Как любое серьёзное дело, полет по схеме требует комплексного контроля места самолёта. Опытный штурман настраивает навигационно-вычислительное устройство, привязывает координаты самолёта к торцу полосы и, ориентируясь по этим координатам - удалению до торца и боковому уклонению от оси ВПП, берет курс в заданную точку круга. При полёте по кругу он учитывает ветер и выдерживает курс так, чтобы боковое всегда было 8; при этом, если есть дальномер, на траверзе сравниваются показания бокового удаления с показаниями дальномера.
Можно спросить боковое у диспетчера круга: у него на экране расчерчена сетка боковых удалений и концентрические круги радиальных. Лишний вопрос не помешает: бывало, что штурман ошибался в расчётах, а диспетчер давал точные данные, наблюдая метку самолёта на своём экране.
С какой стороны, с какой бы точки круга ни входил самолёт, задача одна: выйти строго по схеме к началу 4-го разворота, выдерживая заданную скорость, обычно 300 км/час. К этому моменту шасси и закрылки должны быть выпущены и режим двигателей подобран так, чтобы самолёт летел в горизонте на скорости начала 4-го разворота. На Ту-154, замечено, такой режим двигателей сохранится и после довыпуска закрылков, на снижении, до самой земли.
Начало 4-го разворота определяется по углу отклонения стрелки радиокомпаса, настроенного на дальний привод, и по боковому удалению от створа ВПП, данные о котором есть в НВУ. Диспетчер круга отпускает экипаж на связь с диспетчером посадки, и тот даёт экипажу боковое: обычно разворот под 90 градусов начинают на боковом 2,7 км, но, конечно, с учётом боковой составляющей ветра, чуть раньше или позже. Ко второй половине разворота самолёт входит в зону действия курсового маяка, и дальнейшая коррекция производится по директорным стрелкам.
У схемы захода на посадку есть не только план, с его четырьмя разворотами, но и профиль. Горизонтальная траектория полёта после 4-го разворота длится недолго: на определённом удалении от торца полосы, обычно 9-12 километров, она наклоняется к земле и подходит к торцу под углом к земной поверхности примерно 3 градуса. Теперь траектория снижения, предпосадочная прямая, получает красивое иноземное название "глиссада".
Снижаясь, самолёт идёт по этой линии, норовя отклониться вправо-влево, вверх-вниз, а пилот, соответственно, старается вернуть машину в глиссаду: сначала движения с большой амплитудой, потом, по мере приближения к торцу, "конус" возможных отклонений сужается, а перед торцом отклонения должны быть минимальны.
Пилот, который умеет выдерживать параметры движения по глиссаде с минимальными отклонениями, обычно не испытывает сложностей с приземлением. Тот же, кто не выдерживает режим, разбалтывает машину и не может собрать стрелки "в кучу" к торцу, обречён на неудачу.
Весь смысл захода на посадку: вписаться в схему, выполнить 4-й разворот, войти в глиссаду, стабилизировать параметры и идти без отклонений до высоты принятия решения. На этой высоте (обычно 80-60 метров) оценить посадочное положение самолёта и уже визуально подвести его к торцу ВПП.
Все искусство экипажа, пилота, осуществляющего заход, сконцентрировано именно на глиссаде. Именно глиссада оценивает мастерство. Именно на глиссаде пилот проводит быстрый и точный анализ ситуации и производит тысячи мельчайших расчётов и действий, напряжение при которых возрастает по мере приближения к земле. Именно глиссадой проверяется твёрдость духа и твёрдость руки, именно здесь срабатывают заложенные в тренировках рефлексы, интуиция и чутьё. И будь ты хоть семи пядей во лбу, как бы талантливо и увлекательно ты ни объяснял, как это надо делать, - глиссада тебя раскусит: мастер ты или троечник.
Ты покажи руками.
Глиссада
Ещё перед снижением с эшелона опытный капитан представляет себе, как будет вести себя машина на глиссаде в данных конкретных условиях.
Первое: ветер. Какой ветер на кругу, на высоте сто метров и у земли. Плавно ли он меняется или со сдвигом; где этот сдвиг следует ожидать; по направлению или по скорости; как будет меняться снос по мере приближения к земле; как будет меняться путевая скорость и, соответственно, вертикальная; будет ли в приземном слое болтанка из-за завихрений воздуха, вызванных обтеканием рельефа местности.
Второе: температура воздуха. Потребный режим работы двигателей на глиссаде определяется именно температурой. Летом, в жару, ясно, что потребуется, допустим, не менее 84 процентов, а зимой, в мороз, при прочих равных условиях - всего 79.
Инверсия: её влияние на посадке столь же коварно, как и на взлёте. Попав в слой густого, застоявшегося у земли замороженного воздуха, самолёт приобретает дополнительную подъёмную силу; скорость на глиссаде резко возрастает, и если не предвидеть и не успеть прибрать режим, можно перелететь.
Третье: посадочная масса. Колебания её составляют 10 - 12 процентов от максимальной, то есть от 80 до 65 тонн. А значит, требуется коррекция режима на глиссаде.
Определённое влияние оказывает центровка. Самолёт с более задним расположением центра тяжести менее устойчив, его труднее удерживать на глиссаде, он более подвержен раскачке и создаёт больше трудностей в пилотировании, чем самолёт с тяжёлым носом. Особенно надо учитывать центровку на выравнивании: тяжёлый нос надо начинать поднимать пораньше; при задней же центровке иной раз выравнивание и не требуется, наоборот, только придерживай, чтобы нос сам не задрался.
Кроме ветра на посадке могут присутствовать и опасные метеоявления: обледенение, сильные ливневые осадки, низкая облачность, туман, болтанка и многое другое.
Сложности создаёт и нестандартный угол наклона глиссады. Проще всего заходить по стандартной: два градуса сорок минут. Угол более трех градусов уже требует повышенного внимания, а четыре - известного мастерства.
На крутой глиссаде при той же скорости полёта нужна гораздо большая вертикальная; попутный ветер в этом случае может заставить увеличить вертикальную скорость до значений, при которых мягкое приземление весьма проблематично.
Обледенение, сильный боковой ветер, сдвиг ветра, болтанка вынуждают держать на глиссаде повышенную поступательную скорость. При обледенении скорость увеличивают для сохранения подъёмной силы, а в болтанку - для улучшения устойчивости и управляемости. При этом приземление происходит на повышенных скоростях, что при неточном расчёте может привести к перелёту и выкатыванию.
Кроме этих, главных факторов капитан учитывает ещё массу второстепенных, но столь же важных во всей взаимосвязи: особенности данного аэродрома, время года, время суток и т.д., длина и ширина ВПП, её рельеф, уклон, в ямку или на бугорок садиться - иной раз одно это может подставить подножку казалось бы чисто сотворённому заходу.
День, ночь, солнце в глаза, залепленное раздавленными насекомыми стекло, мокрый асфальт в сумерках, отказ "дворника", "экран" от фар в снегопаде, сильный ливень, снежная мгла, не расчищенный от снега бетон… Даже неудобная посадка в кресле - все учитывается, все может повлиять на качество посадки.
Но в абсолютном большинстве случаев все плюсы и минусы, учтённые пилотом ещё там, наверху, при предпосадочной подготовке, как-то претворяются в мягкое приземление, торможение, заруливание и остановку на стоянке - и так тысячи раз. И надо же научить этому молодого. Кто-то ведь и меня научил. Варясь в собственном соку, всего этого не постичь - это опыт поколений.
На всех тяжёлых самолётах пилотирование по глиссаде осуществляется путём выдерживания в центре командного прибора двух стрелок: курса и глиссады. Учёная мысль разработала надёжный метод пилотирования по этим, так называемым, "директорным" стрелкам. От пилота требуется только выдерживать их в центре. Отклонилась, допустим, стрелка курса вправо - создай и ты крен вправо до тех пор, пока стрелка не вернётся в центр прибора. Вот это и есть тот оптимальный крен, с которым самолёт выйдет на курс. Надо так, с креном, и идти, ожидая, когда стрелка отклонится в другую сторону и покажет, что надо крен уменьшать…пока стрелка не вернётся в центр.
Таким образом, полет происходит "с постоянным креном" в ту или другую сторону. Умная автоматика вычисляет положение самолёта относительно посадочного курса и даёт сигнал на создание нужной тенденции для выхода на этот курс. Если же курс выдерживается, то и директорная стрелка стоит в центре.
Так же точно работает стрелка глиссады. Если она отклонилась, допустим, вниз, значит, требуется увеличить вертикальную скорость. Пилот отклоняет штурвал от себя до тех пор, пока стрелка не вернётся в центр. Вот это и есть вертикальная скорость, необходимая для того, чтобы самолёт оптимально догнал глиссаду. Как только самолёт подойдёт к глиссаде, директорная стрелка начнёт уходить вверх, требуя, чтобы пилот заранее, загоняя её в центр, начал подтягивать штурвал и уменьшать вертикальную скорость, а иначе можно проскочить.
Как все просто. Когда приноровишься, то уже улавливаешь, на сколько надо отклонить тот или иной орган управления, и ожидаешь, когда стрелка даст команду на обратное движение. Вся задача - тупо исполняй, а умная машина все рассчитает и скомандует.
Ну, с курсом, и правда, просто. Держать его можно без особых усилий и умственного напряжения. И к этому приучают с младых ногтей - как дышать: директор - в центре!
С глиссадой дела обстоят гораздо сложнее. Каждое отклонение штурвала от себя или на себя изменяет наклон продольной оси самолёта, тангаж: саночки при этом норовят либо разогнаться, либо затормозиться. Немедленно реагирует прибор скорости - а ведь скорость на глиссаде должна быть постоянна. Приходится тут же изменять режим работы двигателей, чтобы либо поддержать падающую скорость, либо прибрать нарастающую.
Иной ретивый капитан так вот, ничтоже сумняшеся, и пилотирует - точно, как тот мальчик на "Тойоте" объезжает люки на дороге. В кабине стоит шум, команды следуют одна за другой, бортинженер, весь в мыле, не успевает менять тот режим; обстановка деловая, все вертятся, все в деле…молодцы…
А по сути - эквилибристика: уронил, подхватил, уронил другое, подхватил, уронил это, и то, успел подхватить - и так до земли.
Но директорные команды нельзя выполнять бездумно, тупо выдерживая стрелки в центре. Если при этом вмешаются внешние помехи и внесут свои коррективы в поведение машины, можно, в увлечении, потерять контроль над ситуацией.
Заходим на посадку по курсо-глиссадной системе при отличной видимости полосы. Пилотирует по директорным стрелкам второй пилот. Он чётко держит их в центре прибора, периодически командуя бортинженеру установить тот или другой режим. Стабильный, спокойный заход.
Но вот команда: "Режим 80! Режим 78! Режим 75!" Вариометр показывает вертикальную 6 м/сёк. при норме три с половиной. В чем дело? Самолёт явно уходит ниже глиссады - а директорные стрелки в центре.
Это ж хорошо, что мы заходили не в облаках. Хорошо, что старый штурман комплексно контролировал заход по дублирующим системам. И он закричал: "Двести метров - дальней нет!" Это значит, что мы снизились гораздо раньше и идём на высоте пролёта дальнего привода - и норовим снижаться…а домик дальней приводной радиостанции - вот он, в километре впереди.
Добавили режим, вышли в горизонтальный полет, прошли в горизонте дальний привод… Глиссадная стрелка зашкалилась внизу, требуя энергично снижаться. Нет уж, после привода снижаться пришлось визуально.
Такой случай - медленного, вялого затягивания самолёта под глиссаду по команде прибора - был не первым. Проведённый анализ показал, что вероятной причиной явились радиопомехи на частоте работы курсо-глиссадной системы, а причина помех - переговоры "крутых" пассажиров по мобильному телефону. Недаром пассажиров предупреждают: на посадке не пользоваться радиоаппаратурой. Это действительно опасно.
А если бы экипаж тупо выполнял команды директора и разогнал вертикальную скорость до 10 - 12 м/сёк, то вполне возможно, опомнившись, дав взлётный режим и взяв штурвал на себя, пилот уже бы не успел вывести самолёт из снижения. Какая сила потребуется, чтобы остановить товарный вагон, падающий со скоростью 40 км/час сверху вниз? И сколько секунд?
Вот мы и приходим к выводу, что главное на глиссаде все-таки - стабильная и небольшая вертикальная скорость. Это основа основ захода тяжёлого транспортного самолёта. И весь анализ изменения параметров в полёте необходим для стабильного выдерживания вертикальной скорости. Она невелика: на стандартной глиссаде, с углом 2 градуса 40 минут, в штиль - около четырех метров в секунду. Ну, плюс-минус полметра.
Сильный встречный ветер на глиссаде - путевая скорость уменьшается, а значит, уменьшается и вертикальная, полет приближается к горизонтальному, и требуется увеличение режима работы двигателей.
Попутный ветерок - путевая возрастает - "проскакиваем", значит, надо увеличить вертикальную, а значит, уменьшить режим.
Я держу глиссадную стрелку в центре и слежу за вертикальной по вариометру. Вот вариометр показывает: 4 метра, 4,5 метра в секунду… Правильно: на кругу ожидался сдвиг ветра: от сильного встречного он переходит почти в штиль, а может, и в попутный. Директор требует увеличить вертикальную больше нормы - вполне возможен "попутник". Ага, вот штурман подтвердил: да, дует в хвост, 15 км/час. А я уже заранее убрал один процент, потом ещё один - и запомнил.
У земли ветер вновь меняется на встречный; директор требует уменьшить снижение, а я, помня об убранных двух процентах, заранее, при первой тенденции, устанавливаю расчётный режим.
Вот в этих тенденциях все дело. Все искусство экипажа - улавливать тенденции и вовремя подсказать пилотирующему. Самому ему все охватить трудно: он связан пилотированием. И надо иметь огромный опыт, чтобы и пилотировать как дышать, и вести анализ тенденций. Это - искусство Капитана.
Принцип предвидения ситуации даёт явное преимушество перед принципом подбора режима в процессе. В процессе - не успеешь. И тот люк на дороге, он стережёт: может, он будет десятым, но таки тебя подловит. Не среагируешь.
Основа для принятия решений на глиссаде - заранее рассчитанный и подобранный перед четвёртым разворотом режим двигателей, то есть, потребная тяга.
Лёгкая машина? Значит, будет где-то 82. Жарко за бортом? Ну, значит, 84.
Шасси выпустить. Закрылки 28. Ну-ка, режим 84…Горизонт. Поточнее выдержать высоту. Потерпеть. Скорость падает: 340, 330, 320, 310, 305…ага, 300, 300…Многовато. Ну-ка, режим 83. Ага, падает. 290, 290, 290…установилась. Вот это и будет наш режим на глиссаде: 83 процента.
Так, а ветерок в лоб, и сильный, метров 20. Значит, и вертикальная будет где-то 3, а значит, режим потребуется на процентик больше - 84. Да болтанка приличная, значит, скорость придётся увеличить на 10 км/час - ещё процентик. Значит, возможно 85. Но пока держу 83.
Подходит к центру прибора индекс глиссады. Так, закрылки 45. Пошли, пошли, скорость падает: 280, 270… Глиссадная стрелка пошла вниз - и я за нею, штурвал от себя. Вертикальная три метра в секунду. Скорость по прибору остановилась на 270. Стабильно? Потерпи, выжди. Болтанка, скорость гуляет 280 - 260. Терпи. Стабильно? Стабильно.
Вертикальная стабильна? Хорошо. Ага, вот вроде бы, чуть-чуть, кажется, скорость норовит ближе к 260. Так или не так? Вроде так. Режим 84. Потерпи. Не падает больше? Вроде остаётся около 270. Вот и не трогай.
В кабине тихо, спокойно. Все следят за той пресловутой стабильностью. Изредка спокойно меняешь режим: плюс-минус один процент. Это нюансы нюансов.
Бывает, скорости пляшут от 250 до 300, машину швыряет то на сто метров вверх, то на пятьдесят вниз. Приходится реагировать, стараясь удержать директорные стрелки в центре, а вертикальную скорость изменять одним движением, так, чтобы в считанные секунды снова войти в глиссаду. Но всегда в мозгу остаётся основа: режим, один, главный, подобранный, плюс-минус единица; так же - вертикальная. Скорости пусть пляшут: это случайные возмущения. Терпи. Но главные параметры подобраны, а уж скачку скоростей будем укрощать ближе к полосе.
Параллельно моему расчёту штурман ведёт свой, геометрический. Мы же идём по гипотенузе вытянутого прямоугольного треугольника. Каждому удалению от торца (большому катету) соответствует своя высота (малый катет). Удаление 8 км - высота 400; удаление 6 - высота 300. Идём по глиссаде. Удаление 4 - высота200. Сейчас будет пролёт дальнего привода. Точно: звенит маркёр. Все правильно. Идём по глиссаде. Если чуть выше или ниже глиссады,
штурман предупреждает, и я изменяю вертикальную.
Свободный от пилотирования пилот следит по приборам и докладывает изменения вертикальной. Бортинженер за спиной контролирует скорость и режим. Все анализируют ситуацию по своим средствам. Капитан анализирует все. Пассажиры за спиной страдают от болтанки и ждут, когда же это кончится.
Не волнуйтесь. Кончится скоро и благополучно. Потерпите. Я же терплю.
Терпение в пилотировании - необходимая черта пилота. Но одно дело - терпение неудобств; другое - терпение выжидания. Уметь выждать, когда над тобой занесён дамоклов меч стихии… а как её иначе перехитришь.
Ну, а "слепой" заход? Это же колоссальное напряжение всех сил, нервов, эмоций - как пишут в красивых книжках?
Сначала, конечно, да. Сначала - это как деревенскому человеку перейти в час пик в Москве Тверскую. Потом входит в привычку.
Откроется земля. Непременно откроется. Сначала - как удар в лицо. Потом, по мере накопления опыта, эмоциональный фон отходит на задний план и там прочно остаётся. Те, у кого эмоции превалируют, обычно стараются уйти от столь острых переживаний… частенько на командную должность. Но это тема особого разговора. А мы вернёмся к штурвалу.
Читая в авиационной фантастике, как посторонний человек, будучи поставлен в экстремальные условия, посадил в сложных условиях тяжёлый самолёт… мы только хмыкнем. Не посадит. Никто. Никогда. Даже пилот. Даже переучившийся уже на тот тяжёлый самолёт… ну, у этого, может, при благоприятном стечении обстоятельств, да если он семи пядей во лбу, - есть шанс. Это очень сложно, достигается долгой тренировкой и опекой со стороны опытных и доброжелательных наставников, большим старанием и трудом.
Слепой заход, то есть, обычный заход по минимуму погоды 60/800, требует, кроме волевых качеств, прежде всего - опыта. Если его нет, то это будут прыжки дикого, сильного зверя в железной бочке в Ниагарском водопаде.
Слепой заход не терпит самоуверенности. Один, сам, капитан не зайдёт и не посадит - только в составе экипажа. И если у капитана нет общего языка с экипажем и единого взгляда на выполнение сложного захода, следует ждать беды.
Так было с экипажем Ту-134, собранным в резерв с бору по сосенке: старый, опытный капитан - и молодые, едва налетавшие на этом типе сотню часов специалисты. Из резерва их подняли на вылет. Пролетав всю ночь, они возвращались домой, и пришлось заходить по минимуму погоды в Иванове. Снижались на дальний привод; высота получалась больше расчётной для правильного вписывания в схему, и самым верным решением здесь было бы - выйти на привод, построить прямоугольный маршрут ("коробочку", как у нас говорят) и спокойно зайти при минимуме погоды, используя весь опыт старого капитана.
Но старому капитану судьба уже отмерила положенный срок, и он решил, в нарушение всех лётных законов, зайти левым доворотом.