Человек в маске поджал губы:
- Ты живешь не здесь?
- Нет. Здесь я в гостях.
- Еще ничего не украл?
Хотя желтая маска мне внушала некоторое беспокойство, я старался выглядеть как можно спокойнее. Чтобы ввести незнакомца в заблуждение, я с достоинством отпарировал:
- На мелочи не размениваюсь. Предпочитаю государственные банки.
Джерри Блейк сочувственно похлопал меня по плечу:
- Что ж, дорогой коллега, по правде признаться, поначалу я тоже присматривался к банкам. Но, увы, все деньги и ценности там хранятся в громоздких стальных сейфах, неудобных для открывания. Сплошные секретные замки со звонками, сиренами и прочими источниками лишнего шума. И в довершение ко всему - просто ужас как много милиции!
Его картавое "р" меня раздражало. Видимо, Джерри Блейк: начал заниматься воровством в слишком раннем возрасте и у него не было времени ходить в детский сад для исправления дефектов речи. Ему я об этом сказал как можно корректнее. Но вор не удостоил мои слова вниманием. Острым взглядом он окинул скромную комнатку. На его лице, насколько позволяла видеть маска, отразились гнев и разочарование.
- Ни золота, ни серебра! - прохрипел Джерри Блейк. - Только в буфете валяются один лев и двадцать стотинок плюс записка о том, что они предназначены для покупки хлеба и макарон. Не густо… А я, мой дорогой юный друг, работаю крупно, с художественным размахом! Как в лучших домах Филадельфии, Нью-Йорка, Чикаго… Чтобы потом не сомневаться, за что сидишь…
Из соседней комнаты донесся наигранный голос артиста:
- Мерзавец! О, исчадие гадюк!
Ужель ты здесь, покинув теплый юг,
Где море так блистательно и тихо,
Пересекаешь Хемус, о Никифор!
Человек в маске резко согнулся вдвое и мгновенно сунул руку во внутренний карман пиджака. Я сразу догадался: там Джерри Блейк держит свой пистолет!
- Кто там рычит, как лев? - спросил бандит.
- Кавхан Бегул, - учтиво поставил я его в известность.
- Слушай, пацан, лучше надо мной не издевайся, иначе твоя бедная мама напрасно ждет сына домой. Говори сразу, кто в соседней комнате?
- Трифон Манолов. Артист. Он дядя моей одноклассницы Калинки Стояновой. Сейчас ему приходится репетировать какую-то пьесу из староболгарских времен, когда византийский император Никифор…
- Хватит, - уже куда более спокойно махнул перчаткой Джерри Блейк. - Староболгарские времена меня интересуют менее всего… А этот артист, он что - талантливый?
Я ответил прямо:
- Нет. Насквозь бездарный, скучный. Мой отец считает, что настоящий артист должен играть так, чтобы все забывали, кто перед ними на самом деле. Зрителям должно казаться, что перед ними настоящий граф или настоящий огородник, а не какой-нибудь, пусть даже самый знаменитый артист.
Замаскированный нетерпеливо щелкнул черными перчаточными пальцами:
- Возможно, твой предок прав, но меня это не интересует.
Он поставил ногу на стул: шнурки на его ботинке развязались и надо было завязать. Я моментально сфотографировал в своей памяти этот старый, пыльный ботинок: коричневый, с круглым носком, увенчанным глубокой царапиной, напоминающей по форме большую букву "Т". Никакая вакса не могла бы скрыть этот отчетливый след, да к тому же ботинок вряд ли когда-либо имел дело с ваксой.
В другой комнате опять завелся дядя Калинки:
Вот конский храп и дробный гром копыт,
Вот в седлах наше воинство сидит
Под звездной предрассветной синевой…
О Тангра, нас веди в священный бой!
- С каким удовольствием я спровадил бы этого крикуна в мир иной, к его староболгарскому богу! - сказал Джерри Блейк, искривив страшной гримасой все, что виделось из-под маски, да, наверное, и все остальное. - Жаль только, что до Тантры далеко, а до милиции не очень… Слушай, а ты не стал бы моим помощником? Гарантированный оклад в размере одной десятой всей добычи. При этом никаких удержаний налогов и комиссионного сбора…
- Что-о? - изумился я.
Джерри Блейк истолковал мое изумление очень превратно. Он подумал, что я с ним торгуюсь.
- Тогда ноль целых две десятых от добычи! - пообещал мой предприимчивый собеседник.
Я опять отказался, но достаточно хитро и дипломатично:
- Вряд ли у меня найдется свободное время для такого сотрудничества, сэр! У меня собственные планы, к тому же еще я занят учебой в школе. Кстати, почему бы и вам не заняться повышением общеобразовательного уровня в системе народного просвещения Болгарии? Возросла бы ваша грамотность и соответственно уменьшились бы шансы быть пойманным с поличным…
Грабитель понял, что мой дух тверд, как броня танка. Он печально заключил:
- Ясно! Ты еще просто молокосос, не понимающий своих интересов и возможностей.
Вдруг он зверски вскрикнул и приказал мне встать коленями на стул, поднять вверх руки и…
- И не шевелись, пока не досчитаешь до трехсот, не то я тебе наглядно продемонстрирую, как поступают с такими просветителями американские гангстеры!
- Раз, два, три, четыре… - начал я выполнять приказ.
- Продолжай в том же духе! - зловеще поощрил меня Джерри Блейк.
После этих слов он через окно прыгнул в сад и помахал мне рукой на прощание:
- Если скажешь обо мне хоть слово, весь твой класс будет рад, что не оказался на твоем месте!
- 29, 30, 31… - проглотил я.
Джерри Блейк исчез.
Только шарики айвы продолжали глазеть на меня.
А в соседней комнате кандидат в великие артисты упорно продолжал свое гиблое дело:
Могуществен наш Крум, великий хан!
Презренного врага он не боится,
Дерзнувшего свершить коварный план -
Переступить болгарские границы,
Главу от царства нашего отсечь…
О Тангра, дай нам огненный свой меч!
Эх, был бы там настоящий Бегул! Этот староболгарский кавхан задал бы перцу нашему поддельному американцу. Он разрубил бы его своим мечом, как недозрелую айву… 61, 62, 63…
Глава III. Беспокойный вечер
До этого на колени я был поставлен один раз - в наказание за то, что запустил мокрую ложку в черешневое варенье бабушки Марии. Варенье засахарилось, бабушка осрамилась на весь квартал, и возмездие не заставило себя долго ждать. Но тогда я умел выразительно плакать. Сердца всех взрослых были глубоко тронуты, и судимость мою сразу сняли.
Здесь, у Калинки, положение было похуже. Возраст уже не позволял мне раскисать, а назначенные Джерри Блейком триста секунд надо было выстоять на коленях! Конечно, я мог бы на пару десятков перескочить в счете, но стоит ли?
А что если этот самый Джерри Блейк остался под окном послушать мой счет? Такой много не возьмет, чтобы прицелиться в мою молодую грудь и… Значит, мне следовало быть не только храбрым, но и осмотрительным. Как говорит мой дедушка Санди, живая лисица стоит больше, чем мертвый лев.
Внезапно остро задребезжал звонок над входной дверью.
- 274, - отчеканил я с присущим мне хладнокровием.
Звонок повторился.
- 275, 276…
Открылась дверь соседней комнаты. На пороге стоял дядя.
- Разве никого нет? - спросил он у потолка.
- 277, 278… - спокойно продолжал я.
Дядя сделал довольно глупую физиономию и зашлепал тапочками к входной двери.
- Я забыла свой ключ, - донесся издалека голос Калинки. - Прошу прощения…
Послышалось тяжкое пыхтение Крума. В редкие минуты усталости он пыхтит, как паровоз.
Секунду спустя они также были удивлены моей не совсем обычной позой. Уже три человека с интересом слушали трехзначные числа, которые я выговаривал с неубывающим усердием.
- Саша - йог! - объяснил мой друг окружающим, пытаясь рассеять их недоумение. - Не трогайте его: когда он в трансе, то от малейшего прикосновения может покалечиться. Правда, Саша?
- Триста! - ответил я с нескрываемым облегчением.
Потом, опустив руки, я сел на стул, как это делают воспитанные молодые люди в гостях у одноклассниц, и с большой радостью почувствовал, что кровь снова прилила к онемевшим локтям и коленям.
- Ну и шуточки у вас! - весело сказала Калинка и раскрыла коробку шоколадных конфет. - Угощайтесь.
Крум взял две конфеты, а я - ни одной, сославшись на больной зуб. Потом выпили воду: Крум - два стакана, а я - три. После пережитого волнения вода подействовала на меня умиротворяюще.
- С вами, юными, очень приятно, - молвил, наконец, бесталанный артист Трифон Манолов, - но мне, увы, придется вас покинуть. Меня ждет кавхан Бегул!
Он скрылся за своей дверью, и скоро оттуда опять загремели воинственные вирши.
Крум и я двинулись в путь тоже. Калинка проводила нас до ворот. Она продолжала смотреть на меня с большим интересом. А я на нее вообще не взглянул. Только пообещал когда-нибудь навестить ее снова, и мы ушли.
- Великолепный номер! - похвалил меня Крум, запихивая в рот одну из конфет, покоившихся в его вместительной ладони. - Лично я не досчитал бы так и до половины. Завтра же разрекламирую тебя всему классу…
- Никому ни слова! - ощетинился я.
- Ладно, ладно! - струхнул Крум и, на всякий случай, отклонился от меня на расстояние одной руки. - Если ты такой скромный, то я буду молчать.
Возле городской бани я еще попил воды из фонтанчика. Крум тоже сделал несколько глотков, потому что объелся конфетами.
- Вот мы и выполнили свой долг! - сказал он, огибая выбоину в тротуаре. - Неплохо сейчас пойти домой. Может быть, авоська уже найдена, и все давно ждут меня, чтобы послать в магазин.
Я согласился. Мне, признаться, тоже хотелось чем-нибудь помочь у себя дома и этим доказать, что я не такой уж плохой сын.
- До свиданья, Крум.
- До свиданья, Саша! Если останется время, то зайду к Васко, Жоре и Стефану. Когда скажу им, что они прикреплены к Калинке Стояновой, они помрут от радости!
Крум пошел влево по тихой улочке, над которой развесили свои могучие ветви несколько старых каштанов. Крум шел торжественно, как слон. Когда он свернул за угол, тронулся и я.
Дома мама поинтересовалась, куда я исчез.
- Мы с Крумом помогали одной девочке учить уроки.
- А сейчас помоги мне, прошу тебя, - сказала она, но в ее голосе просьба почти совсем не слышалась. - Может быть, тебе это покажется странным, но мне тоже нужно кое-что выучить.
Мама раскрыла учебники на соответствующих страницах, отточила два карандаша, приготовила линейку, циркуль, треугольник, транспортир и большую карту Средней Азии.
- Мы готовы, правда?
Деваться было некуда. Невзирая на голод и усталость, я уселся за стол.
Пока не стемнело на улице, пока не пришел из шахматного клуба отец, мы успели подготовиться по меньшей мере на пятерку…
- Я бит, - признался папа прямо с порога. - Коллега Спиридонов тайком изучил все варианты дебюта Каро-Кан! Если я не буду поддерживать форму, меня побьют мои же ученики!
Но поражение не помешало ему поужинать с аппетитом: мама у нас отличная повариха!
Вдруг в холле зазвонил телефон.
- Ну-ка! - намекнул мне отец.
- Дай ребенку спокойно поесть! - возразила мама.
Папа вытер губы и побежал прежде, чем раздался второй звонок.
- Алло! - послышалось в холле.
И еще через несколько секунд:
- Да, это я.
И еще через несколько:
- Хорошо, это не я.
Наконец, папа вернулся и, почему-то помедлив, сказал:
- Саша, тебя ищет какой-то мужчина.
- Меня?
- Тебя, тебя. Он не знал, что мы с тобой оба Александры Александровы, а спросил он именно так. Ты… ничего не натворил?
Я заверил его, что ничего плохого я не сделал, и побежал к телефону.
Трубка дрогнула в моих руках, потому что на другом конце провода раскатисто зазвучало знакомое картавое "р".
- Триста приветствий от Джерри Блейка, мой дорогой юный друг! Еле разыскал тебя по справочнику.
- Зачем? - рассердился я. - Разве вам до сих пор не ясно, что я никогда не смогу стать вашим сообщником?
- Это мне ясно, - хохотнул в трубке грабитель, но смех его был фальшивым. - Однако надо еще уточнить, хранишь ли ты тайну нашей встречи…
- Храню.
- И не разболтаешь?
- Нет.
Он опять засмеялся - теперь естественно и весело:
- Поскольку я неуловим, мне просто совестно будет отнимать время у запятых людей из милиции.
- Хм! - сказал я уклончиво.
На другом конце провода что-то щелкнуло, и наступила полная тишина. Джерри Блейк решил прекратить разговор.
- Кто это был? - опросила мама, когда я вернулся к столу.
- Приятель, - солгал я.
- С каких это пор ты говоришь со своими приятелями на "вы"?
- Их было двое.
- Вот как!
Я жадно принялся глотать остывший ужин, и мама прекратила расспросы. Для нее самое важное на свете - хорошая учеба и регулярное питание.
Через несколько минут, когда красивая тетя из телевизора пожелала детям спокойной ночи и приятных сновидений, я сразу заявил, что тоже хочу спать.
- Правильно! - одобрил мое заявление отец. - Тринадцатилетние мальчики могут засиживаться допоздна только в исключительных случаях. А сейчас как будто нет повода для исключения. Дальнейшая программа телевидения очень скучная…
Я хотел сказать ему, что совсем она не скучная. Особенно интересны те фильмы, что не рекомендуется смотреть детям. Я хотел сказать, но воздержался. Еще больше хотелось мне остаться наедине с самим собой и вволю хорошенько обдумать происходящее.
Мама вошла в мою комнату, чтобы меня укрыть.
- Окно оставить открытым, да? - спросила она.
- Конечно! - ответил я. - Если стану закрывать его с осени, то что будет зимой?
Мама поцеловала меня, потушила свет и тихо вышла.
В окне появилась Большая Медведица. Таких медведиц я не боюсь. По сути, она представляет собой какой-то четырехугольник с хвостом, составленный из звезд. Я не боюсь и настоящих медведей: с лесными стараюсь не встречаться, а дрессированных наблюдаю только в цирке. Короче говоря, я храбр и сообразителен. Мое сердце не трепещет ни от чего.
"Трак!" - сказало окно, и мое сердце почему-то затрепетало.
Ветер, что ли, продолжал гулять по всему городу? Или Джерри Блейку снова захотелось поговорить со мной…
Я проворно спрыгнул с кровати. Большая Медведица отскочила назад. Белая деревянная рама окна расширилась так, что кроме созвездия охватила еще многое: вершину холма напротив, новый городской клуб, пять-шесть тополей и четвертушку темно-синего неба, как будто окрашенного чернилами. С этой стороны можно было опасности не ждать: все было достаточно далеко. Оставалась не исследованной только стена нашего дома.
- Ого, - сказал я, осторожно высунувшись в окно.
От тротуара до окна - десять-двенадцать метров. Для хорошо натренированного альпиниста расстояние пустяковое. А что, если человек в желтой маске находит время для занятий альпинизмом? Хотя вряд ли: его мозг всегда занят преступными мыслями.
- Апчхи! - чихнула в нескольких метрах от меня наша соседка, тетя Пиронкова.
Мои опасения сразу развеялись: любая попытка разбойника Блейка подступиться снизу обречена на провал! Ведь чтобы добраться до моей комнаты, он должен был ступить на подоконник тети Пиронковой. Но так как ночами она предается воспоминаниям, преступник непременно будет замечен. А последствия этого можно себе живо представить: сначала тетя Пиронкова закричит, потом зажжет ночную лампу, а затем вскочит во весь рост. К этому надо добавить и такие детали, как ее белая ночная рубашка и седые волосы, накрученные на папильотки из газетной бумаги. В конечном счете, еще не известно, кто кого испугается! А когда человек теряет равновесие на уровне третьего этажа и когда под ним тротуар…
Единственное, что оставалось для моего неприятеля, - это спуститься с крыши по веревке. Но для того, чтобы спуститься, ему необходимо туда взобраться, не правда ли? А как он туда влезет? Разве согласится какой-нибудь вертолетчик взять грабителя для высадки на крышу? Он же ограбит вертолет прямо в воздухе!
- Опасность сверху тоже исключена! - подытожил я свои расчеты, затем пожелал Большой Медведице спокойной ночи и блаженно разлегся в постели. Оставалось только уснуть.
Городские часы пробили девять. Конечно, надо уснуть, но что же мне мешает?
Через шестьдесят минут часы пробили десять, а еще через шестьдесят - одиннадцать. Приближалось время, когда в приключенческих романах появляются призраки и начинают разгуливать по мрачным залам и пыльным подземельям. А самые ловкие передвигаются по карнизам крыш и пугают запоздалых прохожих. Все это, конечно, вымысел. Во всем нашем роду одна только бабушка Мария верит в такие вещи, да и то не всегда.
- Апчхи! - вторично чихнула тетя Пиронкова.
Я быстро закрыл окно. Если наша старая соседка простудилась, то стоит ли мне рисковать? Осенью не то, что летом!
Я не слышал, как часы пробили двенадцать. Не услышал даже, как они пробили половину двенадцатого. Я уже спал…
Глава IV. "Я его найду…"
Меня разбудила мама.
- Доброе утро, детка, - сказала она.
- Доброе утро, мама.
- Сегодня на улице прохладно. Даже небольшой туман. Обязательно надень куртку.
- Надену.
- Проверь еще раз портфель: все ли на месте.
- Проверю.
Мама, обрадованная моей готовностью к хорошим поступкам, быстро ушла на кухню. Оттуда уже доносился "аромат" сбежавшего молока.
Через некоторое время туда пришел и я. Сразу принялся вытирать лицо полотенцем.
- Не лучше ли вначале намочить лицо? - напомнила мама.
Делать было нечего - пришлось намочить. И вымыться! И сделать идеальный пробор на голове! И позавтракать двумя пирожками со стаканом горячего молока! Если день познается с утра, то этот вряд ли обещал быть легким.
В семь часов десять минут мама подала мне портфель:
- Будь послушен!
Дойдя до ящика для писем и газет, я не прошел мимо него, как проходил обычно: какое-то предчувствие побудило меня остановиться и открыть ящик. В нем лежал зеленоватый измятый конверт с надписью: "Александру Александрову-младшему".
Я быстро вскрыл конверт. На маленькой желтой карточке были отпечатаны следующие слова:
"Саша, будь осторожен! Не интересуйся больше лиЦом со скрытым лиЦом. Занимайся своими уроками.
С почтением - твой доброжелатель".
Я запихнул конверт и карточку в карман. Никто меня не заметил. Я как можно спокойнее вышел на тротуар. Даже начал насвистывать. Но мое с таким трудом сдерживаемое волнение не мешало мне правильно и быстро размышлять: "Эту записку опустили совсем недавно. Если бы это было давно, то папа обнаружил бы ее, уходя на работу. Я уверен, что она от Джерри Блейка! Он боится меня и хочет выкрутиться похитрее. Но я его найду! И задам же я ему! Записка сама по себе - уже хорошая улика: пишущая машинка выбивает букву "ц" выше, чем остальные… Интересно, сколько пишущих машинок в нашем городе?…"
Громкий шорох оборвал мои мысли - огромная метла чуть не смела меня с тротуара.
- Что ж это ты! - услышал я за спиной голос нашей дворничихи тети Боны. - Чуть в аварию не угодил?