В 1803 году по приказу третьего президента США Томаса Джефферсона личный секретарь президента Мэриуэзер Льюис бросил клич о начале самой крупной экспедиции за всю историю. Основной ее целью было освоение диких территорий, поиск торгового пути к Тихому океану. То есть по факту целью Льюиса было узнать, что же все-таки принадлежит Штатам после покупки Луизианы. Территории эти вызывали массу политических разногласий, хотя никто и понятия не имел о том, что это за земли, да и стоят ли они всех этих проблем с Испанией и Великобританией. Вполне могло оказаться, что не стоят. Эти земли принадлежали коренному населению США – индейцам, а далеко не все они были настроены вступать в переговоры с неизвестно откуда взявшимися здесь белыми людьми. Даже более того, большинство из них были настроены на войну, меньшинство рассчитывало обокрасть белых и пустить их нагишом до самого Тихого океана, как и заказывали.
Впрочем, все эти глобальные цели мало кого могли вдохновить на несколько лет скитаний по землям, куда еще не ступала нога белого человека. Да и инвесторов на подобное предприятие найти было бы сложновато. Просто открывать новые земли – дело, конечно, благородное, но совершенно не прибыльное. А вот пушной промысел тогда только зарождался. Бобровые шкурки были на вес золота, если не дороже.
Именно возможность подзаработать на пушнине привлекла целый отряд искателей приключений. Сорок три добровольца приехали в Сент-Луис в 1803–1804 годах. Местные жители по большей части подсмеивались над ними или же попросту крутили пальцем у виска. В конце концов, можно было бы и более легкий способ самоубийства найти. Они ведь даже не знали, что их ждет. Никакой карты начиная с реки Платт просто не было, туда никто не ходил, рисовать карты было некому. Ходили слухи о том, что ровно середину пути экспедиции перерезают гигантские горы, через которые просто невозможно пройти, но так ли это на самом деле или это страшные сказки индейцев, никто не знал.
14 мая 1804 года началась история покорения Дикого Запада. Великий мечтатель двадцати девяти лет, личный секретарь президента Мэриуэзер Льюис, отчаянный искатель приключений и сослуживец Льюиса тридцатичетырехлетний Уильям Кларк со своим верным чернокожим рабом Йорком, доставшимся ему в наследство еще в детстве, стали сердцем этой экспедиции. Практически все сорок три члена экспедиции были членами армии США, поэтому Кларку пришлось приврать насчет своего звания, чтобы его тоже почитали за главного. Сержанты Чарльз Флойд и Джон Ордуэй, рядовые Джон Коллинз, Хью Холл, Александр Уиллард, Мозес Рид, Джордж Шеннон и пр. Перед самым началом похода в экспедицию попросился рейнджер Джон Колтер. Веселый и совершенно не понимающий того, что его ждет на пути к Тихому океану, он все-таки умудрился убедить Льюиса записать его в корпус Открытий (так Льюис назвал свой отряд).
Подготовка шла долго и тщательно. Поскольку их ждали неизведанные земли, неясно было и что нужно брать с собой. С одной стороны, багаж должен быть минимальным, с другой – нужно было собрать достаточно провизии, оружия, исследовательского материала и подарков для индейцев. Также президент распорядился изготовить для экспедиции специальные медали мира, которые предполагалось дарить вождям дружественных племен индейцев.
Наконец две баржи и несколько каноэ были загружены до предела, и сорок три человека во главе с Льюисом и Кларком отправились в путь. Первой остановкой стал форт Сент-Чарльз. Здесь корпус Открытий пробыл чуть меньше недели, после чего отправился вверх по Миссури. Поначалу этот великий поход больше напоминал веселое приключение, нежели великое путешествие. Они прошли реки Осейдж, Канзас, Платт и в июле 1804 года вскоре должны были ступить на землю опасных и суровых индейцев сиу.
Оставшись на ночлег, корпус Открытий вконец расслабился. Льюис хотел побыть в одиночестве и ушел вглубь леса, а остальные достали невесть откуда взявшийся алкоголь. Моментально выпив все, что хотя бы теоретически могло гореть, люди корпуса пришли в добродушное и миролюбивое состояние. Тяготы походной жизни уже не казались им такими уж страшными, а перспектива доплыть до Тихого океана почему-то стала вполне реальной. К сожалению, алкоголь далеко не на всех действует одинаково. Сержант Джон Ордуэй выпил лишнего и стал говорить всем все, что он о них думает. Колтера он недолюбливал с самого начала их пути. Он казался каким-то скользким типом. Да и к тому же всего лишь какой-то там рейнджер.
Когда Мэриуэзер Льюис вернулся к лагерю, то застал чудную картину: Колтер и Ордуэй дрались не на жизнь, а на смерть, остальные радостно глазели на происходящее, а Кларк мирно спал в лодке.
Организатор экспедиции пришел в бешенство. От его криков все немного протрезвели. Инцидент вроде бы был исчерпан, но Колтер и Ордуэй навсегда впали под опалу Льюиса.
Поскольку, несмотря на рейнджерство, Колтер совершенно не умел стрелять и к охоте был не приспособлен, его стали засылать на разведку. В его задачи входил поиск удачных мест для охоты и переговоры с индейцами. Вот что-что, а договариваться он умел. Пару раз этот его талант спас весь корпус от неминуемой гибели.
Вплоть до середины осени они двигались согласно заранее намеченному маршруту. Не считая нескольких незначительных стычек с индейцами, особенных неприятностей не наблюдалось. Разве что члены экспедиции все больше разочаровывались в самом мероприятии. Льюис день за днем говорил свои пламенные речи о том, какое значение имеет их поход для правительства Штатов, что они обязаны найти водный путь к побережью Тихого океана, ибо только так Штаты победят в этом вечном противостоянии между Испанией и Великобританией, и прочее. О возможностях подзаработать он говорил все реже, а это настораживало.
Индейцы в основном относились к корпусу миролюбиво. Во-первых, потому, что у корпуса было полно оружия, а значит, преимущество было не на стороне индейцев, а во– вторых, потому, что Льюис дарил всем индейцам самые разнообразные подарки и торжественно вручал медали мира.
В сентябре они добрались до земель индейцев Лакота. Вождь племени пустил всех своих воинов защищать земли. Уильям Кларк отправился на переговоры с вождем, взяв с собой человека, кое-как разговаривающего на одном из языков индейцев. Знаний переводчика оказалось явно недостаточно. Он понимал лишь незначительную часть слов вождя. Тем не менее переговоры увенчались относительным успехом. Индейцы потребовали огромное количество пороха, провизии и других товаров за возможность корпуса отправиться по отрезку реки, принадлежащего индейцам Лакота. Ночью индейцы напали на корпус. Атаку удалось отразить, но на следующий день сумма, требуемая вождем, возросла втрое.
Эта тихая война продолжалась чуть более недели, но закончилась безоговорочной победой корпуса Открытий.
Постепенно они приближались к неизведанным землям. По словам индейцев, вскоре они должны были достигнуть Скалистых гор, преодолеть которые человеку не под силу. Даже оптимистично настроенный Льюис понимал, что в чем-то они правы. Приближалась зима. Они не знали, куда идти. Впереди их ждали незнакомые земли, племена, которые говорили на незнакомых языках и настроены были совсем не дружелюбно, неизвестное количество дней пути. С таким раскладом, пожалуй, преодолеть Скалистые горы действительно не под силу даже корпусу Открытий.
Вскоре после пересечения владений племени Лакота корпус вошел на земли племен Хидатса и Манданов. Оба племени отнеслись к туземцам более чем дружелюбно. Манданы даже предложили остаться у них в лагере на какое-то время.
Льюис отправил отсюда вести в Сент-Луис и задумался над тем, что ему делать дальше. Зима обещала быть холодной, а его люди уже изрядно подустали от походной жизни. Несколько человек мучились от сыпи неизвестного происхождения, месяц назад умер его давний товарищ Чарльз Флойд. Умер он от перитонита, образовавшегося на базе воспаления аппендикса, спасти бы его вряд ли удалось, но дух команды это сильно подорвало.
– Вы можете остаться здесь на зиму, – спокойно и величественно заявил вождь манданов. Мнения Льюиса, кажется, уже даже никто не спрашивал. Все были счастливы хоть пару месяцев пожить в относительно человеческих условиях. Хотя уклад жизни манданов был мало похож на жизнь в Сент-Луисе, все-таки здесь были теплые земляные дома, вдоволь еды и воды.
Льюис поселился в доме вождя. Здесь же ему выделили отдельную комнату для работы. Здесь он по несколько часов в день вел записи в своем дневнике. Президент просил узнать и записать о землях Дикого Запада как можно больше. Причем интересовало его все: какие здесь обитают животные, какая растительность, почва, есть ли плодородные земли и прочее.
– Можно к вам? – поинтересовался уже вошедший в комнату человек. Льюис нехотя оторвался от своих записей и уставился на гостя. Это был европеец, причем очень неприятного вида. Одутловатое лицо выдавало в нем любителя выпить, грузная фигура говорила о том, что посетитель значительно старше Льюиса. Сильно заношенный сюртук делал его похожим на старую, больную луговую собачку, коих здесь водилось великое множество. В своих дневниках Льюис обозвал этих животных тявкающими белками, но суть от этого не менялась.
– Переводчик Туссен Шарбонно к вашим услугам, – насмешливо поклонился гость. – Вы не будете отрицать, что для продолжения пути вам понадобиться переводчик?
– Не буду, – настороженно ответил Льюис.
– В таком случае у меня есть для вас предложение, от которого вы просто не имеете права отказаться, – весьма самонадеянно заявил Шарбонно. – Я знаю несколько наречий индейцев и готов с вами сотрудничать. Более того, волею судьбы я выиграл у хидатса себе жену, она из шошонов, знает несколько наречий, утверждает, что она дочь вождя шошонов, но вы не обращайте на этот бред особенного внимания. За скромное жалованье в тысячу долларов, а также небольшое имение по возвращении в Сент-Луис, мы готовы сопровождать вас в пути.
– Пятьсот, – достаточно резко ответил Льюис. Шарбонно был прав, его услуги были жизненно необходимы корпусу Открытий, но вид Туссена был столь отвратителен, что вежливо разговаривать с ним не хотелось. – Пятьсот, и я хочу познакомиться с твоей женой.
Шарбонно попытался поторговаться, но, увидев, что ничего не выйдет, согласился на пятьсот долларов и обещал на следующий день привести с собой жену. Обещание он свое выполнил. Наутро явился с новой женой.
В комнату вошла совсем юная девушка лет шестнадцати со скорбным и решительным выражением лица. Свободное платье девушки не смогло скрыть сильно выпирающего живота.
– А ничего, что она беременна? – весьма бесцеремонно спросил Льюис. Его настолько поразил вид столь юной и прекрасной особы рядом с этим отвратительным типом, которому, судя по всему, было глубоко плевать на ее жизнь.
– Ну, так и родит скоро. Думаете, у меня она одна такая? Да их тут как грязи, если что, еще найду, – противно расхохотался Шарбонно.
– Сакагавея, – тихо и величественно представилась девушка.
"4 ноября 1804 года. К нам заходил француз по имени Шарбонно, который говорит на языке большебрюхих, он хотел наняться и сообщил, что его две скво были из индейского племени шошонов, мы наняли его, чтобы он пошел с нами и взял одну из своих жен для перевода с шошонского" (Мэриуэзер Льюис).
Уильям Кларк вместе со своим верным рабом Йорком поселился в соседнем доме. Узнав о том, что у них появится свой переводчик, да еще с женой из числа шошонов, он пришел в полный восторг и тут же вознамерился познакомиться со странной парой. Юная Сакагавея очаровала его, а Шарбонно привел в ярость. Туссена совершенно не волновало, что у него скоро родится сын, равно как его не волновало и состояние здоровья Сакагавеи.
Несколько месяцев в поселении манданов Кларк и Сакагавея постоянно общались. День ото дня девушка восхищала его все больше. Когда родился ребенок, он первым рвался его увидеть и впоследствии при любой возможности старался помочь Сакагавее с сыном. Девушка, правда, любую помощь воспринимала как угрозу нападения. Об этом Льюис подробно написал в своих дневниках.
Раб Кларка Йорк за эти несколько месяцев превратился в истинного мандана. Все индейцы с особым интересом относились к появлению темнокожего Йорка, нередко его принимали за индейца. Члены корпуса Открытий считали его своим, но все же именно у манданов Йорк в полной мере ощутил, что значит быть свободным человеком. Джон Колтер тем временем заскучал. Ему виделось, что путешествие будет диким и опасным, и вот они сидят в теплом доме, возле уютно потрескивающего костра, и рассказывают страшные истории, пока на улице бушуют дикие морозы. В ту зиму температура опускалась до немыслимых в здешних краях минус тридцати градусов по Цельсию.
Все рано или поздно приходит к концу; отступили и холода. Уже в начале марта погода стала вполне приемлемой для продолжения пути. Льюис, который не меньше Колтера изнывал от скуки и бездействия, тут же объявил дату отправления в путь – 13 марта.
В назначенный день все сорок два члена экспедиции, а также Туссен Шарбонно и Сакагавея, собрались возле двух пирог и нескольких каноэ. Путь предстоял неизведанный, тяжелый и опасный. Миссури в этих местах извивалась, словно змея перед тем, как ужалить, пороги здесь были огромные, а течение быстрое. И все же путь нужно было продолжать по воде, ведь именно в этом и состояла их главная задача.
"13 марта 1805 года. Наша флотилия состоит из шести каноэ и двух больших пирог. Это не флот Колумба, но на него поместилось все, что нам нужно. Мы наняли француза Шарбонно и одну из его жен – индианку Сакагавею из племени Шошона – совсем девочку. Она несет в мешке за спиной своего двухмесячного сына Жана-Батиста. Команда прозвала его Помпа. Кларк питает к нему особую слабость. Надеюсь, Сакагавея будет нашим переводчиком. Все люди здоровы и рвутся вперед, хотя даже воображение не может нарисовать картин будущего. Ведь мы входим в мир, куда не ступала нога цивилизованного человека. Этот момент отплытия в неизвестное – счастливейший момент моей жизни" (Мэриуэзер Льюис).
Никакие уговоры не могли заставить Сакагавею отдать своего ребенка нести кому-то еще, хотя Уильям Кларк то и дело порывался помочь девушке. Туссен Шарбонно не одобрял такого поведения и даже несколько раз подходил к Кларку и высказывал ему:
– Ты относишься к ней, как человеку, а они этого не понимают. Уж поверь мне. Они созданы, чтобы помогать нам, как коровы, козы там… – говорил он. Порой цинизм в его речах поражал даже бывалых трапперов.
Сакагавея мужественно переносила все невзгоды и по большей части молчала. Остальные члены корпуса явно приободрились. Земля здесь была живописная, а пушного зверя водилось невиданное количество. Чуть ли не каждый день они охотились то на бобра, то на лося. Это увлечение не сошло им с рук. Несколько раз члены экспедиции нарывались здесь на медведя, но, завидев величественного зверя, они тут же ретировались подальше. Несколько удачных охот и опыт жизни с индейцами воодушевил отряд настолько, что они решились на опасное и глупое развлечение – охоту на медведя. Выследив медведя гризли пегой окраски (Льюис в своих дневниках обозвал его "белым медведем"), они решили подкрасться к нему и расстрелять, подобно тому, как индейцы закалывают крупного зверя своими копьями или расстреливают из лука.
Один из членов экспедиции, обычно тихий и незаметный Хью Макнил, оказался на расстоянии вытянутой руки от медведя. Гризли заметил его, и раздался один из самых опасных звуков в мире – рык медведя. От страха Макнил попятился и свалился в реку. Он тут же отчаянно задвигал руками и ногами, желая уплыть от медведя, но гризли плавал значительно лучше незадачливого траппера.
Все остальные члены отряда на минуту впали в оцепенение. Наконец один из трапперов, веселый и незадачливый Джон Колтер, сообразил перезарядить винтовку и выстрелить в медведя. Он попал точно в цель, что с такого расстояния, казалось бы, практически невозможно.
Раздался робкий хлопок, и уже через секунду все аплодировали Колтеру.
"5 мая 1805 года. Мы проходим мимо лесистых берегов, на которых охотится, судя по рассказам, слышанным нами в Мендене, злобное племя Осинибоинз. Но пока наш единственный враг – Миссури. Что за река? На ней через каждую милю пороги, и она несется, подмывая высокие песчаные берега, которые иногда обрушиваются прямо перед нашими лодками вместе с прибрежными деревьями. Нечего и думать отправлять кого-то назад. Да и люди здесь нужны все до одного. Все они с утра до ночи живут в мокрой одежде, гребут иногда под снегом, который идет, несмотря на май месяц. Но они хотя бы не голодны. Река кишит бобрами, а прибрежные леса полны дичи. Лоси, олени. А недавно мы решились подстрелить чудовищного медведя. Охотились на него, как индейцы – группой" (Мэриуэзер Льюис).
Спустя несколько дней случился еще один инцидент, связанный с неудачной охотой. Отряд остановился на берегу Миссури, и несколько человек отправились на охоту. Мэриуэзер Льюис не пошел с остальными. Спустя пару часов он решил отлучиться по личной надобности.
Чья-то тень промелькнула в кустах, и охотник принял ее за лося в кустах. Прицелившись, траппер выстрелил. Слава Богу, стрелок из охотника был паршивый. Пуля прошла насквозь, оставив небольшую царапину на ноге Льюиса.
После этого инцидента Льюис стал запрещать своим людям охотиться. Запреты эти особенного эффекта не имели. Люди продолжали выслеживать бобров, лосей и бизонов; медведей, правда, все-таки обходили стороной.
Встреченные на пути племена индейцев при виде Сакагавеи тут же расплывались в улыбке. Даже самые осторожные и враждебно настроенные к белым индейцы при виде краснокожей девушки с ребенком разрешали корпусу Открытий пройти по их землям.
Всем дарили медали мира, которые должны были свидетельствовать о том, что индейцы поддерживают власть Штатов в этом регионе. Названия племен Льюис добросовестно вписывал в дневник. Впоследствии именно по этим записям определяли дружественные к Штатам народы, что естественно, было ошибкой. Индейцы хорошо относились к Сакагавее, терпели отряд Льюиса и Кларка, но это вовсе не значило, что они так же отнесутся и к другим белым людям на их землях.
"10 мая 1805 года. Страна по обоим берегам райски красива. Это холмистые луга, покрытые таким количеством цветущих трав, каких я не видел за всю свою жизнь. Они простираются, насколько хватает глаз. И, насколько хватает глаз, не видно, до самого горизонта, ни куста, ни дерева. Но равнина эта таит опасность. Уже чуть отдалившись от реки, ты теряешь представление о времени и пространстве. И одиночество твое безмерно" (Мэриуэзер Льюис).