* * *
Рукопись третьей части "Тихого Дона" сохранилась, к счастью, вся, как первой и второй. Вместе с ними она образовала книгу романа, первый том. Создавалась летом 1927 года.
Снова мы на мелеховском дворе: "В марте 1914 года в ростепельный веселый день пришла Наталья к свекру. Пантелей Прокофьевич заплетал пушистым сизым хворостом разломанный бугаем плетень. С крыш капало, серебрились сосульки, дегтярными полосами чернели на карнизе следы стекавшей куда-то воды. Ласковым телком притулялось к оттаявшему бугру рыжее, потеплевшее солнце, и земля набухала, на меловых мысах, залысинами стекавших с обдонского бугра, малахитом зеленела ранняя трава. Наталья, изменившаяся и худая, подошла сзади к свекру и наклонила изуродованную покривленную шею.
– Здорово живете, батя".
Переписываю первые абзацы рукописи и сличаю их с печатным текстом. Легко заметить, что они тождественны, слово в слово. Единственное отличие: слитый в рукописи первый абзац разделен на три части, три абзаца.
В последующих абзацах первой страницы есть небольшие изменения: в рукописи слово "курень" приводится во множественном числе: "…Ну, пойдем в курени…", "Пошли в курени…". В печатном тексте – это слово в единственном числе, местоимение "чего" пишет Шолохов так, как говорит Пантелей Прокофьевич – "чево"…
В рукописи: "Ильинична, обнимая Наталью, уронила чистую цепку слез…".
В тексте: "Ильинична, обнимая Наталью, уронила частую цепку слез…" (Подчеркнуто мною. – Л.К.).
Рукопись черновика дает основание сделать вывод: второго варианта третьей части автор не создавал, это же подтверждает ее беловик, также целиком сохранившийся.
Первые две страницы написаны черными чернилами, с третьей – перешел автор на фиолетовые. Правил красными… Как прежде, на полях встречаются пометки синим и красным карандашами.
Со второй страницы предстает разноцветный букет шолоховской правки. На ней, в частности, описывается, как Наталья, вопреки воле отца, ушла жить к Мелеховым, Здесь на полях красным карандашом сделана пометка: "Самоуб. отдалило ее". Эту мысль Шолохов развил, вписав между ранее написанных строк: "Попытка на самоубийство отдалила ее от родных".
На полях этой же страницы синим карандашом крупными буквами начертано: "Атарщики. Стан. Жеребцы". К чему относятся первые два слова? Третье – "жеребцы", по-видимому, касается письма Пантелея Прокофьевича сыну Григорию, где сообщается, что старая кобыла "починает" и "покрыл ее с станишной конюшни жеребец по кличке Донец". При правке кличка лошади Донец изменена на Дон. После сообщения Пантелея Прокофьевича: "Мы все живы и здоровы" – мелкими буковками автор добавил: "а дите у Дарьи померло, о чем сообщаем".
Знакомясь с черновиком третьей части, вскоре убеждаешься, что, в отличие от предыдущих черновиков, в нем на полях гораздо меньше шолоховских пометок, редакторских указаний самому себе. В этом черновике также нет ничьих других автографов – править, редактировать рукопись Шолохов никому не доверял. Кроме процитированных слов "Атарщики. Стан. Жеребцы", на полях рукописи Х главы попадается фраза: "Арестовывают борщ". О ней мы расскажем впереди.
В рукописи встречаются мелкие исправления: сокращение отдельных слов, изменение их порядка, замена одного слова другим и т. д. – обычное писательское дело. Однако правка вся такая, что, завершив ее, автор мог считать свое произведение законченным: чтобы передать его в издательство, требовалось только текст переписать набело, что и было сделано Шолоховым и его помощниками. Впрочем, и машинистка могла бы его легко разобрать, поскольку почерк, как уже говорилось, у Шолохова каллиграфический, правка же незначительна и разборчива.
Что счел нужным сделать Шолохов, так это проставить, начиная со второй страницы, перед абзацами либо большой корректорский знак начала абзаца, либо вместо этого знака – "Абз". Дело в том, что в начале каждого абзаца Шолохов не делал в первой строке отступ шириной в несколько букв – он поступал по-иному, как теперь не принято. Заканчивая абзац, после последнего слова оставлял пробел, начиная следующий абзац с новой строки. Но когда конец абзаца завершался у края листа, то в этом случае заметить, где начинается новый абзац, становилось затруднительно.
Дат в рукописи третьей части Шолохов по установившемуся правилу не ставит.
Когда писалась эта часть? Судя по всему, Михаил Шолохов сочинял ее следом за первой и второй на столь же высокой скорости, завершив всю часть, а с ней вместе и первый том в конце лета 1927 года. Это позволило осенью быть в Москве с "Тихим Доном".
* * *
В печатных текстах романа изредка встречаются авторские примечания, объясняющие некоторые малопонятные слова: ктитор – церковный староста, гас – керосин, двухвершковый конь – конь ростом в два аршина, и так далее. Есть такие примечания и в третьей части. Но в рукописи вижу примечания Михаила Шолохова, которые теперь не публикуются. А жаль. Так, на третьей странице рукописи, описывая базарную площадь и экзотических для Дона верблюдов, которые "пенно перетирали бурьянную жвачку, отдыхая от постоянной работы на чигире", Шолохов над словом "чигирь" ставит значок*, а внизу страницы поясняет: "чигирь – поливалка". На следующей странице рукописи толкуется другое местное слово: "Гамазин – длинный амбар для ссыпки общественного хлеба". При этом автор не только поясняет слово, но и ставит в нем ударение – на второй букве "а".
В издаваемых текстах "Тихого Дона" этих пояснений нет. Здесь хотелось бы заметить, что роман выходит с 1928 года, за шестьдесят лет вышел в свет на множестве языков, на русском счет изданий измеряется трехзначными цифрами. По популярности роману нет равных. И вот такой, один из самих читаемых в мире роман выходит на русском языке без редакционных примечаний, необходимых комментариев, хотя почти на каждой странице встречаются слова, требующие пояснения, вроде упомянутых "чигиря" и "гамазина". В чем здесь причина? По-видимому, издательства, выпуская "Тихий Дон", не обременяют себя дополнительными трудностями, полагая, что читатель и так примет роман, не обращая внимания на неясные слова из лексикона донских казаков.
Настало время издать "Тихий Дон" так, как он того давно заслуживает: необходим словарь, толкующий все труднодоступные для современного читателя слова и понятия.
Теперь о нумерации страниц и глав. В отличие от первых двух, страницы третьей части нумеровались только раз. Главы, однако, меняли нумерацию. В черновике местоположение их не менялось, в рукописи они находятся в той последовательности, в какой были написаны, за исключением одной – "Вставной главы": о ней впереди. Положение в рукописи некоторых глав существенно отличается от того, какое они позднее заняли в беловике, а затем и в публикациях.
Видно по всему: материал переполнял автора, он писал, не обращая внимания на необходимость делить текст на главы, нумеровать их. Этим ему приходилось заниматься порой после того, как рукопись была сочинена вчерне, при обработке. Вот тогда автор и произвел перепланировку: одни главы при этом сдвигались ближе к началу романа, другие, наоборот, перемещались к концу.
Посмотрим местоположение каждой из глав.
Первую Шолохов начинает с событий, происходивших на дворе у Мелеховых, а завершает описанием обыска и ареста Штокмана, повествование распадается по месту действия на две части, поэтому Шолохов намеревался разделить его на две главы. Знак "2 гл." видим на полях перед замечательным пейзажем: "Караулил людей луговой скоротечный покос, доцветало за Доном разнотравье…". За этой картиной в число действующих лиц – косарей, грабельников, баб – неожиданно врываются становой пристав со следователем, приехавшие за Штокманом. Возникает догадка – не к становому приставу ли относится уже упоминавшаяся шолоховская пометка на полях "… Стан."?
Проставленный было на полях знак "2 гл." автор зачеркивает.
Естественно, что последующие главы II, III, IV и V также в связи с этим перенумерованы.
Глава VI появилась на своем месте не сразу, написана она позднее первоначальной, была 9, 10. Изменил при переработке автор и композицию внутри этой главы. Перенес с начала в конец два последних абзаца, начинающихся со слов: "Увозили казаки под нательными рубахами списанные молитвы…". Поэтому пришлось этот текст переписывать дважды, причем второй раз на полях, в конце главы.
В отличие от всех других, VII глава не меняла ни положения, ни нумераций. Но первоначально была намного короче, завершалась перед словами: "Сотни разбились по окрестным помещичьим усадьбам". Над ними автор поставил знак: "Гл. 8". Но потом его убрал.
В VIII главе (прежде 9) описывается подробно яростный рукопашный бой, где отличились реальный казак Крючков (заколов пикой неприятеля) и герой романа Степан Астахов. В эту главу первоначально входили также эпизоды краткой IX главы, тематически родственные, где рассказывается о "подвиге казака Крючкова", каким его изображала официальная пропаганда в годы Первой мировой войны, представляя казака в образе национального героя.
Сохранился в рукописи ненумерованный лист из VIII главы. На нем бой казаков с драгунами переписан Шолоховым набело. Сравнивая его с черновиком, видишь, какую большую работу произвел Шолохов, создавая замечательную картину боя кавалеристов, относящуюся к вершинам батальной беллетристики.
Так, в черновике нет эпизода, появившегося в беловике, где показывается, как драгун пытался палашом поразить казака Иванкова. Переживаниям этого казака Михаил Шолохов придавал большое значение и, шлифуя текст, описал детально психологическое состояние Иванкова, потерявшего только после окончания схватки сознание, из его окаменевшей руки с трудом вынули шашку. В черновике после слов "Мейн муттер!" (в публикациях "Мейн готт!") следует:
"В стороне восемь человек драгун огарновали Крючкова".
В публикуемых текстах "огарновали" заменено на обычное – окружили.
По-видимому, Михаил Шолохов испытывал сомнения, создавая главу о бое казака Крючкова, понимал, что редакторы, склонные в те годы к вульгарной социологии, могут воспрепятствовать публикации, приписать ему "любование казачеством" и т. д. При переработке автор было решил вообще не давать главу о Крючкове и на полях написал: "Не печатать". Но, как видим, это решение отменил. Видно из этого распоряжения и то, что черновик передавался для перепечатки машинистке.
Х глава нумеровалась 11. На ее полях встречается странная на первый взгляд, уже упоминавшаяся надпись: "Арестовывают борщ". Ни о каком борще, и тем более его "аресте", в главах третьей части "Тихого Дона" нет упоминания. Я было подумал, что вряд ли удастся расшифровать значение этой шолоховской надписи. Но потом вспомнил, что есть в "Тихом Доне", но только в IV главе четвертой части сцена, подобная той, что послужила причиной восстания матросов на броненосце "Потемкин". Однажды казакам принесли щи с протухшим мясом.
"Зараз арестуем щи и – к сотенному", – предлагает Михаил Кошевой товарищам, когда их глазам предстало мясо с червями. Таким образом, сочиняя Х главу третьей части, Михаил Шолохов в то же самое время задумал эпизод, условно им названный "Арестовывают борщ". Не исключено, что и написан он был тогда же, став очередной заготовкой автора.
За Х главой первоначально шла глава, где на авансцену выходил Листницкий: "В первых числах августа сотник Евгений Листницкий решил перевестись из лейб-гвардии Атаманского полка в какой-нибудь казачий армейский полк" (ее прежний номер – 12). Но в композиции "Тихого Дона" Михаил Шолохов совершил важное изменение. Вслед за Х главой он поместил "Вставную главу", сочиненную в форме дневника молодого казачьего офицера, бывшего студента Московского университета. В ней 14 страниц и своя нумерация. Это одна из шолоховских заготовок, о которых он вспоминал позднее, рассказывая об истории создания "Тихого Дона".
Именно эта глава, где подробно описывается довоенная Москва, хорошо известная Михаилу Шолохову, жившему в то самое время в городе, дала столь необоснованный повод анонимным клеветникам заподозрить писателя в плагиате, обвинять его в том, что он переписал якобы роман с рукописи некоего белого казачьего офицера. Хотя на самом деле, как мы видим, ничего подобного никогда не было и не могло быть, когда речь идет о таком писателе как Михаил Шолохов. Романист использовал давний, можно сказать, испытанный классический прием – повествование в форме дневника.
В отличие от черновика, в основном написанного черными чернилами, строки "дневника" – фиолетовые. Как мы знаем, фиолетовыми чернилами написан второй вариант первой части "Тихого Дона". Не исключено, что тогда же создавался загодя и "дневник".
"Работая над первой частью, я заглядывал во вторую, отчасти в третью", – вспоминал Шолохов…
Это и есть тот самый случай "заглядывания" вперед на несколько частей.
В рукописи XI глава начинается теми же словами, что и в книге: "Небольшая в сафьяновом, цвета под дуб, переплете записная книжка"… Весь "дневник" написан на одном дыхании и практически без последующих поправок вошел в текст романа. Есть только одно существенное различие – оно в конце этой главы. В тексте изданий "Тихого Дона" "дневник" офицера заканчивается записью, датированной 5 сентября. "Сутки кормили лошадей на коновязях, а сейчас опять туда. Физически я разбит. Трубач играет седловку. Вот в кого в данный момент я с наслаждением выстрелил бы!.."
На этом "дневник" обрывается.
В рукописи романа далее читаем: "Шли в лоб ранен издыхаю книжка попадет русскому отошлите по адресу Семипалатинск Почтовая 78 Василию Гор…".
Последние слова в "дневнике" Михаил Шолохов писал, нарушая правила орфографии и пунктуации, запись эта делалась из последних сил человеком, теряющим сознание. На полях автор обратил внимание, по-видимому, машинистки: "Знаков препинания не надо". И пририсовал стрелку, нацеленную на текст без знаков препинания.
Синим карандашом, тем самым, которым окончательно нумеровалась рукопись, Михаил Шолохов решительно зачеркнул последние строчки "дневника", и теперь предоставляется дотошному краеведу из Семипалатинска установить, почему Михаил Александрович указал именно этот город и улицу Почтовую… Думаю, что сделал он это не случайно.
Не сразу нашлось место для XII главы, где описываются взаимоотношения Мелехова и казака Чубатого, склонного к садизму, про которого Григорием сказано, что у него "волчиное сердце, а может, и никакого нету". Она была 16. Первые страницы главы в рукописи перечеркнуты по всему полю крест-накрест с начальной строчки и до слов: "У тебя сердце жидкое. А баклановский удар знаешь? Гляди!". Но в текст романа эти перечеркнутые страницы вошли.
XIII глава первоначально нумеровалась 17. И в ней вся картина атаки, во время которой Григорий Мелехов был ранен и вышиблен из седла, также перечеркнута рукой Шолохова.
XIV глава вначале располагалась перед "дневником" и поэтому была по счету 12, XV и XVI соответственно нумеровались 13 и 14.
XVI глава возвращает читателей на хутор Татарский. При переработке, хотя эта глава невелика, Михаил Шолохов разделил ее на три части, выделил XVII и XVIII главы. После этой операции 15 глава, описывающая посещение Натальей Ягодного, где жила Аксинья, стала XIX.
Последние главы XX-XXIII первоначально имели номера 19–22, а поменяли они их, прибавили по единице, после того, как появилась в романе "Вставная глава", знаменитый "дневник".
К концу третьей части, судя по всему, автор устал. Заключительные главы написаны с помарками, да и бумага попалась плохая, черные чернила расплывались пятнами. Пришлось некоторые абзацы переписывать на отдельных листах и наклеивать сверху "грязных" мест. Так что текстологам представится возможность разобрать и эти заклеенные страницы, которые переписчикам и машинистке были явно не под силу. Такая клейка, например, есть на 94 странице рукописи. На ленточке бумаги пять строк, начинающихся со слов: "Иди, служивый. Тоже едрена-матера…".
На 124 странице рукописи Михаил Шолохов пишет, как это делал прежде, ставя точку в последней главе:
"Конец третьей части".
Кроме черновика, сохранился не полностью беловик. Он включает в себя весь текст VII, VIII и IX глав, а также начало VI главы. Этот беловик переписывался частично Михаилом Шолоховым, частично помощником, который каждую свою страницу подписывал прописной буквой Н. У него своя нумерация с 1 по 22 страницы.
Как сообщила Мария Михайловна, дочь Шолохова, Н. это, по всей видимости, Нина Петровна Громославская, сестра Марии Петровны Громославской, жены Шолохова.
Рукой автора переписана вся VII глава, с 1 по 10 страницы, начиная со слов: "Обычно из верховских станиц…". Его же – начало главы VIII до диалога Митьки Коршунова и Астахова:
"– Это ты, Астахов? – окликнул он.
– Я. А Крючков с ребятами где?
– Там, в халупе".
Далее текст старательно переписывался Н. Ее знак встречается на страницах 11–22, то есть на двенадцати страницах. На последний лист попал текст, начинающийся словами: "Казаки-второочередники с хутора Татарского и окрестных хуторов на второй день после выступления из дому ночевали на хуторе". Это известное начало VI главы. Каким образом попало оно сюда? Объяснение есть – ведь эта глава первоначально шла за текстом IX главы.
Завершается беловик VI главы так: "Дед сурово наставил глаза, ответил всем сразу".