К этому можно добавить, что писать роман автор начал еще ранее, в 1925 году, в двадцать лет. Все эти обстоятельства вызывали, да и вызывают до сих пор у многих людей изумление. В самом деле: откуда в столь раннем возрасте такая глубина мыслей и чувств, откуда столь разносторонние знания – ведь Шолохов не имел высшего образования….
Да, не имел высшего образования, более того – не получил законченного среднего образования. Всего успел пройти полных четыре класса гимназии. "В годы гражданской войны (1919) ушел из 5 класса гимназии" (из кн. "Шолохов", 1985).
В этом он не одинок. Иван Бунин учился в гимназии всего четыре года. Причем одолел с трудом три класса, отсидев два года в одном из них из-за неуспехов в математике.
Леонид Леонов закончил гимназию. Но в университет (как Шолохов на рабфак университета) не попал: абитуриент Леонов "срезался по Достоевскому" на собеседовании по литературе – так он объяснял мне неудачу, впрочем, не особенно его огорчившую. Роман "Барсуки", принесший Леониду Леонову славу, написан в 24 года.
Еще один пример, известный каждому школьнику. Роман "Евгений Онегин" Александр Пушкин начал писать в 23 года. Роман не прозаический, стихотворный, творить который еще труднее. На это А. С. Пушкин в письме к П. А. Вяземскому сам обратил внимание: "Пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница". И написал.
К вопросу о том, как ему удалось столь рано написать роман, Шолохову приходилось за долгую жизнь возвращаться не раз. Спрашивали его об этом заочно и очно, чужие и близкие ему люди, кто имел возможность встречаться с ним.
Так, Валентин Осипов 23 декабря 1978 года, будучи у Михаила Шолохова на квартире в Москве, среди многих других проблем затронул и этот вопрос, о чем сообщил в "Смене":
"Когда Шолохов закончил свои воспоминания о сложном давнем (встрече с И. В. Сталиным на квартире у Максима Горького. – Л.К.), как-то незаметно повернули к разговору о молодой литературе. (И было бы, наверное, странно в гостях у Шолохова без этой темы.) Воспользовавшись таким поворотом, я спросил у него: "Как понимаете причины того, что в последние десятилетия прозаики, как правило, формируются после тридцати лет, а то и больше? Вот вы "Тихий Дон" уже в двадцать три года…"
Перебил:
– Но полностью закончил много позже.
Добавил:
– Время тогда было другим. Тогда время писателей подгоняло.
Осмелился спросить у него, уточняя: "Вы, наверное, подразумеваете, что трудно жилось. Вы вот впроголодь жили в Москве, что и заставило, видно, писать побольше и скорее…"
Снова перебил, чтобы, в свою очередь, задать, не откладывая, важный в его понимании встречный вопрос:
– Уж не предлагаешь ли ты, чтобы и нынче молодым такое испытание досталось?
Стал, продолжая, уточнять:
– Нет, я совсем о другом говорю. Познание, изучение жизни, накопление жизненного багажа шло само по себе с самых молодых лет. Это потому, как нам, молодым, все или почти все пришлось пощупать своими руками… Я это вовсе не к тому, чтобы укорять молодых. Но у них, пойми, годы уходят на школу, институт. Только после этого прикасаются к серьезной, самостоятельной жизни…".
Как видим, даже спустя полвека после выхода первых томов "Тихого Дона" приходилось Михаилу Шолохову объяснять причину ранней зрелости: человеческой и писательской.
Вступив в самостоятельную жизнь так рано, будущий писатель испытал за четыре года, до того как приехал в Москву с мечтой поступить на рабочий факультет, столько, сколько другому человеку не выпадает за долгую жизнь. Он менял профессии и места жительства, трудился и воевал, соприкасался с множеством разных людей, на его глазах вершилась революция, шла жестокая классовая борьба… В раннем возмужании в то бурное время Шолохов был не одинок. В 21 год другой писатель, Аркадий Гайдар, демобилизовался из Красной Армии в должности командира полка! Будущий маршал Михаил Тухачевский в 27 лет командовал фронтом!
Некоторые факты из жизни романиста издатель не знает. Главное – не берет в расчет таких важных обстоятельств как РЕВОЛЮЦИЯ и ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА. Именно они стали теми ускорителями творческого роста, столь раннего взлета. В горниле революции, потрясшей мир, выплавился великий писатель.
Привожу другие выдержки из предисловия Александра Солженицына:
"Автор с живостью и знанием описал мировую войну, на которой не бывал по своему десятилетнему возрасту, и гражданскую войну, оконченную, когда ему исполнилось 14 лет… Книга удалась такой художественной силы, которая достижима лишь после многих проб опытного мастера, но лучший 1-й том, начатый в 1926 году, подан готовым в редакцию в 1927-м; через год же за 1-м был готов и великолепный 2-й; и далее менее года за 2-м подан 3-й, и только пролетарской цензурой задержан этот ошеломительный ход. Тогда – несравненный гений? Но последующей 45-летней жизнью никогда не были подтверждены и повторены ни эта высота, ни этот темп".
И Лев Толстой не видел Отечественной войны 1812 года, более того, родился после того, как эта война завершилась. Что с того? Писателю совсем не обязательно быть очевидцем описываемых событий – это аксиома, не требующая доказательств…
Теперь ответим на вопрос: разве можно так быстро написать сразу три тома?!
Возьмем том собрания сочинений, где собраны шолоховские рассказы и повести, впервые опубликованные в газетах и журналах Москвы в середине двадцатых годов. Их насчитывается 26. Они составляют в книгах формата 84*108/32 свыше 350 страниц печатного текста. По объему – том романа. Написаны эти произведения столь же стремительно, как тома "Тихого Дона". А как создавался первый том "Поднятой целины"? На такой же скорости.
Стоит более внимательно еще раз всмотреться, как делал первые шаги в литературе будущий автор "Тихого Дона".
Осенью 1923 года печатаются два первых фельетона Михаила Шолохова. Начало более чем скромное. В следующем году пишет много, но печатает всего один фельетон и один рассказ. Все, однако, меняется в 1925-м. Количество, накопленное за два предыдущих года, переходит в качество. Применяя спортивную терминологию, можно сказать: старт Шолохова в литературе был вначале замедленным, а затем поразительно бурным.
Вот как это выглядит. 14 февраля 1925 года на страницах газеты "Молодой ленинец" печатается рассказ "Продкомиссар", долго пролежавший в редакции. Затем в газетах и журналах Москвы один за другим выходят в том же году:
февраль – "Пастух",
март – "Шибалково семя", "Илюха", "Алешка",
апрель – "Бахчевник",
апрель-май – "Путь-дороженька",
май-июнь – "Нахаленок",
июнь – "Семейный человек", "Коловерть",
июль – "Председатель Реввоенсовета республики",
ноябрь – "Кривая стежка".
Тогда же Государственное издательство издает пять книжек Михаила Шолохова и среди них рассказ "Двумужняя", вторую часть повести "Путь-дороженька", вышедшую под названием "Против черного знамени".
В 1925 году Михаил Шолохов сдает в издательство первый сборник под названием "Донские рассказы". Окрыленный успехом, юный писатель берется за роман, пишет несколько печатных листов…
Все это общеизвестные факты из биографии Михаила Шолохова, систематизированные исследователями его творчества давно.
Но о них или забывают, или не хотят знать.
Действительно, ошеломительный ход несравненного гения. Верно, что он был заторможен редакцией журнала "Октябрь", требовавшей исправлений и сокращений третьей книги, написанной столь же стремительно. Но разве четвертый том "Тихого Дона", завершенный спустя десять лет после третьего, слабее в художественном отношении первых трех томов?
В 1930 году, отложив в сторону "Тихий Дон", писатель приступил к роману, первый том которого столь же быстро, на "ошеломительном ходу", сочинил. Это "Поднятая целина".
Есть много причин, по каким "ошеломительный ход" замедлился. К Михаилу Шолохову пришла в тридцатые годы мировая слава, всеобщее признание. Обстоятельства его жизни складывались так, что он стал участником драматических общественно-политических кампаний в СССР и на Дону, в частности, хлебозаготовок, коллективизации, проходивших трагично. У него в 1933, 1934, 1937 и 1938 годах не было желания творить, как прежде. Потому что вокруг него вершилось беззаконие, умирали от голода люди.
В тридцатые и последующие годы жизнь Михаила Шолохова не напоминала ту, которую он вел в 1926–1928 годах, когда в тиши деревенской жизни предавался творчеству.
Писатель надолго уезжал из станицы в Москву, командировки по краю, ездил за границу, писал статьи для "Правды", давал интервью, сочинял сценарии для кино, инсценировки для театра, создавал разные произведения, рукописи которых погибли в дни германского нашествия на Дон.
В 1937 году Михаил Шолохов избран депутатом Верховного Совета СССР, значительную часть времени ему с каждым годом все больше и больше приходилось отдавать нетворческой работе, как члену выборных партийных и государственных органов. Он участвовал в событиях, втягивавших в свое силовое поле не только руководителей района, края, но и страны, в частности, Генерального секретаря ЦК партии И. В. Сталина, с которым писатель неоднократно встречался, вел переписку.
Не только окончание романа "Тихий Дон" вышло с большой задержкой (десять лет). Еще с большей задержкой сочинялся второй том "Поднятой целины". Интервал между томами составил без малого тридцать лет! Творчеству писателя свойственно бурное начало и затяжной конец. Эта особенность таланта просматривается и по роману "Они сражались за Родину". Первая книга эпопеи о войне осталась последней. Завершить начатое не удалось в силу сложных причин. Между тем первые главы сочинялись быстро, по горячим следам войны. И здесь наблюдается знакомый нам "ошеломительный ход".
Нельзя не согласиться с Александром Солженицыным, что перед нами – несравненный гений. Впрочем, сам публикатор пытается собственное предположение опровергнуть…
"Слишком много чудес! – пишет он, – и тогда же по стране поползли слухи, что роман написан не тем автором, которым подписан, что Шолохов нашел готовую рукопись (по другим вариантам – дневник) убитого казачьего офицера и использовал его. У нас, в Ростове-на-Дону, говорили настолько уверенно, что и я, 12-летним мальчиком, отчетливо запомнил эти разговоры взрослых".
Возможно ли такое, чтобы молодой неопытный писатель воспользовался плодами труда опытного, более того – гениального, и никто бы не оказался посвящен в это деяние, которое, как всякое преступление, никогда не обходится без свидетелей и вещественных доказательств? Кто и когда знал о плагиате, кто был свидетелем, утаил или, наоборот, выступил с разоблачениями такого правонарушения?
Предвидя такие вопросы, Александр Солженицын называет предполагаемого, с его точки зрения, свидетеля. Кто же это?
"Видимо, истинную историю этой книги знал, понимал Александр Серафимович, донской писатель преклонного к тому времени возраста. Но, горячий приверженец Дона, он более всего был заинтересован, чтобы яркому роману о Доне был открыт путь, всякие же выяснения о каком-то "белогвардейском" авторе могли только закрыть печатание".
Разве можно Александра Серафимовича заподозрить в соучастии в преступлении и только на том основании, что он "горячий приверженец Дона"?!
Общеизвестно, какую роль сыграл в жизни Михаила Шолохова этот писатель, начавший путь в русской литературе в конце XIX века. К моменту встречи с молодым земляком ему было 62 года. Считать, что "преклонный возраст" и подразумеваемые старческие недуги могли сыграть какую– то роль в таком криминальном деле как плагиат, когда речь идет о такой личности, как Александр Серафимович, значит совершенно не считаться с реальностью. В шестьдесят лет Александр Серафимович переживал период подъема творческого творчества. Свой самый значительный роман "Железный поток" он издал в 1924 году, незадолго до встречи с автором "Донских рассказов", которыми дебютировал Михаил Шолохов.
– Лично я по-настоящему обязан Серафимовичу, – признавался позднее Михаил Шолохов, – ибо он первый поддержал меня в самом начале моей писательской деятельности, он первый сказал мне слово одобрения, слово признания.
Впервые эта поддержка проявилась в 1925 году, когда в гостинице "Националь", где занимал тогда номер автор "Железного потока", произошла их первая встреча. Александр Серафимович прочел подготовленный к изданию сборник юного автора и написал к нему теплое предисловие, отметив особо яркую образность, сравнив шолоховские рассказы со степным цветком, "живым пятном".
И еще: "Чувство меры в острых моментах, и оттого они пронизывают. Огромное знание того, о чем рассказывает. Тонкий, охватывающий глаз…". На яркую образность и богатство жизненного содержания обратили внимание и первые критики.
Александр Серафимович предвидел большое будущее сочинителя "Донских рассказов". "Все данные за то, что т. Шолохов развертывается в ценного писателя…"
Как видим, многоопытного литератора не удивило, а только порадовало, что его 20-летний собрат обладает не только талантом, что бросалось в глаза при чтении его рассказов, но и "огромным знанием того, о чем рассказывает".
А ведь писал автор "Донских рассказов" именно о том, что хорошо было известно самому Серафимовичу, тесно связанному много лет с Доном, Донским краем.
Серафимович – Александр Серафимович Попов родился в 1863 году в Области Войска Донского. Отец его служил казначеем казачьего полка. Учился будущий писатель на правобережье Дона, в гимназии станицы Усть-Медведицкой. На Дону начал творить. Позднее, с 1902 года живя в Москве, сблизился с Максимом Горьким, Иваном Буниным, Леонидом Андреевым и другими членами литературно-художественного кружка "Среда", названного так потому, что его заседания происходили по средам.
Как видим, Александр Серафимович, родившийся на Дону, был не только "горячим приверженцем Дона". Это ли главное? Он, как всякий настоящий писатель, был приверженцем истины, мастером реалистической прозы. Добившись признания, писатель считал своим долгом помочь начинающим талантливым художникам слова, его дом в Москве постоянно был открыт для молодежи. Поддержал мастер и Михаила Шолохова, когда получил на отзыв первый сборник рассказов. Этот сборник в 1926 году вышел с предисловием А. Серафимовича.
Горячо поддержал он дебютанта и осенью 1927 года, когда тот приехал в Москву с рукописью "Тихого Дона". Михаил Шолохов неоднократно вспоминал о поддержке, оказанной ему А. Серафимовичем в то время, когда он особенно в ней нуждался. В мемуарах об авторе "Железного потока" (см.: Воспоминания современников об А. С. Серафимовиче) рассказывается, с какой любовью относился к "орелику" маститый литератор, первый разглядевший в авторе "Тихого Дона" писателя безмерно талантливого.
Когда весной 1929 года впервые распространилась клевета о плагиате, Александр Серафимович вместе с другими руководителями Российской ассоциации пролетарских писателей опроверг ее публично.
Один из современников А. С. Серафимовича вспоминает, с каким негодованием он отзывался о тех, кто сеял злобные слухи:
"Вот ведь сколько осталось еще у нас гадости от старого мира, – говорил он нам с возмущением, потирая лысину. – И надо же этакое придумать…" (Воспоминания современников об А. С. Серафимовиче, с. 172).
Можно ли на основании того, что заслуженный писатель оказал поддержку молодому (ускорил публикацию первой книги в журнале "Октябрь", отстоял рукопись от редакторских сокращений и исправлений), утверждать, что Александр Серафимович знал какую-то иную "истинную историю этой книги", более того – содействовал Михаилу Шолохову в плагиате?!
В предисловии Александра Солженицына, как в детективе, появляется призрачное загадочное действующее лицо, именуемое каким-то "белогвардейским автором". Кто оно, это лицо? Его фамилия, имя не называются, упоминается только, что автор – "белогвардейский". Александр Солженицын берет слово в кавычки, хочет сказать, что истинный автор романа принадлежит к лагерю, который сражался с советской властью, к тем, кто в стане Белой армии противостоял Красной Армии, по терминологии той эпохи – красным.
Но если бы это было именно так, как воображается публикатору, то разве стал бы пролетарский писатель, коммунист с 1918 года, Александр Серафимович входить в сговор с недавним врагом, белогвардейцем?
Нет никаких оснований видеть в честном русском писателе соучастника преступления.
Публикатор "Стремени" приводит полностью текст опровержения, которое появилось в советской печати, в "Правде", весной 1929 года. Тогда руководство Российской ассоциации пролетарских писателей, в которое входил Александр Серафимович, разослало письмо в газеты, где циркулировавшие тогда слухи классифицировались как клевета.
"В связи с тем заслуженным успехом, который получил роман пролетарского писателя Шолохова "Тихий Дон", врагами пролетарской диктатуры распространяется злобная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи, что материалы об этом имеются якобы в ЦКВКП(б) или в прокуратуре (называются также редакции газет и журналов).
Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в опровержении. Всякий, даже не искушенный в литературе читатель, знающий изданные ранее произведения Шолохова, может без труда заметить общие для тех его ранних произведений и для "Тихого Дона" стилистические особенности, манеру письма, подход к изображению людей.
Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над "Тихим Доном", материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей (подчеркнуто мной. – Л.К.).
Никаких материалов, порочащих работу т. Шолохова, нет и не может быть в указанных выше учреждениях, не может быть и ни в каких других учреждениях, потому что материалов таких не существует в природе.
Однако мы считаем необходимым выступить с настоящим письмом, поскольку сплетни, аналогичные этой, приобретают систематический характер, сопровождая выдвижение почти каждого нового талантливого пролетарского писателя…"
Авторы письма обращались с просьбой к читателям помочь им в выявлении "конкретных носителей зла" для привлечения к судебной ответственности.
Распространяя домыслы, били не только в автора романа. Целились и по Александру Серафимовичу, по тому, кто благословил молодой талант, кто писал предисловия к его книгам, открыв зеленый свет в литературу. Недругов тогда у Серафимовича было хоть отбавляй: еще здравствовали многие бывшие члены "Среды", исключившие после революции писателя из кружка за его политические убеждения, активную поддержку новой власти.
Те, кто подписал письмо, знали несколько лет Михаила Шолохова как члена писательской организации, Александр Серафимович читал "Тихий Дон" в рукописи, Александр Фадеев видел черновики романа. Этому есть доказательство в найденных мною рукописях романа…