Туссен Шарбонно хуже всех переносил тяготы походной жизни. Он был уже слишком стар и слишком любил вкусную еду и удобства. В отряде он по большей части служил поваром. Готовка его увлекала, а вот необходимость грести по Миссури он считал чудовищной несправедливостью. Он ведь переводчиком нанимался, а не гребцом. Тем вечером они не заметили приближения грозы. Все произошло слишком быстро, чтобы успеть среагировать. Буквально в одну минуту небо над ними почернело, а река взметнулась новым, особенно крутым порогом. Туссен Шарбонно, Сакагавея с Жан-Батистом за спиной и еще двое членов экспедиции плыли в небольшом каноэ. Порог они прошли, но впереди замаячила новая, еще более крутая ступень. Вдобавок ко всему подул резкий ветер и с неба хлынула вода. Дождем это было нельзя назвать: ливень буквально выстроил стену между каноэ и другими лодками отряда. Они быстро потеряли всех из вида. Все вокруг что-то кричали. Туссен неосторожно махнул веслом, и каноэ накренилось под опасным углом. Сакагавея решительно встала, не обращая внимания на маленького Жан-Батиста за спиной, и с силой оттолкнуло Шарбонно. Девушка выхватила весло из рук мужа и с удивительной ловкостью выправила каноэ. Она гребла ровно до тех пор, пока ливень не закончился и вдалеке не показались уже успевшие встать на мель лодки других членов отряда.
Поступок Сакагавеи члены экспедиции сочли за подвиг. Естественно, единственным человеком, который не оценил поступок девушки, был ее муж. Туссен отвел ее в сторону и с силой ударил у всех на глазах. Он считал, что ее надо проучить за неподобающее отношение к мужу. Уильям Кларк такого уже допустить не смог. Он накинулся на Туссена с кулаками и избил его. Верный Йорк сумел растащить двух сцепившихся мужчин. Отдышавшись, Туссен вдруг встал и сказал:
– С меня хватит, разбирайтесь дальше сами. Сакагавея, за мной, – сказал он и решительно направился вглубь леса, окаймлявшего берега Миссури. Девушка тяжело поднялась и со скорбным видом побрела вслед за мужем. Несколько минут все молчали, а потом Уильям Кларк решительно зашагал в ту же сторону, куда удалились Туссен с женой.
Льюис опешил от такого поведения друга. Ничего не оставалось, нужно было сделать привал. Ночь они провели в тревожном ожидании Кларка. Более всего переживали Льюис и Йорк. Когда хмурые берега Миссури осветил рассвет, Йорк поднялся и сказал, что должен найти и привести Кларка. Льюис не стал спорить.
Их не было два дня. Мэриуэзер уже было собирался продолжить экспедицию, хотя даже малейшего представления не имел о том, куда ему идти. Наконец все пятеро показались из леса: Сакагавея с Жан-Батистом, Туссен Шарбонно, Уильям Кларк и Йорк.
Шарбонно мрачно оглядел всех, извинился за произошедшее. В качестве примирительного жеста он взялся приготовить свое фирменное блюдо – колбасу из мяса бизона. Благо мяса этого у отряда было предостаточно.
Дни бежали подобно реке Миссури – слишком быстро для жизни. Вдали замаячили пугающие очертания Скалистых гор. Льюис и Кларк были поражены их величием. Острые пики гор буквально пронзали небо. Казалось, человеку не под силу покорить их. Во всяком случае, с таким количеством снеди это сделать было невозможно. Без лошадей к тому же.
Пейзажи тут сменились. Причем эти изменения не были так уж заметны невооруженным глазом, а вот опытным охотникам было ясно – долго они здесь не протянут. Тут водилось очень мало дичи, а съестные запасы у отряда были уже на исходе. Люди стали слабеть и болеть. Тяжелее всех приходилось Сакагавее. Девушка так и не оправилась от грозы и пары ночевок в лесу. Она заболела и день ото дня чувствовала себя все хуже. Уже через неделю она не могла даже подняться. Льюис стал всерьез опасаться за ее жизнь. А ведь именно от нее зависела судьба всех участников экспедиции. Чтобы преодолеть Скалистые горы, им необходимо было добыть лошадей. Сделать они это могли только у племени шошонов, только вот где эти шошоны живут, знала одна Сакагавея. И только она могла договориться с индейцами могущественного племени.
– Нужна настойка из опиума, – со знанием дела заявил Йорк, когда дела были уже совсем плохи. Спорить никто не решился. Отряд остановился на привал, и в течение трех дней Йорк и Уильям Кларк боролись за жизнь девушки всеми доступными им способами. В своем дневнике Уильям Кларк во всех подробностях описал то, как лечил девушку. То ли помогла настойка, то ли просто Сакагавея слишком нужна была экспедиции, чтобы умереть здесь, в местах, знакомых ей с детства.
Девушка пошла на поправку, и отряд двинулся в путь. Спустя пару дней они достигли места, где Миссури распадалась на три рукава. Все участники экспедиции в недоумении стали оборачиваться в сторону каноэ с Льюисом, Кларком, Сакагавеей, Жан-Батистом и Шарбонно. Те никак не реагировали. Наконец Льюис махнул рукой в сторону берега. Решили сделать привал.
– Ты знаешь, куда нам идти? – как можно более мягко поинтересовался Уильям Кларк у девушки.
– Я помню эти места, я была здесь в детстве, – чересчур решительно ответила девушка и замолчала. Она пристально вглядывалась в каждый из протоков Миссури. Это гнетущее молчание длилось минут пятнадцать, пока, наконец, девушка не указала рукой на самый дальний от них рукав реки.
Льюис сомневался в том, действительно ли Сакагавея вспомнила это место, а не просто ткнула пальцем в небо, вернее, в реку. В любом случае выбора не было. Она была единственным человеком, который имел хоть малейшее представление о здешних местах.
"18 июля 1805 года. Горы, которые мы видим впереди, явно тот самый водораздел, за которым реки уже текут в Тихий океан. Но Миссури, кажется, никогда не кончится. Она вьется и вьется в бесконечных каньонах и никаких следов шошонов. Я тревожусь, что мы не перейдем горы до зимы. Люди наши болеют. От жары, от усталости. Их ноги изрезаны ядовитым терном, кожа покрыта сыпью. Вчера река разделилась на три одинаковых рукава. Мы пошли по тому, который указала Сакагавея. Не ошиблась ли она? В последний раз она была здесь ребенком. Если мы не найдем шошонов и не купим у них лошадей – мы погибли.
9 августа. Вчера около полудня Сакагавея вдруг вскрикнула, затанцевала, засмеялась, начала посасывать пальцы в знак радости и указывать мне на один из утесов над рекой. Я взглянул и увидел индейского война на коне. Шошон! Я три раза взмахнул пледом в знак мира и стал выкрикивать слово, выученное у Сакагавеи, – табабоне! табабоне! Что значит: белый человек. Воин постоял минуту, повернул коня и скрылся. Завтра беру троих человек и иду по его следу. Я должен найти шошонов, иначе нам конец" (Мэриуэзер Льюис).
Почти три недели тревожного ожидания лишили Льюиса столь необходимой здесь осторожности, а заодно и выбили из головы те несколько слов на языке шошонов, которые его заставила выучить Сакагавея. "Табабоне" на языке этого народа означало не "белый человек", а "чужой", то есть "враг".
По вполне понятным причинам индеец, которого они увидели, скрылся из виду. На следующий день Мэриуэзер Льюис, Туссен Шарбонно, Сакагавея с ребенком и Уильям Кларк отправились на поиски шошонов. Остальные члены экспедиции остались ждать их на берегу.
Поиски продолжались где-то неделю. Наконец они набрели на отряд охотников-шошонов, которые были готовы к нашествию белых людей на их землю. Они уже нацелили на них луки и готовы были ринуться в бой. Шарбонно несколько раз порывался сбежать, но Кларк цепко держал его за плечо.
Когда они приблизились вплотную, воцарилось какое-то гнетущее молчание, которое вдруг прервалось диким радостным визгом Сакагавеи. Она буквально повисла на шее индейца. Вождь шошонов оказался братом Сакагавеи. Та сцена произвела на Льюиса сильное впечатление.
"17 августа 1805 года. Встреча этих людей была по-настоящему трогательна, особенно между Сакагавеей и индианкой, которая попала в плен в одно время с ней, потом бежала от миннетари и вернулась к своему народу" (Мэриуэзер Льюис).
Естественно, шошоны с распростертыми объятиями приняли у себя всех членов экспедиции Льюиса и Кларка. Они накормили их, дали ночлег и согласились продать столько лошадей, сколько потребуется. Вдобавок ко всему Сакагавея поклялась, что прекрасно помнит все здешние места.
Время поджимало, идти через горы зимой было бы величайшей глупостью, поэтому очень скоро пришлось вновь отправляться в путь. Дорога через Скалистые горы чуть не убила их. Вместо недели пути, на которую рассчитывал Кларк, и трех дней, на которые надеялся Льюис, они долгие недели шли по узким, скользким тропам. Ширина иных дорог едва превышала десяток сантиметров. С одной стороны – скала, с другой – обрыв. А слишком рано начавшиеся дожди превращали дорогу в настоящий грязевой каток.
И все-таки они преодолели этот путь. Спустя год пути они все-таки достигли побережья Тихого океана. Льюис был восхищен и поражен. Более прагматичный Кларк понимал, что, несмотря на то, что они благополучно добрались до океана, своей задачи они не выполнили. Никакого водного пути к океану просто нет. Торговлю наладить будет невозможно, а значит, и все их мучения гроша ломаного не стоят.
"19 ноября 1805 года. Мы дошли до западного океана. У меня духу не хватает назвать его Тихим. За все наше пребывание вблизи него мы не видели ни одного тихого дня. Его пенные воды налетают на камни и скалы с такой яростью, что, кажется, вот-вот разобьют их вдребезги. Тихий? Бушующий и ужасный!" (Мэриуэзер Льюис)
Экспедиция добралась до реки Колумбия, и Уильям Кларк решил отправить нескольких особенно ловких трапперов на разведку. В числе небольшой группы был и Колтер, выбранный не столько по причине ловкости и скорости, сколько из-за того, что Льюис на дух его не переносил. Несмотря на все заслуги Колтера в экспедиции – а тот не раз и не два помогал им договариваться с племенами и даже вручал медали мира, – Льюис не переваривал вида этого человека. Джон Колтер отправился на исследование местности, которая сегодня относится к штатам Орегон и Вашингтон.
Сакагавея не подвела и на этот раз. Обратный путь пролегал по другим тропам. Несколько раз именно она указывала нужные пути через Скалистые горы. По дороге они встречали уже другие племена индейцев. Более всего Льюиса впечатлили плоскоголовые. Люди этого народа имели особую, вытянутую форму черепа, которой они добивались с помощью чудовищной пытки: детей клали меж двух досок, зажимали голову и давили, благодаря чему у них изменялась форма черепа. Эти люди считали, что таким образом люди становятся по-настоящему достойными членами общества: умными, смелыми и решительными.
По дороге обратно оказалось, что Сакагавея беременна вторым ребенком. Поговаривали, что его отцом был не Шарбонно, а Кларк. Последние месяцы пути дались девушке особенно тяжело.
За неделю пути до ставшего им родным селения манданов их догнали Джон Колтер с двумя приятелями, исследовавшими побережье Тихого океана. Команда была рада встрече старых товарищей. Они стали радостно приветствовать их, обниматься и подшучивать друг над другом. Когда на стоянку вернулся Льюис, исследовавший здешние места, все замолчали. Трапперы сразу же начали рыться в карманах и доставать клочки бумажек. Льюис непонимающе смотрел на это священнодействие. Охотники стали распаковывать личные вещи. Папки со скомканными, заполненными второпях бумагами прояснили ситуацию. Карты, короткие записи о почве, растительности и животных, населявших вверенную трапперам территорию, буквально заполонили все вокруг. Мэриуэзер Льюис с горящими глазами стал одну за другой хватать бумаги. Он требовал подробностей и уточнений к каждой бумаге. В итоге они просидели чуть ли не до утра. Каждый раз, когда Льюису попадалась карта, составленная Колтером, Мэриуэзер недоверчиво поднимал глаза и спрашивал:
– Ты хочешь сказать, что здесь действительно обрыв? Да не может этого быть, тут озеро.…Опять нашел каких-нибудь индейцев и проторчал у них все дни, а потом нарисовал картинки из головы?
С легкой подачи Льюиса сведениям Колтера доверять было не принято. Джон всегда предельно точно рассказывал о том, что важно, но не упускал возможности приукрасить события, которые уже не имели принципиального значения для отряда. Поэтому истории у него всегда были такими, что в них просто невозможно было поверить.
На сей раз Колтер обиделся не на шутку. Он убил на это чертов месяц, а в результате ничего, кроме насмешек в свой адрес, не получил, даже обещаний о прибавке к жалованью не было. Только пламенные речи о судьбах Америки, как и всегда.
Спустя неделю пути они добрались до селения манданов. Сакагавея была безумно рада вновь увидеть брата. На сей раз, правда, радость эту омрачал тот факт, что с братом ей вскоре придется расстаться, и теперь уже навсегда. Шарбонно не собирался оставлять жену здесь.
Когда первые восторги от появления трапперов поутихли, Льюис заметил в толпе два новых лица. Он опешил от неожиданности: это были два белых человека, судя по всему, трапперы. Во всяком случае, одеты они были соответствующе.
– Откуда вы? – опешив, поинтересовался Кларк.
– С фронтира, на пушного зверя охотимся, – пожал плечами тот, что выглядел постарше.
Это были трапперы Форест Хэнкок и Джозеф Диксон. Они вот уже пару лет как занимались добычей пушного зверя. За это время они успели сколотить небольшое состояние и подумывали открыть свое дело. Для этого требовалось лишь несколько удачных сделок и удача в охоте. Колтер моментально нашел общий язык с трапперами и ко времени отправления из селения манданов твердо решил, что не пойдет с остальными в Сент-Луис. Он им не нужен, а они – ему.
Диксону и Хэнкоку было по пути с корпусом Открытий, и выдвинулись они вместе. Приблизительно к середине августа они дошли до селения хидатса, где и решили задержаться.
– Дальше пойду с ними, хоть подзаработаю на пушнине немного, – сообщил Колтер Льюису. Мэриуэзер неожиданно серьезно кивнул. У хидатса корпус пробыл пару дней и двинулся дальше, оставив трех вольных трапперов позади.
На этом история великого Джона Колтера только начиналась. Вместе с Диксоном и Хэнкоком он исходил множество троп, но верховья Миссури казались Хэнкоку слишком опасными. Вдобавок ко всему Колтер привык охотиться в одиночку, и наличие двух вечно мешающих и попадающихся под руку людей нестерпимо раздражало. Абсолютное нежелание подчиняться раздражало Хэнкока. В конце концов Колтер и Хэнкок подрались. Такие потасовки случались с ними регулярно, ничего в этом страшного не было, но Колтер больше не намерен был спускать Хэнкоку с рук его откровенно хамское отношение. Тем более дело происходило как раз на стоянке, где Миссури разделялась на три рукава. Колтер помнил эту дорогу и, хоть и приблизительно, знал, как отсюда добраться до Сент-Луиса. Хэнкок и Диксон собирались исследовать берега третьего, пока неизвестного им притока великой реки. Колтер сказал, что с него хватит и дальше он пойдет один. Все равно Диксон и Хэнкок только мешают и в охоте, и по жизни.
Плюнув напоследок, Колтер собрал свои вещи и добытые шкурки и двинулся в путь. Уже через неделю одиноких скитаний он горько пожалел о своем решении. Один в поле, может, и охотник, но уж точно не жилец. Его то враждебно настроенные индейцы засекали, то от медведя приходилось прятаться. Спать он стал очень плохо. Без дозорного сон превращался в бесконечный разговор со страхом и разумом.
Завидев на дороге отряд белых людей, Джон был вне себя от радости. Он стал махать им руками, но в ответ люди только перезарядили ружья и настороженно наставили на него. Побежать не получилось. Пришлось подходить к ним медленно и с поднятыми руками.
– Колтер?! – раздался знакомый голос откуда-то из-за спины невысокого и слишком старого для походов человека, возглавлявшего отряд.
– Поттс? – не веря своим глазам, воскликнул Колтер.
Джон Поттс был участником экспедиции Льюиса и Кларка. Он вместе с остальными покинул тогда селение хидатса и отправился в Сент-Луис. Вскоре после этого корпус Открытий столкнулся с отрядом Лиза, и Поттс тоже решил не возвращаться в Сент-Луис. По его словам, он просто с трудом себе представлял, как сможет жить в большом шумном городе после нескольких лет скитаний по местам, куда не ступала нога белого человека.
Поняв, что Колтер не представляет опасности, охотники тут же опустили ружья, и Мануэль Лиза, командир отряда охотников, принял решение сделать привал. Лиза долго расспрашивал Колтера о том, почему тот решил повернуть обратно и как смог выжить в одиночку в здешних весьма опасных местах. Колтер не очень понимал сути вопросов. Скучно и страшно – это да, опасно – отчего? Не опаснее, чем везде на Диком Западе.
Оказалось, что тут неподалеку живут воинственно настроенные индейцы, скальпировавшие уже изрядное количества людей Мануэля Лиза. После допроса об одинокой жизни Лиза перешел к вопросам о побережье Тихого океана. Он уже слышал многое из того, что сообщил Колтер (Поттс рассказывал), но все-таки были и новые сведения. В те времена, как, впрочем, и всегда, информация могла стоить дороже любых денег, просто потому, что ценные сведения способны были спасти тебе жизнь, а вот деньги – далеко не всегда. Если уж совсем честно, то они здесь и нужны-то не были. Индейцы торговали только бартером: меняли свои товары на ружья и ножи, ну а больше здесь платить было некому.
– Мы идем к Йеллоустону, собираемся строить форт вблизи слияния с Бигхорном. Будем рады, если такой охотник присоединится к нам, – сказал Колтеру Мануэль Лиза.
Джон согласился. Идти в Сент-Луис он, по большому счету, не хотел, просто выхода другого тогда не было.
Колтер и Поттс за несколько лет экспедиции превратились в первоклассных охотников, поэтому путь до Йеллоустона не показался таким уж трудным. Недостатка в еде они не испытывали. Пеший путь по Миссури, а затем и Йеллоустону таил в себе куда меньше опасностей, чем опасные пороги буйных вод Миссури. Спустя пару месяцев они добрались до пункта назначения и приступили к строительству форта Реймонд. Лиза умудрился наладить торговые связи с местными индейцами. К зиме было уже построено несколько небольших домов, в которых вполне можно было перезимовать.