- Не отсюда ли доносился звук металла до вашего молодого тонкого слуха?
Я молчал. На большом полированном столе стояла начищенная сковорода из красной меди, а в ней лежал бланк для заявлений.
Десять минут назад, когда я входил сюда, ничего этого не было.
Профессор тоже заметил сковороду с листом.
- О! - сказал он и протянул мне бумагу. - Будьте любезны, прочтите, что здесь написано, ибо мне все никак не удается восстановить в памяти, где именно я оставил свои очки.
Я прочитал кривые строчки, нацарапанные бледным химическим карандашом:
"Профессор, Ваше звание теперь - одно название, а Вы бедней студента на тридцать три процента!
Без почтенья - Джерри Блейк".
- Быстро! - крикнул старик тоже достаточно быстро, потому что на этот раз не было времени для его профессорского многословия. - Выключите плиту и дайте чистого воздуха.
Я выполнил и эти команды. Через открытую дверь балкона дым устремился на улицу.
- На нашу с вами долю выпало вполне реальное счастье, что в этот предобеденный час моя жена отсутствует. Она органически не выносит запаха от сожжения каких-либо органических соединений, а кроме того, она вообще категорически против непроизводительного расходования кухонных припасов.
- Моя бабушка Мария - тоже, - успокоил я его.
Он вынул из буфета фарфоровую банку с сахаром-рафинадом.
- Прежде чем с вами расстаться, мне хотелось бы угостить вас. Сахар - это не только приятное питательное вещество с отличными вкусовыми качествами, но и весьма полезное химическое соединение: сто граммов его содержат девяносто калорий! Как вам это нравится?
- Я этого не знаю. Мы этого еще не проходили.
Профессор положил мне в ладони два куска сахару, еще десять высыпал в мой карман и сказал своим писклявым голоском:
- Я необычайно доволен тем, что вернулся из Будапешта на сутки раньше, чем было предусмотрено программой, предложенной нашими венгерскими коллегами, и что благодаря этому без особого напряжения воли и сознания смог вызволить вас из-под кухонного ареста!
- Я тоже рад.
- Может быть, вы соизволите посетить меня еще раз, так сказать, соблаговолите нанести вторичный визит?
- Если вы приглашаете…
- Но только с одним непременным условием: когда вам будет известно, что мое местопребывание точно дома, не так ли?
- Да.
- Не найдете ли вы возможным прийти сегодня в 18 часов?
- Найду.
- И без… гм… него… Не правда ли?
- Без.
- Любого другого спутника вы можете привести свободно, сообразуясь только с вашим собственным выбором и исходя исключительно из ваших собственных симпатий. Ведь у вас так много соучеников!
- Много.
- А сочтем ли мы необходимым сообщить в милицию об этом э… инциденте, который здесь возник так внезапно и который, к общей нашей радости, не повлек за собой никаких необратимых процессов?
Я сунул в рот кусок сахару и решительно сказал:
- Я обещаю поймать преступника сам! Вас он ограбить не успел, но меня обидел страшно! Даром ему это не пройдет! Он еще и не подозревает, что судьба столкнула его с детективом высшего разряда!
- Браво! Ваша целеустремленность внушает мне глубочайшее и притом совершенно искреннее уважение. И все же будем благоразумны: если в течение трех дней вам не удастся осуществить ваш благородный замысел, мы с вами обязаны проявить гражданскую сознательность и посетить соответствующий отдел внутренних дел.
- Принято, профессор!
Дед вздохнул, снял красную бабочку, стягивавшую ему шею, и встал, чтобы меня проводить. Уже стоя на лестнице, он признался мне, что в моем чистом и ясном лице он наконец-то открыл преемника своих идеалов. И заключил:
- Придя сегодня вечером, вы застанете, вероятно, мою супругу. Я жду ее с послеобеденным поездом. Должен вам откровенно признаться: в отличие от меня она любит строжайшую дисциплину, а гостей предпочитает принимать на безукоризненном немецком языке. Да, представьте себе, она упорно говорит по-немецки даже с теми гостями, которые не знают ни слова из языка Гете, Шиллера и Роберта Коха. Но в порядке компенсации она угощает их превосходным ореховым вареньем, которое, как известно, повышает жизненный тонус. Я и сейчас вас угостил бы им, но мне совершенно не известно, куда она его спрятала.
- Спасибо, товарищ профессор. До свиданья! - сказал я, совершенно усталый.
- До свиданья, товарищ пионер!
Через несколько секунд я был на тротуаре, а через несколько минут - в школе. Учительница геометрии Минкова уже шла по коридору в направлении нашего класса. Я помог ей донести треугольник и большой деревянный циркуль.
- Берите все пример с Саши! - похвалила она меня перед всем классом.
Урок начался, постепенно заглушая беспокойство, овладевшее мною пятьдесят минут назад.
Глава VI. Без происшествий
Время в школе прошло благополучно: меня ни разу не спросили. Мои знания по географии и геометрии, оказывается, никому кроме меня не были нужны. А так как последний урок был уроком труда в столярной мастерской у преподавателя Миронова, то напряжение совсем спало. Я только старался не отрезать себе пальцы из боязни, что, когда вырасту, меня не возьмут в армию.
"Удачное утро! - думал я. - И не только утро, а целые сутки: вчера был в гостях у Калинки, сегодня познакомился с профессором Стремским, заслужил похвалу учительницы Минковой. Только две встречи с Джерри Блейком отравили эти сутки, но, в конце концов, и они принесут мне радость и славу!"
Одна стружка пролетела над ухом, ударилась о стену и рикошетом отскочила к спине Крума. Там она, если говорить по-современному, совершила мягкую посадку без каких-либо тяжких последствий. Все же мой друг не остался к этому безразличным и закричал:
- О-о! Мое ребро!
Таким образом, оторвав товарища Миронова от газеты для осмотра ушибленного места, Крум выкроил для себя семь минут отдыха. Для нас - тоже.
- Ничего страшного! - сказал учитель, дружелюбно хлопнув Крума по голой спине. - Но следует быть более осторожным!
- Да, следует! - подчеркнул Валентин, который делает во всех случаях то же, что и хозяйки, добавляющие под конец в приготовленную пищу необходимую приправу. - Безопасность труда - мерило нашей культуры. Так говорит дядя Петя из профсоюза.
А я стоял, облокотившись на столб в середине мастерской, и думал: "Если бы вчера такая же стружка упала бы сверху на наглого Джерри и ударила бы сзади по голове, где натянута резинка от маски, то резинка бы оборвалась, маска бы упала, я бы увидел лицо вора, и мне не пришлось бы сейчас в полном неведении развивать свою детективную деятельность".
"Чук, трак! Скрип, трак!" - пели вокруг меня рубанки и топоры.
Из-за газеты я услышал голос товарища Миронова:
- Эй, Саша, предашься мечтам в перерыве!
Наверное, он вырезал в газете одну из букв "о" и тайно наблюдал за мною, как сквозь замочную скважину. Иначе как бы он мог видеть сквозь газету?
- Прими меры! - шепнул мне Лало Мышка.
Я спрятался за столб. Дырки в нем не проделаешь! Одновременно я продолжал думать: "Как жаль, что именно сейчас дядя Владимир на курорте! Просто не с кем посоветоваться! Если пойду к отцу и расскажу ему про свое приключение, он сразу высмеет: глупости, мол. А мама испугается и начнет водить в школу за ручку".
Зазвенел звонок. Мы убрали инструменты, очистились от опилок и стружек, товарищ Миронов сложил свою газету, и все разошлись по домам, усталые, с повышенным аппетитом.
- На обед мама приготовила котлеты в соусе! - сказал мне Крум так доверительно, как будто бы делился мировой тайной. - А у вас что сегодня?"
- Не знаю, - ответил я.
- Ты не интересовался?
- Нет.
- О чем же ты думал целое утро?
- О других вещах.
- А на десерт будет кислое молоко. Я люблю его с сахаром. Положу грамм сто, не меньше.
- Положи. Сто граммов сахара содержат девяносто калорий.
- Не девяносто, а четыреста девять.
- Ошибаешься, Крум.
- Это ты ошибаешься. Может быть, в других вещах мне не все ясно, а вот что касается калорий - это по моей части. Сто граммов чистого масла, например, содержат 781 калорию, одно яйцо - 160, один стакан овечьего молока - 246…
- Тебе так важно все это знать?
- Конечно, важно! Если не хватает одного продукта, я заменяю его другим. Всегда стараюсь принимать нужное количество калорий. Не худеть же мне в конце концов!
Я подумал: "Наверное, дед Павел Стремский - рассеянный человек, как и все люди науки. Почему утром он о сахаре говорил другое? Я посоветую ему быть внимательнее, чтобы не пришлось краснеть перед студентами".
А своему другу я сказал:
- К шести вечера я приглашен в гости к одному профессору.
- С родителями, да?
- Ну что ты! Он мой личный знакомый. Совсем недавний.
- А почему ты до сих пор не похвастался?
- Просто… забыл.
Крум махнул рукой:
- У меня тоже появился один интересный личный знакомый, но я тоже просто… забыл тебе об этом сказать.
- И тоже профессор?
- Нет. Старшина милиции. Вчера вечером случайно познакомились возле овощного магазина и сразу разговорились. Не задается, хоть у него широкие лычки на погонах. Обещал, что, если мне придется нашкодить, он окажет помощь, спасет от наказания… Конечно, если шкода будет не слишком крупная.
- А в гости он тебя пригласил?
- Еще нет.
- А мой профессор - уже! Очень воспитанный и образованный человек. Сказал, что могу взять с собой кого-нибудь из друзей. Пойдем?
- К ученому? - испугался Крум.
- А почему бы и нет? - удивился я.
- Да знаешь, какие вопросы задают эти ученые? Вспотеешь, пока выкрутишься.
- Но у этого есть жена…
- Ну и что?
- …которая сварила очень вкусное ореховое варенье. И не жадничает: съешь блюдце - дольет, и так по семь-восемь раз. Лишь бы гость попался выносливый!
Мой друг перестал расшвыривать ногами опавшие на тротуар листья.
- Ну, - сказал он жертвенно, - в том случае, если я тебе так нужен…
Мы договорились, что я зайду к нему в полшестого, с тем чтобы ровно в шесть мы были у профессора.
- До встречи, Саша!
- До встречи, Крум. Оставь место в желудке для варенья!
- Не беспокойся, он у меня резиновый!
Я пошел вдоль зеленого здания городского театра. У входа висела витрина, в которой выставлялись обычно фотографии из разных спектаклей. Теперь снимков не было, а по диагонали всего табло было написано:
"ОЖИДАЙТЕ "НАШЕСТВИЕ НИКИФОРА!"
Если бы я был моложе и не понимал значения кавычек, то, наверное, страшно испугался бы. Все у нас против нашествий, все - за мир и разоружение.
- Ага, уже вывесили анонс! - услышал я из-за спины знакомый голос.
Это был Калинкин дядя - побритый, причесанный, в элегантном костюме и новых туфлях. Но разве хорошая одежда определяет хорошего артиста?!
Я кивнул головой. Артист тоже поздоровался, но не сдержанно и сухо, а очень сердечно.
- О! Саша, здравствуй! - сказал он и показал на афишу. - Премьера близится!
- Ах, вот оно что! - вроде бы наивно воскликнул я. - А то я не сразу понял, что за нашествие…
Артист не обратил на это никакого внимания. Только спросил:
- Ты все запоминаешь с таким трудом? Ведь вчера при тебе я репетировал эту драму.
- Репетиция не произвела на меня такого впечатления, как эта афиша.
Я сказал бы ему и более резкие слова, чтобы он не тратил понапрасну время на пьесы, но подошла Калинка. Она появилась из-за моей спины так же неожиданно. Ее новое пальто было отлично сшито. Такого пальто нет ни у одной девчонки нашей школы.
- Добрый день! - улыбнулась Калинка.
- Добрый день! Прекрасная погода! - сказал я.
- Вот потому я и вышла прогуляться с дядей.
- Я что-то тебя не заметил вначале.
- Я заходила в кафе, пила сок.
- А я только что из школы.
Поговорили и о других важных вещах. Можно было бы поговорить и о еще более важном, но артист почему-то не хотел уходить и все время вертелся около нас. Даже высказался, наконец, хотя к нему и не обращались:
- Эй, племянница, на обед опоздаем!
Калинка подала мне руку и опять улыбнулась:
- До свиданья, Саша. Будете с Крумом свободны - заходите к нам.
- Да-да, заходите… - добавил дядя рассеянно.
Только они пересекли улицу и завернули за гастрономический магазин, как из-за угла выскочили мои одноклассницы - Дочка (ее полное имя Евдокия) и Пенка.
- Мы начинаем тебя уважать… - сказала Дочка.
- …если ты в самом деле знаком с Трифоном Маноловым, - дополнила Пенка.
- Были бы рады узнать, как близко вы знакомы…
- …и какого мнения ты о нем.
Я небрежно ответил:
- Познакомились мы случайно. Артист он так себе, слабенький. Даже досадно, что он доводится дядей нашей новой однокласснице.
Дочка и Пенка пошли рядом со мной. Они были противоположного мнения. Видели Трифона Манолова в прошлом году в каком-то спектакле с участием выпускников театрального института. Если я желаю, они могли бы доказать, что…
Я не пожелал. А поскольку у меня шаги пошире, я быстро оставил их далеко позади.
Фу! Нашли о чем говорить после занятий, когда все люди думают только о еде!..
Глава VII. Вместо одной - две встречи, но…
Около двух часов у нас дома зазвонил телефон. Я подумал, что меня ищет Джерри, и не обманулся - с другого конца провода донесся насмешливый картавый голос:
- Здорово, коллега! Я звоню, только чтобы проверить, вышел ли ты из кухонных грез.
Я ужасно разозлился, но овладел собой. Ответил бодрым голосом, что спуститься с пятого этажа для меня - раз плюнуть.
- Браво! - засмеялся грабитель. - Я рад, что твои мускулы так хорошо развиты. Когда-нибудь повторим этот номер в Нью-Йорке на небоскребах!
- М-м-м!..
- Впрочем, если хочешь, можем встретиться раньше не для столь возвышенных целей, а просто потрепаться. Когда захочешь, скажи.
- Говорю! - крикнул я и так сильно сжал трубку, что она чуть не треснула.
- Условия?
- Только одно: встреча должна состояться на открытом месте.
- Почему?
- Предпочитаю свежий воздух.
Послышалось смущенное покашливание и царапанье ногтями.
Очевидно, бандит почесывал свой затылок. Я не дал ему долго размышлять:
- Вы боитесь, да?
Моя насмешка вернула ему решительность.
- Не боюсь! - ответил он, тяжело дыша. - Если бы боялся, стал бы бухгалтером, а не гангстером. Жду тебя через двадцать минут в саду перед музеем, за кустом сирени.
- Там, где скамейка влюбленных?
- А ты откуда знаешь, что она так называется?
- От одного парня из техникума.
- Ладно. Днем там, должно быть, свободно.
- О’кей, мистер Блейк!
Мама стирала в ванной на стиральной машине. Она была сосредоточена, как первый пилот гигантского воздушного лайнера. Шум мотора мешал ей слышать разговор. Она и не услышала бы щелчка замка. Но она может заглянуть в мою комнату, и, когда я вернусь, мне попадет. Поэтому без долгих колебаний я подошел к ней и крикнул:
- Я пошел в музыкальную школу!
Она тоже крикнула (так делают все, когда летят в самолетах или стирают на машинах):
- Ты наконец решил возобновить занятия?
- Решил. Сейчас только расписание проверю, а начиная с завтрашнего дня, буду заниматься как следует.
Мама обрадованно погладила меня по голове. Сверху на мой нос упал мыльный пузырь. Я его не трогал - он сам лопнул, когда я сбегал по лестнице.
Только я успел подумать, чем бы заняться эти двадцать минут до предстоящей встречи, как на другой стороне улицы увидел профессора Стремского. Он медленно шел со стареньким чемоданом и жевал губами. Вероятно, повторял какую-нибудь лекцию.
- Разрешите вам помочь? - спросил я, после того как перебежал улицу, испугав одного шофера.
Профессор не обратил внимания на мое предложение, но любезно улыбнулся и сказал:
- Добрый день, товарищ Александров! Как вы себя чувствуете?
Я сказал, что хорошо, и опять предложил понести чемодан.
- Вы так милы! Но, право же, мой багаж не тяжел, - ответил он и переложил чемодан в другую руку. - Здесь лишь десять книг и трехгодичный комплект журнала "Здоровье". Я должен был их вернуть в библиотеку вечером, но вы изволили обещать мне быть моим гостем, не правда ли?
Я подумал: "Вот это настоящий человек - укрепляется и умственно, и физически!"
А вслух я сказал:
- Профессор, когда я вырасту, постараюсь быть таким же трудолюбивым, как вы!
Он засмеялся:
- А почему не сейчас?
Я тоже засмеялся:
- Сейчас мне хочется играть.
Профессор Стремский пообещал хорошо позабавить сегодня вечером меня и того друга, с которым я приду.
- Я приду с Крумом Петровым, - осведомил я его заблаговременно, чтобы он потом ничему не удивлялся. - Он у нас не самый сильный ученик, но в вопросах питания - крупный специалист. Он знает, например, что в ста граммах сахара содержится…
Ох, извините, я опять забыл, сколько калорий содержится в ста граммах сахара.
- Четыреста девять, - сказал профессор.
Я как можно небрежнее спросил:
- А разве не девяносто?
- О, нет! - живо ответил он. - Утверждать это - значит проявлять полное незнание или феноменальную рассеянность. Итак, жду вас.
При этом он галантно приподнял свою старомодную шляпу и медленно удалился. Я тоже не спеша побрел к городскому саду.
В этот ранний послеобеденный час тут почти никого не было. Даже на главной аллее я не встретил ни одного знакомого, а когда очутился у скамейки Влюбленных, то остался совсем один.
- Здесь приятно, - сказал я сам себе и сел.
Со всех сторон меня укрывали кусты сирени. Как будто я находился в зеленом бункере, откуда была видна только речка. Наверное, весной, когда цветет сирень, здесь еще лучше. Эх, когда же я буду старшеклассником, когда же буду дышать ароматом сирени при луне?
Пока я размышлял, прошло пять минут. И еще пять. И еще пять. Никаких признаков Джерри Блейка.
- Опять обманул, мошенник! - рассердился я. - Или струсил в самый последний момент. Жди его теперь, как будто нету других дел…
Я встал, чтобы уйти, но сразу же опустился на скамейку. Из-за кустов появился милиционер. Он обошел их и очутился передо мною. По званию это был старшина. Под козырьком фуражки виднелись густые брови, а под носом - тонкие усики. Для таких бровей больше бы подходили пышные усы Тараса Бульбы, но, очевидно, у милиционера были свои соображения на этот счет - так он выглядел строже и не казался старым.
- Здорово, парень!
- Здравия желаем! - ответил я, желая ему понравиться.
- Гуляешь?
- Гуляю. Отдыхаю от уроков. Смотрю, как листья желтеют.
- Правда, желтеют! Ну-ка, давай вместе смотреть.
Дядька в зеленой форме, поддернув на коленях брюки, сел рядом со мной и сказал: