"Узнали мы, о прославленный рыцарь, от великого магистра и капитула Родоса, что заботы и попечительство о религиозных домах ордена Святого Иоанна Иерусалимского, находящихся под нашим правлением и в пределах нашего королевства Англии и лордства Ирландии, вверены Вам по причине Вашей испытанной и исключительной верности, преданности и честности. Итак, поскольку Вы собираетесь прибыть сюда и принять бремя, возложенное на Ваши плечи, Вы просите нас, чтобы Вам были дарованы и предоставлены свободный доступ и свободный выезд из наших владений, равно как и свобода исполнять свои обязанности. В связи с этим мы, считая Вашу просьбу справедливой и обоснованной и руководствуясь как нашим религиозным усердием, рвением и чувством, так и нашей искренней любовью и расположением к Вашему королю нашему брату, даруем Вам разрешение прибыть, а когда Ваша святая цель будет полностью достигнута в соответствии с Вашими полномочиями, право отбыть. Мы просим Вас при исполнении своих обязанностей быть добросовестным и усердным в делах расследований, исправлений и улучшений. Мы молимся, чтобы Ваша забота, продемонстрированная повсюду, обратилась к Вашей чести и внесла вклад в благополучие и процветание общественной нравственности".
Себе в вину он ставил только казнь лорда Хейстингса, которая действительно была совершена противозаконно, хотя и под давлением обстоятельств. Что касается его незаконнорожденных детей, то это никоим образом не противоречило моральным устоям того времени, ибо они появились на свет до его брака. Бастарды были включены в общественную систему XV века на четко определенных правах, незаконнорожденных детей имели не только короли, но и многие магнаты королевства, в частности, Джон, герцог Бедфордский, Хамфри, герцог Глостерский, Джон Холланд, герцог Эксетерский, Уильям Невилл, граф Кентский, и многие другие.
Однако свои отношения с церковью Ричард III не ограничивал одними назиданиями. Он проявлял искреннее внимание к ее нуждам, и в первую очередь к несчастьям, случавшимся с простыми служителями. Узнав, что приор Карлайла с огромным трудом собрал восемь фунтов, чтобы оплатить королевскую лицензию, Ричард приказал вернуть приору деньги. Когда до него дошло известие, что в аббатстве Крейк, что в графстве Норфолк, сгорела церковь, король послал аббату 46 фунтов 13 шиллингов и четыре пенса на ее восстановление.
У него хватало времени и сил следить, чтобы простые люди - хоть священники, хоть миряне - не чувствовали себя ущемленными или обиженными. Он пожаловал ренту в четыре фунта клерку Джону Бентли для покрытия расходов на обучение в Оксфорде. Двум своим менестрелям, Роберту Грину и Джону Хокинсу, чья игра ему очень понравилась, король предоставил ренту в 10 марок каждому. Его верный секретарь Джон Кендалл в течение зимы получил дополнительную ежедневную плату в шесть пенсов и пожизненную ренту в 80 фунтов. Войдя в тяжелое положение кредиторов герцога Бакингемского, безвинно пострадавших после казни последнего, король поручил лорду - верховному судье Англии сэру Уильяму Хасси, Уильяму Кэтсби и нескольким другим уполномоченным выплатить долги герцога из доходов, приносимых конфискованными у Бакингема землями. Он также приказал погасить счета на 27 фунтов, предоставленные Ричардом и Роджером Бейкерами из Брекнока за хлеб и пиво, доставленные ко двору Бакингема и не оплаченные им.
Глава пятая.
СОВЕТ СЕВЕРА
Устроив помолвку своей внебрачной дочери Кэтрин с Уильямом Хербертом, графом Хантингдонским, и пожаловав будущим супругам аннуитет в 400 марок, Ричард покончил со всеми делами, удерживавшими его в Лондоне. В первую неделю марта король с женой покинули столицу и отправились на север. Эту поездку он затеял, чтобы решить две задачи. Первая состояла в том, чтобы превратить Ноттингем в главную военную базу. Ричард считал, что этот город в сердце его владений превосходно подходит на роль центра, откуда сподручнее всего руководить обороной страны. Наступившая весенняя погода могла спровоцировать очередное вторжение в Англию мятежников, затаившихся на континенте. Вторая цель была очевидна для всех и заключалась в подготовке вторжения в Шотландию.
По пути Ричард и Энн остановились в Кембридже - городе ученых, который король любил больше, чем Оксфорд. Там супруги провели несколько счастливых дней в умиротворяющей атмосфере философских рассуждений и диспутов - король с удовольствием погрузился в беседы с теологами. Также в Кембридже Ричард предпринял еще одну попытку наладить отношения с Францией. Он как раз посылал Томаса Лэнгтона, епископа Сент-Дэвидского, в Рим к доктору Джону Шервуду, епископу Даремскому, который представлял Англию в Ватикане. Король дал Лэнгтону дополнительное задание - побывать по пути при французском дворе и склонить французов к перемирию.
Ричард III внес солидные пожертвования университету и особенно Королевскому колледжу, которому он покровительствовал, после чего отправился дальше. 15 марта королевская чета прибыла в Бакден, а спустя несколько дней уже пересекла гряду холмов, окружавшую Ноттингем. Вскоре супруги вступили под своды массивного замка, гордо возвышавшегося над городом. Здесь они задержались надолго - король с головой погрузился в организацию обороны страны. Своими тревогами и заботами он поделился в письме, направленном мэру и горожанам Йорка:
"Верным и возлюбленным наш горячий привет. Дело обстоит так, что злокозненные субъекты, как в городе Лондон, так и в прочих областях нашего королевства, ежедневно пытаются распространять слухи и клевету против нашей персоны, а также против многих лордов и благородных людей нашего королевства, что могло бы смутить простой народ и отвратить его умы от нас, если бы им каким-либо образом удалось исполнить свои вредные намерения и умыслы. Некоторые подбрасывают письма, некоторые передают и измышляют вероломные и гнусные слова и ложь, некоторые ведут бесстыдные и дерзкие речи, из-за чего невинные люди, которым следовало бы жить в покое, мире и верности, в покорности нам, как им положено, вводятся в заблуждение, а их жизни, земли и имущество тем чаще подвергаются опасности, чем чаще они следуют примеру и советам указанных мятежных и злонамеренных лиц, к нашей тревоге и жалости.
Для исправления сего и ради истины все подобные лживые и надуманные измышления должны публично пресекаться.
Недавно мы призвали к себе мэра и олдерменов города Лондон, а также наиболее рассудительных и благоразумных горожан указанного города в большом числе, и в присутствии многих духовных и светских лордов нашего королевства и членов нашего двора мы полностью раскрыли свои истинные намерения и мысли обо всем, что вызывает слухи и клевету, и посему мы не сомневаемся, что все благожелатели успокоились и останутся таковыми. Тогда же мы прямо приказали упомянутому мэру и всем остальным нашим должностным лицам, слугам и верноподданным (где бы они ни находились), чтобы отныне при выявлении какого-либо лица, злословящего нас, любого лорда или благородного человека нашего королевства, они задерживали и арестовывали это лицо и дознавались, от кого он или они слышали то, что потом сами говорили. И таким образом следует идти от одного к другому, пока не будет схвачен и наказан по заслугам автор и сочинитель указанных крамольных слов и речей. А кто обнаружит крамольные письма, вывешенные в любом месте, он должен сорвать их и, не читая и никому другому не показывая, доставить немедленно к нам или к кому-нибудь из лордов или других членов нашего совета.
Каковые поручения и предписания, данные нашими устами городу Лондон, мы доводим этим письмом до вашего сведения и желаем, чтобы вы вывесили его во всех местах, куда простирается ваша власть, и следили за должным исполнением. Это убережет вас от нашего серьезного недовольства и ответа перед нами, грозящего вам большими опасностями".
Какие именно слухи тревожили короля, доподлинно неизвестно, но велика вероятность того, что пересуды повторяли обвинения Ричарда в причастности к убийству принцев в Тауэре, выдвигаемые на континенте и с энтузиазмом переносимые эмиссарами изгнанников. Обеспокоенный тайными планами заговорщиков, Ричард понял, наконец, какую угрозу представляет Генри Тюдор, и взял его под неусыпный надзор, заслав в Бретань своих агентов.
* * *
В середине апреля в Ноттингем прибыл гонец с севера, который принес трагичную весть. Эдуард Миддлхэмский, единственный законный ребенок Ричарда, скончался от болезни. Королевскую чету глубоко ранила смерть наследного принца. "Услышав новость об этом в Ноттингеме, где они тогда пребывали, отец и мать впали в состояние, почти граничащее с безумием по причине их внезапного горя", - сообщил хронист. Удар был тем более страшен, что Энн не могла больше иметь детей. Именно тогда Ричард велел добавить в свой часослов личную молитву, которая наиболее полно отражала его состояние крайней угнетенности: "О Господи, Ты, кто восстановил согласие между родом человеческим и Отцом Небесным… снизойди и установи согласие между мной и врагами моими… Снизойди и успокой, отврати, погаси ненависть, которую они питают ко мне… снизойди, Господи Иисусе Христе, отврати злые помыслы, которые они вынашивают… против меня. Я молю тебя, о великодушный Иисусе Христе… охрани меня, раба Твоего короля Ричарда, и защити меня от всякого зла и от моего злейшего врага, и от всех опасностей в настоящем, прошлом и грядущем, избавь меня от всех невзгод, печалей и страданий, которые преследуют меня, ниспошли мне утешение".
Оставив Ноттингем в конце апреля, король провел первые дни мая в Йорке, откуда он разослал в большинство графств приказы об учреждении рекрутских комиссий. На севере уполномоченными были назначены графы Нортумберлендский и Линкольнский, лорд Скруп Болтонский, йоркширский рыцарь сэр Ричард Рэтклифф и рыцарь королевской личной охраны Джарвис Клифтон. За центральные графства отвечали камергер двора виконт Ловелл, советник Уильям Кэтсби и рыцарь королевской охраны сэр Мармадьюк Констебл, владелец малоизвестной тогда деревни под названием Маркет-Босуорт. В Восточной и Южной Англии набором занимались герцог Норфолкский, его сын граф Саррейский, контролер королевского двора сэр Роберт Перси и хранитель Пяти портов граф Эранделский. На юго-западе уполномоченными были назначены главный прокурор Морган Кидуэлли, лорды Скруп Болтонский и Зуш Мидлендский. В Уэльсе комиссии не учреждались - королевские слуги, такие как сэр Джеймс Тирелл или сэр Ричард Хаддлстон, командовавшие гарнизонами опорных замков и главных городов, должны были выставить отряды из валлийцев. Точно так же не создавались комиссии в Чешире и Ланкашире - там были приведены к присяге Стэнли, обязавшиеся прислать своих людей для поддержки королевского похода.
Из Йорка Ричард направился с королевой в Миддлхэм, чтобы посетить могилу сына. Там к его двору прибыл силезский дворянин Никлас фон Попплау, представивший королю рекомендательные письма от императора. Выслушав пышную речь, произнесенную вновь прибывшим на латыни, король милостиво дотронулся до его руки и приказал камергеру проводить гостя в приготовленные для того апартаменты. На следующее утро Попплау присутствовал на великолепной мессе. Король с женой собрали по всему королевству замечательную труппу менестрелей, а их хормейстер прочесал всю страну в поисках голосов, подходящих по красоте для королевской часовни. Даже во время путешествий ежедневная месса исполнялась так искусно, что восхищала иностранцев, которые ее слышали.
Затем Ричард долго беседовал с Попплау, подробно расспрашивая об императоре и имперских князьях. В конце концов разговор зашел о турках, и Никлас рассказал о победе над язычниками, одержанной королем Венгрии. Ричард, не сдержавшись, воскликнул: "Хотел бы я, чтобы мое королевство граничило с Турцией! Только с одними моими людьми и без помощи других князей я бы отогнал не только турок, но всех моих врагов!"
Пока фон Попплау был гостем в Миддлхэме, он каждый день обедал за королевским столом и получил в дар от Ричарда золотое ожерелье. Силезец пришел в полное восхищение от английского короля. Он описывал его так: "Ричард был на три пальца выше меня, но немного стройнее - не такой плотный и гораздо более худой. У него изящные руки и ноги и великое сердце".
* * *
Дела не давали Ричарду возможности подольше побыть в замке своей юности, и он поспешил сначала на север в Дарем, чтобы проверить, как идет набор отрядов, которые должны были охранять границу. С наступлением теплого сезона шотландцы оживились и начали свои традиционные набеги на приграничные территории. Затем путь короля лежал по побережью Северного моря в Скарборо, где снаряжалась флотилия для шотландской экспедиции. Там Ричард проследил за перевооружением кораблей и набором команд. Затем он переехал в Понтефракт, где принял бретонских послов. Герцог Франсуа страдал от периодических приступов безумия, и Ричард решил, что гораздо проще иметь дело с казначеем герцога Пьером Ландуа, который держал в своих руках бразды правления этой последней еще независимой от Франции провинцией. Действительно, с казначеем оказалось договариваться проще. Правительство Ландуа отказалось от войны на море, а 8 июня был подписан договор о перемирии и полном прекращении военных действий до 25 апреля. В тайном приложении к договору в обмен на тысячу английских лучников для борьбы с Францией Пьер Ландуа согласился заключить Генри Тюдора под стражу. Лучники были завербованы по контракту, их капитаном назначили Джона, лорда Поуисского. Во второй половине июня планировалось провести смотр сил в Саутгемптоне. Однако экспедиция на континент не состоялась, ибо Ландуа не смог выполнить ни одно из тех условий, на которых ему были обещаны лучники.
Из Понтефракта Ричард отправил матери в Беркхэмстедский замок нового слугу, который должен был заменить уилтширского джентльмена Уильяма Колингборна, участвовавшего в осеннем мятеже 1483 года и теперь скрывавшегося от правосудия. Отношения сына и матери не испортились из-за перипетий с оглашением незаконнорожденности ее внуков, они остались теплыми и доверительными. Недаром Ричард жестко пресек все инсинуации по поводу ее измены мужу, которые в то смутное время начали было распространяться по Лондону. В сопроводительном письме король писал:
"Мадам, примите все возможные уверения в моем сердечном к Вам расположении. Смиренно и искренне я ежедневно молю Вас о Вашем благословении для моего благополучия и помощи в моих нуждах. Мадам, я умоляю Вас, чтобы для моего спокойствия Вы писали мне чаще. Здешние новости Вам сообщит податель сего мой слуга Томас Брайан, окажите ему, пожалуйста, Ваше доверие. И, мадам, я прошу Вас быть доброй и милостивой госпожой милорду камергеру, который будет служить Вам в Уилтшире, как ранее Колингборн. Я верю, что он будет Вам хорошим слугой. Если Вас порадует это, сообщите мне с моим посланником, чтобы я также мог за Вас порадоваться. Молю Господа, чтобы Он послал Вам осуществление всех Ваших благородных желаний. Писано в Помфрете в третий день июня собственной рукой Вашего покорного сына".
В середине месяца Ричард вновь был в Йорке, а затем опять в Скарборо. Там он узнал, что французские рейдеры вступили в перестрелку с английскими кораблями, отбившимися от флота, и даже взяли в плен двух его храбрейших капитанов - сэра Томаса Эверингема и Джона Несфелда. Немедленно заплатив за пленных выкуп, Ричард вышел в море со всем флотом, направляясь к берегам Шотландии. Тут уж французы атаковать не решились. Морская экспедиция разгромила шотландскую эскадру, и одновременно английская армия победила в приграничном сражении.