяснения причин. Однажды его не было дома четыре месяца, и только случайно Уоллис узнала, что ее супруг не в длительном загуле, а переведен по службе в Вашингтон. Уоллис переехала следом, надеясь, что хоть в столице Эрл будет держать себя в руках, но безобразные выходки продолжались. Уоллис терпела, прекрасно зная, что развод не встретит одобрения среди ее респектабельных родственников, а разведенной женщине никогда не занять в обществе Балтимора достойного места. Разочаровавшись в семейной жизни, Уоллис начала крутить романы – в основном среди дипломатов, покоряя иностранцев своим "истинно американским" шармом. Среди ее ухажеров того времени называют военного атташе Аргентины Фелипе Эспила и сотрудника итальянского посольства князя Каэтани. А 7 апреля 1920 года мистер и миссис Спенсер были в числе приглашенных на бал в отеле "Дель Коронадо" в Сан-Диего, где почетным гостем был Дэвид, принц Уэльский. Правда, тогда Уоллис едва удалось его разглядеть поверх спин десятков гостей, а принц и вовсе ее не заметил. Но судьба любит делать намеки, до срока никому не понятные.

Вскоре Спенсера перевели в Гонконг; он с трудом, но все же уговорил Уоллис ехать с ним. Скорее всего, она поехала из любопытства – ей интересно было взглянуть на "загадочный Восток". В Гонконге Спенсер снова взялся за старое; все свободное время он проводил по притонам – опиумным курильням, сомнительным барам и публичным домам – и требовал, чтобы жена сопровождала его. Тут терпение Уоллис лопнуло, и она подала на развод.

Постаравшись побыстрее покинуть бывшего супруга, Уоллис переехала в Шанхай, где продолжила крутить романы направо и налево, не особо интересуясь, кем были ее новые знакомые. По легенде, именно в притонах Шанхая Уоллис научилась неким сексуальным приемам, позволяющим ей покорить и привязать к себе любого мужчину. Так это или нет, теперь уже никто не знает; знаменитое "шанхайское досье", собранное через полтора десятка лет на Уоллис британскими спецслужбами, так никто и не видел – все, кто упоминает о нем, говорят исключительно с чужих слов.

Один из самых распространенных слухов об этом периоде жизни Уоллис – это ее роман в 1924 году с молодым итальянским дипломатом графом Галеаццо Чиано – будущим зятем Бенито Муссолини и министром иностранных дел Италии. Будто бы Уоллис даже сделала от Чиано аборт, обрекший ее на бесплодие. Эта сплетня с удовольствием будет обсуждаться в английских великосветских гостиных, но никакого подтверждения ее – как и опровержения – не существует; кроме одного – у Уоллис действительно не будет детей.

В Китае Уоллис познакомилась со своим вторым мужем, американцем Эрнестом Олдричем Симпсоном – сотрудником судоходной компании, владельцем которой был его отец. Эрнест был – не в пример Эрлу – спокойным, добродушным и умным, к тому же богатым и со связями в высшем английском обществе. Сразу после свадьбы молодожены уехали в Лондон, где был филиал фирмы Симпсонов.

Назад Дальше