– А пластырь? – спросил Дрюпин.
Пластыря у меня тоже не было. Да и вообще, я растерялась и не знала, что делать, а Клык вдруг потерял сознание или просто заснул, лежал и лежал себе, а кровь растекалась. А я совсем одурела. Ведь изучала всю эту медицинскую помощь, как перевязывать, как зашивать… Но вот при виде крови все просто из головы выскочило.
– Дай-ка я, – Дрюпин оттеснил меня в сторону.
Я отошла. Дрюпин поморщился, вытер руки о штаны, резко выдернул заточку. Кровь продолжала вытекать.
– Нужно повязку, – сказал Дрюпин. – Давящую, кажется…
Я взяла подушку, сдернула наволочку, разорвала напополам. Дрюпин сложил из наволочки подушечку и притянул ее к ране веревкой. Достаточно крепко, во всяком случае, кровь остановилась.
– Что дальше? – спросила я.
– Лекарства у тебя есть? – спросил Дрюпин. – Хоть какие?
– Нет… Зачем?
Дрюпин кивнул.
– Надо в медпункт, – сказал он.
– Правильно, Дрюпин, иди в медпункт, сделай себе укол от бешенства…
Значит, не заснул.
– Заткнись лучше, – посоветовал Дрюпин. – Тебе сейчас лучше не разговаривать.
– А я назло буду, – сообщил Клык. – Буду разговаривать и умру в муках. А потом буду тебе каждую ночь являться и смотреть на тебя, смотреть…
Клык замолчал.
Мы взяли его и перенесли с пола на диван, он оказался совсем невесомым, как мешок с костями.
– Крови много вытекло, – шепотом сказал Дрюпин. – Надо в медпункт, там есть кровезаменители в заморозке, еще что-то.
Я подошла к двери. Толкнула. Сантиметра три толщины, я толкнула дверь. Глухо. И сталь не просто сталь, ее, наверное, даже автогеном не разрезать.
– Взрывчатки нет, конечно, – сам себе сказал Дрюпин. – Дверь не вынести. А если бы и была, мы бы от удара погибли.
Клык неожиданно захрапел, с присвистом, с дерганьем щекой, дышал тяжело, так что казалось, что ребра даже вроде похрустывают.
– Сможешь сломать? – спросила я у Дрюпина.
– Смогу. Только пока не знаю как, надо подумать…
Дрюпин начал чесать голову. Выглядело это не очень красиво, видимо, у Дрюпина отросли ногти, и теперь по его гладкому черепу шли красные царапины.
Я не стала ему мешать, я сама стала думать. Но мне совсем не думалось. В голове пустота, вытрясло все, выбило все. Иногда мне кажется, что Клык прав. Что война все-таки случилась. Что нас бомбили – слишком много у нас беспорядка, много опрокинутых стеллажей, мебели перевернутой, как будто землетрясение здесь произошло. Если не война, то катаклизм точно. Нет, там наверху никого не осталось, только лед. Там все замерзло. И вообще все замерзло, земля покрылась толстенной коркой в несколько километров, или даже больше, потому что Вселенная состоит изо льда…
– Не могла бы ты не бормотать? – попросил Дрюпин.
– Разве я что-то сказала?
– Да, чушь всякую. Типа Вселенная состоит изо льда, Вселенная состоит изо льда… Раздражает.
– С чего это?
– Это любимая теория Ван Холла. Он даже космические исследования спонсировал, чтобы доказать, спутник к Марсу посылал…
– Доказал?
– Да, кажется. Солнечная система – это пустота во вселенском льде, который начинается сразу за поясом Койпера, звезды находятся совсем недалеко, но лед мешает прохождению света, проникнуть сквозь этот лед невозможно… Короче, бред. Ты разве не помнишь, в библиотеке книга на самом видном месте лежала?
– Я не…
– Лунатик! – сказал Клык. – Лунатик-лунатик, зацепился за канатик…
Дрюпин вздохнул.
– Я буду думать, – сказал он. – У нас…
Он поглядел на Клыка.
– У нас совсем немного времени. Буду думать.
Я осталась у двери.
Хорошие у нас двери. То есть просто отличные, наши двери просто так не пробьешь. Я пнула сталь ногой. Глухо. Тогда кулаком. А потом еще раз.
С пятого раза на костяшках слезла кожа. Но меня это особо не впечатлило, я продолжала бить, и постепенно на стали образовывались красные шлепаки замысловатой формы. Кажется, по чернильным кляксам можно определить судьбу. Наверное, по кровавым кляксам судьбу можно определить еще надежнее.
Человек из Атлантиды
Библиотека закрывалась, и Зимин вдруг подумал о том, что он никогда не бывал в библиотеке ночью. Конечно, раз в год здесь проводились поэтические марафоны, но Зимин боялся в них участвовать, да и настоящих стихов у него не было.
В библиотеке гасили свет, сотрудники спешили прочь, и заведующая уже уходила, суетливо завязывая шарф, Зимин остановил ее на лестнице.
– Зинаида Петровна, я хотел бы…
Заведующая поглядела на Зимина равнодушно.
– Но уже поздно, Виктор Валентинович, приходите завтра.
– Это важно! Мне надо… Мне надо… Я хочу разместить фотографии с нашей встречи в Интернете. Можно я их скопирую?
Заведующая попробовала обойти Зимина, но он галантно не позволил.
– Виктор, я вас не понимаю, – сказала библиотекарь. – Извините, уже поздно, и я устала. Вы хотите посмотреть фотографии?
– Да. Дело в том, что мне это просто необходимо…
– Фотографии можно будет поглядеть только в понедельник. Фотоаппарат в отделе комплектации, а сейчас он поставлен на сигнализацию, так что ничего сделать нельзя.
– Но мне очень…
– У меня сейчас нет времени, извините, – строго и неприязненно сказала заведующая.
У нее заготовки, вдруг понял Зимин. Ей надо торопиться домой, квасить капусту, солить помидоры, мариновать грибы, а тут он заявляется со своими глупостями.
– Понятно, – сказал Зимин разочарованно. – Ладно, приду в понедельник.
Заведующая обогнула Зимина и поспешила к выходу.
Зимин проследил за ней взглядом, затем неожиданно для себя самого спустился вниз, на технический этаж и спрятался в туалете.
Это было на редкость глупо, он понимал это, но спрятался в мужском туалете и стал ждать, пока все уйдут. Он не очень понимал, зачем это делает, просто… Просто он давно хотел написать про это. Как герой засыпает в библиотеке, а просыпается тоже в библиотеке, но уже в другом мире, в котором победило зло и люди теперь лишь объект охоты для демонов. Солнце в этом мире восходит всего лишь на три часа, а все остальное время сумерки и ночь. И приходится все время быть настороже, иначе демоны тобой перекусят.
И вот Зимин решил поглядеть, как оно – ночью в библиотеке. То есть сначала он спустился вниз и спрятался в туалете, а потом уже придумал почему.
Он выждал полчаса, после чего отправился гулять по залам. На улице развивалась гроза, и библиотека в стальных вспышках молний выглядела совсем по-другому. Барельефы писателей отбрасывали на стены причудливые тени, жалюзи резали свет на длинные острия, канделябры на стенах завершали ансамбль – Зимину окончательно казалось, что он внутри средневекового замка. В этом было нечто готическое. То есть совсем готическое, Зимин подумал, что зря не заглядывал в ночную библиотеку раньше, он многое потерял. Тут интересно.
Зимин вспомнил байку – если спуститься в библиотечное хранилище, в самую глубину, и сесть тихонько на стульчике и затаить дыхание, то через некоторое время услышишь, как переговариваются между собой книги. Тоненький печальный шепот. А некоторые уже не переговариваются, некоторые уже умерли, вросли в стены и друг в друга и молчат.
Он шагал медленно, вдыхая успокоившийся библиотечный воздух, размышляя, что делать дальше. Здание было большим, жизнь в виде сторожа теплилась лишь у входа. Зимин приблизился, услышал звуки футбольного матча, почуял запах чесночной колбасы и позавидовал этим простым радостям. Возникла идея немного сторожа попугать, прикинуться библиотечным духом, но потом Зимин подумал, что сторож наверняка вызовет полицию, и от идеи отказался. Решил просто побродить по залам, найти подходящее местечко и устроиться для сна…
Ларе надо позвонить, неожиданно вспомнил Зимин. А то будет волноваться. Ругаться будет. Хотя как все это объяснить…
И отцу. Ему он уж который день собирается, стыдно даже.
Зимин укрылся под лестницей, достал телефон, Лара ответила почти сразу.
– Ну и где ты теперь, дружочек? – спросила она недовольно.
– В библиотеке, – честно признался Зимин.
– В какой же, если не секрет?
– В областной. Ну, ты знаешь, у меня же сегодня встреча…
– И тебя замотали до ночи? – ехидно осведомилась Лара.
– Нет… То есть… Короче, я тут немного…
Зимин придумывал, как объяснить свое ночное пребывание в библиотеке.
– Я тут с библиотекарями поругался, – наконец придумал он. – А они меня в хранилище закрыли. Якобы случайно. Знаешь, такое форменное свинство, я три часа в дверь колотился, у них двери тут как в бомбоубежище, все кулаки расшиб…
– Это ужасно, – казенным голосом сказала Лара. – Тебя связали?
– Связали? Нет, просто заманили и закрыли, слушай, какой-то беспредел просто.
– Я же говорю – ужасно.
– Ты что, мне не веришь?! – потихоньку возмутился Зимин.
– Как раз верю. С кем не бывает? Пошел в библиотеку, напали библиотекари, связали…
– Лар, да на самом деле все так.
– Хорошо, – перебила Лара.
Зимин с удивлением услышал, что она, кажется, действительно не сердится. То есть ничуть не сердится.
– Ты лучше домой в грозу не езди, – сказала Лара. – Ты лучше там оставайся, хорошо? Почитай что-нибудь. У тебя там есть что почитать?
– Да, я кокосовскую тетрадку захватил случайно, развлекусь, пробегу пару глав.
– Давай-давай. Только осторожнее, мне кажется, это не всё так…
Связь оборвалась, и через секунду пол дрогнул от мощного громового раската.
Зимин перезвонил, бесполезно. Набрал номер отца – тоже.
Связь не восстанавливалась, Зимин выбрался из-под лестницы. Внизу располагался зал периодики, вверху технический, между ними зал художественной литературы, Зимин решил начать с нее.
Зал был велик и неожиданно хорошо освещен, всю правую стену занимали высокие и узкие окна, в простенках между которыми располагались мягкие кресла и круглые стеклянные столики. Над столиками на стенах белели барельефы великих русских писателей. Возле крайнего окна, недалеко от столика выдачи книг в кресле сидел человек.
Под Гоголем. То есть под его барельефом. Зимин насторожился.
Сначала он решил, что это призрак. Призрак библиотеки, в любом уважающем себя учреждении должен водиться призрак, накаркал себе. Но почти сразу Зимин сказал себе, что вряд ли призрак будет сидеть в такой наглой позе – выставив ноги и отбрасывая раскоряченную тень.
Зимин подумал и о грабителе, однако быстро понял, что грабить тут нечего. Да и не стал бы грабитель вести себя столь вызывающе.
Псих, вывод напрашивался однозначный. Да, всего лишь еще один псих, оставшийся в библиотеке на ночь. Зимин нащупал взглядом стул и решил, что в случае чего станет отбиваться от незнакомца им.
– Стулом не надо, – попросил незнакомец. – Меня уже два раза стулом били, я как-то это перестал переносить.
Голос Зимину показался знакомым, но Зимин этому особого значения не придал – в последнее время ему много что казалось.
– Однако, здравствуйте, – человек снова помахал рукой Зимину. – Все-таки странные вы люди, писатели, странные. Если честно – не ожидал. Поступок. Безусловно, поступок, достойный Ахилла! Спрятаться в туалете библиотеки, чтобы во тьме выйти наружу – это респект! Все-таки писатель мыслит крайне, крайне нестандартно. А хороший писатель…
Незнакомец закатил глаза и прищелкнул языком.
Зимин разозлился. Сидит какой-то… библиофил, вытянул грабли, проход загораживает, да еще и комментарии отпускает. Еще один восставший из целлюлозы. Весьма кстати. Весьма к месту.
Зимин понял, что ему просто необходимо пройти в глубь зала. Зачем-то. Просто так. Чтобы ноги тут всякие не раскидывали, чтобы не мешали перемещаться…
Зимин попытался их обойти, но человек простер их еще дальше, так что оставалось или перешагнуть через них, или наступить.
Зимин перешагнул.
– А библиотека, между прочим, закрыта, – сказал человек. – И выхода нет. Во всяком случае, до утра. Охрана стреляет без предупреждения.
– Ага, сейчас…
Что-то слишком много незнакомцев в последнее время, подумал Зимин. Катастрофически много. На каждом шагу, куда ни плюнь, всюду какой-нибудь загадочный тип. Вот уж не ожидал ночью в библиотеке встретить… Кого?
Точно, очередной психопат – любитель чтения. Определенно, косяком пошли.
– Да уснул я в туалете, – пояснил Зимин. – Зачитался, знаете ли, "Осень Средневековья" – моя любимая книга…
– Прекрасная, безусловно, – согласился полночный псих. – Интереснейшая. Насколько я помню, вы именно по ней дипломную работу писали? Надо признать, пустая работенка получилась, не пойму, за что вам только "отлично" поставили?
Осведомленность незнакомца о фактах его биографии Зимина не обрадовала. Он вдруг остро почувствовал, что пора валить. Зря он тут остался, глупая была идейка, непонятно, как только она взбрела ему в голову? Сама собой будто…
Зимин направился прочь, планируя обойти вокруг зала к выходу, миновав тем самым всезнайку.
– Куда же вы так торопитесь? – спросил вслед человек. – Я думал, мы побеседуем.
– Завтра, – сказал Зимин. – Мне сейчас нужно срочно прыгнуть с парашютом, я совершенно про это забыл…
– Тоже увлекаетесь ночными прыжками? Одобряю. С чего прыгать предпочитаете?
– Мне пора, вообще-то, там уже самолет разогревается…
– А мы, между прочим, знакомы, – вздохнул человек.
– Бывает, – пожал плечами Зимин. – Мало ли кто с кем…
– Моя фамилия Евсеев, – сказал человек.
Зимин остановился.
– Евсеев, – повторил Евсеев.
Зимин повернулся.
Евсеев продолжал сидеть в кресле, теперь он закинул ногу на ногу и покачивал ею, одновременно вращая носком то по часовой стрелке, то против.
– Вот, решил встретиться в офлайне, – сказал человек. – А то все мальчуганим да мальчуганим, даже неприлично как-то, взрослые вроде бы дядьки. Где еще встретиться двум старым пиратам, как не в библиотеке?
Зимин согласно кивнул.
– Приятно все-таки познакомиться вживую, – улыбнулся Евсеев.
– Откуда мне знать, что это вы? – спросил Зимин.
Евсеев погрузил пальцы во внутренний карман и продемонстрировал удостоверение. Серьезное такое. Красного цвета. Весьма и весьма серьезное, с таким удостоверением сворачивают с курса боевые корабли, поднимают в воздух штурмовые дивизии… Ну, если не штурмовые дивизии, то десантные вертолеты точно. Вот тебе и Алеханро Тич, шкипер "Алебарды" и лучший фехтовальщик к северу от Ямайки.
– Кстати, я Александр.
– Я почему-то так и думал, – кивнул Зимин. – Александр.
– Вы, я вижу, мне не верите? Но я действительно Александр Евсеев. Мы с вами коллеги по "Пиратскому берегу", я вам на днях звонил, мы обсуждали набег.
– Допустим, – кивнул Зимин. – Допустим. А вот если так… Что сказал ваш тезка Эдвард Тич, вы, разумеется, знаете?
– Разумеется, знаю, – Евсеев кивнул. – Эдвард Тич, мне кажется, был несколько склонен к афористике, поэтому он сказал так. Пятнадцать человек на Сундук Мертвеца, и бутылку рома.
– Приятно познакомиться, – Зимин протянул руку.
Евсеев пожал. Рукопожатие у Евсеева оказалось вялое, но прохладное, от таких рукопожатий неизвестно, что ожидать.
Евсеев был лыс, холен, благоухал дорогим одеколоном, зубы сверкали даже в темноте, на пальцах у Евсеева поблескивали золотом тяжелые перстни, на запястье матовой платиной лучились часы. Надо было что-то сказать этому новому и неожиданному Евсееву, и Зимин не мог понять, что именно.
– Я думал, вы работаете в лицее, – сказал Зимин и сел в кресло.
– В лицее? С какой стати? Нет, конечно, я не работаю в лицее. У меня мама в лицее работает. А с чего вы решили, что я учитель?
– У вас голос гнусный, – признался Зимин.
– Да? Не знал. Впрочем, вполне может быть.
– Да… Знаете, я… Никогда не встречался с людьми вашей профессии. Забавно. Чем обязан?
Евсеев промолчал. Опять загромыхало, и, наверное, минуту почти ничего нельзя было услышать.
– Вы что, хотите меня завербовать? – спросил Зимин.
Евсеев расхохотался. Искренне так, от души.
– Чушь какая, – сказал он. – Завербовать… Эх, маэстро, вербуют совсем по-другому. К тому же… Вас ведь, Зимин, не завербовать. Ну, то есть можно, конечно, но возни много, эффекта мало. Приличных людей вербовать сложно и неблагодарно, так что, Зимин, не обольщайтесь особо, Кимом Филби вам не стать.
– А я уж думал, – Зимин вздохнул. – Такая уютненькая резидентура где-нибудь на Рио-Гранде. Или это… готов развалить изнутри союз японских писателей. Хоть завтра. Как?
– Подумаем, – кивнул Евсеев. – Насчет японских писателей. Впрочем, я здесь выступаю… ну, как частное лицо.
– Как частное лицо… Непонятно все-таки, зачем? Частное лицо, но с удостоверением…
– Удостоверение у нас завсегда. Ладно, мы отвлеклись. Дело в том, что я кое-что обнаружил. Я вкратце, хорошо?
– Можно и не вкратце. Там, – Зимин указал пальцем вверх, – там, кажется, дождь собирается, спешить некуда.
– Все равно, лучше вкратце. Дело в том, что в последнее время я кое-что заметил.
Евсеев сделал паузу.
– Кое-что странное.
Зимин закашлялся, смеяться ему не хотелось, но Евсеев все равно услышал.
– А что смешного? – спросил он.
– Да так. Я просто слово "странное" в последние дни слышал чаще остальных.
– И это вам не кажется странным? – улыбнулся Евсеев.
– Не знаю. Я никогда в эту сторону не размышлял..
– Знаете, Зимин, впервые я задумался, прочитав ваши книги…
Зимин застонал.
– Вы хоть не начинайте, – попросил он. – Знаете, Евсеев, я с ума сойду скоро…
Зимин замолчал. Потому что по коридорам поплыл протяжный печальный звук, точно лопнула струна.
– Что это? – испуганно спросил Зимин.
– Не знаю, – Евсеев понюхал воздух. – Необычный звук. Наверное, трубы свистят. Очень похоже.
– Трубы?
Евсеев пожал плечами, сунул руку под пиджак, чем-то щелкнул.
– "Беретта", – пояснил он. – На всякий случай, мало ли.
– В библиотеку с пистолетом? – удивился Зимин.
– Ну да. В наши дни… К тому же мне всегда казалось, что библиотека место довольно инфернальное.
– От беса отбиться "береттой"? – ухмыльнулся Зимин.
Евсеев негромко похлопал в ладоши.
– Почему я бездарен, а? – спросил он с печалью. – Всё-таки писатели, художники… Это не наш клиент. А я устал, знаете ли, от барыг, хочется…
Евсеев пошевелил пальцами в воздухе, молния ударила в крышу, грохнуло прямо над ними, зазвенели стекла. Гроза пришла.
– Хочется настоящего, – закончил мысль Евсеев. – Ну, как у Жюля Верна, помните? Робур Завоеватель на своей крылатой машине пронзает пространство и карает негодяев и угнетателей магнетическими разрядами. Или Сайрус Смит на таинственном острове. А то все, знаете ли, какие-то расхитители, лес воруют, бюджеты пилят. И конца этому и края… К тому же…
Евсеев замолчал.
– Впрочем, мы все время отвлекаемся, вернусь к сути. В последние два года я занимаюсь в некотором роде информационной безопасностью. Анализ информационных потоков, на основе… не суть. Одним словом, я работал с онлайн-играми.
– Контора интересуется онлайн-играми?