Муре было пятьдесят четыре года. Теперь она могла жить совершенно свободно – денег было достаточно, дети обходились без нее: сын жил на ферме на острове Уайт, дочь замужем. Но война и смерть Уэллса подкосили ее. Эта вечно молодая женщина начала стареть. Она много ела и еще больше пила – про нее говорили, что она может перепить любого матроса. Мура стала толстеть, перестала следить за собой. Но ее уважал весь Лондон, считая умнейшей женщиной своего времени. Она – невенчанная жена, эмигрантка, шпионка, авантюристка – смогла очень высоко себя поставить в этом самом снобистском городе Европы. Даже ее шпионская слава – а в разное время ее считали сотрудницей английской, германской, советской разведок – лишь внушала уважение к женщине, которая смогла не только выжить в самых суровых условиях, но подчинить себе эту жизнь. Великобритания не забывала ее заслуг перед Форин Офис; Франция помнила о ее сотрудничестве с генералом де Голлем; аристократия всего мира считала ее – графиню и баронессу – своей. Теперь, когда у нее была масса свободного времени, Мура стала сознательно делать то, чем раньше занималась по случаю: создавать легенду о своей жизни. В разговорах в великосветских гостиных и в интервью ведущим изданиям она много и охотно рассказывала о себе – но чем больше и, казалось, откровеннее она говорила, тем все больше запутывалась ее история. Отношения с Горьким и Уэллсом, английской разведкой и советскими спецслужбами, ее семья – все обрастало таким количеством подробностей, противоречащих друг другу, что стало практически невозможно установить истину. Удивление и восхищение ее силой убеждения вызывает тот факт, что Муре верили все и всегда, что бы она ни говорила. В одном из последних интервью она даже заявила, что происходит по прямой линии от брака императрицы Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским. Россия и СССР продолжали занимать важное место в ее жизни. Мура несколько раз приезжала на родину: по приглашению вдовы Горького Екатерины Павловны Пешковой в 1956 году, затем в 1958 году, в 1960-м – навестить Бориса Пастернака и взять у него интервью, потом еще три раза. Ее принимали очень торжественно – и официальные власти, и советская интеллигенция, знавшая о ее необыкновенной судьбе. В последние годы ей было уже крайне тяжело выходить из дома. В это время ее описывали как необычайно грузную, но все еще красивую женщину, в длинной, широкой темной юбке, с несколькими нитками крупных бус, всегда с телефоном между колен, мужской палкой в руках и бутылкой водки в любое время суток. В конце концов она решила сама написать свою биографию. Для этого было собрано огромное количество документов, хранившихся в доме ее сына в Италии, недалеко от Флоренции, – она переехала сюда осенью 1974 года. Мура работала не в самом доме, а в специально оборудованном вагончике в саду. И однажды короткое замыкание вызвало пожар, уничтоживший и вагончик, и все хранящиеся там документы. Этого Мура уже не перенесла. 2 ноября 1974 года лондонская "Таймс" сообщила о ее смерти и опубликовала некролог, где она была названа "интеллектуальным вождем" современной Англии. На отпевании в первом ряду стояли французский посол с женой, а за ними – вся английская и русская эмигрантская знать.
Она оставила после себя не память, а миф, пережив всех, кто мог бы помнить правду о ней. Она сама стала мифом – женщина, которая была сильнее, чем сама жизнь…
Александра Коллонтай
Валькирия революции
Только публикации ее записок, дневников, воспоминаний других участников тех событий вернули портрету Коллонтай человеческие черты – черты женщины, которой восхищались и боялись, любили и забыли. Валькирии Революции.
Магической женщины.
Неразгаданной тайны…
Она родилась в переломное время, когда старые порядки, все еще казавшиеся незыблемыми, уже стали подгнивать. Еще немного – и старый мир начнет рушиться, погребая под своими обломками людей, идеи, страны. Кто мог знать, что Шурочке Домонтович, родившейся 19 марта (1 апреля) 1872 года, суждено будет принять в этом участие?.. Светская красавица и революционерка, пламенный оратор, первая в истории женщина-посол и женщина-министр, Александра Коллонтай оставила за собой шлейф разбитых сердец, погубленных жизней и вечно живых слухов.
Она была первым ребенком полковника Генштаба Михаила Алексеевича Домонтовича и четвертым – у его жены. Домонтович увел Александру Александровну Мравинскую (в девичестве Масалину) от первого мужа, военного инженера польского происхождения, от которого у нее было трое детей. Она много лет добивалась развода – по тогдашним законам, чтобы она смогла вторично выйти замуж, ее супруг должен был взять вину за развал их брака на себя. Кто действительно был виноват в этом, неизвестно, но семейная легенда гласит, что Мравинский был "падок до баб".
Михаил Алексеевич происходил из потомственных помещиков Черниговской губернии, Александра Александровна была дочерью разбогатевшего финского крестьянина – после его смерти дочери осталось прекрасное имение под Выборгом, на мызе Кууза. Таким образом, в жилах новорожденной Шурочки смешались русская и финская кровь, с примесью немецкой (от прадеда, остзейского немца) и французской (от прабабушки).
Домонтович, скоро получивший генеральский чин, прославился благодаря Балканской войне. После победы он был назначен сначала губернатором Тырнова – бывшей столицы Болгарского царства, затем управляющим делами русского наместника в Болгарии. Он был дружен со многими виднейшими военачальниками того времени, дети их были друзьями Шурочки. Например, дочь военного судьи Леонида Шадурского Зоя – она всю жизнь будет Шуре ближайшей и вернейшей подругой. И после того, как отца перевели в Россию, Шура общалась только с детьми сослуживцев отца: на семейном совете было решено не отдавать ее в гимназию, а обучать дома. Отец не скупился на лучших преподавателей – например, учителем словесности был приглашен Виктор Острогорский, один из виднейших литературоведов того времени, редактор популярнейшего журнала "Детское чтение". Неудивительно, что экзамены на аттестат зрелости Шура сдала блестяще.
Она подружилась с сыном генерала Драгомирова Ваней – он, как и Шура, прекрасно танцевал, и они были лучшей парой на всех балах. Ваня нравился Шуре, но ей нравились и другие мальчики из их круга. А сам Ваня влюбился не на шутку. Когда он признался ей, она оттолкнула его. Через некоторое время Ваня повторил попытку. Шура расхохоталась ему в лицо. Через несколько дней Ваня застрелился. Его предсмертную записку Шуре не показали, оберегая ее чувства, – она лишь узнала, что Ваня писал о ней и для нее. Всю последующую жизнь она вспоминала день его смерти – так глубока оказалась рана.
Чтобы отвлечь дочь от печальных мыслей, генерал Домонтович отвез ее в Ялту, в имение своего друга генерала Дондукова. Там Шуру познакомили с сорокалетним генералом Тутолминым – адъютантом императора Александра III, одним из самых знатных и многообещающих военных того времени. Через некоторое время генерал сделал Шуре предложение – она ответила решительным отказом. Весь Петербург судачил о девице, которая посмела отказать самому Тутолмину. Она же – во многом благодаря высокому положению своего поклонника – стала часто появляться в Зимнем дворце и даже была представлена императрице. На светских раутах Шура Домонтович привлекала к себе внимание редким очарованием, женским обаянием, изяществом, благородными манерами и безудержным весельем.
Зная ее неукротимый нрав и непредсказуемость поступков, отец не отпускал Шуру от себя. Отправляясь по делам в Тифлис, он решил взять ее с собой. Там жила его двоюродная сестра Прасковья Коллонтай, вдова ссыльного поселенца Людвига Коллонтая, участника польского восстания 1863 года. Она воспитывалась в семье Константина Ушинского – прославленного русского педагога и просветителя, восприняв от него, а потом и от мужа, либеральные идеи и тягу к свободе. В этом духе она воспитывала и своих детей – Ольгу и Владимира. Владимир Коллонтай, черноволосый красавец-офицер, весельчак и балагур, проводил много времени со своей троюродной сестрой. Говорили в основном о политике, обсуждали запрещенного тогда Герцена. Возможно, именно тем, что он, постоянно общаясь с Шурой, ни слова не говорил о любви, он и покорил ее сердце. Они страстно полюбили друг друга. Следом за уехавшей домой Шурой Владимир тоже перебрался в Петербург – он поступил в Военно-инженерную академию.
Родители Шуры были решительно против такой партии для своей дочери и отказали Владимиру от дома. Влюбленные встречались на квартирах друзей, сочувствовавших их несчастной любви. Домонтовичи отправили дочь в Европу, в Париж и Берлин – развеяться и забыть о ее любовном увлечении. Шура вместо этого увлеклась там запрещенной в России литературой – Маркс и Энгельс, Бебель, Сен-Симон, Карл Либкнехт и Клара Цеткин. И переписка с Владимиром не прекращалась. Сладость запретного плода манила ее. Позднее Александра Михайловна писала, что, если бы родители не так сильно сопротивлялись ее союзу с Владимиром, она, может быть, и не вышла за него. А так ее упрямство сломило их волю, и Домонтовичи вынуждены были дать согласие на столь неравный брак дочери. За час до венчания Александры и Владимира стало известно, что накануне Виктор Острогорский, тайно влюбленный в нее, пытался покончить с собой. Он травился угарным газом. Спасла его случайно зашедшая экономка – но он остался калекой на всю жизнь.
Владимир обожал свою молодую жену, буквально носил ее на руках, а когда Александра поняла, что ждет ребенка, счастью его не было предела. Сама же Шура стала осознавать, что брак ее был ошибкой – Владимир не был тем, кого она хотела видеть рядом. Слишком зауряден. Слишком скучен.
Родившегося сына назвали в честь деда Михаилом. В семье его прозвали Хохля – из-за сумрачности и серьезности не по годам. Заботы о ребенке, обустройство отдельной квартиры, денежные дела, бытовые проблемы – ко всему этому Шура не была готова, все тяготило ее, отталкивало. С завистью смотрела Шура на свою сводную (по матери) сестру Евгению – у нее был прекрасный голос, и она под псевдонимом Мравина стала примой Императорского оперного театра. У нее было "дело", и ее не обременяла семья – в отличие от самой Шуры.
На помощь пришла бывшая домашняя учительница Шуры Мария Страхова. Теперь она работала в публичной библиотеке известного собирателя книг Николая Рубакина. На базе этой библиотеки Страхова создавала передвижной музей учебных пособий – и Шура стала ее помощницей. И библиотека, и музей были местом сборищ столичной либеральной молодежи. Именно там Шура познакомилась с Лялей (Еленой) Стасовой – племянницей великого критика Владимира Стасова и дочерью известнейшего адвоката Дмитрия Стасова. Елена, убежденная марксистка, обратила новую подругу в свою веру. Шурочка вдохновилась идеями социального равенства. В свою очередь, она заразила этими мыслями свою ближайшую подругу Зою Шадурскую, а за ней – и ее сестру Веру, ставшую к тому времени знаменитой артисткой под псевдонимом Юренева.
Чтобы избавить Зою от родительской опеки, Шура задумала устроить ее фиктивный брак с приятелем и однокашником своего мужа Александром Саткевичем. Какое-то время, и вправду, жили коммуной. По вечерам собирались все вместе, говорили о делах, читали "социальную публицистику", спорили. Владимир откровенно скучал. Радикальные взгляды его жены и ее друзей были ему чужды. Одних разговоров Шуре было мало – она взялась за статьи, в основном посвященные вопросам пола и роли женщины в обществе. Как она впоследствии признавалась, муж из-за своей неопытности не смог разбудить в ней женщину – он в шутку называл ее "рыбой", она отзывалась о супружеских обязанностях как о "воинской повинности". Угнетавшая ее неудовлетворенность сублимировалась в пространных рассуждениях на сексуальные темы, перемешанные с пассажами о социальном неравенстве, классовой борьбе и тому подобных вещах, которые она сама относила к сфере своего "настоящего дела".
План соединить Зою с Саткевичем не сработал: вместо Зои Саткевич увлекся Шурой. К сожалению, при всей своей красоте и уме Зоя была начисто лишена того женского очарования, которого у Шуры было в избытке. Саткевич долго боролся с собой – страсть к жене лучшего друга противоречила всем его принципам. Шура долго не могла определиться – любит ли она его и как можно любить двоих сразу… Да и обманывать мужа было невыносимо. В конце концов они во всем признались Владимиру. Тот был потрясен, но Шуру ни в чем не винил – наоборот, посоветовал ей поступать так, как она сочтет нужным. Александра с сыном съехала от мужа и поселилась в меблированной комнате. Без Саткевича – ему лишь иногда позволялось навещать ее. Она хотела наконец-то начать самостоятельную жизнь – в духе тех идей, которые она почерпнула из любимых ею книг.
Однако покоя в душе не было. Чтобы разобраться в себе, она решает уехать в Швейцарию. Официальным поводом было желание Шуры Коллонтай – фамилию мужа она сохранила на всю жизнь – заполнить пробелы в образовании. Она поступила на семинар профессора Геркнера, читала запоем книги по экономике. Но постепенно для учебы не остается времени – Шура все больше и больше погружается в политику. Ее статьи о положении рабочих в Финляндии (сказалось частое проживание на дедовской мызе Кууза), предстоящих в России реформах и женском вопросе быстро принесли ей известность. Она сошлась с Розой Люксембург, Плехановым, Карлом Каутским, Лафаргами (дочерью и зятем Карла Маркса) и другими видными социалистами-марксистами. За два года пребывания за границей она несколько раз возвращалась в Петербург – похоронить сначала мать, потом отца. Хоть они и смирились с ее выходками, но здоровье их было сильно подорвано.
Муж всячески поддерживал ее. Сын воспитывался гувернантками. Верный Саткевич взял на себя все заботы о ее имуществе, решал любые возникающие у нее проблемы. В квартире, которую Шура сняла вместе с Зоей, он появляется уже практически на законных основаниях – к их "вольному союзу" привыкло даже начальство полковника Саткевича. Времена изменились: демонстративный "греховный" альянс Максима Горького с актрисой Художественного театра Марией Андреевой, поначалу вызвавший бурю протестов, уже воспринимался как норма. 9 января 1905 года Шура участвует в шествии к Зимнему дворцу. После расстрела этой мирной демонстрации – печально знаменитого Кровавого воскресенья – она включилась в агитационную борьбу. Тогда обнаружился ее самый яркий талант – оратора, умеющего зажечь любую толпу. На выступлениях она познакомилась с Лениным, Мартовым и экономистом Петром Масловым. Под влиянием последнего Коллонтай становится убежденной меньшевичкой.
Как и всю ее жизнь, мужчины Коллонтай завладевали ее душой и телом, овладевая сперва ее разумом. Петр Маслов сумел покорить ее своей начитанностью, острым умом и знанием марксизма. Александра – согласно своим принципам – была готова бросить все ради охватившего ее чувства. Но жена Маслова оказалась на редкость ревнивой. Лишь то, что они оба получили приглашения на очередной партийный съезд, позволяло им встречаться. После выхода в России ее книги "Финляндия и революция" Александре Коллонтай стал грозить арест – в книге увидели призыв к вооруженному восстанию. Сочувствующие ей (среди них был Горький) собрали три тысячи рублей, чтобы освободить ее под залог. Но слежка продолжалась. Спасти могла только эмиграция. И после пышных проводов в доме ее новой подруги Татьяны Щепкиной-Куперник, знаменитой переводчицы, она по фальшивому паспорту уезжает в Финляндию. На этот раз она покинула Россию на восемь лет.
Она постоянно переезжала, меняла города и страны, словно никак не могла успокоиться. Ей было легче, чем многим российским эмигрантам, – прекрасное знание четырех европейских языков, общительность и любовь к перемене мест помогали ей преодолеть тот барьер, за которым остались многие ее соотечественники. Хотя доходы от имения становились все меньше – оставшись без надзора генерала Домонтовича, управляющий стал подворовывать, – она поражала окружающих своими нарядами, мехами, драгоценностями: на их покупку уходили практически все ее гонорары за статьи. Блистающая красотой, женственностью, обаянием, обольстительная, энергичная и неукротимая Александра, как магнит, притягивала к себе всех, кто соприкасался с нею. Постепенно тайная связь с Масловым начинает утомлять ее – она устала от того, что он боится своей жены, боится показаться вместе с ней, она устала от него самого. Маслов уже был готов ради нее бросить все и всех, но ей уже это было не нужно.
В конце ноября 1911 года она познакомилась с Александром Шляпниковым – "пролетарием", "интеллигентным русским рабочим", одним из ближайших соратников Ленина. Ему было 26, ей – 39. Ничем он не походил на предыдущих ее поклонников, но сильное чувство сразу же поразило их обоих. Раньше Александра повелевала своими мужчинами, теперь Шляпников – Санька – стал диктовать ей свою волю. Правда, его власть над нею не мешала им спорить о взглядах Ленина, который был крайне недоволен тем, что его сподручный связался с меньшевичкой. Но вскоре Коллонтай под влиянием Шляпникова становится верной последовательницей Ленина. Они живут в ее комнатах на чердаке парижского пансиона. У них общие взгляды, они посвятили свои жизни борьбе за общее дело. Но через некоторое время Александра снова недовольна: Санька эксплуатирует ее, заставляя писать за него статьи и не давая сосредоточиться на собственных. Она с облегчением вздыхает каждый раз, когда он уезжает. Ее начинает тяготить и супружеская близость – интимным отношениям Александра всегда предпочитала простое товарищество. Она садится за книгу "Общество и материнство", снова возвращаясь к вопросу любви и отношений между полами. От Шляпникова она в конце концов просто сбежит в Америку.
Сообщение о Февральской революции застало Александру Коллонтай в Норвегии – одной из любимейших ею стран. Она немедленно выехала в Россию, где с головой окунулась в политическую деятельность. Ее выбрали членом Петроградского совета, и она не пропускала ни одного заседания. В это время ее бывший муж – генерал-майор Владимир Коллонтай – умирал в лазарете. Еле-еле нашла Александра время для того, чтоб нанести ему визит. "Выздоравливай", – только и сказала она ему. Владимир умер через четыре дня. На похороны Александра не пришла.
Она выступала на митингах, про ее умение разжечь толпу ходили легенды. Александру Коллонтай стали называть Валькирией Революции. После выступлений ее выносили из зала на руках. Этот успех подтолкнул Ленина к решению отправить именно ее на укрощение недовольных матросов. Эту неорганизованную массу еще никому не удавалось повести за собой. По всем поверьям, появление женщины на корабле сулило несчастье. Отправлять Коллонтай к морякам было крайне рискованно. Но Ленин выиграл: выступления Александры на военных кораблях Балтийского флота стали триумфальными. Всюду ее сопровождали два верных богатыря – матрос Павел Дыбенко и мичман Федор Раскольников, признанные лидеры революционного флота. С тех пор как Дыбенко, оттеснив порывавшегося сделать то же самое Раскольникова, на руках перенес Коллонтай с трапа на катер и с катера на причал, этот полуграмотный бородач вошел в ее жизнь, чтобы остаться там надолго. Узнав об их близких отношениях, влюбленный в нее Раскольников отступил в сторону.