Булава, или чем там она была на самом деле, исправно переносила его во времени и, как выяснилось, в пространстве тоже. Скорее всего, это были места одного и того же мира. Кто мог знать наверняка? Одд был не настолько сведущ во всяких космологиях и парадоксах мироустройства, чтобы об этом думать. Зато теперь он сам над собой смеялся, вспоминая, как нашел ее в шахте и сразил орка: он-то думал, что это просто удобная в драке железяка! Если бы сейчас с ним заговорила белка или енот, он бы нисколько не удивился: по сравнению с этой штукой такой фокус выглядел скучной пустышкой.
Кем вообще был тот удивительный мастер, который создал эту вещь? Одд тысячный раз взвесил булаву в руке и прошелся по ней взглядом, представляя, как давным-давно этот человек мог так же рассматривать блестящий расчерченный цилиндр, наслаждаясь победой над временем и пространством.
Попытка за попыткой, и теперь Одд мог более или менее точно перемещаться туда, куда хотел. Более или менее - с точностью до нескольких лет, затем месяцев и даже дней. Но сколько бы он ни бился, ни разу ему так и не удалось оказаться в долине в те времена, когда он сам жил в одной из маленьких деревушек на лесном склоне.
Ему очень хотелось спасти своего брата да и самому вернуться домой к семье. Что ни говори, а ведь Одд был всего лишь тринадцатилетним мальчишкой.
Не раз, пробираясь тайком, он видел играющим своего брата Гладда - еще совсем малыша. Видел позже свою опечаленную семью - мать, бабушку, старших сестер Мину и Хлою, оба брата которых, как они думали, пропали в орочьих пещерах, а отец погиб. Но никогда - другого себя.
Одд чувствовал, что нельзя так вот, запросто высунуться из кустов и закричать: "Эгей! Я вернулся!" Сама эта мысль вызывала холодную неприязнь и чувство надвигающейся бездны, будто древний инстинкт, глухо таившийся в глубине сердца, оберегал его от шага через невидимую черту. "Может быть, - размышлял он, - люди когда-то умели летать во времени сами собой без всяких приспособлений". Но, конечно, это были только смутные догадки.
Поначалу Одд воображал, как встретится с самим собой где-нибудь в деревне. Придумывал, что должен сказать, чтобы тот другой Одд ему поверил и сделал все как надо. Но, намучившись с прыжками во времени, уверился, что эта встреча никогда не состоится. Пытаясь проделать такую штуку, он просто оставался где был или попадал в совершенно непредсказуемые крайне отдаленные времена.
Однажды его занесло так далеко, что он оказался посреди бескрайнего древнего моря - того самого, что снилось ему в шалаше за тысячелетия до собственного рождения, того, что некогда укрывало еще не существующий Яттерланд - и тут же пошел ко дну со своей тяжелой ношей, успев уже под водой повернуть кольца. Глаза и горло щипало от соли.
Через мгновение с громким "хлюп!" он свалился в болото и снова начал тонуть. Крутнув еще раз, Одд наконец оказался на твердой земле. Это было уже что-то. Глаза и рот залеплял слой вонючей болотной жижи. С головы она пренеприятно стекала за шиворот. Одд брезгливо передернул плечами. Рядом громко хрустнула ветка и кто-то тяжело выдохнул. Когда горе-турист протер один глаз, то увидел прямо перед собой морду огромного зеленого ящера. Его желтые, похожие на сабли зубы были чуть меньше самого Одда. Вокруг неподвижной стеной возвышался тенистый лес. Деревья уходили на такую высоту, которая просто не предназначена для деревьев. Еще немного, и они, как щетка, могли протирать Луну, счищая с нее космическую пыль.
Ящер бестолково моргнул, повернув морду, чтобы рассмотреть мальчика другим глазом, и тут же попытался его сожрать. Но в итоге схватил лишь пучок жесткого папоротника с землей и корнями, росший там, где только что находился его шустрый и сильно перепачканный десерт. В конце концов у Одда получилось вернуться в лагерь у круглого озера как раз к ужину. Друзья даже не заметили, что он куда-то исчезал.
- Свиньи у моего дядюшки чище, чем твоя рожа, - не преминул поддеть его добрый и отзывчивый Крокк, когда Одд вышел из-за кустов.
После еды, усевшись на теплый камень, он повернул кольца в другую сторону - чуть сильнее, чем рассчитывал… И оказался на широкой каменной дороге, заполненной невероятным количеством людей. Столько народу, сколько он видел сейчас сразу, наверное, не набралось бы во всех деревнях Яттерланда вместе взятых. Вокруг стоял невообразимый шум, и всюду горели яркие огни.
Сама дорога, казалось, была проложена по дну глубокого ущелья: слева и справа на огромную высоту поднимались совершенно гладкие отвесные стены, блестящие, как слюда. Сам он стоял на ступеньках короткой лестницы, ведущей к массивной красной двери. Над ней тоже светился яркий немигающий фонарь.
Поначалу Одд в панике взбежал по ступеням и прижался к стене, подумав, что все эти люди бегут от ужасной опасности. Но тут мимо него как ни в чем не бывало прошли две девчонки в каких-то совсем уж коротких юбках. Он даже заморгал от удивления, провожая их взглядом. Те громко и заливисто смеялись, рассматривая что-то светящееся на ладони. Одна из них вдруг показала пальцем на Одда, вторая оглянулась, и они обе снова прыснули от смеха.
"Нет, - решил Одд, - так уж точно не спасаются от опасностей. Дело в чем-то другом".
Всего в нескольких шагах от него пронесся громыхающий сарай на колесах, выкрашенный в синий цвет, с большими белыми буквами "CARGO" на стене. В такое трудно было поверить. Летающий сарай просто не помещался у него в голове, и Одд протер ладонями глаза. Синих, скачущих с места на место сараев он никогда в жизни не видел и не мог даже вообразить, зачем это нужно. "Если в нем живут овцы или куры, представляю, какой там сейчас переполох", - подумал он с удивлением.
Затем он опустил глаза и обнаружил, что вдоль дороги туда-сюда постоянно движутся какие-то штуковины на колесах, напоминающие раскрашенные телеги с навесом. В них за стеклом сидели люди, но ни впряженных лошадей, ни быков нигде не было видно. Зато спереди и сзади у всех светились яркие фонари. И это несмотря на то, что на улице было довольно светло от гигантских горбатых факелов, расставленных вдоль обочины. Было похоже, что в этом чудном месте все буквально помешались на свете, словно не люди, а бестолковые мотыли у свечки.
"Может, эти штуковины катятся с горы?" - подумал Одд. Но светящиеся телеги непрерывно сновали в обе стороны, а значит, если одни спускались вниз, то другие самостоятельно взбиралась в гору. Такого вообще не могло быть! Мальчик снова зажмурился и замотал головой, пытаясь выкинуть этот бред из головы. Когда он открыл глаза, то бред никуда не делся: самоходные телеги все так же катались туда-сюда, а время от времени среди них с ревом проносился очередной ярко выкрашенный сарай размером с дом.
Всюду слышался гул, смех и разговоры множества людей, как в выходной день на базаре. На другой стороне улицы кто-то громко кричал у ярко освещенного входа, из которого выплескивалась наружу веселая музыка целого оркестра. "Наверное, я попал на осеннюю ярмарку в какую-нибудь очень большую деревню, - решил Одд. - Но мне сейчас не до ярмарок!"
Глава 20
ТРОЛЛЬ В СУГРОБЕ
Досадуя на себя, он не глядя крутанул кольцо и в одно мгновение оказался по пояс в глубоком снегу, тут же услышав откуда-то снизу восторженный голос Клюппа:
- Ничего себе! Что это было?!
- Не представляю! - откликнулся второй голос, приглушенный снегом. - Одд, а мы можем вернуться и рассмотреть получше? А?! - из сугроба на него смотрели круглые запотевшие от холода очки неунывающего Крокка.
Оказалось, все это время друзья находились рядом с ним, но Одд был настолько потрясен увиденным, что даже не обратил на них внимания.
- Холодно! Бр-р-р! - Крокк поежился, натягивая куртку. - А где мы сейчас? То есть в когда мы попали?
Вокруг, насколько хватало глаз, белел снег. Судя по вершинам гор, это был Яттерланд, а они - на каком-то холме почти посреди него. Но позже или раньше их собственного времени, неизвестно.
Недалеко в оголенном подлеске кто-то с шумом двигался через глубокие сугробы. И не просто двигался, а прорывался сквозь снег, поднимая вверх большое белое облако. На секунду Одд подумал, уж не притащил ли он с собой случайно из того странного места что-то такое наподобие ревущего сарая…
Какую силищу нужно иметь, чтобы так раскидывать сугробы?! Это не мог быть орк: подземные твари никогда не отличались уж очень большой силой. Хотя среди них попадались настоящие здоровяки. Сколько помнил Одд, они никогда не поднимались на поверхность, работая по хозяйству. Человек на такое тоже не способен. Все трое напряженно всматривались во взлетающие снежные облака, пытаясь угадать, что они скрывают, и очень надеясь, что в случае опасности успеют смыться. Но любопытство пока брало верх, и Одд с товарищами стоял, занеся пальцы над дисками и ожидая развязки нового приключения.
Вообще-то друзья не на шутку перепугались, глядя на то, как к ним приближается снежный ураган. На секунду все стихло, и над сугробом возникла верхняя часть серой громоздкой фигуры. Незнакомец повертел головой, увидел ребят и решительно направился в их сторону.
- Да это же тролль! - заорал Крокк прямо в ухо Одду. - Тролль по прозвищу Лишайник, который у Выбегов живет!
Обычно тролли не селились вблизи людей. Но Лишайник уже много лет жил в дровяном сарае семейства Выбегов, тех самых, что обустроились у ручья на вершине одного из бессчетных холмов Яттерланда.
Многочисленное и деятельное семейство промышляло, казалось, всем, что может принести доход или хоть какую-то пользу. В лесу стучали топорами дровосеки, которых старший Выбег, коренастый и меднолицый Папа Продд, нанимал на заготовку дров для продажи. Его старший сын неподалеку держал кузнецу, работал и учил ремеслу соседских ребят. А на перегороженном плотиной ручье день напролет крутилось колесо водяной мельницы, где добрая половина жителей долины мололи зерно в муку.
Тролль имел три человеческих роста в высоту, с покрытой лишайником сутулой спиной и огромными ручищами. Он вечно чинил что-нибудь соразмерное ему самому - стену сарая или мельничное колесо. Чистил огромной лопатой пруд, вышагивая по илистому дну, или таскал из леса стволы вековых сосен в лесопилку.
Тролли были редкостью в долине. Встретить их можно было лишь гораздо севернее, там, куда и ходить-то было незачем. Только неуемные Выбеги да еще почтальон Грузз забирались так далеко.
Орки когда-то погубили семью Лишайника, и сам он едва не погиб в ущелье под завалом. Но Выбеги, оказавшиеся поблизости, рискуя нарваться на поземных тварей, вытащили полуживого тролля из-под камней, отпоили известковым раствором и поселили в своем сарае, убедившись, что тот сообразителен и настроен мирно.
Лишайник почти не говорил, а когда пытался что-то объяснить, то с деревьев срывались стаи ворон и заходились лаем собаки, потому что речь его звучала так, будто горный лев рычал в медной ванне. Чтобы тот не шумел особо, ему дали бронзовый колокольчик размером с тыкву. Один "дзынь" означал "да", а два "дзыня" - "нет". Несколько "дзыней" (больше двух тролль считал с трудом и каждый раз получалось разное число) могли означать что угодно, и тогда приходилось выспрашивать у него, перебирая варианты, что он имел в виду.
Когда вокруг кипела работа, во дворе то и дело раздавался звон колокольчика, пока тролля не пристраивали к какому-нибудь делу. Без этого он скучал и печалился о семье. Иной раз главным было его вовремя остановить. Огород Выбегов до сих пор был перечерчен глубокой траншеей, уходящей далеко к лесу: Лишайника как-то попросили выкопать ее для перекладки водопровода, но не объяснили, когда остановиться.
Еще тролль дружил со старым козлом Верноном и целой стаей голубей, обитавшей на карнизах дворовых построек. Вернон был заслуженным пенсионером и доживал свои дни под крышей того же сарая, где расположился Лишайник. Каждый вечер тролль бережно укрывал черного взлохмаченного козла вытертым пыльным ковриком и закладывал в его кормушку пучок травы размером со своего воняющего мокрой шерстью любимца. Стараниями тролля его питомец страдал ожирением и одышкой, но выглядел довольным жизнью, как старый, вечно сытый козел. "Ему бы еще газету и глиняную трубку, - смеялись домочадцы. - Вылитый дедушка Кургуз, мир его праху!"
При этом Лишайник терпеть не мог орков, змей и по какой-то неизвестной причине лесных ежей, которые то и дело сновали в траве за сараем, озабоченно выкапывая дождевых червей и медведок.
Без сомнения, это был он. Когда снежное облако приблизилось, стало отчетливо слышно непрерывное "дзынь!" тролльего колокольчика, болтавшегося у него на шее.
Наконец Лишайник добрался до троих друзей и громовым голосом объявил:
- Я!!!
А потом добавил:
- Беда!!! Долина!!! Снег!!!
Выпытать у него, что стало с долиной, было непростым делом, хотя, глядя вокруг, догадаться было не сложно. Сначала тролль натаскал целую гору сухостоя для костра и наломал его своими ручищами. Полночи ребята потратили на то, чтобы понять его рассказ о случившейся катастрофе. Судя по рассказу Лишайника, дело было так…
Жители деревень очередной раз решили покончить с орками, воровавшими у них детей. Это случалось и раньше, но каждый раз вооруженные вилами и лопатами крестьяне, забравшись в пещеры на Свиной горе, оттуда не возвращались. На этот же раз кузнецы изготовили три сотни мечей и щитов для добровольцев. Мужчины из деревень Яттерланда вооружились, зажгли факелы и двинулись вглубь горы. Дело пошло как надо, потому что почти все они вернулись обратно, перебив множество орков и освободив три дюжины мальчишек из подземелий. По этому поводу в деревнях был устроен большой праздник.
А потом со всех окрестных гор сразу спустилась невиданная снежная лавина. Вот и вся история. Нет больше в Яттерланде ни деревень, ни народа - только снег, горы и оставшиеся в подземельях орки.
Лишайник размахивал каменными ручищами и шагал туда-сюда у костра, показывая, как он раскапывал дома и вытаскивал оттуда людей, собак и овец. Как все, кто выжил, ушли за перевал, погрузив что могли в сани. И как он вернулся, чтобы дождаться весны и помочь чем сможет, если будет кому помогать.
Тролль утверждал, что лавину устроили орки. Он был в это время на лесосеке и видел сам, как те поджигали что-то у вершин, затем был оглушительный "дадум!" - и снег с ревом полетел в низину. Лишайник топал, ревел и звенел колокольчиком так, будто хотел разбудить сами горы, заставив их подтвердить его рассказ.
Глава 21
ЛАВИНА
А происходило это так…
Зима, ранняя, снежная, но необычайно теплая, пришла в Яттерланд еще в октябре и сыпала, сыпала крупные, как мотыли, снежинки на крыши домов, оголенные деревья, пашни, присмиревших собак, людей. Надо всей долиной не переставая шел снег. Небольшие хижины в распадках между холмами занесло уже по самые крыши, и над белым океаном наружу выступали только дымящие сизым печные трубы.
Собаки, уподобляясь кротам, рыли ходы от заваленных снегом будок к хозяйским домам, чтобы согреться и не чувствовать себя брошенными. Прямо скажем, косматый пастуший пес крайне плохо приспособлен для того, чтобы рыться в глубоком снегу. Если бы овцы видели сейчас старого ушастого Марта, увязшего в сугробе, то полиняли бы от смеха. На его счастье, вся отара пряталась от непогоды в овчарне, пристроенной к хижине пастуха Квиртта, в полной темноте пережевывая тягучее душистое сено. Поскольку овчарня эта была куда больше самой хижины, то иной зубоскал мог сострить, что, мол, вовсе наоборот - это человеческое жилье пристроено к сараю. Так или нет, не будем спорить. Тем более что под снегом теперь не было видно ни того, ни другого.
Старик Квиртт сидел за шатким столом и чинил рукавицу в тусклом свете горящей щепки. Щепка прогорала быстро, а старик работал медленно, и возиться с починкой можно было до следующей весны, когда от рукавицы уже не будет никакого толку.
Квиртт едва попал ниткой в игольное ушко, когда в дверь хижины заскребли и раздался приглушенный досками жалобный вой… Нить снова сорвалась, и старик уколол иглой мозолистый палец.
- Да что ж ты! - выругался он.
В эту секунду нетерпеливая лучина погасла, и единственная комната в доме оказалась охвачена темнотой. Только из-за жестяной заслонки отсвечивали красным на котелке тлеющие в печи угли. Пастух еще с утра собирался заштопать рукавицу и выпить чаю. Дело затянулось, снаружи солнце стояло в зените, а так рукавица так и осталась дырявой и чай в котелке совсем остыл. Тихо ругаясь себе под нос, Квиртт поплелся к двери, чтобы впустить пса: что ни говори, а старого друга нужно уважать…
Март едва не сбил хозяина с ног, вбегая в дом, и с шумом отряхнулся посреди комнаты, забросав все вокруг комьями снега. Квиртт, не переставая ворчать, зажег от печи новую лучину и обнаружил сидящего в растекающейся по полу луже весьма довольного собой огромного взлохмаченного пса. В пасти тот держал начисто обглоданную кость, которой то ли решил поделиться с хозяином, то ли пожадничал оставить во дворе. Хвост размеренно разносил лужу по вытертым доскам, сухого места на которых почти не осталось.
- Что ж ты творишь?.. - посетовал старик, глядя в карие глаза на широкой лохматой морде.
Пес по-щенячьи тявкнул, протягивая ему кость, разметал хвостом остатки лужи, достав брызгами до стен, и нетерпеливо заскулил, ерзая на заду. Старик беззубо улыбнулся ему и потрепал за ухом, пряча рукавицу в карман фартука. Пес с грохотом выронил кость на пол и, получив столь явное одобрение хозяина, перекочевал под лавку, устраиваясь поспать.
В дверь хижины негромко постучали.
Учитывая погоду, это было очень большой неожиданностью. Дом стоял на окраине Овец, и по нечищеным дорожкам дойти до него было настоящим приключением. Старик замер, а пес подскочил с пола, едва не опрокинув лавку, и приготовился лаять, как положено штатному охраннику.
Кто-то постучался настойчивее и сильнее, поддав ногой. Затем по толстым доскам прошелся набалдашник тяжелого посоха, а из-за обитой войлоком двери раздался голос:
- Здесь, что ли, живет Квиртт?! - голос пришельца был густым и низким, как грозовая туча.
- Да! А чего надо?! Я тебе баловать… Смотри у меня! - на всякий случай добавил пастух.
Тут уж прорвало и пса, залившегося хриплым лаем. Сонные овцы в сарае шарахнулись в темноте, сбиваясь в кучу от ужаса, который составляет значительную часть их привычек. Овцам всегда мерещится разное…
- Письмо тебе! - раздалось из-за двери. - Отворяй, несносный старик!
Квиртт, конечно, узнал голос и теперь разыгрывал спектакль. Когда он открыл дверь, крикнув ради эффекта пару ласковых, то в облаке пара обнаружил стоящего на пороге огромного бородатого старика. Рядом в снег были воткнуты широкие сосновые лыжи, сложив которые вместе можно было получить недурных размеров лодку. Стало понятно, как по такому снегу добрался до хижины почтальон. А уж силы, похоже, ему было не занимать.
- Грузз, чтоб тебя! Ну и напугал ты меня, старый черт! Входи.
- Боязливый ты стал не хуже своих овец, - пророкотал гость и, согнувшись едва не пополам, протиснулся в хижину.
Пес притих и снова улегся под скамьей.