* * *
Парламент под руководством короля Ричарда проделал колоссальную работу. Это был если не прорыв в правовом строительстве, то по крайней мере большой шаг вперед. Но проблемы страны далеко не исчерпывались делами, которые были решены лордами и общинами. Осенний мятеж показал ненадежность южного дворянства, и для надлежащего управления королевством Ричарду требовались на местах люди проверенные и решительные. Единственным "кадровым резервом", которым он располагал, был все тот же Север. Политические изъяны этого шага были очевидны не только для современников, но и для самого короля, однако другого выхода он найти не мог. Приток северян на юг усилился, и тем самым Ричард выступил против традиционных "общин графств", состоявших из местных дворянских фамилий, связанных между собой кровными узами, браками и общими интересами - пусть и не в такой степени, как на севере страны. Кроме того, в задачи пришлых слуг короля отнюдь не входила быстрая и спокойная ассимиляция. Напротив, им предписывалось играть доминирующую роль, на что недвусмысленно указывал сам Ричард в письме жителям города Тонбридж, назначая туда своим лейтенантом сэра Мармадьюка Констебла.
После принятого парламентом акта об аттинктуре король получил возможность раздавать конфискованные у мятежников земли, из которых северяне получили значительную часть. Сэру Томасу Молевереру были пожалованы замок и поместье Плимптон в Девоне, сэру Томасу Эверингему - замок и город Барнстапл, замок и манор Торрингтон в Северном Девоне, четыре манора в Сомерсете, маноры в Оксфордшире и Беркшире. Ральф Невилл, граф Уэстморлендский, получил земли сэра Джайлса Добни в Сомерсете. Джон, лорд Скруп Болтонский, стал владельцем Бови-Трейси в Девоне, Мартока в Сомерсете и двух маноров в Корнуолле. Томасу, лорду Стэнли, достался манор Уэст-Лидфорд в Сомерсете, сэру Ричарду Рэтклиффу - земли Кортнеев в Девоне, приносившие годовой доход в тысячу марок. Маноры в графствах Уилтшир, Дорсет и Сомерсет были пожалованы Ричарду, лорду Фиц-Хью, Джону, лорду Зушу, сэру Джону Сэвиллу, сэру Томасу Маркенфилду, Эдуарду Рэтклиффу (брату сэра Ричарда), Эдуарду Редмену, Джону Масгрейву и Джону Несфелду.
Король Ричард был тем более вынужден расставлять на местах своих людей, что он продолжал думать о войне с Шотландией, несмотря на то, что оттуда постоянно прибывали миротворческие миссии: последняя приезжала в ноябре, очередная ожидалась в марте. Однако шотландские послы не получали содержательного ответа на свои инициативы: Ричард понимал, что для ведения успешной дипломатической игры с континентальными властителями ему нужно надежно защитить тыл, и в данном случае лучшей защитой он считал нападение в полном соответствии со своими личными воинственными наклонностями и давним враждебным отношением к соседнему королевству. Ему необходимо было выстроить систему военного набора на землях южнее Лондона, ибо он не хотел и далее взваливать все тяготы войны исключительно на плечи северян.
Намерения Ричарда III возглавить новый поход на Шотландию были весьма серьезными. 18 февраля 1484 года он писал сэру Джону Мордаунту и Уильяму Солсбери:
"Верным и возлюбленным горячий привет. По совету лордов духовных и светских нашего королевства, недавно собиравшихся в нашем Вестминстерском дворце, мы с Божьей милостью приняли твердое решение лично вести королевское войско на земли наших врагов и противников шотландцев в начале грядущего лета, чтобы покорить их и причинить им все возможное беспокойство как на море, так и на суше. Тем самым мы защитим от тревог как наше королевство (чего мы и стремимся достичь), так и честь нашу и кровь нашу, и верных вассалов, населяющих нашу землю и наследующих в нашей земле. Мы, имея твердую и совершенную уверенность в вашей доброй воле, содействии и поддержке этого нашего великого похода, а также зная, насколько полезно и необходимо будет для нас ваше участие в нем, желаем и просим вас непременно и несмотря ни на что по получении этого письма прибыть лично на нашу службу в указанном походе с должным сопровождением и оснащением для войны, сообразным вашему рангу. С наступлением первого дня мая вы должны быть готовы и без задержки выступить с нами в указанный поход с сопровождением, указанным выше. Окажите доверие подателям сего и сообщите нам через них ваши намерения и соображения, а также какую помощь мы должны ожидать от вас, ибо мы весьма доверяем вам.
Скреплено нашей печатью в Лондонском Тауэре, в 18-й день февраля.
И поскольку мы с Божьей помощью предполагаем выступить в поход в указанный день 1 мая, то для нашего спокойствия будьте в нашем городе Ньюкасл уже в последний день текущего месяца".
Готовясь к войне, Ричард позаботился первым делом о восстановлении курьерской эстафеты, которую король Эдуард наладил во время шотландской кампании 1482 года. Благодаря ей сообщение в день могло преодолеть расстояние в 150 километров, что для того времени было потрясающим достижением.
Покойный король не был склонен уделять серьезное внимание новым видам военной техники, хотя порох использовался уже более века, в том числе и во Франции, где Карл VII и Людовик XI создали мощный артиллерийский корпус. Орудия были крайне ненадежными, и часто солдаты считали собственное оружие более опасным для себя, чем для врага. Что говорить, если Джеймс II, король Шотландии, погиб из-за разрыва пушки! Впрочем, Эдуард IV использовал орудия в боях и накопил некоторое их количество в Лондонском Тауэре. Ричард в данном случае больше доверял опыту Уорика, который весьма серьезно относился к возможностям пороха: во Второй битве при Сент-Олбенсе в 1461 году он экспериментировал с фламандскими стрелками, вооруженными ручными бомбардами, а при осаде ланкастрианских замков в 1462–1463 годах эффективно использовал пушки. За годы, проведенные при дворе графа Уорикского, Ричард проникся уважением к этому оружию, хотя все же считал артиллерию вторичным родом войск по сравнению со знаменитыми английскими лучниками.
В течение первых месяцев 1484 года Ричард заложил основу обширного артиллерийского арсенала в Тауэре. Роджер Байкли получил приказ нанять плотников, каретников и других мастеров, чьи умения были необходимы для изготовления пушек и прочих необходимых для артиллерии вещей. На службу был взят канонир Уильям Нел, которому полагалась пожизненная рента - шесть пенсов в день. В его задачи входило обустройство орудиями Тауэра и других крепостей. Ричард нанял трех опытных фламандских мастеров: Патрик де ла Мот был назначен главным пушкарем, а Теобальд Ферроунт и Гланд Пиро - канонирами. За 24 фунта король приобрел два десятка новых пушек и две серпантины.
Перед Ричардом встала необходимость решить одновременно несколько задач, связанных с морем: нейтрализовать бретонский флот и французских корсаров, а также принять меры против английских пиратов, которые осложняли его отношения с дружественными державами. Энергичная морская кампания, которую он провел против Бретани зимой, уже принесла свои плоды. Чтобы закрепить успех, в начале весны в море вышел флот под командованием Джона, лорда Скрупа Болтонского, который действовал весьма решительно. В конце апреля герцог Франсуа отвел свои потрепанные корабли в порты и пообещал в течение года соблюдать перемирие и торговое соглашение, заключенные еще с королем Эдуардом IV.
Флибустьеры из Восточной Англии, Девона и Корнуолла не только грабили бретонские и французские суда, но и нападали на торговые корабли Испании и Бургундии, хотя своих соотечественников обычно не трогали. Ричард получал множество исков о возмещении ущерба от бургундских и испанских торговцев к людям из Фоуи и Плимута. Для пресечения бесчинств корсаров он направил своих доверенных слуг в портовые города, чтобы расследовать все случаи пиратства и привлечь виновных к ответственности. Ричард расширил полномочия Адмиралтейства. Он потребовал от владельцев и капитанов судов залога в качестве гарантии того, что они никогда не нападут на корабль дружественной державы. Городские магистраты, позволившие судам покинуть порт без внесения залога, должны были нести персональную ответственность за все убытки, которые те могли причинить. Ричард вел сложные переговоры с Бургундией об урегулировании прошлых претензий, добился примирения с испанскими торговцами, предоставив им таможенные льготы. Эти меры в течение года восстановили доверие купцов и ограничили пиратство.
* * *
Перед далекой и опасной экспедицией Ричард решил покончить с добровольным заточением в Вестминстерском аббатстве вдовствующей королевы. Мало того что ее затянувшееся пребывание в святилище ставило короля в неловкое положение перед иностранными монархами - оно давало превосходный повод для всякого рода мятежников и заговорщиков.
Отношения Ричарда с Элизабет Вудвилл были всегда далеки от идеальных, но после смерти ее мужа они еще больше обострились. Сначала вдова открыто выступила против его попыток взять власть в свои руки и проиграла. Затем Ричард лишил ее детей трона и объявил их незаконнорожденными, а спустя недолгое время они погибли. Парламент отобрал у Элизабет имущество за то, что вместе со своими родственниками она вступила в заговор против протектора, а ее брат Энтони и один из сыновей были казнены. Вдовствующая королева обещала руку дочери объявленному изменником Генри Тюдору, ее сын и братья скрывались от королевского правосудия в Бретани.
После всего этого договориться с Элизабет миром было нелегко, но тем не менее Ричард надеялся на ее здравый ум, в котором никто никогда не отказывал вдовствующей королеве. Он не стал подкупать ее чрезмерно щедрыми обещаниями, но первым делом постарался обелить себя там, где он был невиновен. Элизабет понимала, что непосредственно король не причастен к убийству принцев в Тауэре, и подозревала, кто был истинным вдохновителем этого злодеяния, ибо точные сведения о гибели ее детей поступили от герцога Бакингемского. Остальные же ее родственники, в общем, пострадали за дело, хотя к ним не всегда применялись законные меры. 1 марта 1484 года Ричард торжественно принес клятву:
"Я, Ричард, божьей милостью король Англии и Франции, лорд Ирландии в присутствии лордов духовных и светских, мэра и олдерменов моего города Лондона, обещаю и клянусь verbo regio, возложив руку на это святое Евангелие, что если дочери дамы Элизабет Грей, называвшей себя в прошлом королевой Англии, а именно Элизабет, Сесил, Энн, Кэтрин и Бриджит выйдут ко мне из святилища Вестминстера и будут мною направляться, управляться и опекаться, то я прослежу, чтобы их жизни ничего не угрожало, чтобы никто не причинил вреда никому из них, ни их телу, ни их персоне путем насилия или бесчестья против их воли. Ни они, ни кто-либо из их окружения не будет заключен в Лондонский Тауэр или другую тюрьму. Я помещу их в почтенные места с добрым именем и репутацией, где с ними будут честно и обходительно обращаться, где они будут иметь все требуемое и необходимое для содержания и обеспечения, достойного моих родственниц. Я выдам их замуж за человека благородного происхождения и каждой из них выделю землю и имущество с ежегодным доходом 200 марок в пожизненное владение. И за каждым таким джентльменом, женившимся на них, я буду строго следить - чтобы они любили их и обращались с ними как с женами и моими родственницами во избежание моей немилости.
Сверх того, с этого момента я буду ежегодно платить сам, или обеспечу такие платежи на содержание указанной дамы Элизабет Грей на время ее земной жизни, которые будут производиться четыре раза в год, а именно на Пасху, в середине лета, на день святого Михаила и на Рождество. Джону Несфелду, одному из эсквайров моей личной охраны, который будет находиться при ней, на его содержание [будет выплачиваться] 700 марок в полновесной английской монете равными долями. И кроме того, я обещаю, что если по их поводу мне будет высказано какое-либо подозрение или сделан на них донос, я не дам сему ни веры, ни доверия, и следовательно, не подвергну их никакому наказанию, прежде чем они или любая из них таким образом обвиненная не получат возможности законно защитить себя и оправдаться".
Элизабет Вудвилл после долгих колебаний и уговоров сочла для себя возможным поверить Ричарду, в чем ей после никогда не пришлось раскаиваться, ибо король добросовестно исполнил все свои клятвы. Спустя некоторое время доверие Элизабет к королю укрепилось настолько, что они смогла убедить своего сына маркиза Дорсетского оставить Генри Тюдора и вернуться в Англию, где ему было обещано благосклонное отношение Ричарда III. И действительно, маркиз как-то ночью в одиночку попытался бежать, однако его догнали эмиссары возмущенного Тюдора во главе с Хамфри Чейни и где уговорами, где силой принудили вернуться.
* * *
Английские священнослужители, приурочившие к сессии парламента свою конвокацию, по итогам дебатов и обсуждений направили обращение к королю, выдержанное в самых уважительных тонах. В нем содержалась просьба о защите их древних и законных привилегий. В те времена духовенство управлялось согласно собственным законам и формально не подчинялось светской власти. Так, налоги на церковные владения и имущество устанавливались самими священнослужителями на конвокациях. Светский суд не имел права привлечь к ответственности духовное лицо, а уж тем более наложить на него арест - это была исключительная прерогатива епископского суда. Однако же на практике представители светской власти частенько нарушали права священнослужителей. Нередки были случаи, когда бейлифы с вооруженными помощниками врывались в церковь даже во время мессы, хватали священника и заставляли предстать перед светскими судьями, которые выносили свой приговор. Ричард III охотно подтвердил свободы и привилегии церкви, как это сделал в свое время его брат Эдуард IV, ибо он нуждался в поддержке духовенства. Но король не преминул напомнить епископам, что кроме прав у них есть и обязанности. Королевская власть готова защищать священнослужителей, а те в свою очередь должны озаботиться поддержанием порядка и общественной морали:
"Заверяем вас, что помимо прочих светских дел и забот наше главное намерение и горячее желание - видеть, как добродетель и праведная жизнь прогрессирует, растет и множится, а пороки и все другое, противное добродетели, вызывающее сильное возмущение и гнев Господа, обуздывается и уничтожается. Поддержка и исполнение сего в полной мере лицами высокого ранга, происхождения и достоинства побудит не только людей более низкого положения брать с них пример и следовать ему, но и Господа в великой и бесконечной благости Его склониться благодушно и милостиво к нашим просьбам и молитвам.
Доподлинно известно, что под любой юрисдикцией, в том числе и в области вашего пастырского попечения, есть многие как среди духовенства, так и мирян - кто сбился с истинного пути добродетели и праведной жизни, кто являет собой пагубный пример для других и вызывает омерзение у добрых людей.
Поэтому мы просим, именем Господа душевно заклинаем и требуем от вас, чтобы согласно принятому вами обету вы отделяли в пределах вашей юрисдикции таковых лиц от добродетельных и способствовали наказанию преступления и пороков, которые должны быть искоренены, обузданы и наказаны соответствующим образом за дурные дела, чтобы не щадили их из любви, покровительства, страха или приязни, будь преступники духовными лицами или мирянами. Можете быть уверены, что мы окажем вам нашу поддержку, помощь и содействие, если того потребует дело, и сурово накажем этих отвратительных нарушителей, если таковые отыщутся.
Если вы будете усердно делать и исполнять это, вы совершите угодное Господу дело. Мы же передадим таковых духовных особ на ваше пастырское попечение, чтобы они были судимы и наказаны за свои преступления в соответствии с установлениями и законами Святой церкви. И если по поводу исполнения ваших обязанностей к нам поступит какая-либо претензия или предложение, мы передадим ее рассмотрение на суд нашего кузена архиепископа Кентерберийского, кардинала. Таким образом, исполняя все вышесказанное, вы заслужите себе большую честь, а нам доставите особое удовлетворение".
В обществе невежественном и часто жестоком церковь, по мнению Ричарда, была единственной силой, способной защищать нравственность. Тот факт, что и в ее ряды проникли элементы разложения, крайне расстраивал короля, придававшего морали в средневековом ее понимании громадное значение. Во всех своих прокламациях, приказах и публичных выступлениях он обязательно посвящал значительное место моральным вопросам. Ричард III был глубоко религиозным человеком и считал преступления против общественной нравственности такими же недопустимыми, как и против королевского закона. Заботу о добродетельности своих подданных Ричард выказал в письме Леонарду де Прато, рыцарю-иоанниту, комиссару ордена в Англии и Ирландии: