- Я тебя сейчас убью, понял? - рявкнул Олег и как бы в качестве оружия предъявил Ромашкину Ольгину туфельку.
Да! Это, конечно, он лопухнулся! Не заметил, как у нее туфля слетела. Теперь ничего не оставалось, только попятиться назад... И главное, в квартире ни матери - никого!
- Чего хотите, пацаны?
- Где она?! - Олегу стоило огромного труда сдержаться и не садануть гаду полукрюк в челюсть.
У Ромашкина на раздумья было всего ничего времени - несколько секунд. Однако он использовал их на все сто. С невинным видом признался, что да, действительно, была здесь девчонка...
- На тебя дико похожая, - Ромашкин дружелюбно улыбнулся, мол, надо же... - Но потом она упилила куда-то. Больше я ничего не знаю, пацаны! Я видел ее один раз, когда меня из школы Висюлькина выгнали, - он с оскорбленным видом пожал плечами. - Потому что у нее талант, а у меня... - и снова повторил этот жест обиженного человека. Классно это у него получилось!
- Что ты мне врешь нагло?! - Олег вновь потряс в воздухе туфлей.
Но даже Генка заметил в его голосе какую-то неуверенность.
И ведь действительно: Ольга пришла спросить про подругу. Ромашкин совершенно не в курсах, то есть полностью по нулям. Мало ли что там этот Шальнев, гад, придумает. Он, может, нарочно. Это ведь он в конце концов ехал с Надей в поезде и выходил на Ростовском вокзале. А потом сплел историю про какого-то Ромашкина. Чтобы отмазаться.
Нет, недаром его Генка лупил!
- Так что вы зря ко мне прикопались, пацаны...
Это был решительный, решительнейший момент во всей сцене. Сейчас, по идее, они должны были просто уйти. Хотя туфелька в подъезде... Но ведь не перед дверью же! Мало ли что с ней могло случиться? Тот же Шальнев напал. Или нанятые им бандюги.
Ужас и отчаяние охватили Олега. Он чувствовал, что с сестренкой его беда, а откуда она, понять не мог! С надеждой посмотрел на Ромашкина, но тот лишь сочувственно шмыгнул носом.
Честное слово, Олег готов был сейчас разреветься. Потому что это он, сам он потерял время, погнал Генку не по тому следу. А вдруг Олька действительно поехала в ДК "Суворовский"?
Но тогда откуда, откуда здесь туфелька?!
Голова его трещала от дум, а сердце разрывалось на части. Он повернулся к Генке. А тот вдруг спокойно сказал:
- Да не верю я этому. Не охота говорить даже, кому! Сядь! - это он приказал Ромашкину. - Давай, Алик, отзвоним Шальневу, пусть он сюда приезжает...
И тут они оба и одновременно заметили, что Ромашкин заволновался. На полсекунды, на самую короткую секундочку, но заволновался.
Потом-то Ромашкин крепко взял себя под уздцы, сказал спокойно, однако голосом, не терпящим возражений:
Извините, братаны, мне двигать надо. Недосуг мне тут с вами рассиживаться...
Посидишь!
Да пошел бы ты...
Ромашкин был опытный жулик. И он отлично понимал, что ребята эти никакие ему не "братаны". И они должны чувствовать себя неуверенно: как-никак находятся на чужой территории. Теперь, если Ромашкин начнет их выгонять да еще и орать в раскрытые окна: "Идите-ка отсюда, бан-дюки проклятые!", или что-то в этом роде, они отступят. А там он, может, и до Висюлькина дозвонится, доложит обстановку... Висюлькин-то уж чего-нибудь да придумает!
Дальше произошло следующее: Ромашкин, как человек решительный, стал проводить в жизнь свой план. Он собрался затеять свару, драку с криками. Наверное, ему достанется... слегка. Но тут уж ничего не поделаешь. Да и что стоит ему стерпеть пару-тройку крепких затрещин. Делов-то! И решив все это - опять же очень быстро, - Виталий двинул Генке по физиономии. Почему Генке, да потому только, что тот стоял ближе. И тут же заорал:
- Сволочи! Ворюги!.. На помощь!
Но ударить Генку было не так-то просто. Генке, который вообще вел жизнь странствующего рыцаря, участвовал в драках постоянно, увернуться от удара было делом привычным. Он ловко нырнул под руку противника, сделал шаг вперед и чуть вправо, чтобы удобнее снизу закатать этому типу по физии...
Но вот же случается такая ерунда. И на старуху бывает проруха, и на странствующего рыцаря - какая-нибудь гадская случайнбсть, иначе почему странствующие рыцари умирают такими молодыми!
О ромашкинской смерти, конечно, речи не шло. Тем более что Генка зацепился ногой за складку ковра и полетел на пол... Случайность вроде бы. Но, как говорится, закономерная. Потому что складка эта осталась после того, как Ромашкин вытягивал из-под дивана Ольгу, а потом сидел на ней, прижимая к ее лицу тряпку с хлороформом.
Генка упал, зацепившись за складку, Ромашкин даже успел ударить его ногой в бок. Но это нисколько не спасло подлого Виталия, потому что Генка, падая, увидел под диваном еще одну туфлю. И заорал:
- Алик! Вторая!
Ну, никто бы, наверное, не угадал, что такое крикнул Генка. А Олег угадал. И, мгновенно оценив обстановку, нанес Ромашкину два длинных удара. Необходимо было обездвижить Ромашкина хотя бы на какое-то время.
Виталий действительно упал, а Олег бросился под диван, где совсем недавно лежала его любимая сестренка и откуда Ромашкин безжалостно ее вытягивал. Спружинив на руках и прогнув спину, Олег проскользнул под диван. А странствующему рыцарю не надо было объяснять, как вести себя дальше. Он схватил Ромашкина за ногу, дернул на себя и, когда Ромашкин упал, проговорил вполне серьезно:
- За каждый писк буду выбивать по зубу!
Он уже сидел на Ромашкине верхом, а кулаки у "странствующего" Генки были очень впечатляющие. Да и Ромашкин еще далеко не пришел в себя после ударов Олега.
Когда и вторая туфля оказалась в руках у Олега, раздался звонок в дверь - вопли Ромашкина все-таки возымели действие.
- Открой и скажи, что это была глупая шутка! - прорычал Генка. - Иначе мы вместе с тобой отправляемся в милицию, и там ты рассказываешь... - он показал на Ольгины туфли. - Клянусь, тебе лучше с нами разобраться!
Он отпустил Ромашкина, и тот неуверенно подошел к двери:
Кто там?
Чего ты там разоряешься, Витася? - это был голос того доброго дядечки, который сказал, что покараулит их мопед.
Да все нормально, дядя Слав, просто ржем тут с корешами...
Наверное, дядя Слава еще не успел отойти от двери, а Виталий уже попал в крепкие руки Олега:
Где она?!
Я все расскажу! - пролепетал Ромашкин, и этот лепет от такого крепкого парня слышать было довольно-таки странно. - Я ни в чем, поверьте, не виноват!
Где моя сестра?
- Да я покажу, пошли... Тут совершенно рядом, в подвале.
Ужас схватил Олегово сердце ледяной рукой.
- Вы меня отпустите, ребят, вы меня?..
Вместо ответа он получил по физиономии. Пришел в себя, понял, что если он в течение одной минуты не покажет, где эта девчонка, то ее дикий брат просто зарежет его, или задушит, или еще сотворит что-нибудь такое же страшное!
На что Ромашкин рассчитывал потом, он совершенно не представлял, просто автоматически делал все, что ему приказывали, лишь бы этот Олег...
- Сейчас, сейчас. Нужен фонарь. Там темно.
И тут же сообразил, что в темноте он мог бы как-нибудь... Но теперь уж было поздно!
- Где она там у тебя сидит, гад?!
- Да не у меня, да все нормально! - и старался держаться поближе к Генке, который тоже, конечно, не станет его защищать, но по крайней-то мере не убьет!
Они спустились в подвал, прошли через все темные помещения. И наконец оказались в той комнатке, где Ольга была обречена на одинокое сидение.
Голый стол у стены, рядом, словно отброшенный чьей-то рукой, стул на полу. Но сестренки родной там не было!
- Я не знаю... - взмолился Ромашкин. - Я ее тут оставил!
И опять от страха он дал промашку! Ведь легко мог бы сказать, что это Висюлькин ее сюда приволок, а он только видел, только подсматривал. Но вот надо же - от страха проговорился!
Но Олег в эту секунду увидел дырку под потолком. И мигом взгромоздившись на стол и стул закричал... впрочем, мы уже знаем, что он закричал. Потом, услышав ответ, повернулся к Генке:
- Держи его крепко!
Узнав, что нужна веревка, Генка вместе с "пленным мерзавцем" (так он называл про себя Ромашкина) сбегал в его подлую квартиру. Потом Олег полез за сестренкой своей ненаглядной... Радость троицы вполне понятна, как и страх Ромашкина, когда ему было объявлено, что теперь ОН посидит тут!
И где Надя?! - это уже пророкотал Генка.
Я точно...
Однако его вранье было прервано самым решительным образом. На что Ольга заметила, что бить военнопленных нельзя. Если даже они настоящие преступники.
И тогда Виталий, надеясь на помилование, сообщил, что это улица Королева...
- Около кладбища которая? - сурово спросил Генка.
Ромашкин молча кивнул, словно именно в этом была его особая вина. Но соседство с кладбищем того дома, где томилась в плену бедная Надя Моро-ва, было чистой случайностью. Просто там находилась пустая квартира Виталькиной тетки Валентины Васильевны, которая уехала на заработки в Москву да там и -прижилась - пока на два года, а дальше - видно будет!
Когда они собрались уходить из подземного каземата, с Ромашкиным случилась настоящая истерика - до того он боялся. И Ольга подумала, почему так получается: чем человек более жесток с другими, тем он оказывается трусливей! Господи, да веди же себя достойно, скажи: "Да фиг с вами, враги проклятые! Умираю, но не сдаюсь!"
Ромашкин зарыдал, схватил Ольгу за руку:
- Ну, хоть ты, ну хоть ты!
Генка оттолкнул его. И каждый раз, закрывая очередную дверь, они слышали дикий вой попавшегося злого труса... А может, оно получилось и слишком сурово? Но, знаете, как же еще научишь таких людей?
Примерно это говорила себе Ольга, когда они шли по двору к Генкиному мопеду... И остановились!
Мопед, несмотря на всю свою лихость, все-таки не самая мощная машина в мире. Да и втроем там просто некуда сесть.
Я поеду, - сказала Ольга сурово.
А я тебя одну не отпущу!
Тут близнецы посмотрели на Генку, который невольно улыбнулся и покачал головой:
- Ну вы даете! Это ж моя Надя там сидит, в каземате! - подождал, что ответят близнецы, одна ко они молчали. И тогда Генка сам закончил: - Да вы и дорогу не найдете. Да вы и на мопеде не умеете!
Это была сущая правда. И величайшее упущение близнецов: мопед они водить не умели!
- Чего делать? - это Олег спросил.
А Генка уже взялся за ручки своего "коня":
- Бросайте жребий! - у него стало отличное настроение. Он всей душой чувствовал, что сейчас найдет Надю, и теперь уж она не будет с ним так холодна - коли он ее спас!
А близнецы переглянулись. Каждый из них знал, что расставаться сейчас... нет, это невозможно. Ни за что! Но выхода-то не было.
Был!
Его Ольга придумала:
Слушайте! А если на такси?
А деньги?
А у этого типа! Я сама слышала: ему Висюлькин платит... И заодно, чтоб он со страху там... штанишки себе не испортил.
Едва они открыли вторую, герметическую, дверь, как им стал слышен тоскливый собачий вой. И Ольга ужаснулась от этого звука, но и порадовалась, что решила не оставлять тут Ромашкина. Она схватила ключ из рук Олежки:
- Эй, не трусь! Мы идем!
В ответ послышались радостные вопли, а потом рыдания. Ольга наконец открыла дверь. Ромашкин сидел на столе с ногами, сжавшись в комок. Едва они вошли, Ромашкин вскочил. Генка и Олег на всякий случай приготовились к бою. Но этот здоровенный и сильный мальчишка с подтеками слез и соплями на лице грохнулся на колени. Его сотрясали рыдания, и он не мог произнести ни слова.
Ну и типчик! - Ольга покачала головой. - А как же ты... других тут оставлял?
Да-а! Умная какая! - сквозь всхлипывания прокричал Ромашкин. - Ты так не боялась, как я.
Надо же, трусость вроде бы была каким-то оправданием для него. Генка и Олег молчали, переговоры продолжила Ольга:
- Мы решили тебя взять с собой - туда, к Наде. Придется ей в глаза посмотреть! И заодно... тебе же Висюлькин давал деньги? Вот и... заплатишь за машину!
Лишь секунду в Ромашкине боролось два желания - выйти отсюда и сохранить родные денежки. Но первое победило, он закричал:
Поехали! Конечно! Я заплачу!
А если ты хоть слово промяукаешь не про то, что нужно, я тебя, честное слово, в колонию сдам! - предупредила его Ольга.
Олег не мог лишний раз не возгордиться своей потрясающей сестрицей, а Генка подумал, откуда она берет такие правильные, такие клевые слова. И тут странствующий рыцарь вдруг почувствовал: он жалеет, что сердце его отдано другой. Но тут уж ничего не поделаешь! Кто рожден странствующим рыцарем, тот не умеет изменять!
Мопед они затащили в ромашкинскую квартиру. Мопеды, кстати, не так уж много занимают места. Если б родители были поснисходительней, многим мальчишкам жилось бы на свете значительно спокойней. Но этого, наверное, никогда не будет, никогда! К счастью, Виталькина мать, как мы уже знаем, дежурила сегодня в ночную смену. И мопед прекрасно уместился в прихожей.
Потом они подошли к краю тротуара и буквально с ходу поймали машину. Теперь машин много, а желающих - наоборот. Таксист даже не поинтересовался, зачем это четверо подростков едут в восемь часов вечера на кладбище. Только спросил:
- А у вас деньги-то есть?.. Покажите!
Такой удивительно заботливый дяденька. Наверное, в детстве был ромашкиным или в лучшем случае шальневым.
Ольга показала ему сто рублей, шофер кивнул:
- Ладно, хватит... в один конец. Ромашкин хотел возникнуть, ведь денежки-то Ольга тратила его, но промолчал.
Ехали они действительно довольно долго, потом за окном вдруг образовалась бескрайняя равнина, вся уставленная крестами, памятниками и оградками. Это тянулось буквально на километры, а вглубь - до горизонта... Печальная картина!
Ну и местечко ты выбрал! - сказала Ольга.
Вот такой он гад! - ответил Ромашкин с готовностью.
В виду имелся, естественно, злодей-Висюлькин. Хотя на самом деле квартира-то принадлежала Виталькиной тете, а Висюлькин толком и не знал, где содержится бедная Надя!
Вы, я чувствую, приезжие? - спросил таксист.
Ну, в общем, да, - ответил Олег.
У нас, кстати говоря, вообще-то много кладбищ, - ни к селу ни к городу стал просвещать их водитель. - Но это, на которое мы едем, крупнейшее в Европе!
В разных городах гордятся разными вещами. Вот, оказывается, можно гордиться и самым крупным кладбищем!
- А почему вы решили, что мы на кладбище едем? - с некоторой дрожью в голосе спросила Ольга.
Она была, конечно, смелая девочка, но, знаете, кладбище есть кладбище!
- А тут больше некуда, - простодушно ответил шофер. - Если только на тот свет... - и улыбнулся: - Шутка такая.
От таких разговорчиков кому хочешь станет не по себе. И невольно все трое посмотрели на Ромашкина.
- Да направо сейчас! - воскликнул Ромашкин, словно оправдываясь.
И действительно: перпендикулярно к дороге, которая шла вдоль могил, а потом упиралась прямо в кладбищенские ворота, имелся еще переулочек, всего с десяток домов.
- Здесь! - сказал Ромашкин.
Они остановились возле старого дома со старой, уже разваливающейся оградой из камня-плитняка.
Вы нас подождете? - спросила Ольга, поскольку деньги ромашкинские были у нее.
А вы долго?
Быстро!
- Только вы сначала заплатите, ладно?
Ольга, Генка и Олег переглянулись - да ну его, этого дядю!
Ольга протянула сто рублей. Шофер спокойно положил их в карман.
- А сдача?!
Какая там еще сдача - по ночам на кладбище возить!
Сдача должна быть пятьдесят рублей! Мы тут не все приезжие, и вашу машину можно легко найти, понятно! - это Генка проговорил.
Хотя уж ему-то совсем не жалко было ромашкинских рэкетирских копеек. Но гордость странствующего рыцаря не позволяла смириться с несправедливостью!
- Нате. И вытряхивайтесь! - шофер протянул сорок рублей.
- Что ли, садануть ему каменюкой в стекло? - тихо спросил Ромашкин.
Ему не ответили. Он был подконвойный бандит. Да и не хотелось больше дел иметь с этим... знатоком кладбищ!
Как это бывает в самых обычных домах, Ромашкин достал ключ из-под порожка, долго не мог вставить его в замочную скважину: очень боялся того, что должно последовать далее. А Ольга подумала: уж я-то ни за что не согласилась бы тут жить - по десять раз на дню похоронные марши слушать!
Но все объяснялось просто: Виталькина тетя, Валентина Васильевна, просто была глуховата и любила покой. Так что марши ее не волновали, а покоя на кладбище сколько хочешь!
Ромашкин наконец открыл дверь. Генка тут же схватил его за шиворот:
Ну? Где она?!
Сейчас найдем, сейчас, - талдычил Ромашкин, оттягивая расплату. - Я-то здесь ни при чем.
Это он, а я только видел.
Для понта Ромашкин сходил в другую комнату, потом вернулся в прихожую, из нее на кухню, поднял крышку погреба. Генка тут же оттолкнул его, а Ромашкин сильно и не сопротивлялся.
- Надя! Надя! - крикнул Генка.
С соломенного тюфяка или с чего-то в этом роде поднялось существо до чрезвычайности чумазое, исхудавшее, в грязном, однако, несомненно, Надь-кином платье. Оно немедленно начало плакать, а вернее, выть:
- Ребята! Геночка! Выньте меня отсюда!
Но погреб был глубок, а лестницы кругом что-то не видать. Олег и Генка, совершенно не сговариваясь, легли на пол и опустили руки в мрачную темноту. Почувствовали, как Надька, прыгая, пытается ухватиться за них:
- Пожалуйста! Вт пониже, пониже!
Мальчишки чуть-чуть "удлинили" свои руки, а Надя ухитрилась чуть-чуть повыше подпрыгнуть на своих почти двое суток не работавших ногах, - и потянули Надю вверх.
- Олечка!
Но тут она увидела Ромашкина, подскочила к нему, влепила пощечину, потом еще одну.
- Ты ошибаешься, - начал Ромашкин.
Но быстро понял, что это дохлый номер, словами не поможешь. И понял еще, что зря согласился ехать с этими... Уж лучше бы в милицию пойти!
Не дожидаясь третьей пощечины, Ромашкин сильно толкнул Надю, так, что она едва снова не оказалась в погребе. Бросился к двери. Но это был пустой номер. Олег сделал ему подножку, а Генка тут же прыгнул рэкетиру на спину.
Не бейте меня! - завопил Ромашкин жалким голосом.
Бить тебя никто не собирается, - ответил Генка мрачно. - Я тебя убивать буду!
Но такие сцены, конечно, не могут длиться до бесконечности. Над поверженным противником порядочные люди не издеваются. А вот наказать его следует...
В погреб! И сиди там!
Вы что, с ума сошли?! - закричал Ромашкин. - Я же здесь умру! Я-то ее кормил.
Мы тебя тоже покормим... со временем.
Тут Олег с Генкой схватили Ромашкина за шиворот и за грудки. От страха тот не сопротивлялся нисколько и вообще стал как мешок, например, с отрубями. Опустили позорного Виталия в дыру погреба и отпустили руки. Услышали, как он шлепнулся там на землю.