Во-первых, "неуч" Лысенко к 1925 году – к 27 годам – успел окончить Полтавское училище садоводства, Киевские двухгодичные курсы селекции и Киевский сельскохозяйственный институт, поработав при этом в деле селекции реально и став автором раннеспелого сорта помидора эрлиан 17 (впоследствии Лысенко дал ещё ряд ценных сортов различных культур).
Во-вторых, лишь два современных советских селекционера удостоились отдельных статей в третьем и последнем издании БСЭ, и оба – верные соратники и ученики Лысенко, почему-то не отрёкшиеся от него до конца жизни. Я имею в виду дважды Героя Социалистического Труда Павла Пантелеймоновича Лукьяненко, автора и соавтора 15 (пятнадцати!) районированных сортов пшеницы (в том числе – знаменитой Безостой I), члена Европейской ассоциации селекционеров, члена Королевской академии сельского хозяйства и лесоводства и прочая, и прочая, а также – Василия Николаевича Ремесло, Героя Социалистического Труда, автора сортов пшеницы Мироновская 808, Мироновская юбилейная и других.
Этим двум соратникам Лысенко Россия обязана своим основным зерновым фондом, но с каким трудом хрущёвско-брежневская Академия наук СССР избрала Лукьяненко лишь в 1964-м, а Ремесло даже в 1974 году своими действительными членами… Жорес Медведев называет Ремесло "беспринципным и активным сторонником Лысенко" и радостно сообщает в своей книге о Лысенко, что в 1964 году за Ремесло биологическое отделение голосовало три раза – и все три раза он тогда не прошёл. А ведь все "передовые генетики" СССР ни к тому времени, ни позже не дали стране ни одного путного сорта какой-либо сельскохозяйственной культуры! За несколько десятилетий они фактически уничтожили русскую практическую селекцию, былым лидером которой – Иваном Мичуриным – восхищался когда-то весь мир…
В-третьих, Лысенко, как и Мичурин, призывал рассматривать живой организм, не отрывая его от условий его развития, а сегодня ряд исследователей фактически доказал правоту Лысенко! Изменяя условия жизни, в частности – кормление, экспериментаторы выводят новые виды животных – над чем и работал Лысенко! И выводят не методами генной инженерии, а методами научной селекции – как это делали Мичурин, Лысенко, Лукьяненко, Ремесло…
Что же до "передовой" генной инженерии, то сегодня в любом супермаркете, присмотревшись, покупатель может прочесть уверения производителей различных продуктов, что для их производства ГМ-компоненты не использовались.
"ГМ" – это как раз и есть "генетически модифицированные", по поводу чего можно вспомнить не очень хорошо пахнущую, но точную присказку о том, что "ГМ…" двух сортов не бывает.
Как, замечу к слову, и "демократов".
Наконец, сообщу уж читателю и то, как закрывали "антинаучную" экспериментальную программу Лысенко в 1965 году.
Началось с того, что инспектировать экспериментальную базу Лысенко приехал журналист (!) Аграновский из "Литературной газеты", не имеющий никакого специального образования. После его статьи и ряда других статей в таких "научных" изданиях, как "Комсомольская правда", была образована уже Государственная проверочная комиссия, итоги работы которой были рассмотрены 2 сентября 1965 года на совместном (!) заседании Президиума АН СССР, коллегии Министерства сельского хозяйства СССР и Президиума ВАСХНИЛ (Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина).
В итоге Лысенко как учёный был уничтожен.
Но кто же входил в высокую академическую комиссию?
А вот кто: один директор непрофильного НИИ, один провинциальный профессор, два рядовых зоотехника, один рядовой агроном, два рядовых чиновника и – я не ошибся, уважаемый читатель, – один бухгалтер.
Я не шучу – состав комиссии приведён в книге Жореса Медведева "Взлёт и падение Лысенко". Главный публичный хулитель Т.Д. Лысенко сообщает об этом так:
"Государственную проверочную комиссию создали в конце января (1965 года. – С.К.). Её председателем назначили директора Института экономики сельского хозяйства ВАСХНИЛ А.И. Тулупникова. Наиболее компетентным зоотехником в комиссии был киевский профессор Н.А. Кравченко. В ее составе были зоотехники Э.К. Гунеева, Ю.М. Крынкина, агроном Д.С. Лесик, бухгалтер И.Л. Попок и два работника аппарата Президиума АН СССР…"
Даже сам Медведев – стыдливостью вообще-то не отличающийся – стыдливо признал: "Состав комиссии не был достаточно представительным… Ни генетика, ни агрохимика в её составе не оказалось, хотя проверялись, по существу, работы по прикладной генетике".
Не знаю – достаточно ли я привёл информации для того, чтобы читатель мог по крайней мере усомниться в справедливости послесталинских оценок Лысенко, но, так или иначе, на этом я тему генетики заканчиваю и скажу уже о другом…
ПОСЛЕ войны Сталин исключительно много сил и внимания отдал нескольким научно-техническим проблемам, которые имели тогда (как, впрочем, и сейчас) для России жизненно важное значение.
Это прежде всего – Атомная проблема.
Справедливо считается, что в том, что Россия так быстро ликвидировала атомную монополию США, а с ней – и угрозу атомного уничтожения американскими атомными бомбами, наибольшая личная заслуга принадлежит Лаврентию Берии и Игорю Курчатову.
И это так.
Однако можно не сомневаться, что если бы у них обоих – у Куратора и у Научного руководителя советского Атомного проекта – спросили бы, кому здесь надо отдать первенство, они бы, не сговариваясь, назвали Сталина.
И дело было бы не в лести. Никто не знал о советских атомных работах так много, как знали о них Курчатов и Берия. Никто – кроме ещё Сталина. В критические периоды он вникал даже в мелкие, казалось бы, детали.
При этом Сталин, конечно, не имел никаких специальных знаний в области физики ядра…
Я написал это, но тут же подумал: "А впрочем, кто сейчас может сказать, что знал и чего не знал Сталин, каким был его подлинный образовательный кругозор?" Чтобы разговаривать с тем же Жимериным, Сталин – когда увидел в том необходимость – знакомился с основами электротехники по учебнику для электромонтёров. Поэтому он мог и какую-то литературу по атомной физике подчитать, чтобы в чём-то разобраться.
Сталин, к слову, когда ему докладывали о наработанном плутонии для нашей первой бомбы РДС-1, поинтересовался у физиков – а нельзя ли из этого плутония сделать не одну, а две бомбы, но меньшей мощности?
Учёные дали ему тогда отрицательный ответ, сославшись на "законы природы", на что Сталин заметил, что законы природы, мол, тоже не догма…
Позднее этот сталинский ответ его хулители приводили как доказательство якобы "ограниченности" "тирана", которому и законы природы не писаны. Но Сталин был – кроме прочего – ещё и выдающимся философом-диалектиком и всего лишь имел в виду, что люди познают законы природы в некоем приближении и то, что сегодня воспринимается как непреложный закон, завтра может оказаться лишь частным случаем более общего закона.
И Сталин оказался прав – пришло время, знания расширились, и из того количества плутония, которое содержалось в РДС-1, стало возможным делать не две даже, а три и больше бомб.
Сталин был внимателен также к ракетной проблеме, и так же обстояло дело с вопросами развития реактивной авиации…
Но и вопросами радиолокации и развития радиоэлектроники Сталин тоже интересовался не формально.
И мирными атомными работами – тоже.
Наконец, в этой книге – последнее на тему о Сталине как о вожде научно-технического прогресса в России…
Не кто иной, как Сталин стоял у истоков создания отечественной электронной вычислительной техники. То есть того, что сейчас называют компьютерами.
9 июля 1952 года вышло совершенно секретное Постановление Совета Министров СССР, подписанное Сталиным, относящееся к перспективным работам "атомного" Первого Главного Управления при СМ СССР. В приложениях к этому Постановлению имелось и описание первого советского компьютера "Стрела":
"Автоматическая быстродействующая машина "Стрела" предназначена для численного решения широкого круга математических задач. Предусматривается проведение работ, связанных с окончанием технорабочего проектирования машины, изготовлением, монтажом и наладкой работы машины в 1952 г., сдача машины "Стрела" специальной комиссии на 2-й квартал 1953 года".
Когда первый русский компьютер – второй в мире и первый в Европе – начинал расчёт первой в мире водородной бомбы РДС-6с, Сталина уже не было в живых.
Однако в том, что уже в 1954 году Россия могла сама делать весьма совершенные по тем временам атомные бомбы и рассчитывать водородные, тоже была прямая заслуга Сталина.
А "демократы" сегодня гнусно утверждают, что мы отстали от Запада в компьютерных разработках потому-де, что "тиран" Сталин запрещал как "лженауку" кибернетику. Хотя "отец кибернетики" Норберт Винер в своих воспоминаниях назвал лишь одного учёного, который всю жизнь наступал ему "на пятки", – Андрея Колмогорова.
А вот что сообщает о нём советский "Энциклопедический словарь" за 1954 год:
"КОЛМОГОРОВ Андрей Николаевич (р. 1903), советский математик, академик, лауреат Сталинской премии. К[олмогрову] принадлежат исследования по теории вероятности и теории функций, а также по топологии, геометрии и математической логике. Награждён 3 орденами Ленина".
К слову, советская математика как раз в эпоху Сталина получила такой могучий государственный подпор, что жила на "проценты" со сталинской поддержки почти до самого развала русской науки Горбачёвым, Ельциным и ельциноголовыми ельциноидами…
Но и тут удивляться нечему! Сталин потому так мощно поддерживал науку, что и сам был одним из образованнейших людей своего времени. В его рабочей библиотеке было более 20 (двадцати) тысяч книг. И почти все они носили следы его работы – пометки, отчёркивания и т. д.
Это вам не царь Николай Кровавый, который всерьёз занялся чтением лишь после отречения и ареста, и не нынешние безграмотные "президенты".
Кстати, о книгах…
В 1947 ГОДУ издательство "Молодая гвардия" выпустило в свет книгу Льва Гумилевского "Русские инженеры". 57-летний автор (умер он в 1976 году на 86-м году жизни) не был инженером. Он был писателем, ещё в конце двадцатых годов по приглашению Горького принимавшим участие в работе над книгами из серии "Жизнь замечательных людей", но с тех пор занявшимся историей науки и техники всерьёз.
Предисловие к книге написал Герой Социалистического Труда, вице-президент Академии наук СССР академик И.П. Бардин, и оно начиналось так:
"Предлагаемая советской молодёжи книга Л. Гумилевского "Русские инженеры" посвящена очень важной и сейчас более чем когда-либо актуальной теме о высоком достоинстве русской научно-технической мысли, о смелой творческой инициативе в инженерном деле, столь присущей деятелям русской техники в прошлом и настоящем…"
Академик Бардин писал в предисловии:
"Деятелям русской науки зачастую приходилось работать в тяжёлых условиях: они должны были бороться за своё дело против бюрократического равнодушия царских чиновников, против косности правящих классов России…"
И Иван Павлович Бардин знал, что писал. Родившись в 1883 году, он вначале учился в Ново-Александрийском сельскохозяйственном институте, но в 1910 году окончил Киевский политехнический институт по химическому отделению. И затем работал рабочим на заводах в Чикаго, в стране, как он позднее вспоминал, "дорогих машин и дешёвых человеческих жизней"… Вернувшись в 1911 году на родину, он быстро занял видное положение в металлургии Юга России, а после революции стразу встал на сторону Советской власти, с 1929 года руководил строительством Кузнецкого металлургического комбината, в 1932 году был избран академиком, руководил Уральским филиалом АН СССР.
Бардин мог компетентно сравнивать условия работы в старой России, в США и в новой России, и заканчивал он своё предисловие к книге Л.И. Гумилевского следующими словами:
"Сегодня, в годы четвёртой сталинской пятилетки, необходимость ряда мероприятий для поднятия инженерно-технической культуры в нашей стране на ещё более высокую ступень не вызывает сомнений. Мы должны приветствовать всё, что может помочь нам в этом хорошем деле…"
Гумилевский же в авторском предисловии писал:
"Великая Октябрьская революция, победа социализма в нашей стране высоко подняли в советских людях чувство национального самосознания, национальной гордости.
В наше время восстанавливается историческая справедливость. Мы, советские люди, наследники лучшего, что дала культура русского народа, говорит о ней ту правду, которая на протяжении многих лет извращалась и попиралась в угоду правящим классам старой России, преклонявшимся перед всем иностранным… Это раболепие и связанное с ним неверие в творческие силы народа отражали экономическую зависимость царской России от капиталистов Запада…
Развиваясь в… условиях… засилья иностранцев, реакционного самодержавия и экономической отсталости, русская наука и техника вносили в сокровищницу знаний всего человечества огромный, зачастую решающий вклад…"
В авторском предисловии к книге говорилось и о том, что иностранцы без стеснения присваивали себе русские открытия, что итальянцы приписали изобретение радио Маркони, американцы славят Эдисона, не упоминая о первой лампе накаливания А.Н. Лодыгина, "да и сейчас придуманную русскими инженерами электросварку рассматривают как безыменное достижение американской техники…".
Гумилевский писал:
"Замалчивая приоритет русских изобретений и открытий, иностранцы не встречали должного отпора со стороны раболепствующих перед ними кругов старой России. Так творилась лживая легенда об отсталости и несамостоятельности русской инженерно-технической мысли. Насколько такое представление о русской инженерии противоречит действительности, читатель увидит с первых же страниц этой книги"…
Внимательный современный читатель с первых же страниц книги – начиная с предисловия И.П. Бардина – может увидеть, насколько лживо утверждение насчёт того, что в СССР Сталина нельзя было трёх строчек опубликовать, чтобы в одной не прославлялся Сталин.
Так, в предисловии Бардина присутствие имени Сталина ограничивалось упоминанием в вышеприведённой цитате задач четвёртой сталинской пятилетки.
В предисловии же самого Гумилевского Сталин был упомянут тоже один раз. Да и то косвенно: когда Гумилевский писал о том, что его в работе над книгой о русских инженерах особо "привлёк огромный материал об особенном, неповторимом национальном характере русской творческой мысли", он очень к месту привёл цитату о сути национального характера из классической работы Сталина "Марксизм и национальный вопрос".
"Никогда не бывавший за границей" Сталин написал её, к слову, в Вене в январе 1913 года.
Причём и далее, в тексте книги, даже когда речь шла о советском периоде, никаких славословий Сталина у Гумилевского не наблюдалось… Он писал об изобретателе дуговой сварки Бенардосе, об учителе Менделеева, Бекетова, Меншуткина Воскресенском – "дедушке русской химии" – и о самом Менделееве, о кораблестроителе Крылове и авторе Шаболовской радио-, а позднее и телебашни Шухове, о самоучке Кулибине и учёном-мостостроителе Журавском, о советском конструкторе авиадвигателей Микулине, строителе Военно-Грузинской дороги Статковском и о многих других – всего в книге рассказывается о деятельности 96-ти русских учёных-"прикладников" и инженеров…
Но в адрес Сталина – великого вождя советских инженеров – автор книги "Русские инженеры" никаких дифирамбов не допускал. И это предметно доказывало: людям, занятым нужным и конкретным делом, людям дела в СССР не было нужды захваливать Сталина. Это болтунам, чтобы скрыть своё ничтожество, приходилось курить "вождю" фимиам, отыскивать "восторженные" эпитеты и т. д.
Сталину это было не нужно – он ведь и сам был человеком дела. Отсутствие же его имени уже в авторском предисловии было тем более показательным, что Сталин принял в судьбе книги Гумилевского самое прямое участие.
Впрочем об этом – в своё время.
Глава двадцатая
Лишь два слова о войне
Сталин и война… Здесь об этом я скажу действительно лишь два слова, хотя заинтересованный читатель может найти более подробное освещение темы в других моих книгах: "Берия", "10 мифов о 1941 годе" и "Мифы 1945 года".
Военный гений Сталина проявился в том, как быстро он, имевший лишь опыт гражданской войны и военным профессионалом не являвшийся, с началом Великой Отечественной войны выработался в гениального полководца и более того – в создателя победоносной новаторской школы военного искусства. В военных академиях изучают Клаузевица. А не мешало бы изучать и многие приказы Народного комиссара обороны СССР Иосифа Сталина.
Но сейчас – предельно коротко только о начале войны, провал которой ставят в вину Сталину и только Сталину и "его режиму"…
Возможно, и сегодня в государственных архивах за семижды семью печатями хранятся достоверные документы о последней предвоенной неделе, но – вряд ли… Если по свидетельству, например, генералов-чекистов Судоплатова и Докучаева, во времена Хрущёва уничтожались грузовики документов – явно менее взрывчатых, чем эти несколько листочков, то уж папка с ними была уничтожена Хрущёвым после смерти Сталина в первую очередь.
Ведь их правда была опасна не только для Хрущёва, но и для всего тогдашнего руководства.
Причём для высшего генералитета правда этих документов была даже более убийственной, чем для гражданской "верхушки" элиты. Я имею в виду основополагающие документы, относящиеся к заблаговременной санкции Сталина на приведение войск в боевую готовность и к его действиям в течение последней предвоенной недели.
Однако с течением времени появляются – пусть и разрозненные, но складывающиеся в некую цельную картину – новые сведения, а старые данные и документы получают новое толкование. И многое можно переосмыслить и увидеть в истинном свете.
Кто "прошляпил" войну – Сталин или генералитет?
Кто виноват в том, что Красная Армия в первые дни войны провалилась – Сталин или те высшие военачальники, которые даже весной 1941 года к войне по-настоящему не готовились, а в мае 1941 года пропустили к Москве германский самолёт так же бездарно, как много позднее их преемники пропустили к Москве самолёт Руста?
Все ли советские войска встретили войну в постелях, а не в окопах?
Почему командующий Западным Особым военным округом Павлов последний предвоенный вечер провёл в театре, а заместитель наркома внутренних дел Лаврентия Берии, начальник погранвойск СССР Соколов, – на западной границе?
Почему не были выполнены два предвоенных приказа наркомов обороны Ворошилова и Тимошенко о маскировке аэродромов и боевой техники?
И почему в СССР десятилетиями замалчивался, как замалчивается и в "Россиянии", тот факт, что Сталин почти за неделю до начала войны предлагал Гитлеру срочно направить в Берлин Молотова – на что фюрер ответил отказом?