Однако по городу расклеили афиши, оповещавшие о корриде в честь - кричали аршинные буквы - нашей доблестной 14‑й бригады, которая идет на передний край и наголову расколошматит Гитлера, Муссолини, Франко и прочую фашистскую сволочь.
Вальтера охватила ярость. Хосе успокаивал, как умел. В Испании не бывает секретов. Как–то он с одной… Назавтра знала вся деревня. Коррида - самая волнующая радость. После женщин, разумеется.
Законы военного времени на корриду не распространялись. Никому и в голову не приходило, что такое сосредоточение людей неразумно. Особенно, когда город навещают германские самолеты, когда задерживают подозрительных, нередко - лазутчиков.
Альбасете привлекало фашистскую разведку не только из–за комплектующихся здесь интернациональных бригад, но и потому, что за городом находилось крупное бензохранилище, сравнительно неподалеку - аэродром, в самом городе - арсенал.
Люди покупали при входе традиционные подушки, которые клали на холодные каменные, скамьи. Если торреро оплошает, они полетят в него.
Но торреро орудовал на совесть, поединок на окровавленном песке велся с такой страстью, что зрители в экстазе забывали о самолетах, о войне, обо всем, кроме человека с короткой косичкой и отчаявшегося быка, утыканного бандерильями.
Последний удар наносился против трибуны, где сидел Вальтер. Матадор протянул ему на кончике шпаги отрубленное ухо быка. Вальтер поднялся и бросил на арену свою фуражку.
Следом полетели десятки шляп, беретов, пилоток. Амфитеатр стонал от восторга.
Хосе Диас, генеральный секретарь компартии Испании, сказал: "Если мы когда–нибудь придем к власти, конечно, запретим бой быков, хотя это будет нам стоить многих симпатий. Нельзя иначе, это же варварство. Но я о запрете, вероятно, буду знать заранее. Я пойду на последнюю корриду, и когда она кончится, заплачу".
Испания - карта, на которую поставило человечество. Если бы сочувствие, число поднятых и сжатых в кулак рук определяло поступь истории, война прекратилась, едва начавшись. Демократически избранное правительство Народного фронта пользовалось широчайшей поддержкой и за рубежом: сторонники Ганди в Индии, английские лейбористы, умеренные либералы Мексики, интеллигенция Европы и Америки, председатель II Интернационала Луи де Брукер…
Лозунг республиканцев "Честь и граната" послужил названием стихотворения польского поэта Владислава Броневского:
Республиканцы, разите вернее.
Братья–испанцы, слушайте брата:
Я вам бросаю за Пиренеи
Сердце поэта - честь и граната!
Мятежники пользовались симпатиями кучки ретроградов и человеконенавистников. Зато получали весомую поддержку из арсеналов нацистской Германии и казарм фашистской Италии.
Республиканская газета писала в те дни о благородной помощи друзей: "Мы, испанцы, очень благодарны вам за человеколюбие, за корпию и бальзамы, которые вы посылаете, чтобы залечить раны Дон Кихота; но мы были бы гораздо более благодарны, если б вы спабдили его новым копьем и щитом".
Петрек и Янек, молодые рабочие суконной фабрики в Лодзи, прошли пешком - у них не было ни гроша в кармане - через Германию и Францию, чтобы сражаться за Испанскую республику.
Из 54 стран мира, в том числе и из Германии и Италии, шли, ехали, плыли, летели добровольцы.
К маю 1937 года их было свыше 20 тысяч, всего за войну 35 тысяч. Под Малагой сражался батальон, именовавшийся: "Чапаев - батальон двадцати одной национальности". В нем насчитывалось немцев - 79, поляков - 67, испанцев - 59, австрийцев - 41, швейцарцев - 20, евреев (палестинцев) - 20, голландцев - 14, чехов - 13, венгров - 11, шведов - 10, югославов - 9, датчан - 9, французов - 8, норвежцев - 7, итальянцев - 7, украинцев - 6, люксембуржцев - 5, бельгийцев - 2, греков - 1, бразильцев - 1. (Данные на 5 июля 1937 г.)
Присяга "волонтера свободы" завершалась словами: "Я прибыл сюда добровольно и отдам, если понадобится, всю свою кровь до последней капли для спасения свободы в Испании и свободы во всем мире".
7000 интербригадцев остались в испанской земле.
5 ноября 1936 года закончилось спешное формирование первой (11‑й) интербригады трехбатальонного состава: батальон "Эдгара Андре" (немцы, австрийцы, скандинавы), "Парижская Коммуна" (французы, бельгийцы), имени Домбровского (поляки, болгары, чехи, венгры, югославы). Командовал бригадой Эмиль Клебер (Манфред Штерн), комиссар - Марио Николетти (Джузеппе ди Витторио).
В полдень 8 ноября авангард 11‑й бригады вступил в Мадрид. Колонна шла среди развалин и баррикад, сорванное с крыш железо гремело на мостовой.
III
До последней минуты верилось: бригаду бросят под Мадрид. Вальтер ловил каждую новость о положении столицы, переставшей ею быть: премьер Лярго Кабальеро, двенадцать министерств поспешно отбыли в Валенсию. Но Мадрид оставался Мадридом, не только сердцем республики - ключевым пунктом в центре страны.
К стремлению на мадридский фронт примешивалась, однако, зябкая робость. Не хотелось признаваться в ней даже самому себе. Командир бригады под Мадридом у всех на виду. Сколько легенд о Клебере, все чаще мелькает имя Лукача. Станет ли он вровень с ними?
Пришел приказ. "Марсельезу" направляли под Кордову. Франкистское наступление на юге грозит и Мадриду, его коммуникациям со средиземноморскими портами.
Вальтер по карте осваивал район предстоящих действий, вглядываясь в каждый штрих. Бои развернутся, уже развертываются на склонах Сьерра Морены, бои за господствующие высоты, за населенные пункты на обрывистом берегу Гвадалквивира, за город Хаэн - ближайшую цель мятежников…
Но одно - воевать по карте, другое - в горах или на дорогах, после дождя превращающихся в жидкое месиво.
Фронт заявил о себе прежде, чем начали рваться снаряды. И посвист пуль напомнил давний осенний день, Никитские ворота, гибель Василия… Далекий покуда фронт начался встречными солдатами. Они брели понурые, небритые. Беглецы, дезертиры. Кое у кого потемневшие бинты с запекшейся кровью.
Когда группа поравнялась с автомашиной, Вальтер поднялся навстречу. Его начальнический вид не произвел на бойцов впечатления.
Там, на гражданской войне, он не задумался бы. Рука потянулась к кобуре. Он совладал с собой и как ни в чем не бывало окликнул:
- Салюд, камарадас!
Не отозвались.
Он развел руки, останавливая людей.
- Постарайтесь меня понять. Кто переведет с французского?
- Ну? - одиноко и неприветливо отозвалась толпа.
- Я и мои солдаты приехали издалека вместе с вами драться против фашистов, бить их. Мои солдаты подойдут в ближайшие часы и помогут вам.
- Мы не ели двое суток. Не видим командиров.
- Еду получите только на передовой. С вашими командирами я еще не знаком. Надеюсь, и вы и я их вскоре увидим.
Часть людей повернула назад. Остальные продолжали путь.
Монторо удерживала колонна анархистов. Ее командир, рослый, седоголовый, с черно–красным галстуком, повязанным на смуглой шее, приветливо пригласил Вальтера на верхний этаж замка, откуда он руководил своими милисианос.
Просторная комната с потолком, сходящимся на конус, к окну придвинут стол с телефонным аппаратом, с бутылками и биноклями. Вокруг - кресла, под балдахином - кровать. Прочный благоустроенный быт. Незадача: с наблюдательного пункта просматривался восточный склон горы, а передовая - на западном.
- Не беда! - воскликнул командир, - Прорвутся к Монторо - будут у меня, как на ладони.
Пока что? Пока - безразлично. Монторо - генерал может спать спокойно - никогда не сдадут. Лучше смерть, чем отступление.
Дезертиры? А видана ли война без дезертиров? Раз в неделю расстреливать троих, пятерых мерзавцев - в остальных пробудится гордость.
Командир взлохматил пятерней седые волосы, возбужденными шагами мерил комнату. Само предположение о сдаче Монторо для него оскорбительно, невероятно.
Это был, по первому впечатлению, смелый и темпераментный человек, не имевший представления о военном искусстве. Единственное, чего добился Вальтер, - позвонили кому–то по телефону - узнал имена испанских командиров, сражавшихся обок: Галан и Мартинес Картон.
Вопрос о численности противника вконец удивил седоголового командира. Он бьет и будет бить фашистов безотносительно к их числу.
Вальтер, уже объехав город, окраины, удостоверился: ни препятствий, ни заранее подготовленных огневых позиций, никаких укреплений.
Смуглое живое лицо командира отражало недоуменную сосредоточенность. Чего от него хочет лысый генерал, расстеливший на столе свою простышо–карту с разноцветными линиями и стрелами, красными и синими знаками вопроса?
Беседа оборачивалась бесцельной тратой времени за стаканом терпкого - дубовый бочонок стоял тут же - вина. Вальтер сунул карту в планшет. Командир–анархист горячо прощался. Он был счастлив познакомиться с генералом… Многозначительно подмигнув, добавил: русским генералом.
- Я - поляк. Эль поляко.
- Не имеет значения, - пламенно заверил командир, - поляк, русский, немец, испанец. После всеобщей либертарной революции не будет наций и государств…
Далекие перспективы он видел яснее близких.
Вальтер досадливо крутил стек. Хоть какие бы данные о противнике. Он попросил Хосе повторить маршрут по окраинам Монторо.
- Алек, - обернулся он к адъютанту, - берите двухверстку, блокнот. Записывайте и отмечайте: здесь баррикаду, здесь подготовить эскарп… Хосе, тормоз.
Они въехали в прохладную тень нависшей над дорогой скалы.
- Мятежники будут последними болванами, когда не попытаются пустить сюда танки в обход Монторо. Мы - еще большими болванами, не преградив путь… Террасу взорвать. Пишите, Алек: попросить у генерала Посаса батальон фортификасионес, либо минно–подземный батальон… Тронулись. Хосе, не спешите. Сегодня ваша Карменсита, Хуанита будет спать без вас…
Стрельба со стороны Кордовы набирала отчетливость, все различимее винтовочное щелканье. Он знал это за собой: нарастает опасность - растет возбуждение.
Впереди на бугре, расставив ноги, маячил человек с биноклем. Вальтер издали узнал начальника артиллерии капитана Лгарда. Капитан не страшился пуль и не менял картинной позы.
- Алек, Хосе, машину в укрытие и - за мной.
Агард протянул генералу бинокль.
В глубине вражеской обороны взмывали, опадая, земляные всполохи.
- Прикажите приблизить огонь к переднему краю.
Агард крикнул сидевшему в окопчике телефонисту, тот передал на батарею.
Султаны приблизились.
- Еще доверните… Еще…
- Но наш батальон, мой генерал…
- До батальона добрых пятьсот метров.
Когда снаряды накрыли окопы мятежников, Вальтер удовлетворенно вернул бинокль начарту.
- Прыгайте в окоп… Бог мой! - изумился он, глядя на мужественных Хосе и Алека, - зачем я, старик, подвергаю опасности ваши юные жизни? На том свете с меня взыщут. А на этом… На этом вам придется временами подставлять свои юные, полные благих помыслов головы под пули…
Справа от дороги окапывалась англо–американская рота, слева - польская. Обе прибыли лишь вчера. Вальтер успел на бегу перекинуться с людьми из Варшавы, Лодзи, Кракова. Их появление - он сразу ощутил - что–то меняло в нем самом, в его положении командира интербригады. Что именно - он не взялся бы объяснить…
Ему предстояло убедиться: и штаб армии туманно информирован о мятежниках, развертывающих наступление от Кордовы.
Вальтер, как и назначили, явился к генералу Себастьяну Перейра Посасу к девяти утра.
Командующий, вежливо объяснил тучный не по годам и должности адъютант, делает утреннюю гимнастику. Через полчаса адъютант обрадовал известием: командующий принимает ванну. Еще полчаса, и Вальтер зван к командующему на завтрак.
Розово–выбрптый, волосок к волоску причесанный старепький генерал встретил Вальтера, как сына. В числе немногих генералов он сохрапил верность республике, несмотря на давление приятелей и коллег, незамедлительно примкнувших к Франко. Министр внутренних дел в правительстве Народного фронта, генерал Посас с пачала войны командовал армией.
Когда человеку под семьдесят, привычки не меняют. Генерал рано ложился и поздно вставал, утром занимался гимнастикой, принимал ванпу, долго завтракал, пересказывал сны, разбив яйцо, недоверчиво нюхал - свежее ли?
Вальтер пытался свернуть на свое.
- Дела, дела; дела - потом. Кофе и сигарета освежают мозг, - командующий прижал к плечам тоненькие ручки.
Быстро оценив ситуацию, командующий согласился: от Монторо многое зависит, колонна анархистов - не самое надежное прикрытие, падо эшелонировать оборону.
- Муй бьен, очень хорошо, - кивал одобрительно генерал, когда Вальтер делился своими намерениями.
Но память подводила, Посас не помнил номера частей, забывал имена, не имел представления о резервах.
- Гимнастика, увы, не излечивает от склероза. Но!.. - Старый генерал многозначительно поднял палец: - У меня имеется запасная голова, где я храню цифры, все имена. Вызовите майора Горахо, - приказал он толстому адъютанту.
Майор Горахо сыпал цифрами и фамилиями с быстротой, наводившей на мысль об их сомнительности. Получалось, что армия располагает несметными силами, однако сеньору Вальтеру ничем не может помочь. Разведка налажена превосходно, однако о численности войск противника надежных данных нет.
В фортификационном батальоне, в подрывниках Вальтеру было отказано.
Генерал Посас соболезнующе извинялся. Вот с чем у него плохо - с саперными войсками. Зато обещан тол. Вот с чем у него хорошо - со взрывчаткой.
Обстановка определялась. Мятежникам позарез нужен городок Лопера, дороги на Андухар и Хаэн, надо деблокировать гарнизон, окруженный в Санта Мариа де ля Кабеса…
У Вальтера смутно вызревала идея контрнаступления.
С кем посоветоваться? С начальником штаба капитаном Моранди отношения сложились подчеркнуто корректные. Вальтер ценил исполнительность начштаба. Однако тот держался отчужденно, настороженный, видно, первыми шагами командира "Марсельезы": в таких условиях я - исполнитель. Приказывайте.
Наступать на неприятеля, не имея о нем представления?
Вальтер невзначай упомянул о разведке боем, и один из командиров батальонов переспросил: что такое?
- Разведка боем, - он сглотнул ругательство, - это - разведка боем.
Когда все расходились, Вальтер задержал Курта. Порой от него не добьешься словечка. Но малейший повод - и заливается, хохочет до упаду, сверкая золотыми зубами.
- Вам не обязательно объяснять, что такое разведка боем? Необходима рота, уже нюхавшая порох…
- Нюхали американцы и англичане. Но у них пораженческие настроения.
- Какие?
- Болтают, будто мы бездарно воюем.
- Вы как полагаете?
- Примерно также.
- Значит, вам можно?
- Должен отдавать отчет себе и вам.
- Однако не спешили.
- Не видел оснований. Сейчас вам придется учесть.
- Спасибо. Что думаете о командире роты?
- Ральф Фокс - коммунист. Но, - Курт неодобрительно оскалил золотые зубы, - писатель.
- Вы правы: каждый должен заниматься своим делом. Но война - общее дело… У его солдат чистые котелки?
- Чистые. Второй день без супа. Среди французов нашелся алжирец, ночами ворует у франкистов хлеб и консервы.
- Как бы его самого не уворовали. Так вот: у них, повторяю, чистые котелки, замаскированные окопы, никто не натер ноги. Это перевешивает пораженческие настроения?
- Фокс дал мне американский журнал. Я прочту подчеркнутое.
- "Причина отступления заключается главным образом в неспособности необстрелянных бойцов милиции устоять против артиллерийской и воздушной бомбардировки на открытой местности, настолько открытой, что они часто являются мишеныо для пулеметного огня с самолетов на бреющем полете. Продолжительные бомбежки и артиллерийский обстрел в ужасающей степени уменьшают численность плохо организованных колонн. Колонны меняют позиции по своему усмотрению, и естественно, что продовольствие, патроны и санитарные машины часто не могут их найти. Они потеряли веру в существование высшего командования, военную организацию. Они совершенно деморализованы, они беспорядочно бегут. Отступающие бойцы испытывают стыд, но они также испытывают и голод. Были такие, которые не убежали бы, но одним, без патронов, им оставалось только присоединиться к отступающим".
- Веселенькая картина. - Вальтер подтянул ремень. - Он дал вам в надежде, что передадите мне. Так?
- Думаю, да.
- Разведку боем поведет рота Ральфа Фокса.
- Прошу разрешить разведку мне, - Курт встал.
- Необходимость?
- Я прежде всего отвечаю за разведку, потом - за контрразведку.
- Что прежде, что потом - решаю я. На войне, как известно, убивают. Давая задание, я обязан рассчитать до грамма…
- Как в мелочной лавке.
- Как надлежит в армии, на войне. Ладно, вы пойдете с ротой Фокса. Помогите, но не связывайте. Отвечает он… Постарайтесь захватить пленного. Я свяжусь с соседями, чтоб поддержали огнем. Фокс доложит мне, когда вернется. Вы займетесь пленным.
Он остался в пустом прокуренном крестьянском доме, в сумрачной замкнутости грубо отесанных каменных стен. На металлической плошке, слабо освещая земляной пол, чадили лучины.
Он прошелся по полу, утрамбованному до каменной плотности, прикурил от лучины, сел к столу из толстых почерневших досок.
Что доложит Фокс?..
…Фокс не доложил. В штаб принесли его новую полевую сумку. Перед Вальтером лежали поспешно заполненные записные книжки, письма с лондонским штемпелем, синий конверт с женской фотографией. Все, что осталось от Ральфа Фокса.
Курту осколком разворотило челюсть.
Санитары, не найдя медицинского пункта, поставили носилки с Куртом возле штаба.
- Хорошо. Сам найду, - Вальтер рванул дверцу машины. - Устройте его на сиденье. Осторожнее, мать вашу, братья милосердия…
Медпункт и впрямь нелегко было отыскать.
Вальтер отозвал в сторону начальника санслужбы Дюбуа.
Он негромко и зло выплескивал все, что скопилось, пока колесили в поисках медицинского пункта. Дюбуа - чуть не на голову выше командира бригады, - не перебивая, выслушал.
- Хочу заметить, мой генерал, - сказал он, - впредь, когда захотите меня бранить, пользуйтесь польским. Он в этом отношении богаче и доступнее нам обоим. Мое имя Мечислав Доманьский. Дюбуа я в эмиграции. Еще просьба: пускай штаб определяет приказом место медпункта. Тогда будут знать в батальонах.
Взгляд умный, спокойный, не без насмешки.
- Хочу поглядеть, как раненые.
- В операционную нельзя. Остальные помещения - пожалуйста. Принесите генералу халат.
Впервые за последние дни Вальтер испытал нечто близкое к удовлетворению. Медицинская служба в бригаде - не сглазить бы - поставлена прилично, на начальника можно положиться.
В штабе он продиктовал капитану Моранди приказ: отныне англо–американской роте присваивается имя Ральфа Фокса.