Над Арктикой и Антарктикой - Илья Мазурук 11 стр.


Как ни прискорбно, трезвый расчет говорит, что нужно возвращаться не солоно хлебавши. Сверхурочное летное время пропало даром. Впрочем, нет, даром ничего не пропадает. Сегодняшний день показал, что его самого опытного пеленгаторщика, который, хотя и с опозданием, прибыл в Хатангу. До вылета, чтобы успеть на Марху к рассвету, оставалось меньше двух часов, поэтому ужин был недолгим.

Несмотря на усталость (без малого - двадцать часов в воздухе!), я не смог сразу уснуть. Голова продолжала работать - как лучше построить маршрут полета? Через озеро Ессей и с уклонением к Вилюю мы покрыли две тысячи шестьсот километров. Если идешь напрямую - ведь теперь есть пеленгатор, будет две тысячи пятьдесят Тогда можно обойтись без дозаправки, топлива должно хватить. Возьмём с собой ещё одну бочку - это литров триста - на всякий случай. Не понадобится - оставим геологам Главное, чтобы пеленгатор работал… пеленгатор…

Разбудил нас басовитый голос Турусова.

- Кончай ночевать, спасатели! Хорошего понемножку. Завтрак готов, жду вас в столовой.

Бортмеханик Володя Белявский со своим помощником, вторым бортмехаником Лешей Фалалеевым, уже ушли на аэродром. Такова на Севере судьба бортмехаников: за час или два до вылета, в зависимости от мороза, начинать греть моторы. После завтрака я коротко доложил свои соображения.

- …Пойдем напрямую, без дозаправки, не заходя на Ессей. Это короче, да и возможные уклонения, должно уменьшить…

- Да! А где же пеленгаторщик? - вставил штурман. - Вы обещали его пригласить, Иван Семенович! Турусов нетерпеливо развернулся влево, вправо:

- Где ты спряталась? Сидишь и молчишь! Позади начальника аэропорта тихо и незаметно сидела на стульчике молодая девушка с восточным разрезом глаз. Мы считали, что она одна из помощниц Ивана Семеновича по столовой.

- Молчу? Молчу потому, что никто не спрашивает! - с какой–то обидой и задором неожиданно проговорила она.

- Давай, давай, садись к столу. Чтобы видели, какие у нас кадры, - сердито пробасил Турусов.

Мы предполагали увидеть опытного, убеленного сединой полярного "радиоволка", а тут… "Да ещё и с гонором девушка", - мелькнула в голове мысль.

- Активистка, комсомолка, ударник труда, - представил начальник аэропорта.

- Ладно расхваливать, Иван Семенович, - как–то смиренно проговорил "радиоволк". - Зачем мне к столу садиться, я и здесь слушаю.

- Так вот, - продолжал я, - раз нас внимательно слушают, то ты, Валентин, и ты, Николай, договоритесь с… Прошу прощения, как вас величать по имении?

- Нелли Адриановна, - с достоинством представилась девушка.

- Так вот, договоритесь с Нелли Адриановной, когда, в какое время будете выходил" на связь - через полчаса или минут через пятнадцать чтобы зря не заставлять следить за нами беспрерывно.

- Вы делайте свое дело, за меня не беспокоитесь, - вставила девушка - Договариваться нечего вызывайте в любое время, я буду следить постоянно

- Вот это ответ! По–комсомольски! - пошутил я. - Тогда все ясно? Вопросов нет? Как говорится, цепи ясны, задачи поставлены - за работу, товарищи!

По дороге в метеобюро у меня в голове все время вертелся ответ Нелли Адриановны. "Вы делайте свое дело, за меня не беспокоитесь". Это звучало как упрек за вчерашний полет Оправдания, конечно, можно найти, и погода плохая, и местность безориентирная, и магнитное склонение непостоянное… А важно–то одно: промахнулись мы вчера. Зря слетали, не выполнили задания.

На этот раз погода нас баловала. Ясно, небо усыпано яркими звездами. Летим на высоте тысяча мет ров, моторы работают ровно.

В кабине тепло и светло, но привычных разговоров и подшучиваний не слышно. Все молча делают свое дело. Наверное, как и я, каждый соображал про себя, что второй раз ошибиться нельзя, что сегодня каждому нужно выполнить свое дело как можно лучше Женя, например, чаще, пожалуй, чем нужно, протягивает руку к управлению автопилотом - старается точнее выдерживать заданный курс

- Женя! Влево десять! - скомандовал штурман.

- Чего так много? - поинтересовался я.

- Опять понесло вправо. Видно, вчерашний ветерок начался, который и утащил нас к Вилюю…

- По пеленгу определил?

- По пеленгу.

- А может, наш радиоволк на пеленгаторе шалит?

- Я тоже посомневался, но проверил по радиокомпасу. Он пока берет и то же уклонение показывает.

Мы выбрали курс на пять градусов больше, чем нужно, чтобы выйти южнее километров на пятьдесят. Если идти прямо на расчетную точку, можно попасть к истокам Мархи - её долина будет почти параллельна нашему курсу. Да к тому же северо–восточнее течет река Хання - и тоже параллельно курсу. Можно ошибиться. А, взяв на пять градусов правее, мы должны выйти на участок, где Марха почти перпендикулярна курсу. Вероятность проскочить её будет минимальной.

Я встал со своего пилотского места, прошел в отсек радиста.

- Николай, ну как там?

- Сейчас работаю с Дудинкой, погода хорошая. за нами следят. В Хатанге и Волочанке тоже хорошо, а вот в Косистом слегка метет, пурга…

- А как там наша Нелли Адриановна, следит за нами?

- Что вы, Арсентьич! Не успею стукнуть, как уже Пеленг выдаёт, И спрашивает: "Что нужно?.." С другими, бывает, когда надо - не дозовешься, когда не надо - сами зовут… Пока порядок, Арсентьич, тьфу–тьфу, чтоб не сглазить. А то вот уже треск появился - в снегопад, наверное, попали…

Я вернулся на свое сиденье и сразу включил фары. В свете луча рой летящих навстречу снежинок. Выключил, взгляд на землю - темнеет тайга. Это хорошо: облачность выше.

Забрезжил уже рассвет, начали попадаться притоки Мархи, перпендикулярные к нашему курсу. Появилась связь с геологами; сообщают, что погода хорошая, но идет снежок. Ветра нет. Геологи уже пошли на речку зажигать костры…

- Командир! Вроде все ясно. Мы идем южнее Мархи, по пеленгу - немного левее. И теперь с геологами уже связь есть - давай подвернем немного к северу и выйдем на Марху.

- Нет, Валентин, не будем нарушать собственный план Найдем по пеленгу, только пусть Николаи внимательно следит за слышимостью геологов. Как начнет ухудшаться, тогда сама Марха должна подойти к нам Повернем влево и по реке пойдем к геологам как но рельсам А то можем опять попасть на какую–нибудь другую "Марху".

- Вообще–то правильно, нечего смыкать. - согласился Валентин. Словечко у него такое было, не знаю уж, откуда только он его взял "смыкать" - менять решение.

Судя по расчетам, мы двадцать минут назад прошли приток Мархи - Мархару. Если нее правильно, то через десять - двенадцать минут должен быть второй приток - Моркока. А тогда ещё полчаса, и мы на Марха. Уже рассвело, но солнца не видно - слой облачности все же толстый Видимость в пределах пяти километров за счет снегопада. Правда, не очень сильного.

- Марха! - громко говорит Женя, подавшись вперёд, к ветровому стеклу

- Считай, Марха номер один, - подначивает Валентин. - Тебе и вчера Вилюй Мархой покачался. Лучше следи за временем.

Женя явно обиделся.

- У тебя карты в руках, вот и следи сам. - Обменявшись "любезностями", штурман и второй пилот замолчали. Полная тишина. Все нетерпеливо ждут, когда откроется настоящая Марха. Через пятнадцать минут после прохода Моркоки, которую Женя принял за Марху, Николай доложил, что слышимость геологов ухудшается.

- Братцы, вот теперь всем смотреть внимательно - впереди должна быть Марха. Кто увидит первым - рубль в счет жалованья, - пошутил я, стремясь разрядить напряжение, возникшее после обмена "любезностями".

- Спасибо за доброту, обрадовал, будем стараться! - шуткой на шутку ответил бортмеханик.

Все приникли к окнам. Женя остался верен себе - через десять минут раздался его торжествующий голос:

- Марха! Вон - слева! Как, Валентин, правильно я говорю?

- Теперь точно, Марха! - подтвердил штурман.

- То–то! Командир, мне обещанный рубль! Сомнений не было - перед нами желанная Марха Разворот влево почти на сто тридцать градусов, и мы пошли вдоль Мархи, лентой извивающейся среди тайги.

- Теперь, товарищи, ищите дым костров. Только рубль не обещаю, а то с вами разоришься.

- Должны увидеть минут через десять - пятнадцать, - уточнил штурман

- Слышимость геологов улучшается, - радостно доложил Николай,

- Женя, снижайся до пятисот метров

- Слушаюсь, командир! четко, по–военному и теперь уже безо всякой обиды в голосе ответил второй.

- Вижу дым! - на этот раз отличился бортмеханик.

- Где? Где?

За небольшим поворотом открылся прямой участок реки. Два вертикальных столба дыма поднимались вверх, обозначая "ворота" посадочной площадки и свидетельствуя о том, что ветра нет.

- Командир, они нас видят! возбуждённо доложил Николай

- Отлично, Коля. Передай, что идем на посадку в Хатангу - или с кем ты там работаешь, попроси, чтобы следили до самого вылета.

Я взял управление в свои руки, начал снижение. Хорошо просматривалась полоса, обозначенная темнеющими кучками ёлочек. Пролетев немного входные костры, полностью добрал штурвал на себя, но… Приземления я не почувствовал - самолет, казалось, продолжал лететь. "Высоко выровнял? - мелькнуло в голове. - Нет, не может быть".

- Командир, - встревоженный голос Жени, - с моей стороны нет лыжи!

Бросаю взгляд влево - с моей стороны лыжи тоже не видно. Только стойка шасси вспарывает снег.

Прошли долгие секунды, прежде чем мы почувствовали энергичное торможение. Самолет остановился. Неуклюже выбрасывая ноги, к нам торопились люди

- Ладно, выключай, Володя, с лыжами разберемся…

Из выходной двери опустили лестницу, которая вертикально повисла на верхних крючках. Я прыгнул с последней ступеньки и оказался по пояс в снегу. Он был даже не рыхлым, а пушистым - иного слова не подберешь. Так вот куда "пропали" наши лыжи! Мы не почувствовали приземления потому что сели в полном смысле слова в снежный пух.

Геологи рассказывали нам йотом, что за всю зиму не было ни ветерка Снег, но их словам, падал вертикально, "как в Швейцарии". Почему "в Швейцарии", осталось непонятным, ведь никто из них там не был Меня, впрочем, любые образные сравнения мало волновали. Главное - как взлететь с этого "пухового" аэродрома? Сесть–то сели… Ну да ладно, это потом…

Незнакомые бородачи крепко жали нам руки, подкатила упряжка, вернее, то, что осталось от последней упряжки…

Быстро разгрузили продукты, сбросили бочку с бензином, которую взяли на всякий случай.

Больной был уже на месте, в самолете. Он, оказывается, пытался усовершенствовать печь, сконструированную из железной бочки. И когда рубил зубилом, осколок металла попал в глаз. Требовалось срочное медицинское вмешательство, поскольку глаз хотя и не вытек, по чудовищно распух. А мы решали сакраментальный вопрос: как же нам всё–таки оторваться от "пуха"?

Винты почти касались снега, от них вперёд пришлось протаптывать дорожки. Как могли утоптали спереди и под лыжами. Лишь бы стронуться с места, а там… Счастье, что у нас Ли–2: он, по летной поговорке, если рулит - значит, взлетит. И благо, что у нас впереди три–четыре километра прямой, без извилин реки.

Попрощались с геологами, выслушали слова благодарности, заняли свои рабочие места. Двигатели запущены. Полный газ!

Самолет ни с места. Настороженно переглядываемся. Отдаю штурвал от себя - самолет немного опустил нос. Затем резко на себя - какой–то еле заметный "клевок" и… Ура! Поехали! Моторы работают на полной мощности, температура головок цилиндров уже предельная. Штурман следит в окно за лыжами, я тоже успел бросить взгляд - они, словно подводные лодки, поднимаются из глубины снега на поверхность

- Скорость - девяносто, - докладывает бортмеханик.

- Закрылки пятнадцать!

- Есть пятнадцать!

Самолет, как говорят в авиации, "вспух" в трехточечном положении. Мы в воздухе, висим, но не набираем скорость.

По докладу штурмана, мы пробежали около двух километров. Взлёт не из легких, конечно, но теперь–то все позади. Курс на Хатангу!

- Женя, давай тысячу!

- Я не брал.

- Хватит придуриваться, набирай тысячу метров.

- Слушаюсь! Свои ребята, сделаем!

Настроение у всех приподнятое от сознания успешно выполненного задания. Шутки, разговоры. Подошел Николай, доложил, что связь с Хатангой имеется, что погода хорошая как в Хатанге, так и на запасных.

- Спроси у штурмана. Николай, если ему пеленгатор больше не нужен, то отпусти девушку отдыхать, поблагодари за отличную работу.

…В Хатанге нас ожидали телеграммы от геологов и от командира авиагруппы. А Нелли Адриановна уже улетела в Дудинку, к большому сожалению многих членов нашего экипажа.

ПОСАДКА "НА ШИЛО"

С высоты трехсот метров картина выглядела впечатляюще. Ещё полчаса назад морской буксир, неторопливо обогнув мыс Муостах, тянул по губе Буор - Хая длиннющий плот строевого леса, который с таким нетерпением ожидали строители поселка Тикси. А теперь внезапно разбушевавшийся шторм на наших глазах начинал растаскивать бревна. Из–под общего скрепляющего плот пояса безжалостные волны выхватывали отдельные связки, которые тут же рассыпались, рассеивались по всей бухте.

Помочь мы ничем не могли, конечно. "Мы" - экипаж "Каталины" под номером Н-481. Совсем недавно я был назначен командиром летающей лодки, моим инструктором–наставником стал Владимир Васильевич Мальков - один из тех, кто в 1944 году вместе с Мазуруком перегнал четыре гидросамолёта из Америки. Да и "Каталина", кажется, была той самой.

По заданию мы должны были проследить движение плота, а затем разыскать в Быковской протоке караван речных судов, которые по какой–то причине не выходили на радиосвязь. Теперь, сообщив о судьбе плота, мы развернулись на северо–запад и через залив Неелова направились к устью Быковской протоки, соединяющей бухту Тикси с Леной. Уже минут через пятнадцать мы увидели четыре колесных парохода, стоявшие без движения у северного берега протоки. Посоветовавшись, решили сесть у каравана и выяснить причину стоянки и радномолчания.

Никакого опыта полетов на гидросамолёте у меня ещё не было. Каждая посадка становилась для меня задачей со многими неизвестными. Владимир Васильевич, сидя на месте второго, как правило, не вмешивается в управление, но после окончания полетов критика его была уничтожающей.

На этот раз сели v каравана вполне благополучно. Подрулили к пологому берегу. К нам уже спешили двое моряков, один из которых оказался начальником каравана. Причиной их "молчания" оказались неверные радиоданные - они работали на другой частоте, нежели морпорт Тикси, а причиной стоянки был крепкий ветер, разгулявшийся в губе Буор - Хая. Они не рискнули туда идти, поскольку для плоскодонных речных пароходов - колесных (!). как в знаменитой кинокомедии "Волга - Волга", - даже небольшая видна была, конечно, смертельно опасна.

Мальков рассказал! начальнику каравана обстановку в губе, наш радист дал частоты. И, тепло попрощавшись, мы легли курсом на Тикси, уже предвкушая ужин в аэропортовской столовой.

- Командир, нам радиограмма! - подошел радист Степан Киселев.

"Борт Н-481, командиру, произвести посадку в дельте реки Яны у дизель–электрохода "Индигирка", взять на борт начальника морпорта Трусова и доставить его в Тикси. Начальник аэропорта Жаров".

Ничего не поделаешь - человек предполагает, а начальник располагает. Развернулись, взяли курс на устье Яны. Наш бортрадист уже связался с "Индигиркой", запросил погоду. Ответ не порадовал - сплошная облачность, видимость - около двух километров

Вскоре под нами начали появляться отдельные пятна тумана, а дельта Яны, как выяснилось, закрыта сплошь Высота верхней кромки - около двухсот пятидесяти метров.

Настроились на радиопровод "Индигирки", снизились до верхней кромки. По радио через микрофон я вызвал капитана:

- Индигирка! Я борт 481, как слышите? Прием.

- Слышу вас хорошо. Где вы?

- Идем на ваш привод, проход доложим. Трусов готов?

- Да, все готово. Ждём.

- Как сейчас видимость?

- Так же. Около мили. Облака низко сидят, но верхушки мачт видны.

На нашем американском самолете приборы, естественно, тоже американские: Был, в частности, и радиовысотомер. Тогда, в 1953 году, он все ещё оставался большой редкостью Я установил сигнализатор малых высот на отметку "двести футов" (шестьдесят метров, значит). Мачты у корабля высотой тридцать метров, так что на шестидесяти не зацепим.

Не снижаясь, над облаками, прошли по радиоприводу точно над кораблем - стрелка радиокомпаса повернулась на сто восемьдесят градусов. Затем выполнили стандартный разворот и с курсом на радио–привод со снижением вошли в облака. Зажглась зеленая лампочка радиовысотомера - высота немногим более шестидесяти метров. Идем в облаках, вода не просматривается, пилотирую по приборам. Зажглась жёлтая лампочка - высота "шестьдесят", ничего не вижу. "Где же их два километра видимости? У них сплошной туман!" - рассуждаю про себя. Только не снижаться, впереди мачты! По времени корабль уже должен быть под нами… Да! Стрелка радиокомпаса повернулась на сто восемьдесят градусов, но ни воды, ни "Индигирки" мы так и не увидели.

Набираю высоту, выходим из облачности на двухстах пятидесяти метрах. В наушниках голос капитана:

- Прошли над нами. Вас слышали, но не видели. Я отвечаю грубовато, нервно.

- Сами понимаете, ниже шестидесяти не можем. Боюсь вам мачты повредить, а себе сделать дырку в днище лодки. О посадке в таком тумане и думать нечего.

Капитан полностью сохраняет выдержку:

- Понял, понял. Вот тут Трусов спрашивает, далеко ли туман распространяется на юг по Яне? Если вы неподалеку сядете, он к вам выйдет на катере.

- Точно сказать не могу, километров тридцать–сорок. Дойдём до кромки - сообщим. Будьте на связи.

Набрав шестьсот метров, мы взяли курс на юго–запад, вдоль русла реки, и вскоре увидели разорванную кромку тумана. По замеру штурмана Андрея Шумскию, получилось тридцать пять километров от судна. Сообщили на "Индигирку", Трусов пообещал быть через три–четыре часа.

- Ну, давай, Саша, выбирай сам место для по садки, - предложил Мальков. - А если что не так - подскажу

Река в этом месте была достаточно широка, прямой её участок составляет более трех километров. Вес это нас вполне устраивало, смущало другое - полное безветрие, штиль. Я читал и слышал рассказы, что зеркальная водная поверхность усложняет определение высоты при посадке. Были случаи, когда летчики, ошибаясь, подходили под углом и, не успев выровнять машину, в лучшем случае терпели аварию. Я помню слова американского летчика–писателя Ассена Джорданова (его книга "Ваши крылья" была очень популярна до войны): "Вода мягка до тех пор, пока о нее не ударишься"…

Место для посадки мы уже выбрали - вблизи двух домиков, стоящих на берегу. Там даже "пристань" была (небольшие мостки). Снижаюсь с посадочным курсом, придерживаясь середины реки. Высота - семьдесят метров, уменьшаю скорость снижения до полуметра в секунду.

Вот тут Мальков не утерпел, взял управление, подвернул самолет ближе к берегу:

Назад Дальше