На плоту передвигаться Гласс стал куда быстрее. Очень скоро он стал узнавать местность. Здесь уже нужно было быть начеку. Сиу и арикара могли встретиться на каждом шагу. Гласс кстати уже почти спокойно шел. Конечно, с помощью костылей, но это уже были не болезненные десять шагов, а вполне приличные расстояния.
Самую большую опасность представляли сейчас арикара. Если кто-то из них встретится, тут же убьет. Здесь могли встретиться лишь отчего-то задержавшиеся индейцы из деревни вождя Серые Глаза.
В тот день Гласс оставил плот и пошел вглубь леса. Здесь он собирал ягоды, когда вдруг раздались чьи-то шаги. На секунду траппер оцепенел, а затем все-таки нашел в себе силы обернуться. Метрах в ста от него были индейцы арикара. Их прически он никогда бы ни с чем не перепутал. Арикара заметили Гласса, но Хью среагировал первым. Что есть силы он побежал в чащу леса. Сломанная нога жалобно хрустнула, но желание жить было превыше любой боли.
Колтер бежал десятки километров, но не со сломанной же ногой! Гласс понимал, что это последние мгновения его жизни.
Кто-то подхватил его за шиворот. Видимо, Гласс не заметил всадника арикара, а тот нагнал его и решил лихо скальпировать голову. Как когда-то пауни убили Джона…
Вопреки ожиданиям, всадник чуть сбавил ход и умудрился закинуть Гласса на лошадь. Тот опомнился, лишь когда понял, что висит кулем, позади индейца. Его не собирались скальпировать. Пока. Траппер попытался усесться на лошадь, но из-за ноги ничего не вышло. Припомнив наречие арикара, Гласс спросил, откуда тот. Индеец ответил на языке сиу, наречии манданов. Как он здесь оказался? Хотя они же уже встречали манданов… Гласс вспомнил, как на отряд Генри напали манданы. Жестоко убили двоих и еще двоих тяжело ранили. Трапперы не были тогда уверены, что удалось хоть одного мандана подстрелить. Возможно, индеец, который его везет, как раз один из тех, кто на них тогда напал.
Пока Гласс соображал, они уже приехали. Арикара остались далеко позади. Перед ними же был частокол укреплений селения манданов. Ворота с трудом отворились, и индеец ввел лошадь с болтающимся на ней Глассом в деревню.
Воин манданов свалил на землю Гласса. Тот упал бесформенной кучей. Индеец стал изучать раны траппера. С каждой минутой на лице его проступало все большее удивление. Заметив на спине Гласса шкуру медведя, воин взял кусок шкуры в руки и внимательно изучил мех. Недоверчиво взглянув на Гласса, он молча удалился. Вернулся он минут через двадцать. Рядом с ним стоял маленький, тщедушного вида индеец. Шаман.
Траппера отнесли в шатер шамана. Здесь его уложили в центре комнаты, оставив лежать прямо на шкуре гризли. Помещение было уставлено лавками, повсюду были ткани, чучела животных и самые разные предметы, о назначении которых Гласс предпочел бы не думать.
В комнате появилось две девушки. Одна из них с грохотом поставила на пол ведро теплой воды и обернулась к стоящему возле входа шаману. Тот кивнул.
Гласса перевернули на живот и начали медленно снимать шкуру медведя. А зря. Гласс уже давно не снимал ее. С тех пор, как наутро после дождя он понял, что шкура медведя прилипла к гноящимся ранам. Мех гризли, казалось, препятствовал появлению личинок и гноя, успокаивал кожу и дарил тепло. Иногда Глассу начинало казаться, что он постепенно превращается в медведя.
Сейчас с него пытались содрать шкуру гризли. Он заорал, вернее, зашипел и закашлял от боли. Девушки начали сдирать шкуру при помощи воды, снадобий и ножей. В помещении вдруг зажгли благовония, от которых стало клонить в сон. Несмотря на все болезненные манипуляции, Гласс впал в забытье. Шаман же попросил всех удалиться из комнаты и начал обрабатывать раны траппера. Следы когтей теперь не гноились. Кожа вокруг них почернела и отмерла. Вполне вероятно, что, если бы Гласс не встретил бы в тот день сиу, он умер бы от заражения крови.
Волшебные снадобья усыпили Гласса на несколько суток. Он то и дело просыпался, но вновь и вновь падал в объятия совершенно пустых снов.
Придя в себя, он начал расспрашивать индейцев о том, как добраться до форта Кайова. Оказалось, что манданы никогда о таком не слышали. Форт они знают. Небольшой такой, в паре часов отсюда. Форт Тэлбот. Отчаявшись добиться от индейцев точных координат своего месторасположения, Гласс просто попросил отвезти его в форт Тэлбот.
Индейцы исполнили просьбу человека, победившего гризли. Небольшая крепость на реке Шайенн выглядела совсем не примечательно. Здесь жило от силы человек десять. Вид Гласса говорил о себе красноречивее любого рассказа. Изголодавшись по новостям, люди обступили его и стали допрашивать. Гласс совершенно забыл, как порой неприятно общество людей. Хозяин форта очень разочаровался, узнав о том, что у Гласса нет ни денег, ни бобровых шкур. Захватывающие рассказы – очень сомнительная валюта, да и говорить этот дикий человек не желал.
– Мне нужны нож, винтовка и патроны. Уйду отсюда сегодня же, – процедил сквозь зубы Гласс, заметив разочарованную физиономию хозяина форта.
Отказать ему никто не решился. В конце концов, законы Дикого Запада никто не отменял. В такой ситуации может оказаться каждый. Нужно помогать. Написав расписку о получении товаров, Гласс попрощался с хозяином форта и в тот же вечер вновь отправился в путь.
С винтовкой и ножом он чувствовал себя куда увереннее. Хоть то был и не нож вождя скиди, все-таки вещь полезная. На третий день пути Гласс очнулся от ощущения пристального взгляда на себе. Открыв глаза, он увидел волка. Ему показалось, того самого, что вылизывал личинок на его теле, когда Гласс впервые очнулся после того, как Фицджеральд и Бриджер оставили его умирать. Присмотревшись, Гласс понял, что это всего лишь дикая собака. Почему-то вместо того, чтобы убежать, он продолжала выжидающе смотреть на Гласса. Тот уже схватил винтовку, перезарядил ее и собирался выстрелить, как вдруг увидел, что лапа собаки поранена. Точно так же, как и у него. Отчего-то к горлу подступила злость. Он сам вытаскивал себя из могилы, нечего жалеть глупое животное.
Гласс попытался прогнать собаку, но та не желала уходить. Чертыхаясь, Гласс притянул ее к себе и стал изучать рану. Она оказалась не тяжелой, но очень неприятной. Он перевязал собаке лапу и стал ждать, когда та уйдет, но псина нагло улеглась у еще тлеющих угольев костра. Плюнув, Гласс стал собираться в путь. Собака пошла следом.
Поначалу она раздражала, но потом Гласс перестал понимать, как раньше обходился без верного друга и помощника.
Тридцать восемь дней они шли до форта Кайова. Снег уже плотным полотном укрыл Великие Равнины, когда Гласс увидел вдалеке знакомые очертания форта. Собака к тому времени полностью поправилась, но отходить от хозяина хотя бы на шаг не собиралась. Завидев форт, она почему-то стала жаться к ногам Гласса. Тот не понимал, в чем дело.
Наконец они преодолели последний отрезок пути и оказались перед воротами форта Кайова. Их вышли встречать трое дозорных, поначалу принявших Гласса за индейца. Обмотанный в шкуру медведя, с густой бородой и собакой, он мало чем отличался от вождя племени манданов. Глубокие шрамы, изуродовавшие правую половину тела, лишь дополняли образ.
– Хью Гласс из сотни Эшли, – представился он дозорным. Собака возле его ног заскулила и стала пятиться назад. Дозорные посторонились и пропустили Гласса внутрь. Хью обернулся и увидел, что собака его бежит прочь от людей. Гнаться за ней было бессмысленно. Гласс минуту смотрел, как растворяется в сумраке его верный друг, а затем повернулся и зашагал в сторону знакомого бара.
Глава 6. Форт Кайова
Форт Кайова был построен на берегу Миссури всего за год до того, как началась знаменитая экспедиция сотни Эшли. Собственно говоря, именно сотня и стала первой крупной экспедицией, начавшей свой путь из этого форта.
Жозеф Бразо начал строительство еще в 1820 году. Основным инвестором в крупный проект был Огюст Шуто, уже отошедший к тому времени от дел основатель Сент-Луиса. Как раз тогда правительство приняло несколько новых законов, которые буквально связывали руки крупным торговцам. Особенно плохо пришлось меховым компаниям. Во-первых, была запрещена торговля американцев с индейцами, во-вторых, белым людям запретили продавать алкоголь индейцам. Коренное население от этого не так уж и пострадало, они продолжали торговать друг с другом и чувствовали себя совсем не так уж плохо, а вот белым людям пришлось искать новые способы.
Все народы мира всегда находили возможность расширить свое сознание и уйти за пределы реального мира. Коренное население Америки предпочитало для этих целей пейотль. Алкоголь, привезенный сюда белыми людьми, впечатлил индейцев. Бутылка хорошего виски значительно упрощала жизнь торговцам, переговоры велись быстрее и успешнее. Запрет на его продажу был просто ножом в спину. Спасали лишь трапперы. Проследить за их действиями было невозможно, поэтому они продолжали торговать с индейцами, покупали у них меха, продавали им алкоголь. Охотники на пушного зверя служили в те времена связующим звеном между индейцами и белыми людьми. Очень скоро трапперы начали одеваться как индейцы, стали перенимать их традиции и жениться на коренных американках. Все бы хорошо, но трапперство приносило все меньше денег, и в связи с новыми законами продавать меха стало просто негде.
Первым шагом для восстановления баланса стало строительство фортов. Для возведения небольших крепостей выбирались все более дальние, малоизученные точки на карте Америки. Строительство форта Кайова было принципиально важным шагом на пути к расширению торговых связей. Жозеф Бразо вложил в этот форт все, что у него было. Несколько раз кроу и сиу поджигали недостроенные здания. Огюсту Шуто пришлось вновь раскошелиться, а Жозеф Бразо залез в долги. Спустя пару лет форт Кайова был одним из крупнейших на всей Миссури.
Жозеф Бразо, узнав о странном человеке, который пришел неизвестно откуда, твердо вознамерился с ним познакомиться. Особенный интерес у Жозефа вызвала информация о том, что незнакомец пришел со шкурой медведя на плечах.
Глассу подсказали, где здесь салун, а по совместительству и отель. Когда он вошел внутрь, там его уже ждал Жозеф Бразо.
– Я бы хотел арендовать комнату и получить походное снаряжение… в кредит, – с порога заявил Гласс.
– Позвольте поинтересоваться, кто вы и откуда, – подчеркнуто вежливо ответил Жозеф.
– Хью Гласс из сотни Эшли.
Жозеф пристально посмотрел на Гласса и стал смутно припоминать его в составе экспедиции Эшли.
– А что с вами… произошло? – спросил наконец Жозеф Бразо.
– Напал медведь.
– Не обижайтесь, но это заметно, я хотел бы услышать рассказ поподробнее, – деликатно уточнил Жозеф.
– Так я могу рассчитывать на комнату? – потерял терпение Гласс. Жозеф Бразо изобразил смущение и велел проводить гостя в апартаменты.
Оказавшись в номере, Гласс выдохнул. Сказывались два месяца скитаний по Дикому Западу. Он совершенно потерял связь с людьми.
В форте Кайова Гласс провел чуть больше недели. В первый же день Жозеф Бразо продолжил пытать Гласса на тему его схватки с медведем. Дело в том, что в те дни в форте гостило несколько журналистов, и Жозеф не мог упустить случая быть упомянутым в "Бюллетене Миссури".
Нелюдимый и мрачный Гласс был плохим рассказчиком. Журналист, заинтересовавшийся той историей, выслушал рассказ Гласса и попросил разрешения посмотреть на настоящую шкуру медведя. Хью пожал плечами и разрешил. Пусть и изрядно потрепанная, шкура медведя все равно произвела на журналиста сильное впечатление. Куда более сильное, нежели сам Гласс. Попытки расспросить Гласса о произошедшем окончательно провалились, поэтому автор "Бюллетеня Миссури" вскоре отправил весьма своеобразную статью о пожелавшем остаться безвестным траппере из числа сотни Эшли, который голыми руками победил медведя. Это было первое упоминание истории Гласса в прессе. Впрочем, статься вышла лишь через несколько месяцев после описываемых событий.
В дни пребывания Гласса в форте Кайова туда приехал еще один член сотни Эшли – Томас Фицпатрик. Он был из отряда Джедедайи Смита, поэтому ничего не знал о схватке с медведем. За несколько месяцев на Диком Западе он постарел лет на десять. Его лицо приобрело нехарактерную жесткость, кожа загрубела и потрескалась. Только горящие азартом глаза выдавали в того молодого человека, который слушал речь Эшли в Сент-Луисе. Фицпатрик держал путь в Сент-Луис, а затем собирался отправиться в Маккинон.
– Эшли все-таки собирается провести то рандеву? – усмехнулся Гласс, смутно припоминая рассказы Эшли о том, что тот собирается устраивать ежегодные съезды маунтинменов.
– Да, собирается, – пожал плечами Фицпатрик, – учитывая то, что там запрещена будет продажа алкоголя, а индейцам и вовсе собираются запретить там находиться, я вообще не очень понимаю смысла такого сбора.
Тот разговор вскоре перешел к реке Норт-Платт. Траппер собирался добраться до Маккинона по этой не изученной белыми людьми реке. До сих пор это не удавалось никому.
Жозеф Бразо пообещал предоставить Глассу снаряжение в счет долга Эшли, но день за днем говорил о том, что пока не время, нужно подождать еще. В форте Глассу делать было совершенно нечего. Можно было, конечно, начать искать здесь бобровые плотины, чтобы продать Жозефу шкурки и не одалживаться, но на это у траппера не было сейчас сил. Сломанные ребра напоминали о себе при каждом шаге, он продолжал прихрамывать, а пара следов от когтей на груди все еще гноились. Он шел на поправку, но не так быстро, как хотелось бы.
"Еще не сдох?" – с интересом спрашивали члены отряда Генри.
"Нет еще", – все разочарованней звучал голос Джейми.
Эти образы преследовали Гласса каждую ночь. Он уже тысячи раз рисовал себе самые разные сценарии встречи с членами отряда. Миллион раз он застрелил Бриджера и Фицджеральда и не меньшее количество раз избивал Эндрю Генри. Их поведение вполне можно было объяснить и оправдать. Особенно решение Генри оставить его с двумя трапперами. Как еще он мог поступить в той ситуации? Как могли повести себя Джейми и Джон? Как угодно, но только не хоронить еще живого человека. Бриджеру не перед кем было играть в благородство. Они с Фицджеральдом сочли, что никто никогда не узнает об этом. Какой смысл в подвиге, о котором никто не узнает? Лучше уж трусливо спасти свою шкуру от объявивших войну арикара. О трусости тоже никто не узнает, а в живых они останутся. Гласс всегда знал о главном правиле траппера: каждый сам за себя. Он сам не раз о нем напоминал остальным, но одно дело спасать свою шкуру, а другое – заживо хоронить и красть все, что способно было бы спасти Глассу жизнь.
Эти мысли сводили с ума и буквально гнали в путь. Он должен был добраться до Йеллоустона и посмотреть в глаза Бриджера. Сказать всем, что он жив. Доказать.
Наконец Жозеф Бразо сам нашел Гласса, который сидел за грязным столом салуна и мрачно разглядывал темно-коричневую жидкость в стакане.
– Я нашел вам компанию, – радостно объявил он.
– Я ее не искал, – ответил Гласс.
– В одиночку вы не дойдете до Йеллоустона. Туда собирается делегация из пяти человек. Плюс поедет один переводчик: старый Туссен Шарбонно, он еще с Льюисом и Кларком ходил. Им требуется хороший охотник, а вы доказали свою квалификацию, – усмехнулся Бразо, указав на шрамы от когтей гризли. – В любом случае выбора у вас все равно нет, – слишком добродушно подытожил он.
Они выдвинулись в путь спустя несколько дней, после того как Бразо оповестил Гласса о том, что он "прошел собеседование". Гласса волновало лишь снаряжение, а Бразо выделил его предостаточно. Делегация отправлялась с дипломатической миссией. Они хотели наладить торговлю с индейцами близлежащих районов, а для Бразо это было важнее, чем для кого бы то ни было. Зимние вещи, оружие, провизия, большая пирога – все было к их услугам. Общество тяготило Гласса, но в чем-то Бразо был действительно прав. Что бы там ни было, в одиночку этот путь займет слишком много времени.
Туссен Шарбонно, невысокий пожилой мужчина с маленькими, бегающими глазками, не нравился Глассу более всего. Переводчик знал несколько наречий индейцев и понимал практически все языки, которые могли им встретиться на пути, поэтому Шарбонно был им необходим, как никто. Поскольку с индейцами в первые дни путешествия общаться не приходилось, единственной пользой от Шарбонно были его удивительные кулинарные умения. Он был способен из чего угодно приготовить праздничный ужин. Его рецепт колбасы из мяса бизона и вовсе вошел в историю благодаря канадской экспедиции трапперов, в которой он участвовал несколько лет назад. На этом достоинства переводчика заканчивались.
Шарбонно намеревался взять в поход одну из своих индейских "жен", но Бразо категорически запретил ему думать об этом. Шестнадцатилетние девушки были беременны и совершенно точно не перенесли бы такого путешествия. Шарбонно не понимал, в чем проблема. Переживут, не переживут… Да какая разница. Индейская жена в здешних местах – гарантия безопасности, вот что важно.
– Тебя наняли переводчиком, заплатили аванс, выполняй условия контракта, – отрезал Бразо, когда Шарбонно в очередной раз начал упрашивать его.
Шарбонно смирился, но с первого же дня начал изводить всех рассказами о своих двух женах. Подробности его личной жизни становились день ото дня все откровеннее и противнее. Его просили помолчать, но Шарбонно просто физически не мог молчать дольше нескольких минут.
На ночь они устраивались возле берегов реки. Они старались привлекать как можно меньше внимания и ночевать прямо возле воды, размещая лагерь так, чтобы в случае нападения индейцев можно было быстро погрузить вещи на пирогу и сбежать. Шарбонно однажды предложил сходить на разведку и переговорить с индейцами по поводу покупки у них товаров. Нужные экспедиции народы жили в нескольких днях пути отсюда, но лишние торговые связи еще никому не вредили.
Гласс по ночам обычно отправлялся на охоту. В тот день он, как и всегда, молча повесил на плечо винтовку и отправился в глубь леса. Шарбонно предложил сходить к кроу, поселения которых располагалось неподалеку от места стоянки. Переводчик обещал вернуться через пару часов, но не пришел и через шесть. Он так и не появился. Официально считается, что ему удалось скрыться у дружественных кроу в день, когда на лагерь напали арикара. Существует также мнение, что сам Шарбонно подговорил арикара либо рассказал координаты лагеря в обмен на свою жизнь.
Арикара напали внезапно. Приблизительно в четыре утра, когда все пятеро мужчин благополучно храпели в лагере, разбитом возле своей пироги, воздух разрезал десяток стрел. Небольшой отряд индейцев уступал и в подготовке, и в качестве оружия; их единственным преимуществом могла стать лишь внезапность. Ею они и не преминули воспользоваться. Стрелы смертельно ранили двоих участников похода. Остальные проснулись и стали ошарашено оглядываться по сторонам, силясь понять, что происходит. Зимнее солнце еще даже и не думало подниматься, вокруг была совершенно непроглядная ночь. Трое членов экспедиции похватали свои вещи и прыгнули в пирогу. Им даже удалось отплыть на приличное расстояние, но арикара не собирались их отпускать. Лучники преследовали их по берегу, а несколько индейцев бросились в воду и стали нагонять пирогу по воде.
Гласс удачно поохотился вечером и решил переночевать подальше от лагеря. Он частенько так делал. Таким нехитрым образом можно было позволить себе несколько часов отдыха от людей. Эта его привычка всегда вызывала недоумение и раздражение со стороны товарищей. В этот раз она спасла ему жизнь.